***
Пока Уинстон добирался до границы, у волков что только и делалось, что кипели мысли. Не меньше по значению они вертелись в головах двух пленных на привале. Сидели они в тёмной норе. Туда еле-еле проходил свет и то падая только немного на пол. Здесь Рехберг с Шварценбергом сидели вместе, ожидая продолжения их судьбы. Никогда не было подобного, чтобы они вдвоём были в одном гнетущем положении и не составляли связь «хозяин-подчинённый». Некоторую свободу, как бы это сейчас странно не звучало, ощущал Рехберг здесь, избавившись от такой связи с Шварценбергом. Это помогало ему вольно говорить с дворянином и так же мыслить рядом с ним. Сам Рехберг молчал всё время, но если приходилось поговорить со своим знакомым, то делал это как ему хотелось: свободно, прямо, и без всякого вежливого слова. Когда разговоры уходили, Ларс снова погружался в тоску. Думал он много. Очень слабо понимал к чему всё идёт и не знал, что ожидать от встречи с главой Объединённой стаи. В своём итоге гвардеец не видел ничего хорошего, особенно учитывая что он совершал в своей жизни в прошлом. — Впредь говорить буду только я с уинстоновцами, понял? — снова обратился Шварценберг к волку. — Конечно, — спонтанно ухмыльнулся Рехберг от того, что ему уже в который раз дают указы в этой норе. — Что, смешно? — ответил раздражённо Йозеф. — Да тебя сразу на дно обрыва отправят, только если ты чего скажешь невпопад. — Там мне и место, — спокойно говорил Ларс. — Не могу я уже. Скольких из-за тебя мне пришлось убить?.. — Шварценберг вопросительно посмотрел на волка — И это только из последних: Кароль, Хайнрих, и… Илма. От последнего имени у Рехберга аж сердце трогнуло. Не мог он без мучений вспоминать об Илме. Сильны были переживания у офицера и тогда, в первые часы, но сейчас душа болела ещё сильнее. Отправив тогда молодую девушку на верную смерть, Рехберг предрёк себе боль сейчас, в эти моменты, когда всё пошло в корне не так как он хотел и не мог даже ожидать, что так всё случится. Не мог он знать, что потеряет карьеру, которой бессмысленно добивался почти всю жизнь, потеряет бессмысленное звание, потеряет всё бессмысленное, что строилось на трупах ради выгоды и не важно чей. Сейчас-то, лишившись почти всего, Рехберг о том, что наделал и кого убил в своей жизни, и задумался. Вспоминал из своих жертв он не только Илму, хотя мелькал её образ наиболее часто. В его голове запомнились лица всех, с кем он имел страшную связь в роли, можно сказать, наёмного убийцы, начиная с момента когда он только вступил в гвардию Северной стаи. Да даже двух последних солдат на горе, их предсмертные лица и стоны, он тоже это видел и слышал перед собой! И он не мог этого всего выдержать. — Это было в сё ради твоей сестры, — вывел волка временно из рассуждений Шварценберг. — И кстати, тебе лучше не вмешиваться и не думать о ней. У нас есть дела поважнее. «Врёт и пытается заткнуть меня! — думал в напряжении Рехберг, поглядывая на старика — Зря он только упомянул мою дорогую Хельгу. Ему не сойдут с рук его планы и пусть даже не уповает на милость.» Зрели отчаянные идеи в помутневшем в край сознании гвардейца. Мысли о Хельге только усугубляли ситуацию. Он не мог с ней связаться или просто перейдать весточку, что с ним всё в порядке, или спросить же как она: жива, или, если не ответит, то переживать, что вообще уже давно убита вагнеровцами… Не мог ничего Рехберг сделать и винил во всём, помимо себя, ещё одного волка. Он сидел рядом с Рехбергом и глядел на него голубыми глазами, всего измученного и, похоже, уже сошедшего с ума, как сам Ларс про себя полагал…***
Рехберг продолжал в унынии сидеть в углу берлоги, поджав лапы и особо не показываясь. Если бы кто-то зашёл сюда при таком свете, то точно бы не заметил гвардейца. Сам он не хотел, чтобы его кто-то видел и предпочитал оставаться с собою наедине Перестал он вовсе общаться с Шварценбергом. Не мог волк разговаривать и проявлять вежливость с тем, рядом с кем он постоянно чувствовал гнёт, а сейчас и стыд. Ларс был уже зрелой личностью, умел всякое и прочувствовал многое, но подобные угрызения совести ему не приходилось никогда испытывать. Стоило ему немного побыть в положении огромного риска лишиться своей жизни и семьи, так всё это вырвалось в виде мучений наружу. Взгляд его застыл с давнего времени, как он перестал говорить со стариком. Сейчас пришло время его повернуть на вход в пещеру, ведь там уже был… Уинстон. Вожака Запада Рехберг видел впервые в своей жизни. По рассказам только до этого вырисовывался его портрет и он был похож на то, что было в реальности. О возрасте Ларс только не знал и был удивлён, заметив волка в поздней зрелости. Однако, на вид он был чуть младше Шварценберга, но этого особо ничего не значило. Вот Рехберг вглядывался и вглядывался в вожака и не знал, что от того ожидать. Не знал, что тот может сказать в такой момент, что сделать… Был готов Рехберг только к тому, что Уинстон вызовет на беседу Шварценберга, что вообще и предполагалось. Йозеф даже ухмыльнулся, ожидая такой сценарий, но вожак подозрительно долго молчал, оглядывая волков. «Да возьми ты уже его!» — думал Ларс, негодуя над молчанием Уинстона и ожидая ухода Шварценберга. Не мог предположить Ларс что произойдёт после этих слов в голове; — Рехберг, выходи, пойдёшь со мной, — позвал вожак. Рехберг не верил своему слуху. Он не сдвинулся с места. Шварценберг уже хотел начать действовать, вытаращив глаза от неожиданности, но Уинстон вновь сказал: — Ещё раз говорю: выходи, Рехберг. Нужно поговорить. Ларс осторожно оттолкнулся от стенки и медленно последовал к выходу. Снаружи всё тот же самый привал войска Объединённой стаи. Рехберг особо не вглядывался в окружение, лишь следуя за Уинстоном под прикрытием охраны. Волка повели в ещё одну нору, но уже скорее не как пленного. Как-то более обходительно с ним обращались, что никак не мог не заметить Рехберг. С чего вдруг всё так? Думал над вопросом Ларс так: что-то от него хотят, раз вызвали. И склонялся к тому, что с ним, и в правду, будут разговаривать. Ларс был к этому готов и несколько часов, проведённых в норе с дворянином на это повлияли. На самом деле корни всех мыслей сейчас уходили намного глубже во времени, чем несколько часов, дней, и даже недель. Войдя внутрь очередной норы, Рехберг первым же делом увидел, помимо Уинстона, Кейт с Хамфри и Кайли. Больше всего на глаза попадался Хамфри с его лицом, будто это он всё подстроил. И даже Уинстон, заняв место в норе, не случайно уселся рядом с Омегой. Пока Рехберг решил в диалоге занять выманивающую позицию. — Присаживайся, — сказал Уинстон, указав лапой на противоположное от себя место. Ларс, нервничая, сделал то, что ему сказали и потом уставил свой взгляд в пол. — Почему не Шварценберг? — скромно поинтересовался он вслух. — С ним потом разберёмся, — отвечал вожак. — Сначала с тебя. Мы знаем, что ты можешь нам много чего рассказать. Ларс был в небольшом непонимании. Ради этого он даже поднял голову, чтобы увидеть как Уинстон повернул голову на Хамфри и готов был отдать тому продолжение разговора. — Это ты докопался до меня, ja? — спросил северянин, посмотрев как измученный на Омегу. — Пришлось всего-лишь немного подумать, Ларс, — говорил Хамфри — и узнать пару деталей у знающих в этом толк. Волк сильнее заволновался и опустил вновь голову. — Гвардеец, — продолжал нагнетающе Хамфри — офицер… И мелкий дворянин из рода Рехбергов. Что могло сподвигнуть волка на службу, так ещё и совершающего такие зверства. Ради чего это могло быть? Рехберг немного стал спокоен, однозначно думая, что Хамфри всё ещё далёк от истины. Он не стал подозревать о других вариантах. — Или… Ради кого-то? Рехберг резко с удивлением посмотрел на волка и сразу же отвёл взгляд обратно. Гвардеец даже и не знал, чего ожидать дальше и размышления его были очень спонтанны в этот момент. — Только ради кого-то можно пойти на такое… — продолжал Хамфри. В таких словах Омега прочно находил себя. Многое, и в том числе далеко неправильное, ему самому пришлось сделать ради своей Кейт. Знал Хамфри, что попал куда надо своими словами, пусть и в болезненное. Но и понимая Рехберга, он не хотел поэтому обвинять его чём-либо и пока что ждал только ответа от него. — Верно… — отвечал тревожно Рехберг, начиная по немногу раскрываться в глазах всех здесь присутствующих. Хамфри решил действовать дальше. Волк вроде хотел ещё что-то сказать, но Омега решил продолжить свою уже обдуманную заранее линию разговора: —…И это не может быть не связано с Шварценбергом. — Да. — Слушай, нам нужно знать кто он. Если расскажёшь всё про него и как он с тобой связан, то… — Хамфри посмотрел на Уинстона, следом кивнувшему ему. — Ты можешь быть помилован, и мы постараемся вернуть тебя к твоей сестре. Рехберг был готов только к смерти, придя к своему врагу. Он и не думал о такой снисходительности и был ей поражён. Глаза у волка загорелись, хотя бы от одной мысли о том, что останется в живых и сможет, если на то сжалится судьба, встретится с Хельгой вновь и когда-нибудь. А там уже и остаться с ней навсегда, исполнив свою давнюю мечту. — Обещаете? Я всё расскажу! — продолжил пылко Рехберг, чуть жалко не упав на землю. — Обещаем сделать всё возможное, — ответил Хамфри. Ларс понимал, что ему могли врать и держать вместе с этим на привязи, как это было на протяжении всей его жизни, но он не мог сопротивляться… И не хотел этого. Он был готов пойти как слепо убеждённый за своей надеждой, полностью доверившись тем, кто сейчас держал его плену. Волк подготовился, собравшись с мыслями, встав в стойку и опустив грустно глаза. — Всё начиналось девять месяцев назад…***
И вот. Где мы? В какой из прелестных уголков Джаспера перенёс нас рассказ Рехберга, и где он будет начинаться? Край этот красив. И это правда! Грандиозные моря, скалы, высоты и горы; дремучие и тёмные леса, сокрывающее что-то за собой. Раскаты природы здесь строго твердят одну и ту же никем не неразгаданную, мрачную линию. Все слышатся в ней одни и те же чьи-то зловещие и пронзительные голоса. Птицы не щебечут в этом крае, а только безмолвно над ним в небе кружатся. Бессильна воля любого зверя перед этой природной силой. Слаб и мал он перед широкой картиной и исчезает он её подробностях. Увеселения здесь не найдёшь никогда. Мрачны и горы и пропасти. Они страшны и грозны, как когти свирепого хищника перед лицом. Всем видом они напоминают тленность жизни и держат в упорном страхе и тоске за неё. И небо было таким недосягаемым и далёким, как будто оно отступилось от всего волчьего на этой земле. Таков уголок, где оказался наш герой. Знакомое с краем сердце так и просится спрятаться то ли в этом месте — откуда, где ещё мрачнее — то ли отсюда подальше. Измученное и наполненное тоской сердце, на удивление, всегда останется здесь, в поисках своего счастья, если на то ещё остались силы. Невозмутимо совершается здесь годовой круг. По календарю наступит март побегут грязные ручьи с холмов, оттает земля, и пойдёт запах весны. Из берлоги выйдет волк, и, держа глаза приоткрытыми, долго и с удовольствием любуется солнцем и грозными пейзажами; потом он пойдёт в лес за охотой, готовясь к обычным его трудам на весь год. Редко возвращаются вьюги и ветра весной, ломая снегом только зеленеющие деревья. Снег и холода наступают с ноября. Только какая-нибудь живность выйдет на минуту из уютного местечка так сразу будет воротиться от противной температуры. Зима, как неприступная особа, держится вплоть до поры тепла. В своё время играется с оттепелями и часто устраивает гнёт страшными морозами. Здесь это идёт в соответствии с обычными порядками природы и не удивляет никого; а в феврале уже чувствуется веянье близкой весны. Самое дорогое счастье, и порой единственное, для любого обитателя — это лето. Было он следующим сезоном и самым прелестным из них всех. Здесь надо в это время искать сухого свежего воздуха, наполненного запахом сосен и елей. Яркие солнечные дни идут все три месяца и почти всегда с безоблачным небом, а как пойдут, так и длятся недели одну-две. Дождь если пойдёт, то это самый благоприятный летний дождь. Хлынет обильно, а как пройдёт, так солнце сразу вновь выглянет и с улыбкой засияет. Бывают в том краю, помимо всего хорошего, страшные бедствия и разрушения. Всегда было слышно что-то отсюда в жизни животного мира и природы; и почти всегда вести были неспокойными и с ужасами и нельзя было это никак умолчать, как бы не старались хозяева и главные хищники этих земель — волки-северяне, гордо владеющие и лесами и полями. Хозяева были зачинщиками двух болезненных бед в этом краю: голод и войны. С первым всё шло как будто в соответствии с порядком, но последние поколения уже не сильно мучало жителей Севера. Второе было постоянным и не прекращалось на протяжении десятилетий у волков. Земли делить всегда было необходимостью и большой проблемой для всех, кто не участвовал в дележе. Всё зашло однажды так глубоко, когда правители разрозненных племён волков Севера начали по тихоньку объединятся во единое целое — Северную стаю. Не были они ещё едины до конца, но зато цель у них была едина — нарастить свои владения до предела. Никто не был бы доволен тем, если знал бы заранее о том, что случится в итоге ужаснейшее бедствие. Оно не было очередным или каким-то повторением предыдущего — это была волчья война, но таких войн ещё никогда не было в маленьком крае Джаспера. Только-только восшествовала на путь объединения Северная стая, так она сразу была втянута в противостояние со своим сильным соседом — другим волчьим племенем, но именуемого уже Западной стаей. Мир был хрупок и ожидаемо разбился вдребезги в апреле предыдущего года. Полились реки крови и пошли смерти многих. Всего три или четыре недели войны обернулись в резню. Закончилась она провалом для молодой стаи. Голод, разруха, всеобщее разочарование и потрясение — всё тогда было после войны и последствия не унимались даже спустя три месяца. Распадался с глубокой печалью и горечью Север на отдельные земли вновь, как это было раньше. Пять-шесть огромных участков стаи постепенно стали расчленять с животным рёвом и новой кровью между собой семьи высшего сословия — дворяне. После войны спокойствия и тишины не было. Повсюду совершались противоестественные преступления. Жестокие убийства, насилие, и выдворение со своих домов на растерзание остальным были в этих местах; страсти были сильны и всевозможны. Апогея достигло развращение местного населения. Тот же упадок царит и в лесах, и полях, и на холмах; везде, где только проживал северный народ. Смерть кого-либо не удивляла, особенно в центре Севера — его гордой столице в виде высокой горы и её окраин. В этом округе были сильнейшие и самые массовые потрясения в первые дни после войны. Они, но в сотой доле от того, что представляли собой тогда, продолжаются даже до сих пор, спустя три месяца. Однажды одним июльским днём, было найдено одно бренное тело в столичном округе, впрочем как обычно, второе за эту неделю. Молодые волчата первыми его заметили и с ужасом побежали к своему поселению с вестью о том, что нашли ещё одну бедную жертву обстоятельств. Пара солдат с центра, которым так и давали неформальные наказы подобным заниматься, пошли гурьбой к канаве. — Ой, да уймитесь! — говорили их жёны. — Уже второй за неделю, ничего страшного, пусть полежит. Если очень надо, то сверху сами разберутся! Но солдаты пошли и стали окликать заранее волков, не потерял ли кто родственника или знакомого: положительного ответа не было. Пошли дальше они уже без этих расспросов. В канаве лежал волк. Выглядел он как не живой, но смотря на то, как он оперелся на пригорок, можно было с ходу подумать об обратном. — Hey! Du, Fremder! — кричали они незнакомецу, проверить ли, авось живой тот, да почёсывая лапой за ухом — Da unten noch am Leben? Движения или слова от того не было. Один решился подойти поближе. — Halt! Не трогай! Не трогай ты его! — закричали сразу многие — Да это же этот… Из столицы он! Заслужил, наверняка!.. Lässt ihn in Ruhe, Jungs! — кричали оставить в покое волка они. — Ну, действительно! — говорили некоторые — Пойдём уже отсюда. Только беды с ним будут! И все ушли назад, по своим домам, да и рассказав, что там лежит столичный, может, наместник, и кто знает, откуда он там взялся. — Из столицы, так и хорошо, что не трогали! — говорили жёны — Пусть сами со своими посадниками разбираются. Сами до всего этого довели! Верховного на них нет! Таков был родной край в горячем июле, в который вдруг по воспоминаниям и рассказу перенёсся Рехберг. Пронесло стаю так, что столица осталась одним гау — округом — но с кучей внутри разных по размеру и влиянию дворянских владений, зачастую в одной сотне метров друг от друга. Очень небольшая отчина, наследственное имение, было у мелкого рода Рехбергов. Здесь была их главная резиденция, каменные пещеры и хорошие норы, и нигде больше на протяжении уже нескольких поколений они не жили. Чуть раньше, ещё до войны, рядом лежали ещё пара хороших пещер, тоже долгое время принадлежавших фамилии Рехбергов и перешедшее в тяжёлые времена от них в другие лапы. Таким и было это поместье. Ларс пришёл утром во владение и в главную берлогу. Он ещё только очень молод и нрав намного спокойнее и умиротворённее. Красивым он ещё тогда был. Не был изуродован в боях и битвах. Выглядел естественно опрятным, а не фальшиво, как будет потом, только чтобы скрыть свой обвисший и нервозный вид. Уже три месяца пытается он найти себя в чём-нибудь. До этого был добровольцем на войне и хотел продолжить службу, да нельзя было уже — обильное сокращение солдатских рядов настигло его, как и многих других. Ждёт его дома сестра. Она очень сильно похожа на своего брата, но была мельче, но зато шустрее его самого. Хельга только вышла во взрослую жизнь, но старается уже сразу самостоятельно следить за хозяйством, пока нет её брата Рехберг, увидев свою сестру, и во воспоминаниях затрепетал от радости. Наяву улыбка поднялись сама у волка и он, может быть, даже проронил бы тёплую слезу, но сильно не захотел этого делать. Хельга с огромной радостью заключила брата в свои объятья, как того увидела. Им пришлось разлучиться на несколько дней до этого момента. — Ну, как у тебя там, Ларс? — спрашивала она. — Взяли? — Никуда, — опечалено он ответил. — И никому мы не нужны. — Ну-ну, — утешала она. — обязательно ещё возьмут. Вот, давай лучше поедим. Хельга отвела его внутрь пещеры, где всё было готово к начале трапезе. Раздумывал во время завтрака Рехберг о том, что им с его сестрой делать. Родители умерли, а родственников нет, лишь они одни заведуют хозяйством. Подчинённых и зависимых у них тоже нет — приходиться Ларсу искать себя самого в роли подчинённого у какого-нибудь более крупного дворянина. Так у них хотя бы была бо́льшая уверенность, что они не умрут с голода. Но никому не нужен ещё один солдат с опытом участия в войне. Таких не он один, а огромное количество, разбросанное по стае на службе у разных дворян. «Слишком резко, — говорит Рехберг в рассказе. — всё на нас тогда легло.» Ларс охотно вспоминал моменты с их Хельгой матерью, когда та ещё была жива, а от июля это было совсем недавно. Та постоянно сулила им двоим хорошую будущность с великими свершениями. Только потом Рехберг будет вспоминать об этом с болью в душе, зная, кем так скоро он станет. В той же пещере Рехберг рассеянно глядел в разные места, очень вяло поедая остатки прошлодневного мяса. — Ларс, — обратилась Хельга, заметив беспокойство. — Нормально всё будет, справимся как-нибудь. «Сестра вечно смотрела на всё как-то весело, — рассказывал монотонно Рехберг. — Но это помогало хоть немного быть уверенным в тяжёлых положениях. Ей это пошло от матери.» — Обещаю, — продолжала Хельга. — что завтра, когда взойдёт солнце и начнётся новый день — в нашей жизни всё изменится и не станет как прежде. Сверху над нами кто-то уже должен сжалится. «В её подобные вещи я никогда не верил и её упрекал за них, но, будучи утомлённым в то утро, я решил поверить хоть раз. Надежды уже и не было.» — Ну смотри мне, — ответил Рехберг. Хельга хитро заулыбалась, а Ларс пошёл на своё место. Он готовился ко дрёму после тяжёлой ночи и уже на последних силах дошёл до угла пещеры, куда сразу завалился. За хозяйством стала присматривать Хельга и на ближайший день и вечер воцарилась мёртвая тишина. Рехберг помнил, что было дальше, уже только со следующего утра. Очень долго он спал и был сам этому удивлён. Ларс проснулся рано утром и очень сильно утомлённым. Наотрез и навсегда он отказывался от таких долгих снов, утвердив прямо сейчас прочно мысль в своей голове. Поднявшись на лапы, Рехберг быстро оглядел поместье. Хельга крепко спала в их берлоге, а больше ничего и не было. Новых лиц видно не было, и с уверенностью, что всё в порядке, Рехберг вышел на улицу. Солнце медленно выходило из-за леса вдалеке. Тёплые лучи проходили полосой через весь лес, ярко обливая верхушки сосен. Потом они один за другим разносились постепенно по всему Джасперу. Предметы возобновляли свою форму, превращаясь из серой и тёмной массы в нормальные образы. Пение птиц постепенно усиливалось. Скоро они уже вовсю запевали свою песнь на весь лес. Уходили сырость и тьма, становилось всё светлее и радостнее. Стоящему не холме Рехбергу не особо было радостно сейчас. У него была гора обязанностей и дел на сегодня и он даже не понимал, поможет ли хоть что-то из этого им с сестрой пережить тяжёлые времена. Ларс вновь задумался и забыл о внешнем мире на несколько минут. Погруженность волка в свои мысли не давала ему в первые секунды реагировать на разные проявления. То ветер задует, то солнце рассвета скроется за облаками, то живность какая пробежит — он на всё смотрел с опозданием. И особо неловко ему стало, когда одним из внешних проявлений оказался прибежавший к дворянскому поместью посыльный, и он его не сразу заметил. — Герр Рехберг! — закричал волк. — Ларс на холме его ещё не видел и даже прослушал. — Господин! — с большей силой он закричал — Важное оповещение к вам! Ларса только в этот момент и осенило, что к нему, оказывается, кто-то обращается и это ещё происходит в такое раннее время. Волк был очень удивлён, подозревая что-то неладное и предрекая свершение предсказания Хельги. Он спустился с холма да и подошёл к посыльному. — Откуда взялся ты в такую рань? — спрашивал Ларс с опаской. — Герр, — отвечал тот спокойно — мне велено передать важнейшее письмо. От имени новой власти в стае… — Стой! — диву давал Рехберг — Какая ещё новая власть? — Власть нашего вождя. Ужели не знаете, Герр? Ларс ворочал головой. — Вчера пришла новая власть, — продолжал посланник, — Власть от имени всех нас! Она спасёт нас всех от последствий войны и сделают нашу стаю и великой и единой! Рехберг заинтересовался, но с лёгким подозрением на неладное. — И кто такой этот вождь? Кто им себя возомнил? — спрашивал он. — Вильгельм Вагнер, — отвечал волк с коварной улыбкой. Ларс замолчал в недоумении на некоторое время. Потом он посмотрел прямо на посланника, не веря тому. В последние три месяца семье Рехбергов пришлось быть наслышанными о своём родном крае не только тем, как его расчленяли на земельные кусочки, но и какие кланы пытались овладеть всеми этими процессами. С немалой осторожностью Ларс относился ко всем, кто хотел взять на себя руководство стаей после ухода предыдущего вожака Гельмута II. Страшный разнобой есть в стае по этой проблеме, и стал таковым после окончания войны. Множество волчьих кланов и групп, как их и называли, единомышленников пытались свергнуть слабую власть и установить свою собственную, со своими идеями и взглядами. «Вильгельм Вагнер… — говорил Рехберг, вспоминая кипевшую в те времена жизнь. — Как-то очень мало про него все знали, а те кто знали, в большинстве своём думали о нём как об очень странной и маргинальной персоне. Те, кто сознательно решался его послушать, могли говорить только о занимающей речи у волка, а что он нёс, не воспринимал всерьёз почти никто. Всё пошло по-другому в конце июня и начале июля. Только тогда он начал широко распространять своё имя на всю стаю. Его идеи стали привлекательными как для простых волков, так и для крупных дворян. Но я бы всё равно никогда не поверил в то, что этот ефрейтор скоро, или вообще когда-либо, придёт на пост вожака. А когда узнал и с удивлением убедился в этом… — остановился робко Рехберг. — То я обрадовался.» Рехберг немного улыбнулся, посмотрев на посыльного. «Это всё изменит!» — воскликнул у себя в голове Рехберг. Он уже готов был тут же расцеловать Хельгу за её предсказания, но пока был вынужден ещё остаться с посланником. — И что за сообщение-то? — спросил он. — Вагнер желает видеть кого-либо от лица вашего семейства на сегодняшнем дворянском собрании. Оно будет в полдень на столичной горе — Обязательно придём. — улыбался Ларс. И посланник ушёл куда-то обратно в освещённый лес. Довольный Рехберг уходил к имению, а потом и начал заниматься своими делами вплоть до полудня, как было указано. В планы ничего подобного не входил и поэтому волк решил вне всяких сомнений упустить пару моментов в работе в угоду появившимся обстоятельствам. Всё-таки почему Ларс обрадовался новостям с самого утра? Увы, но его ум, как и у многих других, сильно преуспел в том, чтобы верить разнообразным заявлениям и обещаниям волков, подобных Вильгельму Вагнеру. В живую Рехберг последнего никогда не слышал, но через отдельных знакомых редко что-то проскальзывало очень приятное на слух от него. Так всякий пассивно уже прислушивался к тому, кто ему нравился по своим и идеям. Хоть и Рехберг был скептиком, но не мог устоять перед шансом и слухом, что новый вожак сможет дать шанс ему с Хельгой нормально зажить, в достатке и не зная какого-либо беспокойства, как настоящий дворянин. Рехберг очень прилежно относился к дворянскому происхождению его семьи и хотел, чтобы зажиточная жизнь и его и Хельги также подабала под его сословие. Он много вспоминал, как ему ему мать в детстве в бесконечные зимние вечера, когда делать было нечего, нашёптывала разные вещи. Очень много о будущности волчонка она говорила, что тот станет настоящим продолжателем рода Рехбергов и непоколебимым дворянином. Тогда, свершив своё предназначение, говорила она, можно будет не делать ничего круглый год, а только и заниматься тем, что беспечно прогуливаться по своему огромному имению с офицерским чином в армии и с огромной толпой зависимых холопов. Мечта любого дворянина из Северного края, не исключая Ларс Хотя и взрослый Ларс фон Рехберг после и узнает, что не один он со своей сестрой хочет подобных раскладов, и сделать их почти невозможно. Хотя и шутил он с улыбкой над сказаниями матери, но улыбка эта неискренняя, она сопровождается тайным вздохом: реальнось оказалась куда сложнее, чем он себе представлял, и часто он бессознательно грустит, вспоминая о словах матери, о том, как выйдет… И потом, особенно, как всё вышло спустя не менее года. Но пока Рехберг ещё молод и полон сил, мечту он не забрасывал, а постоянно о ней думал. И встреча с Вагнером с особой силой заинтересовывала потерявшего рассудительность Ларса. До полудня он занимался мелкими делами, а потом собирался навестить столичный центр, где уже давненько порядком не бывал. Хельгу он оставил в имении, ничего ей путного не сказав, куда идёт и зачем. Выйдя в северный лес, Рехберг пошёл по разным другим дворянским поместьям, находя так дорогу в главный округ стаи. Уже издалека была видна средней высоты гора, переполненная внутри разнообразными проходами, скалами и расщелинами. Особой тревоги в затемнённом лесу не было у волка: здесь нападать на кого-либо никто не решался. Любой силы разбойника уже сможет одолеть всякий из наёмных помещичьих стражей, поэтому и разбоев и убийств здесь и не было почти никогда. Так из леса Ларс выходил в чистый от зелени и деревьев округ. Изменения были уже на лицо, если сравнивать последнее посещения этих мест волком только двумя неделями назад. Черты вчерашней смены власти виднелись даже сейчас очень хорошо и больше всего бросались в глаза волку. По округу уже часто стали ходить полувоенные отряды, следившие за порядком и притеснявшие неугодных новой власти или провинишихся перед её законами. Дворян не трогали и их даже ни о чём спрашивали, давая спокойно пройти мимо себя. Рехберг воспользовался положением и спокойно прошёл к горе. Ему не составило особого труда представится перед подъёмом на высоту, а там и его провели до указанного места. Здесь Рехберг увидел целое собрание представителей юнкеров от мелких и средних родов, подобных его фамилии. Он сразу узнавал лица, и с некоторыми у него дружбы не было: Вурмбранды, Фалькенхаузены, Клейсты и прочие из малоизвестных. Если большинство присутствующих были не одни, а со своими половинками, или с кем-то из семьи, то Рехберг был один, наблюдая за остальными. Тут Ларс увидел, что собрание больше походило на какое-то спонтанное дворянское празднество. Все чему-то радовались, некоторые уже ходили захмелевши и на таком же веселе, как и остальные. Молодые умельцы успевали заигрывать с красивыми барышнями и находили себе занятие в виде подобия танцев. Рехберга, как и немногих здесь, волновало несколько другое, чем подобные мероприятия. Волк давно на них не бывал и потерял к этому всякий интерес, а побывав сейчас, интереса не вернулось. Конечно, он засматривался на красивых девиц, но не более того. Не до этого ему было. Тут вдруг решил выйти перед толпой тот, кто и устроил тут всё для хорошего настроения у дворян — Вильгельм Вагнер. Не особо он изменится почти за год. Весь чёрный мех, будто слегка опаленный; горящие постоянно с какой-то страстью янтарные глаза, и отчётливо заметный шрам, пересекающий левый глаз и дальше по щеке. Рехберг увидел волка впервые в своей жизни и в тот момент отнёсся к этому прохладно, как если бы увидел какого-то рядового жителя Севера. Провожающая пара солдат останавливалась рядом, а Вагнер вставал перед публикой, с вниманием и тишиной на него смотрящей, и был готов исполнить речь… «Он очень хорошо тогда заговорил… — вспоминал Рехберг, — никогда более не приходилось слышать кого-то другого, кто смог бы также или лучше произносить слова, доносить мысли и… Пустословить. Было хорошо заметно, что он старался и вливал в это свою душу, только чтобы поднять за собой тех из высшего сословия, кто ещё не с ним. Быстро пришли симпатии к новому вожаку и его обещаниями. Тогда и становился очеведным небольшой факт, что не одни мы — мелкие фамилии — поддержим Вагнера, а ещё уже заранее это сделали дворяне покрупнее нас и с именитостью на всю стаю. Однако, слепая вера, что и нам перепадёт кусок пирога, была намного сильнее здравой логики.» —…Семьи из малых родов Севера впредь не будут страдать от Западной знати! — говорил Вагнер на повышенных тонах. Его восторженно слушали все присутствующие. — Скоро для нас настанет справедливый передел Джаспера и мы наконец сможем занять достойное место под солнцем, разрабатывая под нас наши новые колонии! Это будет достигнуто любой ценой и все знатные роды Севера должны помочь ради успеха. Дворянство может надеяться на полное восстановление армии захвата, всех родов войск и имперской гвардии. Офицерские чины будут также возвращены всем, кто их когда-то заслужил по своей благородной родовитости. Таков итог, что ветераны войны смогут вновь пойти в войска и служить на благо своей Великой Северной империи. Все зависит от вас, meine Herren! «Несомненно, этого пустослова быстро поддержали и осыпали благодарностями, — продолжал Рехберг с тоской, — все мы тогда были оболванены обещаниями и я не был исключением. Наивно стали считать его фигурой, словно снизошедшей сверху с ему данной божеством миссией сделать жизнь дворян лучше. С жаждой выгоды некоторые уже были готовы отдать Вагнеру бо́льшую часть своих земельных наделов и зависимых поданных, чтобы это потом приумножить в разы.» . Вагнеру сыпались овации после его речи. Сам новый вождь стаи встал в позу поклона, ему спонтанно начали признательно отвечать тем же, в том числе Ларс. Когда всё прошло на ура, Вагнер мог довольный сойти от вида публики и куда-то уйти в другую сторону горы вместе со своими солдатами. Рехберг, как и другие, был полон радости. Новость о восстановлении армии поразила его ум и сколько мыслей о новом светлом будущем у него появилось! По случаю, он захотел сразу исполнить свою ещё одну давнюю мечту из разряда: «до сего невыполнимых» — вступить в гвардию. Радостно размышляя, Рехберг только стал отходить от горы, как уже возле неё и во всём округе объявили о введении воинского отбора. Недолго раздумывая, Ларс явился к одному такому участку с такими же, как он, добровольцами. Зачислили волка быстро в список и обязали его придти на следующий день. Чувство долга сильно возвысилось над воодушевленным Рехбергом. Ему казалось, что он идёт на правое дело и не боялся применить насилие. Волк показал это ещё в участии в Северо-Западной войне, оказавшись солдатом, без всяких промедлений выполнявшим приказы любой степени жестокости. С этими момента из своей службы он прочно проводил параллели с тем, что с ним происходило сейчас. Всё это вылилось начиная, из детства Ларса. О нём волк умолчал в рассказе, но в глубине души постоянные воспоминания об этом времени его очень сильно волновали. С добротой Ларс всегда вспоминал свою мать, но не отца. Тот заставлял своим поведением быть семью не особо благополучной и не брезгал быть слишком жёстким по отношению к своему сыну. Часто повадки главы семейства выходили за рамки воспитания и только усугубляли нрав Рехберга младшего. Смерть отца была незадолгой до начала войны, где все последствия такого «воспитания» стали отчётливо заметны у молодого волка. Рехберг не возымел желания об этом рассказывать, да и вспоминать тоже, поэтому быстро вернулся к теме как он возвращался в своё имение к Хельге. Сестра волка была в их главной пещере. Она была рада возвращению брата и обняла его, одновременно заметив у него какое-то радостную физиономию. — Что с тобой, Ларс? — улыбнулась она недоумевающе. — Теперь у нас всё наладится, Хельга, — говорил он, — В стае в верхах появились те, кто всё исправит для нас — дворян! Девушка была удивлена и продолжала не понимать своего брата. — Так они каждый месяц меняют друг друга, — говорила она, — Что ли ты им верить начал, а? — Да нет же, не об этом я, — объяснил он, — Новый вожак даже у нас, понимаешь? — Это не в новость. — Да? — широко вытянул волк гласную, — И даже то, что этот вожак — Вильгельм Вагнер? Хельга уже серьёзно удивилась и впала в ступор. Она также слышала о чём говорил постоянно Вагнер и была от этого не в радости. — Ты сам-то уверен, что всё будет нормально, Ларс? — в смятении она сказала. — Не знаю, надеюсь, что да. Но обещаю, что с нами точно будет всё в порядке и вообще скоро заживём мы с тобой! Ларса не покидало вдохновение. Как не хотела бы Хельга того, чтобы он рационально задумался, но этого чуда не произошло. — он всё ещё был убеждён в своей правоте и что идёт правильным курсом. Хельга равнодушно отнеслась к смене власти и показывала это весь день. Если их поместье и их самих это не трогал, значит и думать об этом не нужно, как считала она. Девушка только потеряла свою привычную веселость сегодня, наблюдая за братом и сам Ларс прекрасно знал о переживаниях своей сестры. Не меняя своего положения, Рехберг на следующее утро смело собрался в войска. Объяснив недавно проснувшейся Хельге куда он идёт, та с удивлением задала вопрос: — А что мне-то делать одной? — Постараюсь вернуться как можно скорее, — высказывал свои некоторые мысли Ларс, — Мне главное получать сейчас же своё первое жалованье, а там и посмотрим. — Ух, Ларс! — негодовала она. — Знай, если ничего не получится, то ни тебя, ни меня, ни нас с тобой вместе никто не возьмёт под своё крыло. — Знаю и так, — безысходно ответил он и стал выходить из норы. Вопреки всему, Рехберга всё ещё никак не одолевали сомнения в его авантюре. Они у него даже не появились. Со слишком большим энтузиазмом он начал дело и с таким же успехом его продолжал, спустя несколько часов начиная уже числится солдатом-добровольцем. Центру стаи было необходимо быстро набрать силы для подавления местных вожаков и крупных дворян, не пошедших за Вагнером. Поэтому Рехберг оказался в строю очень быстро и вся здешняя военщина была ему знакома, напоминая ещё гельмутовские повадки, включая оставшихся офицеров старой закалки. На службе пока что Ларс был простым солдатом и восстановлен в ефрейторы. Через два дня из столицы он отправился в южное направление стаи. Имперская власть быстро была установлена в поселениях возле границы с Западной стаей, но более важным было обеспечение выход к реке. Заняв пост, Ларс понемногу стал видеть соратников Вильгельма, которых до этого он не знал и ничего о них не слышал. Дворянское происхождение помогало волку узнавать от отдельных лиц некоторые подробности о них. Так он узнал о каких-то Фрице Вернере и Вольфе Хайнце — вторых после Вагнера. Больше внимания привлёк первый, ставший известным как новый шеф гвардии при новом вожаке. Ларс был счастлив, узнав, что Вернер хотел пожаловать на юг в ближайшие дни со своими частями гвардии. Встречать шефа собрался весь строй Рехберга в одном из поселений. Именно тогда Ларс увидел этого коричневого волка и здесь же его гвардейцев — сильных, крупных и высоких с изящным видом бойцов истинно северного происхождения, знающих его аж до пятого колена. Корни у таких солдат должны были строго расти на территории Северной стае и никак иначе. Проблем у Ларса, который знал о требованиях, с этим не было — он знал свой дворянский род вдоволь и поперёк на десять поколений назад. В происхождении рода он не сомневался тоже. Так в тот момент, когда Вернер осматривал строй солдат, он мысленно искал кандидатуры в гвардию, если они ему бы попались. Проходя мимо Рехберга, он засмотрелся на него и с интересом спросил: — Nennen Sie Ihren Namen, — попросили волка назвать своё имя. — Lars von Rechberg, — с характерным произношением своего языка, немного смягчая «r», отвечал он. — Из дворян, а сам в солдатах? — спросил Вернер. — Ja, господин аншеф, — отвечал Рехберг. — Стоит задуматься вам, дорогой мой, об офицерстве, а не в солдатах быть. — В гвардии хотел бы служить я, господин аншеф, — с энтузиазмом в глазах ответил он. — В гвардии? Тогда побыть солдатом необходимо в любом случае. Ещё раз внимательно взглянув на лицо Рехберга, Вернер ушёл дальше по строю. Сподвижник Вагнера потом ушёл из области, приметив на всякий случай пару лиц из солдатского строя. «Фридрих Вернер… — говорил Рехберг. — мелкий служащий из столицы, через знакомство с Вагнером взявший на себя ответственность за наиболее преданные войска стаи — гвардию. Сам он командовать нисколько не умел и всё поручал офицерам, но всё равно фигура была дельная. Любил больше всего устраивать свои круги друзей с крупными дворянами, на коих он и опирался.» В новых местах Рехберг с радостью для себя побывал. Однако, на службе он уже стал видеть отличия от тех времён, когда он ещё был на войне. Здесь порядки становились ко всем неверным более жестокими и безжалостными. Однажды над несколькими волками была осуществлена впервые смертельная кара за сопротивление новым наместникам. Движимый своими идеями и восторгом новой жизнью, Рехберг на это всё мало обращал внимания и пока что подобными приказами не занимался. Его ум был слишком отвлечён от происходящего внешне и был сконцентрирован целиком на себе. Через несколько дней отряд Рехберга выдвинулся на западное направление своей стаи. Там после войны образовалось множество дезорганизованных групп разбойников. Ларсу и другим доходчиво объясняли, что эти волки — самые настоящие враги и их необходимо уничтожать. С чувством, что они делают правое дело, молодые солдаты ринулись в бой. Тем более за выполненное задание всесторонне обещали хорошие награды и почёт. Несколько отрядов солдат спустя небольшое время разбили лагерь разбойников. Больше всех отличился в операции Ларс фон Рехберг, найдя себе с десяток жертв. Волку очень долго не приходилось убивать кого-либо из себе подобных, но это не послужило проблемой. Ломать и прогрызать конечности, жестоко расправляться с врагами было ему не сложно и никаких переживаний у него не было. Вернулся в строй Ларс как ни в чём не бывало и только был рад тому, что сделал, ведь думал об этом как о благе. Помимо солдат, пристальное внимание на волка обратили гельмутовские офицеры. Те с осторожностью наблюдали за ним, пока не надоело уже после пары разговоров командиров и всё тогда вернулось в нормальное русло. Не забыли Рехберга только посланники Вагнера, следившие за армией и отмечая отличившихся и среди них был Ларс. Его однажды вызвал к себе один из таких контролёров с расспросом. В логове с ним рядом находился один офицер, такой же наблюдатель. — Ларс фон Рехберг? — спросил контролёр в сером мехе повернув свой оценочный взгляд на волка. — Так точно, господин инспектор, — ответил он. Ларс взглянул на обоих и уселся на месте. — Поздравляю вас с вручением вам нового звания, фон Рехберг, — обратился вновь инспектор. — За ваши заслуги, и учитывая преданную службу в прошлом, вы теперь в ранге Капрала! Рехберг по началу даже сделал мелкую ухмылку, но почти сразу же её убрал. Дальше он только с каменным лицом всё выслушивал, и внутри эмоции из-за этого также начали утихать. Из логова Рехберг вышел хладнокровным и со строгим лицом. Как-то на нём больше не появились никаких других выражений лица в тот день. Тогда же ему вверили собственный отряд из нескольких солдат. Ещё несколько дней в новом чине Рехберг провёл под знаком очередных погромов разбойников. Не имея линии фронта, бои велись разрозненно, но с особой жестокостью со стороны северян. Пленные или те, кто сдался под угрозой смерти, отправлялись в качестве настоящих рабов в дворянские владение в центре стаи. Вновь в битвах отличился и сам Рехберг и его отряд, соблюдая предельную безжалостность к своим врагам. Неподчинение и лагерь разбойников в регионе были устранены по итогу, а ударные войска становились гарнизонами с целью обучения солдат. До этого посылали на убой почти никак не подготовленных новобранцев Рехберга же, вопреки его ожиданиям остаться остаться на службе в этих местах в постоянном достатке, вызвали в бранденгау, округ находящийся недалеко на запад от столицы. Ларс проходил в среду отличившихся волков в первую неделю правлению Вильгельма Вагнера, уже за первыми своими победами успевшего объявить себя Фельдмаршалом стаи. Так волк попал на несколько другое задание. Теперь ему было необходимо участвовать в расширении вагнеровской власти на остальные территории стаи или в, как это преподносили, объединении империи. Пролетали один за другим ещё дни. Прошла очередная половина недели и бранденгау был вырван из-под власти местных начальников. Многих их сторонников убили в стычках, а некоторые присоединились к вагнеровцам, в том числе часть средних и мелких дворян, но под покровительство более крупных. Богатых землевладельцев в ряды новой власти не брали, а их территории грабежом присваивали себе… Другие крупные дворяне с известностью на всю стаю. На праздничном осмотре новых завоёванных территорий пара из подобных присутствовала тут. Одним из главных гостей стал волк с фамилией, буквальном переводом которой является «Чёрная гора». Сам он, однако, был с белым мехом, худощав и не походил внешне на стойкого и сильного волка. Он сидел на холме вместе с появившимся шефом Вернером, где в его круг друзей плотно входил этот дворянин. Смотрели они вместе на тех, кто завоевал для них только что новые земли. Когда Вернер заметил с улыбкой в строю Рехберга, то он что-то нашептал своему старику, одновременно поглядывая на молодого капрала. По окончанию мероприятия волка вызвали к себе эти двое, заставив себя остаться с ним наедине без своей свиты. Рехберг смог впервые увидеть господина в белом вблизи и раньше о нём и его роде только слышал и не более. Ларс исполнил поклон, а затем к нему обратились. — Снова ты проявил свою северную храбрость, Рехберг, и ты заслужил похвалы, — говорил Вернер. — но не только от меня, а от самого… — он стал указывать на волка рядом, — Графа Йозефа фон Шварценберга! «Тогда я впервые увидел Шварценберга и никогда больше не оказывался не в разрыве с ним, — рассказывал Рехберг. — От волка с родовой властью графа можно было ожидать что угодно, особенно, если это было в тот момент связано Вернером и происходило в отношении меня… Мелкого дворянина, хоть и уже достаточно известного в солдатской среде, ро которому нужно было каким угодно способом обеспечить и себя и свою сестру. О моих стремлениях не мог не знать Шварценберг в тот момент, впрочем как и Вернер с их-то возможностями.» — Новые территории пойдут во владение господина Шварценберга, — продолжал Вернер. — и он обеспечит семьи всем необходимым для дальнейшего спокойного проживания на своей земле. — К чему вы клоните? — спросил Ларс. — Да вот навёл справки я о тебе, Рехберг, как о выдающимся бойце, и о твоей семье заодно. Узнал, что вы живёте очень небогато, так сразу я поговорил с нашим графом. Ты сможешь получить прочный достаток и место в гвардии, о котором ты очень хотел, но если… Шварценберг вышел немного вперёд. —…Если всего-лишь под опеку ваше хозяйство возьму я, — заговорил уже белый волк, заинтересованно взглянув на Ларса, — Каков ваш ответ, господин Рехберг? И волк задумался, но очень хорошо знав, что подобное слово «опека» неминуемо ведёт к слову «завладеть». Его имение, взращиваемое целыми поколениями было бы с лёгкостью утрачено, но зато это бы обеспечило сытую жизнь и ему и Хельге, да звание гвардейца к тому же он получил бы. И он согласился — отказ в любом случае стоил бы ему дороже. «Тогда стал почти что рабом и не мог ничего с этим поделать, — рассказывал Рехберг. — Не я был единственный в этой ситуации — всех подобных мне с мелкой дворянской фамилией начали подчинять себе крупные дворяне, как к власти пришёл их ставленник — Вагнер со своей шайкой, куда входил Вернер. Они делали всё, чтобы это соблюдало интересам поддерживающих их дворян, напоминающих по-своему размеру Шварценберга. Только так они, к малому слову, смогли устроить свой переворот. Всё это, правда, понимаешь очень поздно.» Шварценберг даже изволил со слабой искренностью пожать лапу Рехбергу, когда тот согласился на его предложение. Своего подозрения Ларс не скрывал, но это никого не волновало: ни Вернера, ни графа. Они уже тогда оба вели себя так, будто в эту минуту достигли некоторого личного успеха от итога разговора с Ларсом. Волк быстро покинул встречу, когда ему объяснили подробности куда идти и что делать. Всё образуется через три дня, как ему сказали. По окончанию их, он сможет вернуться на один день к Хельге спустя две недели молчания и неведения о ней на солдатской службе…