***
Объединённая стая, логово Уинстона.
В центр Объединённой стаи к себе домой вернулся один из двух её вожаков. В пещере с радостью встречала его жена Ив. Она была рада видеть своего мужа вновь каждый раз, когда он возвращался после того как уходил куда-то близ фронта. Уинстон обо всём докладывал своей жене, когда что-то узнавал или получал сводки со всех полей битв. Вместе они постоянно совещались, когда получали новую информацию и очень много разговоров было совершено с момента начала войны. Темы были разные и итоги разговоров могли вылиться в какое-нибудь важнейшее решение со стороны Уинстона и оно могло часто касаться не только ведения военных действий. Уинстон с Ив были практиками и реалистами, поэтому знали, что многие их решения ещё также соприкасаются с интересами других наиболее почтенных Альф их стаи, во многом являющиеся их военачальниками на фронтах и главами отдельных территорий стаи, а мнение их игнорировать нельзя, иначе будет слишком худо… Но один из таких вечерних разговоров перед ужином будет необходимостью показать. Уинстон с Ив сидели в своей пещере. Альфа выполняла свои разные обязанности по дому, приводя его в порядок спустя долгое время отсутствия хоть какой-либо инициативы прибраться здесь. Её муж сидел сегодня в задумчивом положении, часто почёсывая свой подбородок во время разговора с Ив. Вернулся он домой почти только что. —…Сегодня докладывали, — стал говорить он. — Ну? — ответила она, с интересом слушая его. — Ещё одна высота на Дальнем Западе отнята у врага. — Давно оттуда новостей не было, — с удивлением она отвечала. — Но что с нашим-то фронтом, Уинстон? — Пока неплохо. Мы уже ввели своих солдат на гору-аванпост, захваченную сегодня. Всё остальное тихо. — Эх, а как наши дети там? — повернулась беспокойно Ив. — Их чуть не застала беда там на горе, но их спас Ларс Рехберг. — Тот самый инородец? — ей кивнули, — Подонок. Казнить его следовало бы, а не оставлять в живых, всё равно он никому не нужен. Ив зарычала от злости, вернувшись к своим обязанностям, а Уинстон спешно возразил: — Он нужен нам. Рехберг знает и язык, и Северную стаю изнутри, поэтому и отправился к ним в тыл на диверсию с Кейт и Хамфри. — Даже не буду беспокоиться насчёт него. Моя Кейт не оставит и мокрого места от него, если чего он выдумает. — Согласен, дорогая, — говорил Уинстон искренне. — Но Рехберг какой-то дурной и говорить очень… Неявные для всех вещи. Мне не нравится то, как он влияет на Кейт с Хамфри, и на остальных тоже. — Брось, Уинстон, — посмеялась она. — Кейт у нас со здоровым умом. Она не будет слушать всерьёз какого-то северянина. — А Хамфри? — Ив подумала, а вожак продолжил: — Он может поверить, а это ни кому не на руку. — Ой, да успокойся, дорогой. Когда эта война закончится и мы заживём на её итогах, то никакое вагнеровское отродье нам больше не помешает. Кстати, о наших планах по окончанию войны ты уже рассказал кому-нибудь? — Пока нет, — задумался он над этим. — Шварценберг, возможно, узнает, о них первым. Он более-менее влиятелен в своей стае и лоялен к нам. — Я думала ты Тони первым расскажешь… — сказала Ив, повернув свой огорчённый взгляд на своего мужа. Внезапно в пещеру к двум волкам вошёл член Восточной части их стаи — Рассел, врач тамошнего вожака и ранее путешествовавший с Кейт, Хамфри, и Венцом. Уинстон сегодня послал его к своему товарищу — главе Востоке, и по лицу Рассела, похоже, новости оттуда были не самыми наилучшими. Ив о задании не знала и уже хотела отчитать волка, но муж её успокоил, а Рассел продолжил: — У Тони очередной приступ, Уинстон… — горестно он рассказывал, — Боюсь, что хуже, чем когда-либо, и наилучший исход маловероятен. — Вот поэтому, Ив, — молвил вожак, с этой же тоской посмотрев на свою жену, — я не хотел ему сейчас что-либо говорить Волчица с испорченным под конец настроением бросила окончательно все свои дела по уборке логова, присев на пол в уныние. Так они втроём вскоре и замолчали.***
Столица Северной стаи.
Север переживал острый кризис: крупные поражения один за другим и нехватка ресурсов и планов на всю оставшуюся войну, которая внепланово затянулась на слишком долгий срок. Вся ответственность за решения этих проблем полностью перешла на столицу, откуда до недавних пор стали исходить все приказы на фронт и куда была перемещена вся генеральская ставка. Помимо всех прочих значимых для Северной стаи, но не для нашей истории, её деятелей, здесь в столице располагался на короткое время второй после Вильгельма Вагнера волк стаи — Фридрих Вернер. Был всегда приятен своей внешностью и его тёмно-коричневый мех выглядел чаще всего очень ухоженным, как и у многих членов стаи. Сегодня вечером у него был на приёме его соратник на почти такой же высокой должности как и он сам — Альфред Штрассер, только тот занимался несколько другими делами и в основном следил за идейной проработкой населения стаи. Несмотря на то, что последний конфликтовал с его другом Шварценбергом из-за неприязни к дворянам, пока тот не сбежал, между ними обоими разногласий особых не было. Приём проходил в одной из пещер в горной столице. — Получили точные сведения, — рассказывал Штрассер шефу гвардии, получая первым необходимые новости для последующего их освещения, — Объединение с Северо-Востоком взяли Омикрон-Запад сегодня утром. Они с каждым днём занимают всё новые позиции. На Дальнем Западе так вообще посты сдают без боя! На последних словах волк сорвался, а Вернер всё это слушал молча и с тоской. — У нас нет сил, — говорил Вернер опустошённо, — чтобы хотя бы пятую часть того, что мы потеряли — вернуть обратно. Штрассер не ведал ситуацией с войсками, поэтому такой ответ от его друга оказался ещё более болезненным. Фридрих с очень медленным ритмом стал стучать лапой по полу. — Что нам делать? — обратился к он к волку серого окраса. — Хотелось бы это у вас спросить, Herr General en chief. Вагнер всё меньше верит в ваши обещания, что гвардия исправит череду наших проигрышей на фронтах с Объединённой стаей. Возможно, ситуация от этих слов не была бы такой плачевной, если бы гвардия не являлась самой подготовленной и тщательно отобранной силой в стае. Каково было это слышать, пусть и с очень большой натяжкой, командующему о том, что его собственные войска уже не могут что-либо существенного сделать в ходе этой войны. — Знаете… — улыбнулся Вернер. — Я уже сам в это не верю. Но Вернер без этой натяжки был тем, кто мог быстро наплевать на только что услышанное. Штрассер с грустью и печалью замолчал, услышав эти слова. Фридрих казался отрешённым в этот момент, но его друг знал, что тот на самом деле понимает всё, что происходит и адекватно воспринимает то, что говорит. — Господин Штрассер, — обратился он. — Мы ещё будем радоваться, если Северная стая сохранит свои границы до прихода Вагнера к власти. Атмосфера на уровне важнейших чинов стаи полна неуверенности. Что можно говорить о местах менее высокой важности и о чём говорят там? Можно говорить лишь о том, что там, что здесь для многих новости о проигрышах на фронтах лишь пустые и не интересующие факты, пусть и обозначающие материальное положение вещей. Для этого большинства уже устойчиво существовала вера в победу и ничто эту веру у них не отнимет, даже если война будет проиграна. Этой вере были поражены, в общем-то, почти все члены стаи и даже её верхи такие как Штрассер и Вернер, но последний из всех менее всего. — Почему у вас нет веры, господин Аншеф? — отойдя на минуту от печали, спросил второй волк. — Наш волчий дух всё равно сильнее любой материи, происходящей на фронте. — Верю в этой всем сердцем, господин Штрассер. — Ну, если верите, то почему вы так пессимистичны к нашей победе? — волка взяла небольшая уверенность, — Вы же понимаете, что я, что вы, мы своими противными мыслями только губим наш волчий дух и всю нашу духовность? Мы из-за этого и терпим все поражения на фронте! — Вы, наверное, и на свою должность попали по велению вашего духа? — улыбнулся снова Вернер. — Несомненно, — гордо Штрассер заявил. — Но я ещё не покладая лап работал, чтобы мы вместе здесь разговаривали на такие темы. Темы, как им обоим становилось очевидно, уже их сместились в другом направлении, но нынешний вопрос был острее всего. — А дворян тогда почему не любите? — В большинстве они ленивые и ничего толкового не делают для нашей стаи. Их стоило бы заменить на молодняк, они более и прогрессивные и трудолюбивые, чем эти старики. — Поменять жабу на гадюку? — Не понял вас, господин Аншеф, — недоумевал Штрассер. Вернер, подумав о бессмысленности дальше спорить, в ответ лишь встал со своего места и последовал к выходу из пещеры. Альфред сделал тоже самое, не собираясь также продолжать этот разговор после того как от него отказался Фридрих. Встав вдвоём на выступе, Вернер сказал: — Мне нужно будет подготовиться к празднеству послезавтра, поэтому вы уже можете идти. Сообщите мне, если будет что-то важное Штрассер, выслушав, исполнил жест, поклонившись, и попрощался с волком, самим удаляясь куда-то вниз по горе.***
У троих волков только закончилась вечерняя трапеза. Но даже за едой они всё равно чувствовали опаску, думая, что за ними кто-то следит или преследует их. Они поэтому были вынуждены пройти несколько сотен до более безопасного места, чтобы уже там отведать свежую оленятину. Рехберг здорово охотился и это было не удивительно, но супруги встретили проблему, что северянин не был приучен к коллективной охоте. Видно супругам было отлично в этом черту скорее волка, преимущественно работающего в одиночку.Уже это создало и вопросы и проблемы, когда они сегодня втроём попытались сработаться вместе. — Как ты можешь охотиться в одиночку, Ларс? — спрашивал Омега за ужином, где они сейчас сидели втроём. — На мелкую живность так и охочусь, — Рехберг знал, что им доставил некоторые неудобства его стиль охоты и поэтому ожидал расспросы — А на крупную? — У офицеров и дворян не принято так. Крупную дичь ловят только егеря, то есть специальные охотники, и некоторые солдаты. Потом её дают нам и всем остальным. — Необычные всё-таки у вас порядки. — Таковы традиции, но вот в мирное время и если ты не на службе, то здесь каждый сам за себя. Так ещё либо ты почти свободно добываешь себе пищу, что маловероятно, либо через позволения своего или чужого господина, что скорее всего так и есть. — Необычно и очень противно насчёт последнего, — высказался со своих мыслей Хамфри. — Может быть, вашим Омегам это также знакомо, — говорил Рехберг с сочувствием. Тема была затронута и Хамфри мог широко поделиться своим опытом, начиная с горестью о нём вспоминать. Кейт, конечно же, не могла ответить этой же взаимностью, но и не стала лезть в разговор, начиная ощущать на себе эту тягость затронутой темы. — Жизнь Омеги это — голодная жизнь, — говорил Хамфри. — И я о том же, — отвечал ему Рехберг. — И ради того, чтобы кто-то сверху набил себе брюхо получше, многие Омеги идут на эту войну, думая, что смогут спастись от их нынешней жизни, обретя другую. Хамфри было это знакомо, особенно, вспоминая своего друга Солти, который по этой же причине пошёл на службу и с которым он воевал не так давно И говорил Солти одну похожую вещь и, наверное, понимал за кого он воюет, когда говорил о том, что всех Омеги первыми, как пушечное мясо, отправляют прямо в бой. «Так могут поступать — размышлял Хамфри — только те, кому наплевать на Омег и на их жизнь, а такое широко свойственно волкам более высокого статуса… Думы волка прервала Кейт, резко объявившая по окончанию ужина: — Все. Нам пора в путь! Рехберг согласился и Хамфри, нехотя, тоже. Они пошли дальше на Север, предварительно проверив за собой не было ли у них хвоста из вагнеровцев того полковника. Они никак не могли от этого успокоиться, ведь это правда — они совершили немалые и грубые ошибки как только вошли на территорию врага, но они и не могли предвидеть, что их сразу обнаружат, им попадётся офицер с высоким званием и с целым полком солдат неподалёку. Повернув на Север, волки договорились ещё до наступления темноты дойти окраин Фридрихгау, чтобы там устроить незаметный привал, а на следующий день уже полностью обследовать местность. По дороге они планировали то, как им устроить покушение на Вернера и успешно скрыться с места диверсии. Они знали, что им только втроём будет слишком тяжело и опасно это делать, поэтому они ещё стали думать о том, как получить дополнительную помощь по ту сторону фронта для, прежде всего, отхода после совершения операции. Уже через полчаса волки натыкались на первые невоенные поселения северян. В каждом из таких было минимум десять жителей и один наместник, отчитывающейся прямо перед столицей за результаты ведения хозяйства, или перед каким-нибудь из крупных дворян. Хамфри и Кейт удалось впервые за всё время увидеть мирную жизнь у северян, увидеть отцов и матерей чьих-то детей, а не солдат и вагнеровцев на фронте. Супруги видели, что уже эти жители никак не смогут оказать им достойный отпор, если у тех нет специальной подготовки и опыта, которая есть у воинов стаи. Безопасность поселений обеспечивают внутренние войска Северной стаи, и специальные «отряды охраны», как пояснял Рехберг по дороге, но те очень немногочисленны и слабы, по сравнению с регулярными войсками. Но Хамфри и Кейт было больше по душе посмотреть на то, как живёт народ, воюющий против них и интерес был оправдан. Быт и впрямь отличался от всего, что они видели. Связи между Альфой и Омегой здесь были теснее, что обеспечивало попадание последних под зависимость от первых. Происходила тесная связь из-за разделённого труда, но где присваиваетель результатов труда был только один. На словах Рехберг оказался полностью прав, описывая до этого всю их существующую стаю. Им двоим даже удалось провести некоторые параллели со своей стаей и её порядками, но каждый оценивал связь между двумя системами со своей колокольни. Под многими впечатлениями и мнениями тех, с кем ему приходилось встретиться за последний месяц, и учитывая собственный опыт жизни Хамфри сочувствовал простым волкам, не имеющих ни высокого статуса, ни своей собственности. У Кейт тоже было безусловное сочувствие к простому народу, но она воспринимала это всё как результат вагнеровского правлени и анализировало всё в соответствии со своими идеями. «Будь здесь вожаком или мой отец, или Тони, — думала она после того, как она впечатлилась местной жизню не через рассказы Рехберга или кого-либо другого, а собственными глазами. — то здесь бы не было всей этой несправедливости. Мой отец хотя бы разрешил нам с Хамфри и другим поженится, несмотря на наш статус. Такая необходима нам всем солидарность!» Подходить ближе к поселениям они не решились, заметив обученную охрану. Было решено идти дальше к нужному округу. На этот момент они уже были довольно близки к границам Фридрихгау, но поселения северян были всё ещё были повсюду и они втроём никак не могли тихой области без единой души, а солнце уже село за горизонт. — Уже все устали. Где мы можем переночевать? — спросил Хамфри у Рехберга. — Да и что бы никто нас не видел, — добавила Кейт. — Эту область я плохо знаю, но одно такое место есть, — подумал Ларс, — Только со вторым пунктом ничего не выйдет, а крыша над головой и тепло будет. — Пойдёт, говори, — ответил Хамфри. — Недалеко есть подобие общежития… — начал говорить Рехберг, как сразу к этой идее испытали отвращение Хамфри и Кейт, а Ларс это заметил, — А чего вы хотели? Это единственное бесплатное укрытие, которое может представиться нам, и где с нас никто ничего не спросит. — Ладно, валяй, — говорил Хамфри. — Где оно находится? Рехберг указал нужную сторону они пошли за ним. Бесплатная жилплощадь была в около ста-двести метрах от них. Категорически они втроём опасались каких-то контактов с местными, когда подходили всё ближе к общежитию. На них обращали внимание некоторые бродяги это бесспорно и на каждого по особенному. Кейт выделялась цветом своего меха, не свойственного местной волчьей фауне; Хамфри выглядел как простой волк, но на солдата похож не был; Рехберг со своим офицерским и истинно северным видом на фоне этих двух смотрелся не естественно. Картина вызывала у бродяг скорее лишь чистое любопытство, а не претензии. Так они вышли в поле, а в одном из холмов на нём виднелась большая пещера. Возле неё в радиусе нескольких десятков метров крутилось с десяток волков. Одни просто болтали, другие ужинали, а последние могли заниматься чем угодно из остального в списке вещей. — Как в вашей стае это может быть и впрямь общим прибежищем? — спрашивал Хамфри. — То есть не принадлежать вашим же дворянам, например? — Эти дома существуют не один год, — рассказывал Рехберг. — Они уже давно вписаны в традиционное общественное пользование, а дворянам и без этого до них нет никакого дела, потому что это большая морока и сопротивление со стороны народа — попробовать их взять в свою собственность. Так и повелось, что это общий дом для тех, кто его не имеет. Они подходили ближе. Уже здесь им удалось чётче рассмотреть волков, о чём-то разговаривающих. На близком расстоянии разговор уже выглядел больше как расспрос, а не как обычное общение. Наши волки прислушались: —…Точно никого из них вы не видели? — спрашивал один из троицы, стоящей напротив одного другого северянина, — Рыжая с янтарными глазами, серый с синими, тёмно-серый со светло-голубыми. — Честно никого из них не видели, — отвечал покорно местный. — Смотрите мне, бездельники! — грозился он, получив ответ, и собираясь уходить, — Если вы их утаиваете где-нибудь, то первым рейсом пойдёте на Западный фронт по приказы господина фон Барфуса. — Поняли вас, ваше благородие. И солдаты ушли вперёд, обходя холм, а нашу тройку взяло беспокойство. О них уже знают, разыскивают, и таки дотянулся этот Эвальд фон Барфус. — Проклятый полковник! — отчаянно говорила Кейт. — Знаете, устраивать диверсию когда тебя преследуют, не очень-то просто! Да ещё и без ночлега мы, похоже остались. — Тихо, Кейт, — пытался угомонить недовольство в своей жене Хамфри. — Мы всё придумаем. И, кажется, у меня уже есть мысль. К Омеге прислушались. — Так вот. Не думаю, что мы остались без ночлега. Его всё ещё можно получить, если довериться простому народу. Среди них он не любит этих солдат и не питает к ним уважения. Если проявим уважение и вежливость уже к простым волкам, то нас могут принять, даже если нас ищет какой-то там полковник. — Я бы не стал так уж им доверять, — говорил Рехберг, — Они могут и сдать нас всё равно. — А будет им что-нибудь, что они сдадут, что не сдадут? Да им плевать на своих господ. — Хорошо, — улыбнулся Рехберг, заметив — пойдём по-твоему. Кейт, советую выглядеть дружелюбно. Они не потерпят грубости от тех, кто собирается к ним поселиться. — Если от них ничего такого не будет, то постараюсь, — ответила та нехотя. Они двинулись ближе к пещере и подошли к тому самому волку, который до этого был подвергнут расспросам от ушедших солдат. Хамфри с Рехбергом выходили вперёд, нося приветливую улыбку перед, скорее всего, главным в крупном логове. — Приветствую вас, дорогой, — заговорил Рехберг. Волк с взъерошенным тёмным мехом внимательно на них посмотрел и оглядел их с лап до головы. Особенно он им присматривался в глаза. — Ну, взаимно, господа, — говорил он также приветственно, но с опаской, — Чего желаете? — Укрытия на одну-две ночи. Мы просто с Восточного фронта, а нужно временное убежище. Прошу, дорогой, окажите помощь. Рехберг, сам это осознавая, ловко болтал языком перед не самым умным волком на этой земле. Бродяга подозрительности не проявлял, но, может, он вообще их троих не узнал? Но, если так, то тогда, видимо, слова Рехберга его всё равно не сильно убеждали. — Ах, ладно… Wir sind von der Ostfront. Wir brauchen eine Unterschlupf. Неожиданно волк средних лет сразу воспрянул духом и улыбнулся Рехбергу. — Что ж ты сразу так не сказал, братец. Конечно-конечно, входите, если желаете остаться у нас на ночь. Кейт с Хамфри удивились такому, а Ларс как ни в чём не бывало пошёл вперёд, отблагодарив собрата. Эти двое, в особенности Кейт, ничего не поняв из слов их третьего товарища, быстро к нему ринулись с вопросами. Хамфри же скорее радовался, что его задумка удалась и они получили и ночлег и, скорее всего, безопасное место на некоторое время. — Что ты ему там такое сказал, Ларс? — спрашивала импульсивно волчица, заходя внутрь пещеры с ним же. Северянин заулыбался, но потом с хитрым лицом ответил: — Я ему сказал, что мы с Восточного фронта и ищем ночлег. — Но ты и до этого сказал тоже самое! — Да, — стал он рассказывать. — но просто я вспомнил в тот момент, что в нашем Северном простонародье бытует одно мнение. Оно гласит, что для них любой, кто без акцента и чётко говорит на нашем родном языке — определённо наш волк и чужаком быть не может. — Большое заблуждение, оказывается, — добавил Хамфри. — Верно, и оно до сих пор существует. Но это не удивительно, потому что кому заниматься развенчанием этого тумана мифов у масс? Никем — правильно, — даже какие-то нотки грусти прозвучали в последних словах бывшего гвардейца. Грусть преодолела Кейт, предложив дело: — Ну, хватит. Давайте лучше освоимся на новом месте. Нам здесь минимум две ночи провести. Так это троица и стала выбирать себе место среди кучи других постояльцев местного общежития, а заодно и подняла более внимательный взор на это место.***
В тот же момент в столице Севера.
Фридрих Вернер уже собирался пойти в свой округ, названный по его имени, как его внимание привлёк какой-то офицер-дворянин, выпрашивающий личную аудиенцию у высокопоставленных военных чинов стаи с, якобы, очень важным сведением для тыла. Волк решил принять его у себя, так как никто другой не собирался этого делать из-за первостепенного акцентировании всего внимания высшего командования на откатывающийся к границам Севера фронт с Объединением и его союзниками. По принятым нормам Вернер, как глава гвардии, не должен принимать обычного армейского офицера или солдата у себя, но было сделано исключение. Волк с болезненным и уставшим видом заходил в пещеру к Фридриху, без особого интереса и пристрастия смотрящего на него. Он поклонился перед важной особой, и, с волнением в голосе, стал говорить как только ему дали на это разрешение: — Спасибо, что вы хотя бы мне ответили, господин Аншеф. — Говорите быстрее, господин Оберст. Полковник, как ему и было приказано, ускорил свой тон, но чего обычно он не делал. — Очередные враги от Объединения проникли в стаю, господин Аншеф. Я бы никогда такого не допустил, но один из них вошёл в доверие, умея разговаривать на нашем языке, — с удивлением он говорил на этом моменте. А вот у Вернера даже раскрылись его полуоткрытые глаза от моментально пробудившегося интереса. Подозревая, кто это мог быть такой неизвестный, он стал сразу расспрашивать офицера: — Который язык знает: чёрный мех? Голубые глаза? С белым торсом? Полковник стал сразу вспоминать, сделав хмурые брови. — Ну, вроде да, насколько помню. По крайней мере двое таких похожих из троих. — Не важно, — отвечал Вернер, — Всех троих найти и поставить в плен. Никому другому не сообщать об этих персонах. Даже Фельдмаршалу. — Господин Фельдмаршал бы убил их на месте, как только узнал… — Вагнер не должен ничего знать, — грозно он говорил. — Найдите их и точка. Даже если буду пробовать убить меня в моём же округе, то не смейте их умерщвлять! Приказ полковнику звучал как наименее адекватный из всех приказов, которых Вернер кому-либо давал. Тем более держать это дело в тайне от Вагнера звучало как враждебность и недоверие вождю стаи. Но офицер сдержал свой долг и тайну разглашать не собирался, даже перед Вильгельмом Вагнером, как ему и приказали. Вернер своей гвардией имел определенное влияние на офицерскую массу стаи, в большинстве составляющей дворянство, с которым Фридрих тесно дружил, а Вильгельм не особо. Как влиятельного и популярного выдвиженца дворянства Фридриха Вернера, к нему и прислушался Эвальд фон Барфус. Волк выходил из пещеры начальника гвардии с полным энтузиазмом следовать приказу, пусть и не имеющего под собой оснований считаться реальным из-за отсутствия одобрения им Вагнером. Но такой эпизод был не единственным во всём этом процветающем бардаке в Северной стаи, а лёгкое внедрение диверсантов в эту стаю и так смело может говорить о ещё большем кризисе и непреодолимых противоречиях внутри, в тылу.