***
Вернер спешно доходил до поместья Ауттенберга. Волк бездумно как будто бы надеялся открыть здесь что-то очень важное для себя. Необходимые ответы, казалось ему, расскажут всё о том, что с ним случилось и как это будет протекать дальше. Такие ожидания очень оживили Фридриха ещё тогда в пещере и пока он почти не замечал ни боли, ни трудностей в резких передвижениях, и того, что он слегка хромает. Голова его была занята совершенно другими вещами и только стоит понадеяться, что силы, затраченные на этот поход, не будут использованы впустую. С Вернером следовала его свита из нескольких опытных гвардейцев, составляющих всегда его личную охрану, а прямиком рядом с ним шёл Брандт, приглядывающий за здоровьем своего шефа. Рядом с поместьем Вернеру встретились солдаты с очень неприметным видом, для незнающего волка; но для вагнеровца старой закалки было сразу очевидно, что это стояли разведчики Штрассера. К ним коричневый волк тут же подошёл. — Добрый день, господин Аншеф, — поприветствовал один из солдат, поклонившись, — Гауптман фон Берштейн. Чем могу быть любезен? Вернер на них ещё раз внимательно посмотрел и теперь говорил: — Штрассер передал это дело в моё ведение. Есть ли у вас что мне сказать по этому месту? — Имеется, — подошёл поближе солдат и шёпотом заговорил. Видно он ещё не получил приказ «отставить» от Штрассера по этому делу, так бы ему ничего не сказали обычные разведчики, — сюда в один момент совершенно точно захаживал один из них. Охрану из дурней он обманул и сам прошёл довольный дальше. Приближённые говорят, что Ауттенберг был пьян и не заметил постороннего, когда они вместе встретились в одной из пещер. — В какой из? — перешёл он тоже на шёпотом, но говорил всё скороговоркой, — Что он там делал? — Мы ещё не выяснили зачем... — задумался он. — Но, вот, показать я смогу вам. Пройдёмте за мной. Берштейн повёл их на территорию большого участка, огороженного небольшими скалами, а внутри была равнина с пещерами в этих самых скалах. Офицер указал на одну из первых по левую сторону от входа. — Тут он зашёл и вышел потом обратно на улицу, — говорил капитан уже нормальным тоном, отойдя от толпы у входа, — Пробыл в поместье всего не более получаса. — Там живут? — Да, зависимые Ауттенберга. Волчица с маленькой дочкой. Мы только-только хотели их допросить, но подошли вы, господин Аншеф... — От вас ничего больше не требуется, — отвечал Фридрих всё так же быстро. — Вы свободны, можете возвращаться к своему командованию. Капитан ушёл, ещё немного странно поглядев на Вернера. По мере приближения к пещере гвардеец только сильнее нервничал, чаше запинался в своих словах и сам был сильно неспокоен. С ним внутрь он разрешил войти только Брандту, а остальная гвардия стояла подле входа в пещеру. Обеденное солнце хорошо освещало внутренность жилища и можно было разглядеть очень скромную каморку, подходящую для обычного зависимого у дворянина. Почти всю её можно было разглядеть извне ещё за несколько метров от входа. Вернер тотчас признал ту самую волчицу. Это была исхудалая женщина, тонкая, но красивая, со светлыми голубыми глазами и светло-коричневым мехом. Она сидела рядом со своей дочкой и когда к ней зашли внутрь, перепугавшись, волчица спрятала её у себя за спиной. Она рассеянно встала перед ними, глаза её засверкали, взгляд был её резок, а взволнованное лицо производило болезненное впечатление. Впрочем, сам Вернер был далеко не спокоен, увидев женщину в таком состоянии. — Кто вы? — громко спросила она, посмотрев на Брандта и на Вернера. В лицо, конечно, шефа гвардии она не знала и никогда его не видела. — Хотя, бросьте, и так прекрасно знаю. Я уже видела ваших тут. Они сколько здесь проходили мимо моего дома. Всё смотрят сюда пристально, ищут что-то, опросили всех уже, все на меня указывают. Понятия не имею, для чего вы тут все! Что я вам сделала? Зачем я вам? Что вам нужно? Я не знаю, о ком или чём вы, оставьте меня в покое! Я тут живу из последних сил, дня два я ничего не ела, всё моей девочке давала, чтобы та не померла с голоду. Поймите и знайте же, ни-че-го я не знаю о нём!.. — она вдруг замерла, закрыв рот одной лапой, — Ой, нет... Что же я... — Так, — отвечал впечатлившийся с самого начала Вернер, когда в пещере установилось молчание. — Теперь-то вы знаете, о ком идёт речь. Будьте добры рассказать всё, что знаете о нём. Ну, говори, живо! — Вернер даже повысил на тон на женщину, считая, что имеет на это полное право. Герда ещё несколько секунд расстроенная сидела в раздумье. — Только после того, как вы дадите мне и моей девочке нормальной еды, — сказала она вдруг спокойно. — Всё сделаем. Говори уже! — Он... — пыталась она вспомнить. — Он пришёл внезапно. Я его никогда не видела и не знала Молод, худощав, серого меха и с голубыми глазами. Явился с посланием от моего мужа, о себе ничего не сказал и не представился; но он всё равно без всякой этой вашей светской ерунды говорил со мной и Гретой лучше любого господина из столицы. Он проявил... заботу и ни разу не обратил внимание на то, что мы крайне бедные и позорные рабы. С сочувствием этот волк к нам относился, с огромным сочувствием, хотя и пробыл у нас не более половины часа, и говорил он мягко по отношению к нам с Гретой... Женщина точно заходила не по теме допроса, но Вернер даже не шевельнулся с того момента, как она начала рассказывать. Уже Брандт хотел сказать волчице, что бы та говорила без лишней воды, но его отговорил сразу же Фридрих, продолжая внимательно слушать. — ...И подошёл Ауттенберг. Он был пьян, обычное его состояние, и стоял подле него не видел его. Ауттенберга волновало лишь то, как устроить мне ещё одну порку. Он подошёл и замахнулся, опять неся свой полоумный бред, но тот встал перед ним. Молодой парень, удивительно, но даже лапы не поднял и прогнал Ауттенберга. Этот мерзавец оказался очень труслив перед страхом, что ему могут отомстить или отнять у него его поместье, а на своём-то участке он издевался как надо мной, так и над другими несчастными, которым не повезло оказаться у него в рабстве, и как же было невозможно каждый день терпеть это, но вдруг... Пришёл он и отогнал Ауттенберга хотя бы на часа два, чтобы можно было восстановить силы и дух перед следующим очередным днём мучений и лишений. Он сразу после того, как прогнал его, сказал, что... Ауттенберг больше не вернётся и даже сказал, что обещает это. Из его уст шла юношеская уверенность и нельзя было не поверить словам, которые бы кому-то другому, кто не знает нашей жизни, показались сказкой, а для нас знаком пришествия великого добродетеля, к тому же пришедший откуда-то с небес и давший нам с Гретой, и другим надежду. Мы все мечтали и делаем тоже самое и сегодня, что это когда-нибудь кончится и будет справедливость для всех нас, тех, кого всегда угнетали. Единственный раз, когда мечта была хоть немного приближёна к свершению— это когда сегодня утром я услышала прекрасную новость о том, что Ауттенберга убили. Радости не было предела, все мы были рады. Спросите любого из поместья! Кто не был рад смерти тирану здесь? А что вы Брандт хотел ещё раз попробовать уговорить своего шефа принять, но не стал. Этого не делал сам Вернер, смирно сидя на месте, так и он не хотел вскоре что-либо предпринимать, вслушиваясь в слова Герды. — Я вам отвечу! Только то, что бы ещё сильнее угнетать нас ради своих алчных интересов... Этой войне нужен конец и впредь нужно воевать с этим позором, который вы допускаете! А я знаю, волчий дух пойдёт безжалостно войной против вас, когда эта вот-вот будет близка к концу. Не один он придёт, чтобы освободить нас, но он навсегда будет тем, кто пришёл первым и станет тем, кто покончит с вами всеми! Когда в пещере осталась только тишина, Вернер резко встал со своего места и, поглядев ещё немного на Герду, начал уходить из пещеры. Врач только провожал его взглядом, начиная думать, что тот уже помешался после покушения и стал слишком несерьёзно мыслить, вообще не понимая действительность. Никогда такого не было, чтобы Вернер мог просто уйти, сильно впечатлившись чьими-то словами, особенно зависимой женщины. Брандт по началу сам с интересом слушал её, но потом ему даже было скучно это дослушивать, в отличие от Вернера... Тот сидел весь во внимании, не смыкая взгляд с неё, и уши его были постоянно направлены в её сторону. Теперь же он безмолвно покидал жильё с пустым взглядом из его янтарных глаз. — Постойте! — окликнул его Брандт, вынужденно тоже выйдя на улицу, — А что с ней делать, госп-?.. — Волка прервал Вернер, сразу же обернувшись. Его проницающий взгляд был как при помешательстве. — Оставь её в покое, Эмиль... — ответил он, — Я познал достаточно и говорю это осознанно. Я не помешан! — крикнул он. — Я вижу, что ты думаешь о том, как я не здоров. В какое-нибудь другое время я бы непременно отправил эту смутьянку на аванпост, и жалела бы она о своих словах сегодняшних!.. Но не сейчас, не в эту пору. Ох, волчий дух! Зажмурил Вернер горестно глаза на некоторое время. — Что я натворил за всю свою жизнь! Всё и так кончено, в чём смысл кого-то ещё мучить? Бред всё это! Всё! Целый год все верили в это вагнеровское враньё, вся стая в это верила. Сколько ещё мы сгубим жизней, пока мы мы все не кончим тем, что нас просто перебьют? Уинстон и его армия уже вот-вот перейдут границу, начнут освобождать вторую армию бедных, а гвардия не спасёт; два дня и столица в их лапах, и все мы тоже! Нет же смысла здесь находиться, тратить бессмысленно время на какие-то расследования покушений на никчёмные жизни, ненужные преступления, и не имеющие какого-либо значения проступки. Ты-то как думаешь, Эмиль? — Может быть вы и правы, — вздохнул волк, уже долго терпя подобные мысли шефа, которые начал вынашивать и он, но всё же настолько глубоко и прямо он об этом никогда не думал, как сейчас. — Но лучше принять всё, что случилось и гордо умереть за свою стаю. Даже если не так, то даже какой-нибудь побег за тысячу миль отсюда, — усмехнулся Брандт, а вот Вернер на этот момент насторожился, — не спасёт от собственной совести, которая будет нас всех мучить, и никакие покаяния, смирения и прочее также не помогут этому. Лучше принять смерть, я считаю. — Я не хочу, чтобы меня убили, — ответил твёрдо Вернер. — Я лучше сбегу отсюда за тысячу миль отсюда, как ты и сказал, и покаяюсь... Волчий дух поможет мне, если я раскаюсь во всём, что натворил, и будет намного легче мне на душе. — Как считаете нужным, — отвечал преданно волк. — Не могу осуждать вашу волю, а могу только помочь вам в ваших планах, если вы того хотите, господин Аншеф. — Я надеюсь, что тебя пощадят, Эмиль. Ко мне сожаления нет ни у кого, и правильно, что его нет. Столько загубить душ мог только пособник дьявола... — вновь Вернер погрузился в отчаяние, — Ладно, пора убираться отсюда. Дело закрыто. С этими намерениями Вернер со своим подчинённым начали выходить за пределы территории и во второй раз встретились с капитаном Берштейном. Тот смотрел на них с любопытством, но вскоре от первых услышанных слов был в крайнем удивлении: — Господин гауптман, — обратился Фридрих, — Со всем покончено. Вы свободны и все ваши волки тоже. Впредь ту женщину не преследовать, а всех подозреваемых и весь народ этого поместья отпустить. Всех зависимых волков, уточняю. Молодой капитан недоумевал от поведения гвардейцев, обычно самых жестоких и беспринципных волков в стае, что даже взяло его на злобу. Думал офицер, что ситуация была какой-то особенной и оттого было такое милосердное поведение и догадывался о чём-то. — На каком основании? — дерзил капитан в ответ на кажущуюся ему глупость, — Повсюду предатели, господин Аншеф, а вы их просто так отпускаете? Что с нашей гвардией стало! Дерзость офицера никак не повлияла на Вернера. В любой другое время он бы сразу же разобрался с Берштейном, но не сейчас, да и что говорить: он бы никогда бы не допустил такого окончания расследования и обязательно бы устроил расправу над всеми. «Нет в этом уже теперь смысла» — думал об Вернер, стоя перед капитаном. — Господин Штрассер и я уже всё решили. Это единое и согласованное решение, если вы не поняли. Офицер недоверчиво посмотрел на Вернера, но во второй раз дерзить он уже побоялся и поэтому просто принял во внимание приказ, озвученный минутой ранее. Вернер с Брандтом окончательно покидали поместье и возвращаться сюда когда-либо ещё они не собирались, думая, что это будет их последний раз посещения подобных мест. Вернер вернулся в свой округ и пошёл к себе в поместье, в котором ещё вчера его чуть не убили, а в голову всё лезли мысли о об Ауттенберге, убитым им Волк долго думал, кто мог бы быть в лице его и он подозревал, что на самом деле знает, кто это, и если бы ему сказали его имя, то он бы обязательно его вспомнили понял, что к чему. «Не может быть такого, — волнительно думал Вернер по дороге. — что до этого никто о нём ничего не знал. Он не мог не засветиться до этого момента, ведь он же не какой-то пророк и спаситель с небес, да? Хотя, принимая во внимание его цели и "благородные" поступки, то не трудно согласиться, что он как будто то ли просто волк, не понимающий реальности, то ли... тот, кто опередил время! Хотя, никто так по глупости ещё не жертвовал своим шансом убить меня, чтобы помочь какой-то бедной семье и убить никому неизвестного дворянина. А если не глупость? Что если он действительно знает про наш бал на Севере и кто им правит? Не случайно появление этого волка и того, что он делает со всеми нами.» Вернер тревожно для себя раздумывал обо всём этом. Он не прекращал этого делать, хотя знал, что уже надо переставать себя мучить и начинать мыслить о другом. Он ведь даже дело о покушении на себя закрыл чтобы больше не вспоминать о надвигающемся ужасе в лице его перед... своим уходом. Насовсем и навсегда. Тем временем волк вместе с врачом подходили к участку. Они заходили в одну из здешних пещер, где лежала жена Фридриха и та на удивление не спала, хотя обычно она всегда дрыхнула до обеда а то и дольше. Волчица быстро встала с места, когда увидела в проходе своего супруга, и радостно к тому подбежала. — Фриц! Как ты? — доносилось от неё скороговоркой. — Как я переживала за тебя, когда мне ничего не говорят и я сама не знаю, где ты был и жив ли хотя бы. — Всё отлично, — улыбнулся он. — Guten Tag, фрау Вернер, — скромно поприветствовал Брандт волчицу. — И вам того же, — вглядывалась она в волка. — Это же вы врач моего мужа? — Да, могу сказать, что всё нормально с ним. Я провёл достаточно времени, чтобы предотвратить все осложнения и вам больше нечем беспокоиться, фрау. — Ох, как же вы ему преданны, — восторгалась она. Вернер решительно стал дальше говорить. — Правильно — не надо беспокоиться за меня только. Нужно поговорить о нас обоих, дорогая Софья, — говорил он на серьёзных тонах. — Помнишь о чём ты в последнее время всегда мне говорила? Так вот, Скоро всё это закончится. Софья внимательно на него смотрела, улыбаясь от таких новостей. Она не стала его перебивать и Фридрих продолжал: — Единственный способ покончить со всем этим, больше не иметь страха за наши жизни, и откреститься от всех наших грехов — уйти отсюда. Говорил он это с таким ярким энтузиазмом будто речь шла о его шансе на собственное спасение и, скорее всего, даже выживании. Софья с такими словами пришла в замешательство, а Брандт, рядом стоящий, и ухом не повёл, в уме вполне нормально воспринимая слова своего шефа. — А как же наше поместье? — первый же вопрос возник у неё в голове. — Придёться оставить. Варвары с Запада и так заберут у нас всё, что есть. Необходимо уходить как можно скорее, пока они уже лично не вторглись к нам домой. Один у нас вариант, в конце концов чтобы остаться в живых. Ты же не хочешь умереть от лап каких-то дикарей? Спрашивал он с уверенностью на получение такого ответа, какой он сам ранее давал на слова Брандта. Софья молча воротила голову в ответ. — Так-то, — говорил он довольно. — Нам будет наплевать на Вагнера, Штрассера и им подобных. Эх, всё-таки Шварценберг правильно сделал, что сбежал от них. Умён же старик! Оказался дальновиднее нас всех, сговариваясь с Западом о своём местечке, которое появится после того, когда их войска войдут в столицу! — озлобился Вернер. — Мы сделаем Может быть, и нам бы не пришлось бежать, будь Вагнер хоть немного умнее, чтобы догадаться о переговорах. Вместо этого он уже окончательно рехнулся и готов воевать даже когда его дни уже сочтены. Глупец! — Если это единственный наш вариант, что бы наконец-то спокойно зажить, — говорила Софья спокойно, но неуверенно. — то... Тогда мы, наверное, должны покинуть стаю. — Всё! — дождался он. — Это больше не обсуждается, мы уходим сегодня, — повернулся Вернер к Брандту. — Нам необходимо пересечь нашу дальнюю северную границу. Вернер очень надеялся на ответ от своего соратника и Эмиль видел это в его глазах. Отказ помогать уже было врачу поздно давать, будь на то у него воля, но к счастью Фридриха, этой воли у него не было из-за затяжной войны и отсутствия ясного светлого будущего для всей Северной империи, о котором постоянно говорят высшие чины стаи. Было желание у одинокого, но умного врача только быть постоянно преданным даже не Вагнеру, а своему шефу. — Не сомневайтесь, — вздохнул Брандт глубоко. — я помогу вам, господин Аншеф. — Только сегодня я понял, насколько вы дороги мне, Брандт, — говорил Вернер, поставив лапу на плечо волка. — Ни я, ни моя жена вас никогда не забудут. В моём ведении вы были лучший подчинённый, адъютант, врач... и друг. — Абсолютно согласна, — дополнила Софья. — Не стоит, господин Аншеф. Лучше нам с вами не тратить время впустую и выступить поскорее на север, пока не встревожилась Столица вместе с Штрассером и вас не взяли. Вернер тревожно задумался в этот момент, вспомнив за этот разговор во второй раз и Столицу, и Штрассера с Вагнером и подобными. Он хотел сделать напоследок одно важное дело и этим самым рискнул для себя откинуть стопроцентный шанс улизнуть из стаи. Это был второй раз за его жизнь, когда он был готов пожертвовать абсолютным шансом на нормальную и спокойную жизнь и всё ради того, чтобы достичь своих лучшей жизни и славы. Первый раз — это вступление на одну дорогу с Вагнером — в его коллектив молодых маргиналов, который только основался в мае месяце прошлого года, которые в перспективе не имели никакого шанса на успех, а разве что могли претендовать на то, чтобы быть раздавленными другими, а в итоге они пришли к власти при помощи дворян и начали творить новую эпоху. Вспоминал Фридрих то время с улыбкой и хотел повторить будто по-детски свой успех. Однако, он задумывался над тем, что тогда этот риск был оправданным, а что сейчас? Сейчас он не хотел об этом думать. — Идите пока что без меня, — сказал Вернер, собравшись с духом чтобы это сказать и начать воплощать свою идею, которая ему сейчас пришла в голову. Он встретил разумное недоумение. — Мне нужно остаться здесь в поместье. Один-два часа максимум, после этого я обязательно к вам приду. — Чего ты вздумал, Фриц? — Сделать одно небольшое дело. Когда-нибудь потом, может, до тебя даже дойдут вести о нём. Всё увидишь. Брандт, ступай с ней! Софья попрощалась со своим мужем и отправилась подальше от территории поместья вместе с Брандтом. Когда они уже ушли достаточно далеко, Вернер приступил к своим делам и в первую очередь сразу же имел цель позвать ещё одного своего адъютанта, но уже непосредственно связанного с управлением гвардии и, главное, с выдачей приказов от генерал-аншефа по ней же.***
Через час или чуть больше Вернер уже сидел в своей пещере вместе с адъютантом, имеющего обязанности доводить приказы до всех командиров гвардии и обычных военнослужащих напрямую от Фридриха Вернера, даже без согласования с высшим военным командованием в лице начальников штабов, командиров частей и соединений и те не могли не негодовать при каждом таком приказе, ведь их даже не спрашивали при его составлении. Однако пользовался такой возможностью выдавать приказы по гвардии Вернер очень редко, иногда даже забывая зачем он вообще ввёл это полномочие для себя. Сегодня он вновь вспомнил про это своё когда-то нововведение и готовил ввести новый приказ в исполнение. — Что вы хотели передать гвардии, господин Аншеф? — спрашивал у него адъютант, зайдя в эту же пещеру, откуда он около часа назад провожал свою жену с Брандтом. — Приказ, — отвечал Вернер твёрдо. — Всему младшему командному составу, не выше командира батальона. Только им и никому более. Адъютант приготовился внимательно слушать, а Вернер чётко зачитать свои мысли, которые он последнее время оформлял у себя в голове. Звучал приказ подобным образом. «Наше нынешнее положение в войне с Объединённой стаей оказывается с каждым днём все плачевнее. Уже почти пять недель боевых действий не дали нам желаемого результата, враг отчаянно сопротивляется и дал нам лишь уверенность в том, что он будет продолжать контрнаступать, пока есть возможность, несмотря на потери любой масштаба. Последние две недели мы отступили практически со всех завоеванных нами территорий. Враг рвётся к берегу реки и в некоторых местах уже достиг его, окружая наши войска и заставляя их сдаться в плен под страхом смерти. Почти любой бой, который мы принимаем, проигрывается нами же и мы отдаём каждый курган, холм, высоту, занятые нами до этого, неся бессмысленные потери. Оборона захваченных территорий лишь изматывает нас и не даёт каких-либо даже самых несущественных результатов. У нас нет преобладания над мощью врага, чтобы продолжать борьбу на равных и мы вынуждены принимать такие меры. Но самое главное, что гвардия должна оставаться даже в самую трудную минуту войны самым боеспособным войском нашей стаи и поэтому даю приказ: впредь гвардейцам НЕ вступать при каких-либо условиях в бой с противником. Продолжать атаковать — значит, в первую очередь загубить себя и свою Родину, такова воля нашего вождя. В скором времени со стороны Объединённой стаи последует крупномасштабное наступление и поэтому отступление гвардии должно начинаться немедленно и с сегодняшнего дня. Бороться в данный момент с Объединением бесполезно и оно творит настоящий ужас и кошмар с каждым живым существом Джаспера, которое находится в его поле зрения! Ни в коем случае не давайте взять себя в плен дикарям с Запада и Востока — это смерть, ещё раз, не вступайте с ними в бой, а бегите вглубь стаи! По возможности предлагайте отступление и своим армейским собратьям по фронту, дабы спасти и их жизни тоже и быстрее покончить с затяжной войной. Данный приказ освобождают младших командиров гвардии перед верховным командованием от ответственности за отступление и покидание позиций. Разрешается самовольный уход частей и соединений с фронта. Приказ полностью согласован вместе с начальником верховного командования генерал-оберстом Вольфгангом Хайнцом и верховным главнокомандующим Фельдмаршалом Вильгельмом Вагнером.» Генерал-аншеф Фридрих Вернер. Адъютант был слегка удивлён приказом шефа, но расспрашивать что-либо он не имел права, поэтому у него был лишь единственный вариант запомнить приказ и смиренно покинуть пещеру Вернера. Сам Фридрих ещё на некоторое время остался в пещере, сев в один из её углов и печально глядя в каменный пол. Он понимал, что у него всего-лишь максимум пара часов, чтобы покинуть стаю, пока этот приказ не дошёл до ушей, в худшем случае, самих Хайнца и Вагнера. Их имена волк использовал намеренно, чтобы выиграть время перед тем, как выяснится, что всё на самом деле неправда. Теперь он думал над тем, оправдан ли его риск. Он может спокойно не успеть дойти до своей жены, а может приказ будет промтт перехвачен ещё до того, как он попадёт на фронт, или адъютант сам захочет проговориться и сообщить о приказе вышестоящим. Тогда планы Вернера разрушаться и он лишится всякой надежды на успешный побег. Волк знал, что его сразу же захотят найти, когда узнают о приказе, напоминающим диверсию, чтобы допросить его и, скорее всего, быстро же снять с должности шефа гвардии. Доверием у Вагнера и других важнейших лиц стаи Вернером уже не пользовался в последнее время, показав себя во время войны никудышным образом, поэтому на милость со стороны тех можно и не рассчитывать. Хотя в любом случае, просить милости, унижаться, как он сам считал, перед теми, кого он ненавидит, Вернер никогда бы не стал. В эти моменты его интересовало, казалось бы, только то, как ему навредить тем, на кого он озлоблен. На самом деле Вернер диктовал приказ не с чувством мести бывшим соратникам, а с высокомерной улыбкой и желанием получить ещё немного известности и славы перед своим уходом. Он воображал себе, как о нём будут говорить, как его будут после этого приказа ненавидеть, доставляя себе удовольствие этими мыслями. Через несколько минут, уже сидя на полу, мысли и желания эти улетучивались. Вернер вновь вернулся в печальное состояние. «Зря, ой зря, — говорил он тихо себе под нос. — Зачем всё это? Всё равно всем будет наплевать, а потом это ещё всё позорно вспоминать всю оставшуюся жизнь. Бессмысленный приказ и попытка сбежать от прошлого, да ещё так постыдно, лишь бы что-то сделать демонстративно и с самолюбованием. Эх, ты, да, тот самый, что убил Ауттенберга! Почему же ты не знал, что я, может, не захочу больше жить после того момента? Ты же знал, что это погубит меня и так и так, а то как ты это сделал, то только с ещё бо́льшими мучениями! Ну для чего ты не убил меня тогда, а? Я, может быть, был бы только рад умереть и не мучиться, раз уж судьба уготовила для меня такой исход? Да и всем остальным моя смерть доставила бы хоть немного счастья, как этого немногие, но, хотели, однако ты решил по-другому и убил помещика, которого знал весь замученный народ. Настоящий народный заступник, и как же тебя угораздило им стать? Ох, страшная буря надвигается с таким волком и его идеями, и народ обязательно когда-нибудь узнает своего освободителя... Вернер думал над этим всем с лёгким смешком, но в глубине души он всё равно побаивался за свои мысли и думал, что как бы ненароком они оказались правдой. Вспомнив, что ему уже пора двигаться на север к границе, он в спешке стал покидать пещеру м, попрощавшись со своим поместьем, покидал и весь участок, намеренно пытаясь не встретиться с кем-либо из ему знакомых или со своими подчинёнными. Не знал он, вернётся ещё когда-нибудь сюда, но в данный момент ему бы хотелось этого меньше всего из-за возникающего отвращения ко всему прошлому. В центре стаи беспокойство не стихало. Несмотря на уже начавшуюся кампанию по предотвращению распространении вредной информации для населения, в народе слухи о покушении на Вернера только усиливались. Некоторые волки, однако, даже и не знали кто такой Фридрих Вернер, поэтому резонанса в народной среде особого не было, но зато была всеобщая радость при получении слухах о смерти дворянина фон Ауттенберга. Его смерть обрадовала многих, ведь известности у одного из самых жестоких помещиков Севера было намного больше в среде простых волков, чем у какого-то представителя власти. Убийство Ауттенберга постепенно возбуждало накопившееся недовольство, но на это не обращалось внимание вагнеровскими руководителями. Вернер в своё больше занимался популярностью своей персоны у волков, так или иначе, имеющих какое-либо отношение к высшим чинам стаи или знающих их лично, или у тех, кто ими всего-лишь интересовался на уровне обычного обывателя. В этой среде покушение на Вернера ввергло многих в шок и страх за свою жизнь. Каждый думал о себе, что лишь бы на него не покусились в следующий раз «западные варвары». Именно к этой крохотной прослойке, а не к большинству стаи, ошибочно уделялось особое внимание при проведении кампании по переубеждению. Вагнеру лично докладывали обо всей операции по предотвращению деморализации в стае. Некоторым казалось, что тот всерьёз думает о неизбежной победе, но до конца об этом никто не знал, кроме, может, его верной спутницы — Агнес Браун. Молодая девушка была, хоть и не очень сильно, но очень заметно, что младше Вагнера, и это бросалось в глаза каждому, кто мог хотя бы раз увидеть их в редкий момент вдвоём. Сейчас это был один из таких случаев. Они прогуливались по окрестностям столицы. Недалеко от них в небо уходила важнейшая гора всей стаи, а по всему округу располагался лес с небольшими полянами и отделяющими их перелесками. По одному из таких они и прогуливались тем же предпоследним днём апреля вместе с ожиданием скорого мая месяца. — Целый месяц мы с тобой не гуляли, — говорила Агнес со своим тихим голоском. — Помнишь, Вилл, ты мне говорил, что когда мы исполним нашу месть, то мы сможем вновь быть вместе? — Да, — кротко отвечал он. — Ну... Война не заканчивается, Вилл, и я подумала, что, похоже, нашей стае её не суждено закончить. — Война будет длиться до победного конца, — паразительно спокойно отвечал Вильгельм. Агнес была единственной, к кому он всегда обращался на спокойных тонах. — Хоть пусть мы все умрём, но не сдадимся. Пусть хоть вся стая ляжет на полях сражений, но мы не дадим Уинстону больше ни одного из наших собратьев. Не дадимся и мы варварам, Агнес, — посмотрел он на неё. — Да пусть! — громко она сказала, остановив шаг. — Если и умереть, то только с тобой, Вилл. Отдам всё, чтобы провести вместе нам с тобой последние наши дни. Ты не представляешь, как я этого хочу, давно смирившись с одним концом этой войны. Вагнер повернулся к ней с улыбкой, до этого всё время держа взгляд везде, но только не на ней. — Я не могу не переоценить твою преданность, дорогая. Я, правда, очень рад твоим словам и могу с полной уверенностью сказать, что твоя самоотверженность настолько велика, надеюсь, чтобы ради меня подождать ещё один или два дня. Я никогда не отказывался от своих обещаний, которые я тебя давал за всё время, но, пожалуйста, будь терпелива, Агнес. Ещё пару суток и я отблагодарю тебя за всё, что ты сделала ради меня, к тому же тем, чего ты так долго ждала. Агнес была рада и счастливо улыбнулась в ответ. — Буду ждать, Вилл... Внезапно их совместное времяпровождение прервал посторонний, зашедший на территорию перелеска, где пара прогуливалась. «Господин Фельдмаршал!» — выкрикивал волк раз за разом, подбегая всё ближе. Это был Густав Грубер, личный адъютант вождя Севера, также давно не появлявшийся на публике в Северной стае. Месяц его не было в среде высших лиц стаи, так как он вернулся в подчинение Вагнеру совсем недавно. — Господин Фельдмаршал... — устало дышал он, окончательно подбежав к вожаку. — Да говори уже! — взволнованно крикнул Вагнер. — Что у тебя? — Вернер сбежал, господин Фельдмаршал, — в перемешку с сильной отдышкой говорил волк. — Около часа назад, его самого, жену его, и ещё одного неизвестного, засекли у северной границы. Вагнер ещё несколько секунд молча смотрел на Грубера, а остальные двое глядели на него в предвкушении. — Мерзавец! — закричал внезапно волк. — Мразь предательская! Я знал, что он что-то подобное сотворит! Поймайте, живо, и тащите его к столице! Там он и сдохнет, предательская сволочь. Если он не захотел умереть достойно, то сделает это с позором от лап своих же! Каждый предатель поплатится за свою ошибку, а Вернера так и вообще давно следовало бы лишь его бесполезной и жалкой жизни! Предатель! Мразь! Видно было как Вагнер очень сильно переживал. Вернер не первый, кто не возжелал разделить судьбу с вождём, но был одним из уверенных претендентов на это, по крайней мере, успешно создавая вокруг себя образ наиболее верного вагнеровца. Истинная сущность многих стала появляться только в последние недели и Вернер не был исключением. — Он ещё отдал приказ всем гвардейцам сбегать с фронта... — снова просыпалась ярость у Вагнера от неуверенного голоса волка. — Но проблема уже почти решена и войска никуда так и не отступали, господин Фельдмаршал. Можете не волноваться. Адъютант вожака врал. На приказ Вернера откликнулись многие боеспособные части гвардии и стали отступать вглубь стаи, создавая бреши в обороне и зачастую бросая своих собратьев, которые не смогут выстоять против врага в одиночку, если произойдет сражение. Возвращать части обратно на свои места было крайне затратно и поэтому в ближайшие день-два оборона Севера была настолько хрупкой, какой не была никогда. Один хороший прорыв мог разбить в пух и прах всю защиту и развить наступление вглубь всей стаи, не встречая серьёзного сопротивления. — Грубер, — Вагнер догадывался о вранье. — Хватит лгать! Я знаю, что ты не хочешь меня злить, но я даю тебе шанс исправиться и либо рассказать мне всю правду сейчас, либо живо убраться отсюда и от моего имени начать искать этого мерзавца и решать проблему с этим предательским приказом! Густав выбрал вариант, что лучше покинуть это место без лишних слов. — Я всё сделаю, что вы приказали, господин Фельдмаршал, — с этими словами он уходил из перелеска. Вагнер всё ещё был в бешенстве и скажет за сегодня ещё немало нелестных слов в адрес своего бывшего товарища. Сейчас, пока могла, его всяко разно пыталась успокоить Агнес, сопровождая Вильгельма до столицы после резко окончевшейся прогулки. Вагнер шёл ещё более меня веря в то, что ситуация не так страшна, как он себе вообразил в голове, и Вернер перед побегом не нанёс какого-либо значительного вреда стаи. На самом деле всё оказалось строго наоборот и даже уже поймать Фридриха Вернера было невозможно. Тот окончательно ушёл из стаи куда-то далеко на север и его так и не найдут... больше никогда.