руки

Шань седлает его бёдра, придавливает грубой тяжестью своего тела и силой разбушевавшегося запаха, кладёт руки на голый торс и царапает мелко живот, смотрит бешено, зрачки сужаются до двух вертикальных линий, радужка из медного становится ядовито-жёлтой, светящейся в темноте, и когда Тянь слышит звериный скулёж, то понимает на сотню - Шань возбужден даже больше, чем сам Тянь, и это заставляло его жадно елозить по матрасу, комкая под собой тонкую простынь. Тянь садится, двигает Шаня назад по своим ногам, чтобы было удобнее, опасно кладет руки на острые колени, и смотрит на Шаня еще раз - пот, взгляд, закушенная губа и напряженная челюсть, тонкая шея, ключицы, острые с впадинами, руки и Тянь чувствует въевшиеся в кожу пальцы, содравшие ее до розоватости, и неуловимое ёрзание, раздражающее под двумя слоями ткани, гнало кровь к паху, отрубая мозг почти напрочь. Тянь наклоняется к нему так, что еще чуть-чуть и можно врезаться в чужой нос, восстанавливает сбившиеся дыхание двумя вздохами и прижимается к горячей щеке, не дышит, ощущая чужой кипяток на ямочке над верхней губой, и действует с затянувшимся на шее страхом - интуитивно целует в губы, промазывая в угол, но потом уже точно, и чувствует поддавшийся под его действия, раскрывшийся рот, скользкий язык, мажущий по верхнему ряду зубов, и Тянь срыва е т с я. Сжимает Шаня сильно, жмется к нему, как может, тянет на себя со спины и не оставляет между ними никакого расстояния, слушая писк, ощущая переплетение длинных рук на ключицах и как Шань сам к нему прижимается, с силой, до текучей крови прокусывая ему губу. Тянь лезет руками под майку, ведет по мягкой коже, пересчитывая пальцами позвонки и ребра. Рот заполнен Шанем, его длинным языком, чудом не лезущим в глотку, и вязкой слюной; Тянь сглатывает, отводит голову в сторону, прекращая поцелуй, мажет мокрыми губами по лицу, пока Шань снова царапает его, только сильнее, и рычит, скаля острые клыки не как собака, ещё более дико. Тянь рычит на него в ответ ещё более громко и оглушающе, пёс внутри молчит то ли от возбуждения, то ли еще от чего, но Тяню похуй. Прямо сейчас, совершенно точно, - Шань единственное, что его волнует. Не только сейчас. У Шаня глаза желтые, яркие, выделяются неоновой, запоминающейся вывеской в мозге, и Тянь смотрит на него, тлея зажженной спичкой, которую собираются кинуть в бочку бензина, и действует на одних инстинктах: медленно спускается к шее, впитывая в себя сбитое дыхание так же медленно наклоняющейся головы, ведомой желанием следить за ним, и мягко касается губами кожи около лямки, кусает на пробу, без следов, и слышит, как Шань ему полушёпотом "давай", растягивая на манеру длинного стона. Тянь кусает его - клыками в кожу, до металла в горле, а Шань даже не дрожит, клацая зубами, вытягивая шею. Тянь чувствует облегчение, сошедшую пелену затмения, чутка прошедшее возбуждение и чужую кровь, густой запах общего волнения. Тянь зацеловывает ему вокруг дыр в коже и сами дыры, едкой слюной до шипения над головой и снова затянувшегося узла; Шань гладит ему загривок, содрагается немного, когда Тянь пускает руки под резинку шорт, не чувствуя ткани трусов, оставляя на начале ягодиц, и больше ничего не делает. Успокаивает свою голову, медленно переваривая ситуацию и наконец пытаясь понять, как так получилось, что Шань с ним, с Тянем, только что... Тянь просто не может сложить это в своей голове, потому что он никогда бы не подумал, что с ним может случиться такое. С ним. И с Шанем. Он жмется к укусу, жмуря глаза, пока Шань дышит-дышит-дышит, трогает его лопатки, мнет кожу на пробу и сглатывает ослепительно громко. - Ты, - начинает, сглатывая еще раз, - уже все? И Тянь чувствует эту интонацию его голоса, волнительную и дрожащую, зарывающуюся в Тяня желанием продолжить. Шань спускает руки с его ключиц, просовывает их между тел, останавливает на последних кубиках пресса; Тяню еле видно с того ракурса, который он себе позволил, но Шань закусил губу, блеснул глазами и пустил руки ниже, забрался под пододеяльник, оттягивая далеко трусы, роясь пальцами в завинченных лобковых волосах до тяневой дрожи, касаясь основания, доставая член медленно и аккуратно. Облизывает губу, трогая ладонью головку, давя, другой рукой сжимая середину ствола; туго. Шань громко собирает слюни, плюет Тяню в лобок. Тянь кусает себе язык, пускает клыки, бесшумно воет Шаню в угол шеи, забиваясь носом за мочку, где запах противно-кислый, но он все ещё чувствует эрекцию и готов кончить прямо сейчас, потому что ему достаточно и этого, черт возьми, одного касания. Шань растирает между пальцев, ведет по длине и нарочно сильно сжимает узел в несошедшийся кулак, выжидая стона, и расслабляет, повторяя еще и еще и еще, пока Тянь не дергается ему навстречу, заглушая громкие звуки, пытаясь быть сдержанным и спокойным. Дышит жадно, горбится, подается бедрами под грубые, размашистые движения, громкое, хлюпающее скольжение и сжимает руками бока сильно, чувствуя на кончиках пальцев онемение и покалывание по всем фалангам, роющееся возбуждение концентрируется в одном месте - руки Шаня с мозолями на ладонях, сухой кожей, и Тянь чувствует его, слышит и видит, и прямо сейчас трогает. У Тяня в голове обвал, лавина, землетрясение и все в одну секунду, и сразу, вот прямо сейчас - - Шань, дорогой? - голос громкий, звонкий, раздается замутнением в забитых ушах, Тянь удивлен, что слышит вообще; содрогается в последний раз, ноги разъезжаются в общих конвульсиях, запах вскакивает ввысь, - Шань сжимает-разжимает узел, трет мокрую головку с силой, стирая капли спермы, и тихо стонет эхом подкоркой. - Ты привел домой друга? Тонкие пальцы в сперме, Тянь отодвигается, чтобы на это посмотреть, чистит голову, моргает десяток-другой раз, убирая пелену с зрачков, и вслушивается в домашнюю тишину, в мускус и звуки, и третий тук в закрытую дверь за пять минут. - Да, пап, - Шань говорит хрипло, устало и выжато, сгибается Тяню в шею, обтирая пальцы о него, и прикасается губами к ключице. - Сейчас выйду. Убери свои руки, - на несколько тонов тише. Тянь слушается; вынимает из шорт, кладет по обе стороны от ног Шаня и они продолжают спокойно сидеть, пока Шань успокаивает себя, собирается с силами и готовится встать. Тянь вскидывает голову к потолку, выдыхает сжатый воздух и давится своими мыслями, проникаясь протраханной атмосферой и легким весом на себе, прокручивая ленту воспоминаний ещё несколько раз, собирая ее на двух ключевых словах - поцелуй и дрочка. Если Цзянь спросит, почему он ушел сегодня, Тянь так и ответит - поцелуй и дрочка. Он усмехается. Шань кусает его напоследок и поднимается, ойкая, чуть не падая, удерживая равновесие на затёкших ногах, хрустит плечами и шеей, пальцами на руках. - Я оставлю тебе одежду, - подходит к двери, указывая на угол кресла, в котором он сидел в начале и на стопку сложенных вещей. - Когда станет лучше, выйдешь в зал. И выходит. Чем бы ещё вытереться. Тянь открывает окно и дверь в балкон, чтобы проветрить маленькую комнатушку, с трудом влезает в черную облепляющую футболку, зато штаны велики - Тянь завязывает шнур на поясе в бантик, заправляя внутрь; без трусов, но это не сильно заметно. По крайней мере, Тянь надеется. Он выходит из комнаты, закрывая за собой, идёт босыми ногами по чистому паркету в тёмном и узком коридоре к светлому месту по левому боку, и останавливается. - ...это всего-лишь знакомый, пап, - голос легкий и доброжелательный, Шань не давит из себя грубость или что-то еще. - Ему стало плохо, я немного помог. - Ну да, - усмехается, - и давно ты всем знакомым помогаешь? Между ними наивная шанева неловкость и семья в воздухе, Тянь почти задыхается теплом их общения и уютными интонациями, звуками шипящей плиты, разгоряченного масла, булькающего громче, чем в голове у Тяня переключаются мысли. Тянь выходит в свет, щурит глаза от яркости бьющего в широкие окна солнца. - Добрый день. Шань был в своего отца. Рыжий, высокий, только у него не было стольких веснушек и такой вычурной худощавости, сразу бросающейся в глаза, и вьющихся кудрей не было тоже. Господина Мо можно назвать привлекательным для своих лет. Даже морщин нет. - Тянь собирался уходить, я провожу его и вернусь. - Шань смотрит на него, вздёргивает брови вверх и голову в сторону, указывая на прихожую. - Скоро буду. И идёт к нему. Улица громкая и людная, тесная; Тянь идёт за Шанем, но при этом достаточно близко, потому что идти на метровом расстоянии нет никакого желания. У них тишина и опущенные в асфальт головы. И, может, если Шаню и есть, что сказать то Тянь просто невъебически не знает, что ему делать. Он волнуется, руки потеют, все его тело потеет, волосы липнут к лбу и кончиками щекочут скулы. Тянь вздыхает. - Тебя это напрягает? - спрашивает Шань. - Не то чтобы, - ему просто больше нечего ответить. «да меня это пиздец напрягает сделай так еще раз» - Тянь просто не уверен, что может следить за своим языком, потому что в голове все двояко колышется от одного к другому, сумбурно выходя в русское "данет". - Прекрасно. Шань врезается в него плечом, смотрит прямо в глаза и улыбается так, что клыки видны и Тянь просто не может не смотреть на них, не смотреть на корку на ключице от своего укуса с незнанием, как господин Мо этого не заметил и как сам Шань ходит с этом так открыто, будто хочет, чтоб все знали. Тянь думает, что у него от Шаня тоже где-то на шее засос остался, но его можно спутать с комариным укусом, а тут Тянь вгрызся ему в кожу до крови и ему ничего не сделали. На языке вертится скупое «прости», но он молчит. Шань усмехается сильнее, встает к нему на носочки, губами в челюсть, и говорит будоражащим шёпотом: - Мне нравится, как ты на меня смотришь.