руки

Тянь сглатывает, смотрит Шаню в глаза и сгорает - медленно, по всему телу, ощущает, как вся кожа краснеет, потеет, а мурашки табунами сменяют друг друга и новая порция взволнованности ступает украдкой в низ живота. Шань улыбается ему, глаза на него закатывает, чтобы видно лучше было, сжимает его запястье, клыки показывает, и майка оттопыривается от груди, лямка скатывается в сторону; Тянь видит свой укус, свои следы, отпечатки от губ, зубов, и... возбуждается. - Если отойдем назад, - говорит тихо, не слышно, сухими, еле отлипнувшими друг от друга губами, и Тянь не может отвернуться и перестать думать об этом, - найдем тёмное местечко между стенами. Если хочешь. И Тянь задыхается. Легкие сжимаются, наполняются красными бутонами роз, врастающими шипами в органы и кровь бурлит в них кипящим чайником, без отверстия для выхода пара. - Давай. Шань уводит его в тот переулок, темный и сырой, прижимает к стене, холодными руками под тугую футболку, мягкими подушечками ведет к резинке затянутых штанов. Кусает изгиб шеи своими длиннющими клыками, отдрачивает грубо и быстро, зажимает головку в кулаке и давит на узел, на низ живота, где бабочки слетаются на каждое поступательное движение. Шань слизывает всю сперму с пальцев, падает на него, тяжёлый и раскалённый, и дышит под ухом громко; Тянь обнимает его за талию, соединяя руки за спиной, и сгибается так, чтобы Шаню лежать на нем было удобнее. - Выйдем сейчас, и тебе прямо до пешехода, переходишь его и три шага до школы, - сопит, голос глухой, хрипит, - а мне... переодеться нужно. Голова забита. Гудит, как сигнал грузовика, тяжелеет каждую секунду или Тяню так просто кажется. Сегодня было охуенно. Член по-хорошему напрягается каждый раз, как он вспоминает, прокручивает до мельчайших подробностей, которые смог запомнить - первый взгляд, запах, длину пальцев и их прохладу; укус на шее щиплет, остается ярким пятном на теле. Тянь смотрит на него в зеркале, кусает себе губу. Чэн за спиной смотрит укоризненно, сжимает губы в тонкие линии и опущенные вниз руки - в кулаки; собирает свой запах вокруг себя, строит его в злобную ауру где-то на подсознательном уровне, превознося себя и выделяя еще сильнее. - Ты не должен делать этого с альфами, - говорит ровно и грубо, и сложно понять, осуждает он его или что-то еще. - Отцу не понравится это. Тянь знает, но не задумывался об этом ровно до этого момента - когда ему так хорошо, когда он начинает думать, что все в более менее равновесии, семья обязана напомнить, что всё либо хорошо, либо дерьмово. Тянь не знает, что именно у него сейчас, но он оценивает это как "нормально". - И каким образом он узнает об этом? - Тянь оборачивается, чтобы быть с Чэном лицом к лицу, и скрипит зубами на всю ванную. - Если тебе, конечно, можно мне рассказать об этом. И глаз дёргается от возмущения не только у Тяня. - На следующей неделе мы должны быть в семейном доме. - Чэн опускает взгляд, дышит тихо и полной грудью, кадык дергается. Конечно, Тянь, ты еще и об этом не подумал. Прекрасно. Настроение летит в тартарары с бешеной скоростью, Тянь кусает себе щеки изнутри и до болящего напряжения в костях сжимает пальцы на раковине. - Ты скоро заканчиваешь школу, семье надо решить, кем ты будешь в жизни. И он срывается - скидывает банки мыл в сторону, прямо в стекло душа, чудом его не разбив, бесится так, что умереть хочется, и смотрит на себя в зеркало. Костяшки ноют, будто он делал так раньше, по-знакомому неприятно, как огромное разочарование распирает его всего за считанные секунды. Ему хочется разбить это стекло вдребезги, до крови на руках и стесанных пальцев, настолько он сейчас все это ненавидит - и себя, и Чэна в отражении, который стоит и смотрит, который такой правильный и послушный; Тянь чувствует этот огромный прилив ненависти ко всему живому и в особенности - ко всему тому, что ждёт его в будущем.

***

В школе по-прежнему громко, многолюдно и душно. Цзянь такой же неприветливый и хмурый, волосы в низком пучке и оттого все еще отчетливей: его впалые скулы, темные синяки и хмурый лоб. Тянь примерно представляет, что у него случилось - последний год школы, два месяца до решающих экзаменов, и если уж Тянь к своей семье едет, то Цзянь точно. Скорее всего даже на одном самолете полетят. - Расскажешь, что вчера случилось? - Цзянь смотрит на него снизу-вверх, выжидает и выглядит заинтересованно, будто сам уже наполовину знает. - Ну давай, чувак, мы все видели твою шею. И Рыжего тоже видели. - Ничего такого. Они входят в пустую раздевалку, пропахшую потом и вонью чужих ног, и оставляют дверь открытой, проходя дальше. - У вас что-то было? - он кладет портфель на скамью, роется в мешке, вытаскивая из него спортивную форму. - Он подрочил тебе? - Тянь стаскивает с себя школьный темно-синий свитер, вешает на верхний крючок, расправляя белую футболку. - Цзянь. - Или ты ему? - спуская штаны вниз по бедрам, оставаясь в одних трусах, Тянь складывает форму около портфеля, переодеваясь. - Цзянь. - О, или все сразу? - Цзянь! - Тяню приходится повысить голос, чтобы его услышали и перестали игнорировать. - Да ладно тебе, ладно! - он поднимает руки в капитулирующем жесте, посмеиваясь в догонку, натягивает спортивки и разминает плечи. - Просто хотел убедиться, что все правильно сделал. Тянь молчит какое-то время, наклонившись к шнурку, и раздумывает над последней фразой. - Если ты написал ему с просьбой узнать, в порядке ли я, то поверь, более правильных вещей ты никогда не делал и больше не сделаешь. - Ох, Хэ Тянь. - Цзянь подходит и шлепает одобрительно по лопатке. - Я знаю. Тянь любит вторники за физкультуру и за возможность посмотреть на Шаня дольше, чем секунда, и поэтому не прогуливает ее - бегает со всеми, делает общую разминку, и стоит всегда где-то в стороне, чтобы не привлекать внимания. У него была прекрасная тактика и место наблюдения он всегда выбирал так, чтобы оно вместе с ним не бросалось в глаза, а сейчас... Тянь не знает, что ему делать и как вести себя. Шань сидит на поле, откинувшись на руки, отдает шею и лицо солнцу, и выглядит расслабленно. Тяню. Нужно сходить покурить. Куда-нибудь подальше от солнца и Шаня. Стена холодная, и ветер в проулке ощущается отчетливей, чем на поле. Воздух тут пропитан никотином и тишиной, и Тянь чувствует себя комфортно в дали от всей суеты. Пускай Тянь и сказал это Цзяню, разговор после был не самым желанным и вообще нихуя не желанным. Тянь успокаивает себя тем, что он произошел бы рано или поздно, а вот с Шанем у него всегда есть только один шанс, и Тянь рад, что все так сложилось. Правда. У него на шее укус на три дня и самое лучшее в голове навсегда, он не может не быть рад. Тянь закуривает, тянет дым в легкие полностью, затяжка выходит долгой и горькой. А если подумать, то почему вчера все так получилось?