О методах воспитания

      Втиснувшись в номер, Виталий узрел следующую картину. Миша сидел на кровати и по-прежнему плакал, но, судя по всему, уже по другому поводу. Смотреть на то, как страдает это голубоглазое ангелоподобное создание, было совершенно невыносимо. Видимо, поэтому Удалов медитировал на полу в позе лотоса, хозяин номера искал точку равновесия, сидя в обнимку с Камю, а сердобольный Попов стоял на коленях перед кроватью и, сам уже чуть на плача, пытался выяснить, что хочет их вокалист и почему не признаётся.       Дубинин хлопнул дверью и опустил мешок на пол, не выпуская, однако, его содержимого на волю. Холст бросил на него нервный взгляд, и кустистые его брови сошлись в переносице:       — Тебя, кажется, за Константинычем послали. А ты что притащил? Или это очередная живность, подобранная Мавриным?       — Хуже, — мрачно ответил Дуб и вытряхнул наконец содержимое мешка на пол.       От неожиданности Миша перестал плакать. Прист икнул. Холстинин то ли чертыхнулся, то ли процитировал кого-то из своих любимых философов. Удалов добавил к медитации повторение мантры.       Миру в лице старших арийцев и внезапно помолодевшего и так молодого поколения явился взъерошенный мальчишка лет пяти. Огненно рыжий цвет волос не оставлял никаких сомнений в личности их обладателя, чей взгляд не предвещал ничего хорошего любителю таскать детей в мешках.       — Вот. Поймал и обезвредил общественно опасный элемент. Диверсиями занимался, — «опасный элемент» в ответ на подобное заявление Дуба лишь хмыкнул и постарался принять вид пай-мальчика. Безуспешно. Чёртики, плясавшие в его глазах, свели все старания на нет. В конце концов он просто бросил это бесполезное занятие и заозирался в поисках чего интересного.       — Дуб, ты совсем с дуба рухнул?! Да как тебе только в голову пришло ребёнка в мешке таскать? — возмутился Прист.       — Этот ребёнок растяжки на входе организовал! Я с ним ещё нянькаться должен?! — взвился Дубинин.       — Насилие — не выход, — подал голос Петрович. — Как писал Ницше…       Из угла Макса послышалось громкое «Омммммммммм».       — Нам не Ницше обсуждать, а думать нужно, — взывал к разуму отцов-основателей Попов. — У нас на носу концерт, у Серёги тоже. А что у нас в наличии? Два мелких пацана вместо вокалиста и приглашённого гитариста. И что с ними делать? И Юля с Аней как назло уехали, вернутся только завтра…       — Пусть Виталя думает, что с ними делать, — постарался тут же откреститься Холст.       — А чё сразу я-то?! — от возмущения басист потерял дар мата.       — А Мишку в группу кто привёл?       Прервал увлекательнейшую дискуссию странный грохот. Все обернулись на источник звука. Увиденное странным образом преобразило Холста: черты лица его заострились, и без того выступающие клыки выступили ещё сильнее, навевая подозрения о родстве Владимира Петровича с вампирами. Вероятно, именно этот факт заставил Приста прийти в себя и предотвратить неминуемое кровопролитие. В тот момент, когда обычно невозмутимый Петрович рванулся вперёд с криком: «Немедленно положи на место!» — ритм-гитарист попытался остановить его. Но не учёл Попов одного, а именно: за свои инструменты Холст готов убить. Посему препятствие в лице Сергея было мгновенно снесено. Однако и такой небольшой заминки хватило Рыжику, чтобы ретироваться с места преступления на кровать к Мише. Взгляд его ясно говорил, что Холста он запомнил. Владимир, сразу потеряв всякий интерес к происходящему, подхватил свою гитару и принялся ревниво осматривать её на предмет повреждений, что-то приговаривая о мерзких рыжих негодниках.       — А я что говорил? — радостно воскликнул Дуб.       — Ты не говори, ты сделай что-нибудь. У тебя ж трое сыновей, — вставил свои пять копеек Макс.       — Это ещё не значит, что я знаю, что в таких случаях делать! Хотя… Выпороть можно! — внёс разумное на его взгляд предложение Виталий.       — Руки прочь от детей, извращенец! Совсем на старости лет с катушек съехал! — пока Попов причитал о самоуправстве коллеги, прегородив подход к кровати, мелкий Серёжа и неожиданно обретший компанию и потому заметно приободрившийся вокалист дразнили постепенно звереющего представителя семейства буковых.       — Может, Пушкиной позвоним? — Вновь подал голос Удалов, намереваясь не допустить намечающейся драки.       — Разумно, — Холстинин оторвался от разглядывания своего инструмента и был готов к конструктивному диалогу. — Тут явно нечисто, так что стоит подключить к нашей проблеме человека, разбирающегося в этом.       К сожалению, сегодня арийцам повезло не больше, чем вчера Максу. Автоответчик с нахальным упорством продолжал доносить до сведения музыкантов, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Со вздохом они вынуждены были признать, что справляться придётся своими силами. И тут же возник первый насущный вопрос: детям элементарно нечего было надеть. Виталий сразу предложил решение, надо заметить, вполне в своём духе:       — Ну, с Мавром можно вообще не заморачиваться: штанины да рукава закатать, а по ширине как раз. А на Мишу у Утноноса можно что-то экспроприировать. Слушайте, а вы Рыжим случайно не в одном детском мире одежду покупаете?       Ответом ему послужило щёлканье зубами от Макса и Серёги-младшего, причём второй сопроводил предупредительный кусь в воздух очень многообещающим взглядом, и неприлично громкий смех от Серёги-старшего. Владимир улыбнулся, показав, что шутку оценил, и… отправил Дуба с Максом на поиски магазина детской одежды. Инициатива наказуема. В смысле, Макс, тебя за что? Моделью будешь. Или ты предлагаешь детей в одних майках, которые им как платья, по городу таскать?       Едва потирающий шишку на лбу Виталий и смирившийся со своей судьбой Удалов скрылись за дверью, наглое рыжее создание выдало опешившим братьям по гитаре:       — Я, конечно, понимаю все ваши метания и страдания, но и поесть было бы очень неплохо.       Житняков поддержал его радостным «ага!»       Услышанное заставило гитаристов побледнеть, покраснеть и отойти в дальний от детей угол с целью проведения военного совета. Главным вопросом на повестке дня было «Чем питается диковинный зверь под названием ребёнок и насколько реально это обеспечить?» Попов припомнил, что когда-то давно многодетный отец Беркут с умилением рассказывал, что плоды его трудов постоянно просят мороженое. Холст, припоминая опыт своего отцовства, возразил, что одним мороженым сыт не будешь, а детей вроде кашей манной кормят. Несмотря на попытки взрослых говорить как можно тише, молодое поколение слышало весь разговор. И если заявление о мороженом вызвало с их стороны бурную радость и восклицания одобрения, то упоминание манной каши повергло детей в уныние и подняло волну негодования. И если Приста подобным ещё можно было разжалобить, то Холст, уверившись, что он пошёл по правильному пути, прочёл короткую лекцию о страдании в учении Ницше и заказал манную кашу в номер.       — Володь, а тебе не кажется, что эти динозаврики что-то замышляют? — Прист обратил внимание на странные переглядки малышни.       — Разделить бы их надо… — протянул Холст. — Но ведь и накормить тоже нужно…       — Так давай я Мишку покормлю, а ты возьми на себя это рыжее чудовище, — «чудовище» незамедлительно внесло ритм-гитариста в свой списочек, куда уже входили Дубинин и Холстинин.       — И то верно. Так, провожу-ка я тебя, — сказал Владимир, глядя, как Миша пытается отбиться от загребущих лап Приста, а Маврик старательно ему в этом помогает. Победа осталась за стороной силы и, заперев дверь, гитаристы понесли вокалиста к Попову.