О методах воспитания

      Удалов вместе с покупками был послан к Холсту. Да нет, какая дедовщина? Нет её в «Арии». Просто Виталий старше. И в группе дольше находится. Да. И вообще, что за разговорчики в строю? Возражения какие-то? Ах, возражений нет? Вот и не стойте тогда, Максим Львович, как суслик в поле. Кругом и шагом марш к месту назначения.       В любое другое время Утконос обязательно нашёл бы, что возразить, и непременно доказал бы Виталию Алексеевичу, как глубоко он неправ. Но на данный момент Удалова мучила совесть. Макс наивно полагал, что он давно избавлен от этого атавизма. «Errare humanum est, » — говорили древние. «Я никогда ещё так не ошибался в своей жизни, » — говорил один персонаж из мира Толкиена. Иными словами, зря Макс полагал. И именно совесть шептала, что по его, Удалова, вине сейчас мучаются его друзья. А более всего жаль ему было Маврика. Он ведь вообще совершенно случайно под раздачу попал.       С такими невесёлыми мыслями Удалов доплёлся до номера Владимира. Повздыхав ещё немного о несправедливости жизни, он постучал. Ответа не последовало. Выждав для приличия пару минут, Макс повторил манёвр. Ответом ему была тишина. Повторять утренний подвиг басиста Утконос не решился и предпочёл думать, что гитаристы просто куда-то ушли с детьми. Ну без одежды. Бывает. Это автоматически означало, что драммер может отправиться к себе и со спокойной душой отдаться самокопанию и самобичеванию. Для разнообразия можно позвонить Пушкиной, ещё раз убедиться в её недоступности. И именно так Максим и поступил.       Увы, недолго музыка играла, недолго фраер танцевал. Заняться всем вышеописанным Удалову помешал стук в дверь. В приотворённую щёлку проскользнул Рыжик, тянущий песню «Памажите, люди добрыя» известной в определённый период группы «Ногу свело». Следом протиснулся юный вокалист «Арии» и попытался изобразить серию балетных па. Утконос в шоке смотрел на разворачивающийся перфоманс. Происходящее совсем не укладывалось в рамки обыденности и, совершенно естественно, потрясло драммера. Впрочем, именно такой реакции и добивались мелкие пакостники, когда планировали операцию. Маврик, уперев руки в бока и стараясь выглядеть как можно угрожающе в майке, слишком большой ему и потому доходящей ниже колен, строго посмотрел в глаза деморализованному Максу и произнёс, подражая Железному Арни:       — Нам нужна одежда и еда.       Миша в свою очередь попытался скопировать позу Дубинина. Получилось неважно ввиду отсутствия некоторых необходимых физиологических особенностей. Удалову, однако, хватило и этого. Всё ещё пребывая в ступоре от происходящего, он издал какой-то нечленораздельный звук и указал в сторону пакетов с одеждой.       Одевшись, юные бандиты не приостановили своих гнусных деяний. Маврик, например, расковыривая дырку на коленке, сразу выразил недовольство по поводу отсутствия шапочки.       — Хочешь, я тебе свой носок подарю? — последовал ответ от начавшего приходить в себя Максима. — Я его почти не носил. И даже как-то раз стирал. Наденешь вместо шапочки.       Серёжка почему-то отказался от столь щедрого предложения.       Зато Житняков вспомнил вторую и, в общем-то, основную причину посещения гостеприимного Удалова. А именно: еда. Несмотря на съеденные пончики, по которым сейчас справляет тризну басист, вопрос питания всё ещё стоял ребром. К тому же, не стоит забывать, что перекусить удалось только Мише. Рыжему же товарищу грозило кончить свою жизнь голодной смертью. Поэтому вокалист незамедлительно решил исправить ситуацию.       — Максим Львович, у Вас пожевать чего-нибудь не найдётся? — на драммера воззрилась пара чистых голубых глаз.       — А что, Холст с Пристом накормить вас не догадались? — удивился Макс, мысленно ставя себе пометку поговорить с гитаристами об особенностях выращивания детей.       — Да ну их… То выпороть хотят, то гадостью накормить пытаются. А «Роллтон», между прочим, очень вредная пища. Если это можно, конечно, пищей назвать…       Максим, как ярый сторонник здорового образа жизни, немедленно проникся и возложил на себя обязанности по кормлению детей, заказав в номер суп и овощное рагу, ибо Мавр, даже пребывая в изменённом состоянии, оставался верен своим убеждениям и наотрез отказывался есть что-то, что может относиться к убийству. На ехидное замечание Удалова об убийстве овощей последовал ответ, информирующий прогуливавших в школе занятия по биологии о том, что у растений отсутствует нервная система. Поэтому убить их нельзя. Не согласиться с доводом было невозможно.       А пока дети совершали трапезу, Удалов пытался ответить на вечный русский вопрос «что делать?» и составить план дальнейших действий. Проблема заключалась в том, что Дубинин никак не признавал, что взрослый Миша однозначно лучше Миши маленького, и вообще всячески старался избегать помолодевшего вокалиста (не видел Макс всей картины, а потому простим ему это заблуждение).