Чонгук безумно улыбается, услышав двойной выстрел из столь любимого оружия одной девушки. Он останавливает машину чуть ли не посередине дороги — ему абсолютно плевать на последствия, когда неподалёку гуляет его ягодка. Чон на радостях вылетает из автомобиля, похлопав себя по груди и через ткань куртки проверив наличие оружия. На улице тихо, будто ни души здесь нет, но он её чувствует, он её слышал. Джису всегда пускает по две пули, дабы у выбранной жертвы не было шансов на спасение.
Накативший приступ безумия, неутолимое желание, приторное предвкушение долгожданной встречи под покровом ночи не дают ему покоя, заставив пульс участиться. Так всегда бывает, когда они с ягодкой выходят повеселиться.
Переулок за переулком, тёмный угол за тёмным углом — где-то поблизости, где-то совсем рядом. Чонгук никогда не промахивается, никогда не ошибается, так его научили у Белого лотоса, где любая оплошность несёт за собой летальный исход. Он и сейчас не спутал: его Джису, с подведёнными чёрным карандашом лисьими глазами, в кожанке с характерным их дуэту рисунком, сделанной на заказ у одного довольно хорошего японского мастера, стоит прямо напротив группы отбитых от жизни подростков, направляя на них дуло пистолета. Она упивается страхом в их глазах, без какого-либо сочувствия смотрит на
детей, возомнивших себя взрослыми, лишь раз попробовав покурить, и без всякого интереса вслушивается в их угрозы полицией, плавно переходящие в мольбу о пощаде.
Джису безумна, Чонгук — без ума от неё.
В кланах Китая её прозвали как Снежная королева: ни эмоций, ни слов, порой, ни признаков жизни — трудно быть светящимся солнышком, когда ты кровью связан с Триадой и медленно наблюдаешь за мучительной смертью близких каждый день. Но Чонгук своё всегда получает, и не важно, касается ли этого очередного покупателя или попытка добиться хоть малейшего взгляда в свою сторону — он и добился, Джису оказалась с такими же бешеными тараканами, что и он сам. Сейчас она полностью оправдывает закрепившееся за собой клеймо, безжалостно наблюдая за бьющимися в агонии подростками. Они чуть ли не на коленях умоляют убрать оружие и отпустить их, и Джису, как бы не старалась это скрыть, ухмыляется появившейся неподалёку фигуре Чонгука.
— Не ты должна детей пугать, а монстр под кроватью, — говорит подошедший Чонгук, медленно затягиваясь дорогой сигаретой и тщательно рассматривая замолчавших от накатившего ужаса подростков.
Джису молчит, угрюмо наставляет дуло пистолета на юных парней, ликуя в душе от того, что он нашёл её, приехал к ней, стоит рядом и улыбается — так широко, так безумно. Она любит видеть Чонгука улыбающимся; он холодный и довольно угрюмый, но стоит им выйти «погулять», так невообразимое желание власти и богатства начинает управлять им, пугая всех окружающих.
Чонгук безумен, Джису готова сойти с ума ради него.
Но в один миг Ким меняет выражение лица, отчего даже Чонгук напрягается, а четверо подростков так и стоят, парализованные страхом. Она хмурится, вспоминая, как они бросились на одного, избивая, пока тот не потерял сознание. Джису, конечно, привыкла к насилию и прошла бы мимо, если бы их силы были равны — она ненавидит несправедливость, она ненавидит ложь.
Девушка резко стреляет, направив дуло пистолета в небо и продолжая наблюдать за бьющимся в истерике парнями: теперь они унижены, они проиграли.
— Вон, — рычит Джису на парней, которые бегут за ближайший угол, не желая оборачиваться. Чонгук заливается смехом, но Ким продолжает молчать и теперь грозно смотрит уже на Чона. — Не говори мне, пожалуйста, что ты ездил к своим дамам на нашей
ласточке, — смотрит на него сверху вниз, стараясь не потеряться из-за такой близости. От него пахнет одеколоном вперемешку с дорогими женскими духами — Ким себе такие позволить не может, она деньги до Сеула бережёт. — Как ты добрался сюда? — Чон подходит вплотную, начиная рассматривать её слегка опухшее от слёз лицо. Джису выдаёт волнение лёгкой дрожью в голосе, на него больше не смотрит и не знает, отчего задохнётся сейчас: от нахлынувших эмоций или от мерзкого запаха женских духов.
— На ласточке, — игриво улыбается он, дразнится, всё её взгляд на себе поймать хочет. — А ты как добралась?
— Тебя не смущает, что под сиденьями у нас товар и сумки? — шипит Ким, пряча руки в глубоких карманах кожаной куртки.
— Почему не в багажнике? — удивляясь словам Джису, говорит Чонгук. Напарница, конечно, всегда отличалась особой оригинальностью своих ненормальных идей, но предупредить Чона об этом стоило.
— А каким нужно быть придурком, чтобы возить наркотики и нереальную сумму денег в багажнике? — шипит Джису, всё-таки поднимая взгляд на него: Чонгук мрачнеет, отчего она слегка вздрагивает. Их вовсе не волнует, что мирные жители этого района уже вызвали полицию — они смыться успеют.
Чонгук не особо волнуется насчёт будущего. Он живёт настоящим, его волнует то, что происходит сегодня, в данный момент — завтрашний день его не интересует. Потому он делает, а уже потом думает. Его беззаботность ему дорого обошлась однажды: вместо того, чтобы бежать с места происшествия, он полез на полицейских и чуть не загремел за решётку, к счастью, Джису была рядом и, очень удачно поговорив с ними, забрала Чонгука и вправила мозги так, что Чон решил было бы лучше отсидеть, чем жить с таким демоном.
А ещё Чонгук без тормозов: он вспыльчив, решает большинство проблем кулаками и не успокаивается, пока не добьёт до конца. Один бесстрашный парень хотел обмануть его, принеся всего лишь половину от той суммы, что должен был. Так вот сначала он лишился глаз, получив по пуле в каждый, а после и жизни. Чон, конечно, веселиться любит, но его жестокость не обходит стороной никого.
Чонгук играет в казино с очередными богачами, громко смеётся и наслаждается этой атмосферой: лёгкая музыка, а не очередная драка за диск с песнями очередной излюбленной Джису рок-группы, цивилизованное общество, а не собакоподобные, с которыми он жил, работая на китайскую мафию, красивые девушки, одетые в утончённые элегантные короткие платья, а не неадекватная особа, которая может и жизни одним ударом лишить. Кстати говоря, а где эта
особа?
Он, немного успокоившись после азартного смеха, оборачивается по сторонам, надеясь, что она всё-таки не ушла. Чонгук предложил развлечься, не забыв игривое «ягодка», отчего теперь на его животе расцветает очередной синяк; жестокость и насилие в их отношениях — это норма. Джису очень надеялась на очередную потасовку или небольшой грабёж — вообще, она предпочитает покупать и добиваться самой, ведь не нуждается в наворованном, но больше всего она любит видеть Чонгука счастливым, потому ей приходится бросать собственные принципы, — но парень привёз её в нелегальное казино.
Чонгук видит, что она недовольна, но его мало волнует чужое мнение, когда дело касается больших денег.
Джису видит, что Чонгук доволен, потому решает не вмешиваться.
Она молча сидит в более-менее тихом углу на кожаном диване, в очередной раз отказываясь от алкоголя, который ей в очередной раз настойчиво предлагают. Джису даже не улыбается повернувшемуся к ней с улыбкой до ушей Чонгуку. Он, никак не обидевшись и успокоившись, найдя её, возвращается к игре, продолжая получать всё больше и больше денег. Чон убеждается, что ягодка сидит спокойно и не собирается разнести тут всё, потому напрочь забывает о девушке.
— Вы не по дресс-коду одеты, — присаживается рядом тощая девушка, облачённая в лёгкое золотое платье на тонких бретельках — слишком открыто и легко, Джису такое носить не стала бы. Она поправляет свои блондинистые кудри, с отвращением в глазах осматривая наряд Джису: массивные ботинки, видавшая виды старая куртка со странным изображением зайца и обычные чёрные джинсы. Не выглядит, как большинство прекрасного пола в этом здании.
— Вас ебёт? — достав одноразовый телефон и быстро листая полученные сообщения от поставщиков и заказчиков, грубит Джису, забивая на все правила морали и поведения. Чонгук обманул её, Чонгук бросил её, Чонгук игнорирует её. — Я же обратилась на «вы», этого мало? — заметив на себе пристальный взгляд, продолжает грубить Ким.
— Мой муж, признанный страной политик и невероятно влиятельный человек, может вас и без языка оставить, юная леди, — кивая в сторону какого-то пухлого и пожилого на вид мужчину, мурлычет блондинка, не подозревая, что сама спускает на себя монстра. Она наблюдает, как у Джису огонь в глазах загорается, всё спалить грозится, и ухмыляется тому, что девушку, не похожую на остальных, всё же привлечь удаётся. Ким убирает телефон в глубокий карман куртки, кладёт руки на стол и громко выдыхает, прикрыв глаза. — Знаете, если вы не можете позволить себе богатую одежду, то в таких престижных заведениях лучше не возникать.
— Вы угрожали мне, — резко, громко, без малейшей эмоции. Джису не спрашивает, она утверждает.
— Просто дала совет, как девушка девушке, — её утиные губки расплываются в слащавой улыбке, заставив Ким улыбнуться в ответ. Джису церемониться не любит, потому с полным спокойствием достаёт усыпанный блёстками пистолет, направляя его дуло прямо на сидящую напротив.
— Вы, видимо, с криминалом плохо знакомы, раз позволяете себе подобное, — шипит Джису, вглядываясь в напуганное лицо напротив и победно улыбаясь. Было предсказуемо. — Я особой нежностью и чувствительностью не отличаюсь, поэтому не советую провоцировать меня. У меня рука не дрогнет пристрелить кого-нибудь в этом зале, — кивнув головой в сторону столпившихся вокруг играющих, продолжает Джису.
Девушка начинает кричать, и вот такой реакции Джису предсказать не смогла. Обычно люди молят о пощаде или молча уходят, пока имеют на это шанс — это первый раз, когда она просчиталась. Всё внимание вмиг переходит к сидящим в углу девушкам; даже Чонгук смотрит с непониманием и осуждением. Душераздирающий крик продолжает эхом отдаваться в ушах, в то время как все люди мигом оказываются возле них, ожидая шоу.
Джису в такой ситуации впервые, она в растерянности: в ушах звенит, от свалившегося на неё внимания у неё начинают дрожать руки, страх происходящего сковывает. И она злится, на себя. Она ненавидит себя, она ненавидит быть слабой. Откинув навязчивое желание сейчас сидеть вместо этой девушки и пристрелить себя, Джису спускает курок, вообще не осознавая, что происходит.
***
— Да ты, блять, неадекватная! — не щадя горло, кричит Чонгук, закрывая за ними дверь и толкая девушку. Она не сопротивляется, просто молча выслушивает его унижения и редкие удары.
Чонгук, после увиденного, тут же отвёз девушку обратно в пригородный мотель, не забыв оставить дорогую машину дальше, чтобы вызывать меньше подозрений. Он, кажется, нервничает больше неё — Джису вообще признаков жизни не подаёт, будто пристрелили не молодую жену известного политика, а её саму. У Чона паника, он в растерянности. Он не привык бояться чего-то, да и людей убивал не раз. Но сейчас, больше волнуясь за состояние Джису, сам себе мысленные пощёчины лепит, собраться умоляет, бежать предлагает.
— Ты нам сделку сорвала! — продолжает срываться Чонгук, переворачивая прикроватную тумбочку. Джису не реагирует, она вообще не слушает его — снова себя ненавидит, о словах той девушки думает. — Мы могли бы получить огромные деньги, и я говорю сейчас не про казино, — отталкивая её в стену, окончательно летит Чонгук. Он не хочет больше заниматься пустым грабежом, он не хочет пить вонючее пиво с потерянными в жизни стариками. Чон не для этого рождён был. Его судьба — дорогие машины, процветающий клан, красивая девушка рядом, влияние и деньги.
Обычно Джису кидается на него в ответ и у них завязывается бешеная потасовка, но сегодня она ведёт себя на удивление спокойно. Ким, кинув взгляд полный безразличия, тихо произнесла:
— Я знаю, что покупатель должен был прибыть в аэропорт Кимпхо и у нас была запланирована встреча. Мы договорились перенести её в соседний город.
Чонгук недоумевает её сегодняшнему поведению и замирает посреди комнаты, наблюдая на скидывающей с себя куртку и ботинки девушкой. Она просто ложится спать.
— Тебя не смущает, что за нами может приехать полиция? — уже тише говорит Чонгук, наблюдая за отвернувшейся девушкой.
— За мной, Чонгук, — прочистив горло, отвечает Ким, свернувшись калачиком. Чон вообще выпадает из реальности, потому что она редко зовёт его по имени. — Езжай один.
Чон смотрит на засыпающую Джису, вообще не понимая, к чему были сказаны те слова. Он в очередной раз прокручивает их в голове, оставляя жгучие раны на сердце.
— Да что с тобой, ягодка? — заметив выровнявшееся дыхание и умиротворение, он подсаживается ближе, рассматривая её со спины: всё-таки, Джису очень красивая, даже когда спит в уличной одежде. Чон аккуратно кладёт руку на её плечо, а после, не выдержав, ложится рядом, приобняв её и уткнувшись носом в пахнущие спелой ежевикой волосы.
Джису спит и видит самый отвратительный сон в мире.
Чонгук не спит, а лишь охраняет её сон, ожидая визита полиции.
***
Чон Хосок удобно располагается на заднем сидении дорого авто, угрюмо глядя в переднее стекло. У него есть очень вредная привычка разгоняться до максимальной скорости, наплевав на все правила, потому Чеён, зная о своем возлюбленном всё, настояла на том, чтобы он взял водителя. Вот теперь Хосок и сидит, сложив ноги и не зная, куда себя можно деть. Он не хочет ехать к мэру и выслушивать очередную тираду по поводу процентов.
А Пак, так мило сопящая в белоснежную подушку, специально встала так рано, чтобы увидеть любимого с утра. Хосок любит наблюдать за ней спящей, но сегодня Чеён прервала его столь любимое занятие, зато приготовила бодрящий кофе. Из рук любимого человека даже горький кофе будет слаще мёда.
Он ждёт встречи с ней снова, он готов бросить все дела, чтобы провести хоть немного больше времени вместе. Его прекрасная Пак, чья улыбка способна перевернуть в нём целый мир и осчастливить. Хосок — глава самого влиятельного клана, самый опасный мафиози, чьё имя у всех на устах; каждый нарко-район находится под его пристальным присмотром, всё, что лежит за пределами закона — всё подчиняется ему. Чону свойственно быть холодным, не раскидывающимся лестными словами и эмоциями, мужчиной. Но лишь одна девушка смогла заставить его улыбнуться, научила его любить, показала, что счастье не только в деньгах и огромных территориях.
Хосок даже не замечает, как оказывается в кабинете мэра, отказываясь от чая и кофе.
— Тогда сразу к делу, — присаживаясь на стул, угрожающе произносит мужчина. Точнее, пытается вложить туда свою твердую уверенность, но Хосок продолжает сидеть, расслабившись. Он смотрит на мэра, отчего тот нервно сглатывает, понимая, что Чона действительно невозможно напугать, лишь самому испугаться. — Некий дуэт, состоящий из парня по имени ДжэйКей и его странной напарницы, способной переубедить любого, разгуливает по городам Кореи уже давно. Всё, что находится за законом — ваше царство.
Хосок кивает, понимая, к чему клонит Кан Юонг.
— Также до меня дошёл слух, что вы понесли некие убытки из-за этого дуэта, — от слов мэра Хосок мрачнеет, а Юонг лишь невольно ёжится на стуле, надеясь как можно скорее закончить эту встречу. — В нашем договоре был пункт, в котором говорилось о равенстве: наркоторговля, сутенёрство и прочее, чем вы занимаетесь, не должно вызывать вопросов у мирных жителей. Я прикрываю вас от полиции, а вы платите мне особый процент от месячного заработка.
— Никто ничью дорогу не переходил, мои люди, да и я сам лично, контролируем каждый грамм кокаина, — спокойно говорит Чон, наблюдая на подошедшим к бару Юонгу.
— Убили жену влиятельного политика, весь вечер были слышны выстрелы в Кимпхо, разграблен самый престижный торговый центр в Пусане! — резко разворачиваясь, кричит мэр. Чон смотрит уже заинтересованнее. — Эта парочка, новые Бонни и Клайд, у всех на устах, — держа в одной руке алкоголь, а в другой бокал, произносит Юонг, театрально разводя руками. — Ты переходишь границы уговора, Чон Хосок.
Чон морщится, а после произносит:
— Я этих ребят мельком видел, они смыться успели. О них мало что известно, но, если это наносит вред вам, мы выясним всё, что потребуется, — размеренно говорит Чон, поднимаясь со стула и намереваясь вскоре уйти. Если бы не столь ранняя встреча с мэром, он бы в это время нежился в одной постели с Чеён.
— Я не договорил, — заполнив бокал спиртным до краёв, шипит Кан. — Я желаю повысить процент, получаемый мной от заработанной вами суммы. Теперь ты платишь тридцать пять.
Чон кивает стоящему к нему спиной Юонгу и, борясь с желанием проломить ему хребет, вылетает из кабинета, сталкиваясь в дверях с его дочерью.
— Простите, — смущённо опустив голову, произносит Виен, заправляя выпавшие кудри за уши и не решаясь поднять взгляд.
Хосок, так ничего и не ответив, покидает кабинет.
— Это тот самый Чон Хосок?! — удивлённо вскрикивает Виен, направив взор игривых голубых глазок в давно опустевший коридор.
Мэр, заметив заинтересованность дочери, лишь подмигивает ей.
