Я увлеку тебя за собой в это порочное чрево. Пусть языки пламени облизывают твою душу, сердце и плоть…
Он чувствовал себя обреченным. Глаза, что могли бы дать ему ответ, были вырваны из глазниц и отданы тому, кто стал причиной этого поступка.Тебе уже не увидеть солнца… мне же никогда не будет позволено стать им для тебя…
Твердая поступь не спасала от ощутимой дрожи в кончиках пальцев, в уголках ресниц, что были сожжены соленой влагой.Там, во Вселенной, среди переплетения созвездий и звезд… моему черному солнцу нет места среди ярких огней твоего великолепия…
Он шел с потускневшими глазами, внутри которых еще пытался вырваться наружу лихорадочный блеск прошлого Сюэ Яна, которого он знал, а сейчас… сейчас с этих гор спускался человек, который был ему неизвестен. Этот человек умирал будучи живым и невредимым, разрывался среди противоречий, сомнений, желаний и похоти, что сжирали его, сжирали пламенем изнутри. Он так желал, чтобы теплые руки снова его успокоили, чтобы прекрасная боль выжала из него всё до последней капли, чтобы в этом разуме, в этом сердце не осталось ничего. Тогда тот человек снова сможет влить в него хотя бы каплю сияния настоящей живой души, той, которую у Сюэ Яна отобрали, взамен оставив холодные чертоги бесконечной непроглядной бездны. — Меня обманывают?.. — обветренные сухие губы, кажется, шептали что-то вместе с завывающей волной ветра, что всё стремительней спускалась с гор. — Или я сам себя обманываю? Почему я бегу от чего-то, а не к кому-то… Испытаю ли я радость от возможности прильнуть всем телом в те объятия, что распахнутся лишь для меня… Это казалось невозможным. Бежать что есть сил, бежать хоть на край света, лишь бы знать, что там, у самого горизонта одиноко маячит подсвечиваемая последними лучами заката тень и ждет лишь одного — обернутся и узнать в бегущем то, ради чего разойдутся в разные стороны руки подобно крыльям и впустят в себя прильнувшее к груди тело, после чего вновь сомкнутся и уже не отпустят. Чувство безграничного доверия, тепла, искренности, и быть может… любви. Сюэ Ян медленно брёл по лесной тропинке. Он прекрасно знал эту местность, как и то, что именно здесь, у подножья горного леса расположена одна из незаконченных смотровых башен Мэн Яо, которую днем и ночью сторожили около двадцати человек. Сложно сказать, что конкретно бурлило у парня внутри, но чем медленней он брёл, чем ниже спускался с гор и лениво проходил лес, тем сильнее нарастало в нем отчаянное пламя безнадежной ненависти. После того, что случилось в пещере, он некоторое время спал, а когда проснулся… когда проснулся и ощутил легкое эхо не удовлетворившего его до конца удовольствия, как и чувство пустоты, что жалило ему живот, то неожиданно воспротивился собственному отчаянию, впервые за долгое время принял все свои противоречия за унижение, не осознавая, что это лишь начало зародившихся в нем любовных терзаний. Язык никогда не сможет распознать яд в сладости, а Сюэ Ян его уже проглотил, пока душа, столкнувшись с этой отравой подобно желудку уже пустила его по всем каналам, впитала в каждый орган, отравила им каждую клетку…Если я вонжу нож в твое сердце, ты ощутишь мою боль?
Предрассветное утро было туманным, темным, сумрачным. Несколько зевак, патрулирующих стены башни и ожидающие конца своей смены нервно дернулись, когда в пелене тумана медленно, очень медленно начали вырисовываться очертания высокой худой тени. — Ты это видишь? — прошептал один другому и вытащил меч. — Эй, ты что здесь делаешь, проваливай! Эта территория принадлежит Цзинь Гуан Яо, ты не можешь просто так… Внезапно стражник замер и пригляделся. Длинные, струящиеся по груди и плечам волосы едва колыхал слабый ветер, темные одеяния были мокрыми и облегали стройную худую фигуру, тонкие пальцы в перчатках обхватывали темную рукоять меча. Но как бы темно ни было, и как бы юноша не старался (а старался ли?) спрятать лицо за упавшими на глаза прядями, стражник по какой-то причине узнал в этом человеке того, кого им было велено поймать в случае обнаружения. — Сюэ Ян?.. Как только юноша услышал свое имя то остановился и замер, по-прежнему крепко держа меч в руке. — Глава Ордена велел всем своим лазутчикам выследить и поймать Сюэ Яна, — шепнул он на ухо другому и его губы мелко-мелко задрожали. — Говорил поймать живым, и этот его приказ был самым суровым. — Но Сюэ Ян ли это? — Он, точно он. Видишь пару перчаток на его руках? Никто из заклинателей кроме него не носит перчатки, и этот меч… Это же Цзян Цзай! Решив пойти на переговоры, стражник мирно и медленно сделал шаг вперед, начав осторожно приближаться к по-прежнему неподвижно стоящему Сюэ Яну, чья голова была низко опущена, так, что волосы уже не струились по груди, а вольно висели в воздухе. А тем временем почти незаметным знаком стражник велел окружить его, заманивая в капкан словно дикого зверя. — Господин, вы что здесь делаете? — стоя в десяти шагах от него, ласково пропел стражник. — Утро нынче холодное, а вы весь промокли. Вас срочно нужно сопроводить внутрь, чтобы вы сменили одежду и согрелись…Если я вонжу нож в твое сердце, ты ощутишь мою боль?
Сюэ Ян молчал и не двигался, однако глаза его, широко распахнутые и прожигающие взглядом землю, сверкнули лишь тогда, когда слишком близко рядом собой увидели пару ног, ставших на тот же клочок земли на котором стоял и он. — Господин… Свист лезвия в воздухе был секундной роскошью для тех, кто в это время смотрел на них обоих. Пошатнувшись, тело стражника сделало шаг назад, а вот его голова напротив, наклонилась вперед и упала к ногам Сюэ Яна, который с дикой затравленной улыбкой смотрел как под ним разрастается лужица огненных ликорисов, скрывающихся в алой жидкости пролитой им крови.Если я вонжу нож в твое сердце, ты ощутишь мою боль?
— Ты ведь так не любишь убивать людей, ты против этого! — его темная, наполненная злобой и ненавистью тень подобно танцующему демону начала извиваться в движениях смерти, пока голос разрывал не только пространство, но и уши испуганных такой неожиданной реакцией стражников. — Как тебе это, как тебе? Я уже убил четверых! Нет, пятерых, шестерых, семерых… Он пытался считать, но очень скоро забыл об этом. Мечась в выставленном для него капкане его меч воспроизводил свой личный танец смерти, подобно божественному лезвию проходя через любое препятствие, ровно и аккуратно рассекая его, но разве этого было бы достаточно такому низкому и падшему убийце, как Сюэ Ян? Стражников становилось всё больше, и чувствуя приближение добычи он устроил настоящую резню, смеясь как безумный, уже не видя ничего из-за попавшей в глаза крови. Кровь была повсюду, ею пропитался воздух, пропиталась одежда, она впиталась в бледную кожу, стекала по тонким пальцам, брызнувшими капельками покрывала кровавыми поцелуями губы. Сюэ Ян танцевал, а вместе с ним в дикой пляске выводила свои движения и смерть, неотступно шествующая за ним.Моё имя — Сюэ Ян. Рожденный четырнадцатого дня девятого месяца, сияние души — цвет темной крови. Я здесь, а значит, вы обречены…
— Ха-ха-ха-ха-ха! Этот смех рвался из него подобно каплям яда, что в мгновение ока превратились в черные волны беспросветной темноты. — Кричите, кричите громче! — не мигая, взывал Сюэ Ян. — Уж если он услышит ваши крики, больнее чем ему не будет никому из вас! Меч так легко вонзался в тело, что он начал крутится как смерч, превращая бойню в настоящую мясорубку.Обними меня…
Легкая дымка, скользнувшая прямо перед глазами на миг лишила юношу опоры. Замерев, он неожиданно услышал удары собственного сердца, и легкая изморозь словно жалом коснулась кончиков его пальцев, словно невидимый поток чего-то холодного медленно окутывал его с ног до головы. В памяти пронеслись эпизоды, словно вырванные из общей картины пазлы: шуршание листьев на деревянном полу, легкое движение полупрозрачной ткани в доме с распахнутыми настежь окнами. Солнце, чьи золотые нити пробиваясь внутрь искрили среди блуждающих в воздухе пылинок; легкий аромат жасмина пропитал собой каждый угол дома, а вместе с ним… запах приглушенной нежностью похоти, и эта нежность подобно молочной реке поглощала в себя капли крови и слез, превращая соль в изысканную, едва ли не божественную сладость.Крепче… Сожми руки крепче на моих бедрах…
Он вспомнил о близости минувших дней, что затмевала собой все ужасы его печальной пустой судьбы, и даже тень этой любви была способна уничтожить в его жизни всё то закостенелое зло, что правило бал в сердце и душе Сюэ Яна вот уже столько лет. Он вспомнил тепло поцелуев, благоухание бледного, но сильного тела, вспомнил, как порыв ветра, ворвавшись внутрь, привел в движение тонкую ткань на окне и отходя она открыла бы чужому взору всё то, что обычно двое прижатых друг к другу тел прятали в глубокой непроглядной ночи. Но в тот день всё случилось так медленно и неосознанно, что Сюэ Ян не мог понять, когда же именно в его голове выключили свет и в темноте он отдал себя окружившему его теплу, что не жалило, а мягко согревало. В тот день, когда солнце светило так ярко, а снаружи доносилось пение птиц он медленно и не спеша шептал что-то на ухо Сяо Син Чэню, сидя подле него. Юноша закинул на его бедро свою ногу и играючи покачивал голой ступней в воздухе, пока правая рука, перекинутая через плечи в белой накидке, осторожно постукивала пальцами по руке заклинателя. Как же ему нравилось вот так просто прильнуть к кому-то, положить голову на плечо и не спеша говорить о чем-то, приглушив голос. Когда же шепот его уже было не разобрать, и лишь томный голос выдавал его состояние Сюэ Ян почувствовал, как всё тело подобно листьям тоже словно подхватилось каким-то невидимым потоком. Его мягко опустили на деревянный пол и раскрыли ворот одежды, обнажая ключицы и часть груди. Сухие губы, что коснулись его шеи, вызвали дрожь во всем теле Сюэ Яна, и словно женщина он тут же стал мягок и податлив, словно выпрашивал своей покорностью еще больше наслаждений, и получал их: изящные прохладные пальцы словно в шутку начали выводить странные узоры на его коже, ладони то и дело спускались все ниже, утягивая за собой халат под которым больше ничего не было. Только тело, что словно распахнутый бутон жаждало, чтобы к нему прикоснулись… «Сяо Син Чэнь… — прошептал юноша, чувствуя, как в сердце вонзился стальной нож невидимой взору боли. — Уж лучше бы ты меня тогда убил…» Когда бесконтрольное истребление достигло высшей точки, Сюэ Ян почувствовал, как стражники начали применять талисманы. Ощутив невиданную доселе ненависть он сложил пальцы в определенном символе и в ту же секунду ярко алое пламя вырвалось из его спины потоком столь стремительным, что сразу же спалило вокруг себя тех, кто был слишком близко. Даже земля была обожжена в том месте, где яростной волной возмездия это пламя коснулась её поверхности.Не нужно жалеть меня, делай всё, что пожелаешь. Я выдержу, потому что такова твоя любовь…
Снова эти воспоминания. В тот день между ними случилась самая нежная любовь, утопившая в своей сладости тело и душу Сюэ Яна. Словно пребывавшая во сне он вспоминал свой опущенный до талии халат, распахнутый на бёдрах, свои обнаженные ноги, которыми он обхватывал тело, что изысканно и осторожно двигалось на нем. Рассыпанные черным нимбом волосы на деревянном полу и заглушающие пение птиц, стоны, скрещенные на чужой спине руки, прижатые к чужой шее губы и теплое дыхание, оставляющее капельки влаги на коже… Пламя поглощало всё вокруг. Сюэ Ян направлял его потоками Ци, и было то пламя столь сильным, что поедало даже ветер, что в страхе скрылся в безлистных ветвях, на что в ответ в угли были превращены и они.Я хочу твоей любви, дай же мне… дай мне её…
— Дай мне напиться её яда, — замедлившись и немного выпучив глаза, Сюэ Ян, кажется, забыл обо всем на свете. — Если только им будет утолена моя жажда… я хочу испить его до последней капли и умереть, почувствовав себя живым!!! Он вспоминал мгновения их близости. Кожа к коже, тела так близко, и внутри так жарко, словно внутренности лижут языки пламени, чей жар был в стократ сильнее того, что уничтожал все вокруг сейчас. Как незабываемо было ощущение, когда он взобрался на него, сел сверху и почувствовал, как руки крепко сжались на его талии, бедрах, как собственная возбужденная плоть прижалась к плоскому животу заклинателя, влажная и податливая скользила по нему, желая большего, а потом… потом невообразимая наполненность, что он почувствовал внутри своего тела, и словно невидимые разряды, что били в каждую его клетку и довели до исступления. И крики, много криков и стонов хриплой ругани, ласкового завывания, движения полной распущенности, искренняя реакция тела на подобный сладостный удар… Сюэ Ян застыл словно каменный исполин, обреченный сгинуть в невидимой вечности. Он желал его, желал Сяо Син Чэня так сильно, что тела ему уже было мало. Он хотел любви, впервые за свою недолгую жизнь признав для себя тяжесть её мук, её обреченность, её благословление. Он понял, что его тело — это так же и тело Сяо Син Чэня, теперь уже только так, а его душа будто недостающие глаза в его глазницах. Они, кажется, были одним целым, так думал Сюэ Ян. Уж слишком много сходилось, или эта мысль была лишь бредом его омрачившегося воображения… Понемногу пламя начало тускнеть. Сожжённые, лишенные конечностей и органов люди пытались отползти, спасая остаток своих жизней, что еще бились в их искалеченных телах. Внезапно словно чья-то теплая рука коснулась плеча Сюэ Яна, он тревожно обернулся, но никого не увидел. Но пламя в его сердце постепенно начало угасать, ненависть, бурным потоком струящаяся по его крови внезапно начала утихать, как утихает море после бушующего шторма. Он посмотрел на огонь, на его отблески, что находили свое отражение в его темных глазах, отвернулся от жуткой картины и полностью перепачканный в крови и грехах пошел в противоположную от башни сторону. Он не удовлетворился убийствами, он больше не мог быть прежним, и уже не мог таким образом отомстить. Он подумал, что если снова начнет убивать, добрая и нежная душа Сяо Син Чэня покроется трещинами боли, из которых станет вытекать алая кровь, но не вышло. Он уже слабо осознавал, что ему делать, и эта беспомощность делала его жалким, потерянным и очень одиноким. Он ушел с поля битвы, пока ему в спину впивался взгляд полный сожаления. Эти глаза, цвета морской глубины, немного повлажнели, и лишь одной капле, сорвавшейся с уголков ресниц хватило, чтобы поглотить в себя весь оставшийся огонь, что уже сжег добрую часть леса. Стало темно, кругом пахло гарью, клубы дыма заменили собой переплетения тумана. Тень стояла молча, провожая немигающим отчаянным взглядом молодого юношу, который знал и не знал куда ему идти. «Если так будет продолжатся дальше, — со скорбью в душе подумала тень, — то у Нас не хватит погребальных саванов, чтобы хоть как-то скрыть твои зверства, Сюэ Ян…» Затем, приняв человеческий облик, хлопнула трижды в ладони, после чего вырвавшиеся из-под земли коренья деревьев подобно кокону обмотали все тела и утащили под землю, а отрубленные конечности рассыпались в пепел, из которого тут же выросли высокие пучки ржавой колючей травы…***
Ты можешь обмануть его однажды, но сможешь ли обманывать всю жизнь…
Сначала он хотел, как было, вернутся в похоронный дом. Не спеша пересекая лес, Сюэ Ян поднял свою руку и принюхался к ткани на одежде. Та смердела кровью и человеческими потрохами, стылой землей и сожженной плотью. Волосы младшего заклинателя перепачкались, и от обильных сгустков крови склеились между собой, лицо чесалось и жгло, пальцы потемнели от грязи и пепла. Поразмыслив, он вдруг понял, что даже если думает совершить то, что задумал, в таком жалком виде ни перед одним своим врагом он не покажется никогда. Пусть он был босяк из Куйчжоу, но времена бедного существования уже давно прошли. Отныне мир знает его только как беспощадного убийцу, но уж никак не смердящего человеческими внутренностями пса, что сейчас и на человека был мало похож, представляя собой жалкое и одновременно кошмарное зрелище. Сразу в город он возвращаться не решился, тревожась, что его внешний вид если не сразу напугает, то вызовет слишком много ненужного внимания и вопросов, но и в холодные воды рек тоже не спешил — брезговал холодом. — Что же делать… — медленно бродя по лесу, спрашивал себя Сюэ Ян. — Одной лишь утренней росой даже не умыться, а в холодной воде одежда отстирается плохо. Вдруг он вспомнил, что в южной части леса находились несколько хижин с длинными, отходящими от крыши трубами, из которых с утра до вечера беспрестанно валил пар. Подумав немного он живо встал на меч, и тот, покоряясь своему хозяину, тут же воспарил в воздух, не долетая до верхушки деревьев, скрывая Сюэ Яна среди плотной зеленой листвы. Добравшись до назначенного места юноша с легким сердцем обнаружил те самые хижины, что были ни чем иным, как самыми обыкновенными банями для простолюдинов и работников полей. Сейчас было рано, но из труб уже валил пар, и видя извивающиеся полоски дыма Сюэ Ян тепло улыбнулся, спрыгнул с меча и сразу пошел к хижинам, правда у самой двери несколько умерил пыл и осторожно приоткрыв дверь заглянул внутрь. Как и ожидал, там никого не было, — очевидно растопив бани, чтобы нагреть воду, хозяин удалился по своим делам. Такие бани обычно разогревались от двух часов и больше, так что у Сюэ Яна было время, чтобы уделить его только для себя. Внутри это была обычная хижина. Несколько комнат, отделения для одежды и хранения личных вещей, а чуть поодаль более широкая комната с деревянными бочками в которые нужно было наливать горячую воду. Что было интересным, так это фантазия местного хозяина этих бань: соорудив под потолком несколько крюков можно было подцепить на них одно или несколько ведер, в дне которых были выделаны дыры малых и средних размеров. Получался такой себе летний душ горячего разлива, ведь в бане обычно использовался кипяток. Улыбнувшись про себя, Сюэ Ян тут же скинул свою грязную липкую одежду, сразу же бросив её в деревянный таз и залил его горячей водой, чтобы отмокало. Сам же, теряясь среди клубов пара не спеша открыл одно из окон, чтобы не задохнутся и начал таскать ведрами воду в деревянную бочку, заполняя её. Когда же воды стало достаточно, он запустил в бочку руку, немного подвигал ею и, жмурясь от предвкушения нырнул внутрь, забыв обо всем на свете. Его любовь к сладкому соизмерялась только любовью к горячей воде, причем не просто горячей, а обжигающе горячей, чтобы даже кости чувствовали этот жар. В детстве ему довелось продолжительное время мерзнуть на улице, поэтому в будущем большую часть времени он уделял комфортному и безопасному ночлегу с горой одеял и подушек, заворачиваясь в них как в кокон. Но ничто не могло идти в сравнение с обжигающей волной горячего пара, что согревал так, как, должно быть, может греть лишь утроба матери. Поныряв головой в бочку несколько раз он начал тереть свои волосы, вычищая их от крови, а когда вода уже изрядно потемнела от расплавившихся сгустков мигом вылез, и окутанный клубами пара начал немедля набирать новую бочку, чтобы как следует откиснуть не особо напрягаясь лишними движениями, ведь он был уже чистый, а значит мыться не нужно. Единственное, что он взял из одной лежащих на столе шкатулок, был пузырек с дешевыми благовониями и прозрачное масло для волос, что пахло жасминовым цветом. Пополоскав немного свою одежду и еще раз сменив в тазе воду он выжал её, и взяв под мышку свернутую рулетиком ткань скользнул в соседнюю комнату, куда проникал солнечный свет и ветер. Повесив одежду он нырнул обратно в объятия пара и быстро скакнул в бочку, почти что мурлыкая от удовольствия окружающего его тепла. Быть может он даже заснул бы, но каждый раз предаваясь сонной легкости мигом опускался с головой под воду, задыхался и выныривал. Ощущения были так себе, поэтому он откинулся на край бочки и просто закрыл глаза, пока с его волос, что тоже висели за пределами бочки, неслышно стучали по полу стекающие с кончиков капли воды… «Итак, я повинуюсь и отрекаюсь от чувства горечи, — не открывая глаз, со слабой ноткой уныния подумал Сюэ Ян. — Не может же быть, что я совсем не знаю, что с таким собой делать…» Горячая вода разморила его, лишила гнева и плясающих перед глазами искр. Сейчас он был не больше чем утопающим в неге котом, а окружающее тепло подобно кокону защищало его от различных распрей не только внешнего, но и внутреннего мира. Впрочем, многое в своей жизни он считал не больше чем сном, а посему и относился так вольготно к любому из своих поступков или желаний. Мэн Яо говорил, что Сюэ Ян собаку съел в попытках казаться еще хуже, чем является на самом деле, и в его словах было неоспоримое зерно правды: чем больше юношу бранили, тем коварней он становился, тем более издевательски звучал его смех. Никто не мог рассмотреть за этой пеленой безобразия оскорбленную и униженную душу, и вполне справедливо, что ребенок, ставший прекрасным юношей, действительно стал считать себя не больше, чем уличным отрепьем. Однако, тут следует уточнить, отрепье тоже умеет и даже хочет кусаться, поэтому Сюэ Ян кусал, сильно кусал, а сейчас вот дошел до того, что червь постоянного страха и сомнения беспрестанно грыз ему душу. — Так больше не может продолжаться, — встав и выпрямившись он опустил глаза, смотря на свой впалый живот и стекающие по нему капли воды. — Не так я хотел сходить с ума, не так… Обнаженное «беззащитное» тело босыми ступнями ступило на пол и начало выжимать из волос влагу. День обещал быть теплым и солнечным, наполненным радостным пением птиц. А вот в душе Сюэ Яна изводились криком изнеможённые черные вороны, голодные и жадно взирающие на безлистный лес внутреннего мира своего хозяина, где уже давно царил лишь холод и пустота. В пустыне ничего нет, никому не нужны безжизненные песчаные бури, никому не нужен был и Сюэ Ян, прячущийся за маской зверя. Но, быть может если эту маску не пытаться снять, а просто по какой-то причине не видеть, а лишь чувствовать того, кто за ней, не спадет ли эта маска сама, обнажая лицо, что с надеждой взирает на того чей особый «взор» не видя видит всё, а касаясь — не причиняет боль…***
Похоронный дом остался таким же каким и был, бурная дождливая ночь совсем не изменила его, не сорвала крышу и не вырвала двери. «Хорошо, видно надежно закрепили, — подумал Сюэ Ян, решаясь и не решаясь слишком близко подходить. — Никак в голове не укладывается сколько же меня не было. День или всё же два…» Двери дома, на удивление, были широко распахнуты, словно приглашали всех кого ни попадя войти внутрь. Сюэ Яна это немало разозлило. Будучи человеком упрямым и ревнивым он слишком отчаянно оберегал свои личные границы, и этот дом, пусть даже в нем и жила А-Цин, он тоже хотел уберечь от чужого ока, от присутствия незваных гостей или уличных зевак. А Син Чэнь так беспечен, хоть у них и красть особо нечего, но лишь от одной мысли, что чужие ноги в грязных уличных ботинках ступят на порог этого дома… Сюэ Ян скрипнул зубами и быстрым шагом поднялся по лестнице, почти что влетая в дом. — Как это понимать?! — с порога крикнул он, но ответа не получил. — Двери настежь! Ты что, воров совсем не боишься, или эти открытые двери лишь предлог в поиске новой компании для веселого времяпровождения? — Вернулся, — тихо прозвучало за его спиной, и Сюэ Ян содрогнулся. Он вовсе не ожидал, что Сяо Син Чэнь способен так тихо заходить за спину. «Учту», — про себя отметил он, пока заклинатель одним ловким движением закрыл дверь на засов. — Тебя не было три дня, — все тот же спокойный голос, кажется, стал значительно тверже. — Три! «Три дня? — немного выпучив глаза, подумал Сюэ Ян. — Не может быть. Я что, проспал на той горе до рассвета не нового, а следующего дня?!» — И что? — немного придя в себя спросил юноша. — Кажется, ты довольно четко и ясно дал понять, что мне не следует спрашивать у тебя разрешение, когда я иду гулять. Или развлечься. — И все эти три дня ты посвятил вольному хождению? — Представь себе, — губы растянулись в язвительной ухмылке. — Сяо Синь Чэнь, спасибо тебе, что тогда, когда моё сердце было так открыто, ты не преминул ударить в его глубины побольнее. Знаешь, ракушка-то неожиданно закрылась, и вот незадача, уже не распахнется никогда. И, знаешь, я тут подумал — наши пути должны разойтись. Син Чэнь вздрогнул, но от двери не отошел. Сюэ Ян нашел это забавным, ведь помимо двери были окна, через которые можно было выпрыгнуть, в этом доме не было каких-то спрятанных им ранее вещей и долго находится тут без особого желания он действительно бы не стал. Однако все же была одна вещь которую и унести с собой нельзя было, но и оставить здесь он до конца не решался, хотя это и вещью особо не назовешь. Это был Сяо Син Чэнь, который держал его даже больше, чем стены этого дома. Не к дому, ох далеко не к дому был так привязан Сюэ Ян. — А ты всё никак не успокоишься, чтобы не сделать побольнее… — Что-что? — стоя в профиль он чуть склонил голову, будто не расслышал. — Я немного не понял, что ты там посмел сказать? Сделать больно? А как же, в таком случае, я сам!.. Не закончив он почувствовал странную слабость и гул в голове, из-за чего замер в нерешительности. Легкий запах трав, такой знакомый, как и запах белой повязки на глазах Сяо Син Чэня. Тонкий ностальгический букет ароматов, что въелся ему в подсознание сейчас выступил против него, приглушив гневную речь на одно короткое мгновение. — Ты не можешь так легко уйти и не сказать ни слова, — грустно, очень грустно сорвалось с губ Син Чэня, пока его лицо скривила маска боли. — Сколько слов тебе будет достаточно, чтобы ты понял, что я… — снова замерев, Сюэ Ян как будто бы что-то понял и немедленно улыбка расползлась на его лице. Ему неожиданно перехотелось пытаться оправдать свою боль, взамен этого в его голову подкралась совсем другая идея. — В эту ночь я перебил около двадцати человек, и все они мне ничего не сделали кроме того, что попались на моем пути. Я поотрубал им ноги, а тела сжег, пока те были еще живы. Ну, и кому из нас больнее сейчас? Син Чэнь замер, не веря услышанному. Какое-то смутное воспоминание, вспыхнувшее в его мыслях на мгновение отрезвило его, но снова прозвучавший голос Сюэ Яна оглушил вновь. — Это не правда… — прошептал заклинатель, чувствуя какой-то неясный упадок сил. Меланхолично поджав губы, Сюэ Ян еще какое-то время смотрел на это застывшее изваяние с неизменной маской скорби на лице, и тут его снова накрыла волна неописуемого гнева. Резко сорвавшись с места и подскочив к Сяо Син Чэню, он схватил того за воротник и прижал к стене. — Больно тебе, скажи, больно?! — взревел он, видя, что тот ударился головой. — А как же я, убегающий в ту ночь, не помнивший себя со стыда и горечи, обессилевший и униженный тобой, хотя ты… ты… — сжав зубы он не находил слов для своих гневных излияний. — Хотя ты делал со мной все те вещи, должно быть не спрашивая себя ни о причине, ни о последствиях! Я не на помойке себя нашел, чтобы позволять творить первому встречному со мной такое, ведь тебе, Сяо Син Чэнь, я не просто раздвинул ноги, нет. Я открыл тебе свое сердце, сердце! И как ты поступил?! Неожиданно Сюэ Ян замер, пораженный собственными восклицаниями. Что он сейчас сказал? Что это за глупое слово, вылетевшее у него изо рта? Сердце? Разве у него, убийцы и демона, может быть сердце? — Позволь спросить, о великий из величайших, — едва ли не прошипел он, отойдя от первого шока. — Я не совсем уверен в правдивости того, что сказал, но правда есть правда — помимо ног для тебя раскрылось что-то еще. Скажи, почувствовал ли ты лишь мое мягкое нутро или же что-то более глубокое, ранимо трепыхающееся в моей груди… Сяо Син Чэнь, ах, Сяо Син Чэнь… Когда я убивал, то вкладывал мысли о тебе в каждый… свой… удар… Снова почувствовав возникнувшую из бездны волну подлинного безобразия, глаза юноши тут же начали наливаться кровью и безумием. Он уже был готов снова открыть рот, когда властная рука, прижав ладонь к его губам, не дала ему это сделать. Сяо Син Чэнь выглядел ужасно: весь вспотел, волосы в беспорядке разметались по груди и плечам, дыхание сбилось и две тонкие нити губ, соблазнительно распахнувшись, жадно втягивали воздух к обожжённым переживаниями легким. — Ты… «Я, — подумал Сюэ Ян и глаза его сверкнули. — Я здесь, прямо перед тобой…» — Снова этот страх… «Что?..» — едва успел подумать Сюэ Ян, как его грубо опрокинули на пол и перевернули на живот. Едва ли он сумел дёрнуться от негодования и уже готовился задавать (кричать) вопросы, как черная лента словно занавес беспросветной темноты легла ему на глаза и тут же быстрое движение пальцев мертвым узлом замотало концы на затылке. Сюэ Ян в одно мгновение погрузился во тьму куда пострашнее чем та, что он видел во сне. Но на этот раз в спину ему дышало что-то теплое, что-то живое и… требовательное. — И так всякий раз, — подтягивая его ближе к себе, Сяо Син Чэнь приподнял его за бедра и, сев на край кровати, потянул его за собой так, что Сюэ Ян оказался прижатым животом к его коленям. — Я не понимаю! — начал сопротивляться Сюэ Ян, но разве же он мог совладать с сильным, явно держащим преимущество мужчиной тогда, когда весь внутренне сжался от неясного стыдливого предвкушения чего-то, что явно должно было всколыхнуть его мир. — Отпусти меня! Хлоп! Юноша замер, словно на него наложили заклятие неподвижности. Ударившая его ладонь весьма ощутимо коснулась той части тела, которая до этого не знала подобных побоев. Ошеломленный Сюэ Ян не сумел издать ни звука, когда тот же удар повторился вновь, но с новой силой. — Ты не должен лгать, — тихий, но твердый голос совсем не соответствовал силе удара. Хлоп! — Ты не должен сбегать из дома. Хлоп! — Ты ненадежен и своенравен, но скажи, при всем этом, чего ты боишься настолько, что сбегаешь едва уловив намек на… предательство? Вымолвив последнее, Сяо Син Чэнь начал непрерывную череду шлепков, от которых в глазах оторопелого онемевшего юноши пошли искры, а горящая огнем нежная часть тела болела так, что от этой боли хотелось спрятаться на край света. — Я не боюсь! — закричал он, пытаясь вырваться из мертвой хватки заклинателя. Повязка на глазах усугубляла ситуацию, юноша не мог видеть и почти не мог шевелиться. Он елозил бедрами на чужих коленях, пока серия ударов с изощренной последовательностью пытала округлые ягодицы, которые до этого знали лишь боль бамбуковой палки из далекого невесёлого детства. — Сяо Син Чэнь, ты что, с ума сошел?! Ему дали весьма четкий ответ. Сюэ Ян почти умер от стыда и гнева, когда почувствовал, как пальцы хоть и игриво, но требовательно залазят под пояс штанов, стягивая их. — Нет, нет, не смей! — в исступлении закричал он, но его барахтанья были столь ничтожны, что со стороны могло показаться будто он подыгрывает ему. — Я не хочу, я не желаю!.. На самом деле он совсем не знал, как себя вести. Никто никогда не наказывал его подобным образом, и к тому же держащий его в таком унизительном положении мужчина был ни кем иным, как Сяо Син Чэнем, что слыл благороднейшим из мужей. Сюэ Ян повис на его коленях, слабо дергая ногами и шевеля бедрами. На удивление боль от шлепков немного затуманила ему разум, он уже и забыл о своем «праведном» гневе, полностью переключившись на весь этот кошмар, однако когда ладонь, не щадя, прошлась по обнаженной ягодице, юноша вскрикнул таким голосом, который мог принадлежать кому угодно, но точно не человеку, что пресмыкается от боли. Поняв это юноша прикусил нижнюю губу и задрожал, охваченный стыдом немного другой природы, и хоть Сяо Син Чэнь не мог видеть его тела, юноша все же чувствовал, что его обозревают другим зрением: его видели пальцы Син Чэня, его видела его ладонь, колени заклинателя чувствовали, как быстро поднимается и опускается грудь юноши от тревожного загнанного дыхания и… — О, — словно бы с довольной ухмылкой, протянул заклинатель, — надо же, какая неожиданность. Да ты завелся! От стыда Сюэ Яну захотелось провалится в ад. Слабая, но весьма ощутимая эрекция прижатая к коленям заклинателя весьма красноречиво дала понять, что кому-то наказание вовсе не наказание, а… вознаграждение. — Я… устал, спал плохо, — шепотом промямлил он, чувствуя, что повязка с глаз не спала ни на один дюйм, её концы свободно спадали на пол, щекоча заалевшую щеку. — И что же не давало тебе спать ночью последние три дня? — несколько зло спросил Сяо Син Чэнь и его ладонь бесстыдно впечаталась в мягкую ягодицу, от чего Сюэ Ян вскрикнул еще более открыто, высунув наружу язык. — Говори, или я больше не ударю так низко. Сюэ Ян подтянул языком касающуюся его щеки черную ленту и стиснул её между зубами, намереваясь не издать ни звука как бы сильно его ни пытали, но правда была в том, что предательское тело жаждало, чтобы ладонь Сяо Син Чэня ударила низко, там, где тугой кожаный мешочек, как и постепенно наливающийся желанием член слегка касался коленей заклинателя. А тот в свою очередь серию ударов прекратил и начал ласково поглаживать покрасневшие истерзанные ягодицы юноши, кожа которых покрылась мурашками от столь неожиданной ласки. Штаны Сюэ Яна были спущены до колен, ноги дрожали и были чуть согнуты, а руки, которые заклинатель завел ему за спину, держались одной его ладонью, плотным замком обхватив две белые кисти. — Ну, — наклонившись прямо к уху юноши, Сяо Син Чэнь улыбнулся, — так кто тебе не давал спать три ночи подряд? Сюэ Ян встрепенулся от жалящего шепота возле уха и задрожал, выпуская тяжелое горячее дыхание из своих легких. Повязка на его глазах начала влажнеть от капель пота, концы ленты, зажатые в зубах, уже были проткнуты парой очаровательных клычков. Пальцы Сяо Син Чэня забрались под его одежду, чувствуя, как по позвоночнику стекают бисеринки пота, и слабо пробежались по чувствительной коже. Сюэ Ян тихонько застонал, когда подушечки пальцев скользнули к его груди, огладив на ней чувствительную выпуклость. — Ну, — еще раз повторил он и два пальца осторожно сжали сосок, из-за чего по телу Сюэ Яна прошлась какая-то волнующая нутро волна. — Ответишь мне? Отрицательно мотнув головой, юноша повис у него на коленях и тут же закричал: шквал ударов с новой силой прошёлся по его бедрам и заднице. Где-то внутри юноша ликовал: его наказывали, и он, очарованный и зажатый в угол зверь принимал на себя эти волны боли как истинное наслаждение, что высвобождало его от терзающей душу пытки, от которой он бежал в убийства и одиночество. Боль от ладони Сяо Син Чэня и пристыженность столь нелепой позой, и что он, убийца и демон сейчас на коленях высшего заклинателя, который его… наказывает? Воспитывает? А что он, собственно, с ним делает и к чему все должно привести? — В тебя так и хочется впиться зубами до крови! — хватая его за талию и опрокидывая на пол, зашипел Сяо Син Чэнь. — Еще никогда мне не приходилось сталкиваться с таким безумием! Опьяневший и возбужденный свыше позволенного Сюэ Ян так и не понял, о чем и о ком говорит Син Чэнь. Покорный и податливый мальчишка глубоко стонал, когда даже оказавшись на полу его все равно «избивали». Лента в его зубах насквозь пропиталась слюной и выскользнула меж влажных губ; юноша высунул язык, чуть приподняв бедра и раздвинул ноги в надежде, что вместо удара горячая ладонь обхватит его влажный, истекающий смазкой член, что уже капала на пол. Он был так возбужден, что сильнее горящих от боли ягодиц лишь колом стоящий член приносил невозможную пытку, оставшись без внимания и ласки. — Я виноват, — слабо прохрипел он, чуть повернув голову. — Я не должен был уходить… Удары будто бы в одну секунду прекратили своё существование. Тяжело дышавший юноша, не видящий ничего кроме темноты немного поелозил бёдрами, прижимаясь к бедрам заклинателя. Он почувствовал, что тот тоже возбужден и улыбнулся в привычном для себя оскале. О, что это была за улыбка: белые жемчужины зубов с невероятно обаятельными клычками, влажные, искусанные до алого губы и прозрачные нити слюны, украшающие уголки рта. — Я виноват, — словно завлекая, уже чуть громче прошептал он и неожиданно его лицо приняло какое-то странное выражение. — Ты любишь меня? Сюэ Ян чувствовал, что его желают, причем желают так сильно, что сходят с ума. Он уже понял, насколько его уход ранил заклинателя, и что, возможно, слова в ту ночь были вовсе не теми, которые должны были сорваться с тонких, почти обескровленных губ, и от этой мысли сердце юноши даже не билось, а боязливо подрагивало в тяжело вздымающейся груди, и сладкая истома, наполнив его кровь жадным предвкушением разлилась сиропом в каждой клеточке тела. Син Чэнь замер, сердце его издало один сильный мощный удар, едва ли не пробив грудь заклинателя. Губы его задрожали, стоящий на коленях юноша уловил какой-то холод исходящий от него и перестал улыбаться. — Бесстыдник… — прошептали его губы, и тут же бледное лицо исказилось от гнева. — Бесстыдник, подлец! Резко навалившись на юношу, Сяо Син Чэнь двумя ладонями обхватил его возбуждений член и сжал так, что Сюэ Ян впервые закричал от боли. Задыхаясь, он было попытался отползти, но тут ладони чуть разжались и с бесстыдным хлюпаньем начали двигаться на твердом стволе, что увеличился в размере, а с маленькой дырочки то и дело начали проступать еще более тяжелые капли. Заклинатель будто сошел с ума, вцепился зубами в нежную кожу на шее и сжал челюсть, зарычав словно дикий зверь, что долго гнался за добычей, а настигнув её не сумел проявить никакой выдержки. Срывая с Сюэ Яна всю одежду он делал это холодно, даже агрессивно, зато юноша под ним был настолько податлив, что это могло бы испугать, но на самом деле Сюэ Ян желал столь тяжелых яростных ударов по себе, ведь они его… освобождали, возбуждали, протягивали через его тело нити страха и тут же окрыляющего его наслаждения, словно он падал в пропасть и в последний момент распускал крылья, так и не коснувшись телом земли. Его шею бессовестно искусали, но с ответным бесстыдством Сюэ Ян изводил терпение заклинателя своими громкими, завлекающими в глубину удовольствия стонами и слабым хрипом, что словно эхо отражал куда более громкий рык Син Чэня. Тяжелая наэлектризованная волна удовольствия будто ток блуждала от пульсирующей жилки на шее и ниже, с потоками крови углубляясь всё дальше, туда, где вспышками молнии взрывалась прямо внизу живота, вынуждая колени и бедра дрожать, с такой силой нападал на него этот заклинатель. Голый, беззащитный, «поставленный в позу» и абсолютно беспомощный Сюэ Ян полностью вверил себя чужому желанию, вверив свое тело как жертвоприношение чужой страсти. Он тяжело дышал, пока зубы и губы терзали его шею, Сяо Син Чэнь еще не войдя в него уже двигался в определенном ритме, Сюэ Ян подстраивался под его движения словно набирающая силу волна в плену глубинных импульсов у самого пульсирующего ядра земли. То выгибаясь в спине, то наоборот склоняя голову он чувствовал, как всего лишь чуть-чуть отстраняясь от заклинателя на него наседали с новой силой, чужое тело сильнее прижимало его к полу словно еще одна гравитация, которая обладала своей волей. Чувствуя спиной чужое сердцебиение, и понимая, что это тело пытается его поглотить, Сюэ Ян расплылся в удовольствии. Он представил себя каплей дождя, что падает в распахнутый бутон пиона и впитывается самой сердцевиной, сердцем, где нежная пыльца чарующие сливается с ним в одно целое… — Больше… — сильнее раздвигая ноги, он уже жаждал совсем иной ласки. — Дай мне больше! Не успел он закончить, как в рот юноши впихнули два изящных пальца по первую фалангу, и живо забыв, как говорить, Сюэ Ян втянул их внутрь, начав облизывать влажным языком, причмокивая и даже пытаясь заглотить их дальше. Другой же язык напротив, начал облизывать мочку уха юноши, кончик языка постепенно ввинчивался внутрь, и младший заклинатель застонал, выпуская пальцы изо рта и начав водить по ним языком так, словно скользил не по пальцам, а по стоящему прямо перед его лицом члену. Когда же их наконец убрали от его губ, он замер в ожидании, и почувствовав, как те прижались к заветному месту вдохнул поглубже и тут же ощутил, как они даже не скользнули, а ворвались внутрь. Агрессивно двигаясь, пальцы слишком сильно и быстро растягивали его внутри, Сюэ Ян же издавал далеко не человеческие звуки, это скорее были утробные завывания какого-то неудовлетворенного существа, что жаждет быть съеденным. Высвободившись от всех своих мыслей юноша полностью забыл себя в положении под этим мужчиной, который вел свою грубую пытку над телом, что жаждало быть сломленным. Сломленным, а затем снова собранным обратно теми же руками, что причиняют столько сладостной мучительной боли. — Я… я больше не могу, быстрее! — почти прокричал он, требовательно выпячивая задницу. — Скорее, я хочу почувствовать его внутри! Снова навалившись на него Сяо Син Чэнь лишь сдернул свое ханьфу, обнажив собственную грудь и живот, и только затем обхватив двумя ладонями талию юноши почти полностью вошел в него, растягивая тугие стенки, что разом сжались вокруг длинного ровного члена, что запульсировал сразу же, как оказался внутри. Чувствуя, как в него изливаются, Сюэ Ян захрипел и качнул бёдрами, едва ли не кончив следом. Но тут мужчина начал двигаться, несмотря на семяизвержение, и постыдные хлюпающие звуки вытеснили весь прочий шум. Белая влага тонкими плотными струйками стекала по бедрам Сюэ Яна, подбираясь к задней части колен, и юноша стонал от чувства наполненности внутри. Влажные, скользкие удары по самой чувствительной точке внутри, — Сюэ Ян задыхался, вскинув голову, нешироко открывая рот. Его губы были влажны, они требовательно размыкались словно в ожидании поцелуя, а грудной рык, идущий откуда-то из бездны, оглушал его самого настолько, что он уже не понимал где он сам, а где тот, кого в этом мире именуют Сюэ Яном… А в самом деле, кем он был в эти минуты столь греховного слияния, что это за существо, что пробуждалось в нём каждый раз, когда он соединялся телом с этим мужчиной? Всё, что он понимал, так это то, что нынешний Сюэ Ян, каким бы он ни был, умирал, а на его место претендовал другой человек, если человек вообще. То существо, что вскарабкивалось на вершину удовольствия отбрасывало в далекую бездну душу и тело Сюэ Яна, и в этом падении юноша распадался на тысячи мельчайших частиц, и каждая из этих частиц чувствовала дыхание любви, что дарило ему тепло заклинателя. Несколько грубых мощных толчков — и в неописуемом диком крике Сюэ Ян излился своим пульсирующим, дрожащим от возбуждения членом, при этом сильно сжимая тот, что был у него внутри. Почти теряя сознание юноша ощущал, как движение внутри него, никак не останавливаясь, подняло из глубин еще одну обжигающую волну похоти, и прочувствовав, как внутри члена что-то снова начало покалывать, он глухо, даже истерично взмолился: — Нет, Сяо Син Чэнь, не надо! Но его крик остался проигнорированным самим заклинателем. Перевернув того на спину, не покидая податливое нежное нутро, Син Чэнь поднял его бедра еще ближе к своим так, чтобы до конца войти в его тело, и приподняв начал входить в него под таким углом. — Нет!!! — не то закричал, не то истерично простонал Сюэ Ян, полностью теряя связь с внешним миром. Он кончил еще раз, очень обильно, после чего случилось то, чему он так желал воспрепятствовать: тонкие полупрозрачные струйки, стекая по его животу, в последний раз сотряснули выжатый до конца член. Сяо Син Чэнь, поняв, что тело под ним обмякло машинально провел рукой по животу юноши и не сразу понял, что это за непривычная влага такая и почему её так много. Сильный мускусный запах не дал ему понять, что это, но скорее всего догадавшись он улыбнулся самим уголком губ, и, потянув безвольное тело на себя прижал к себе. Он уже давно кончил, как и Сюэ Ян, дважды, но никак не ожидал, что доведёт юношу до такого. Умилившись сему осознанию, он запечатлел слабый поцелуй на мокрой от пота шее, после чего последовала дорожка поцелуев от скулы до виска, пока наконец, зарывшись носом в его волосы, он глубоко вдохнул их влажный запах. Пахло какими-то благовониями и слабым жасминовым цветом…