***
Мирно потрескивали дрова в печи. Снаружи слышался равномерный постукивающий звук. Это Сяо Син Чэнь, управляясь небольшим топориком, рассекал полено на множество длинных щепок, и занятие это ему очень нравилось. Стояла тихая погода, окрашенное пурпуром небо не спеша гнало солнце к закату. Кутаясь в старенькую накидку из дома не спеша вышла А-Цин, и с интересом поглядывая на заклинателя присела рядом с ним. — Уйди, — он почувствовал её гораздо раньше, едва ли она вышла из дома, и хотя девушка старалась идти беззвучно, все равно уловил её присутствие рядом с собой. — Вдруг что-то случайно отлетит в тебя? Поранишься ведь… — Как его зовут? — не отнимая взгляда от тонких, с хорошо очерченными суставами пальцев, спросила девушка. — Кого? А-Цин криво улыбнулась. Сяо Син Чэнь не мог не понимать о ком идет речь, зачем было играть в эти игры? — Нашего дражайшего друга, — медленно и не спеша озвучив это, девушка чуть прищурилась. — Ты ведь должен знать. Сяо Син Чэнь продолжил разбираться с поленом, однако движения его стали значительно медленней, настороженней. — Я… не знаю, — только и ответил он, на что А-Цин счастливо улыбнулась. — Всё еще не знаешь? Но разве это не странно? Не можем же мы обращаться к нему «Эй ты!», не так ли? — Знаю, что не можем, но что я могу сделать, если он сам не горит желанием озвучивать свое имя. — Знаешь, мне иногда кажется, что твое так называемое уважение к чужому личному пространству попахивает обычной неспособностью получить желаемое. То есть, ты как будто стесняешься своих возможных желаний, скрываешь их, боишься втягиваться в разговорную перебранку. Я понимаю, ты достойный муж и всё такое, и ты вырос на истинах простому люду непонятных, но… если уж Феникс свалился с девятого Неба на этот клочок земли, не кажется ли, что, чтобы выжить, ему нужно смирится с теми законами, которые властвуют здесь? Или же Феникс ошибочно считает, что не меняясь и храня верность этим ненужным истинам его крылья вновь вырастут и снова поднимут его в небеса? — Это я-то Феникс? — удивился заклинатель. — Весьма польщен этим сравнением, но твои слова звучат так, словно своим поведением я навязываю тебе что-то неприятное, — закончив рубить, с легкой улыбкой ответил Син Чэнь, хотя девушка видела, что это лишь фальшь. На его лице не было и тени от настоящей улыбки. — И это немного обижает, словно бы я в чем-то виноват. Еще до встречи с вами я старался жить мирно, никому не преграждая путь. У Син Чэня не было глаз, заглянуть в его душу было невозможно, но сравнить его с сильнейшим из мифических созданий… В некоторых легендах говорилось, что Фениксы испытывают ужасную боль при сгорании, но для чего это всё, зачем восставать из собственного пепла и снова повторять тот же цикл жизни? Эти птицы не размножаются, они сами себе и отец и мать, и если змеи сбрасывают старую кожу и обновляются, то Фениксы полностью уничтожают себя, чтобы в новом рождении обрести прежние силы. У Фениксов нет пары, они ужасно одиноки, но тем не менее продолжают жить, словно ждут кого-то, словно кого-то им нужно найти… — И этим своим выбором подписался под судьбой полной лишь скитаний, словно бы бродячий пес, — меланхолично изогнув брови и подперев подбородок ладонью, склонила голову А-Цин. — Однако, дело не в этом. Ты здесь, мы под твоим крылом — разве это не счастье? Но вот то, что ты до сих пор не узнал имя нашего дражайшего друга, действительно поражает! Девушка весело хлопнула в ладоши, от чего Син Чэнь чуть вздрогнул, не ожидая столь сильного звука рядом с собой. — Ну неужели самому неинтересно? — обхватив свое лицо обеими ладонями, до ушей улыбаясь спросила А-Цин. — Ну же, даоцзан, ведь интересно же, интересно ведь? «У них обоих, что ли, привычка повторять одно слово дважды?» — подумал Син Чэнь, собирая щепки в маленькую корзинку. Он тактично молчал, пока кружась вокруг него девушка явно сходила с ума, и вертелась словно темноволосый смерч. — Ну как же так? — танцуя вокруг него не унималась она. — Если он сам не говорит… о, точно, давай тогда сами дадим ему имя, и тогда он точно будет навечно наш! Сяо Син Чэнь застыл, губы его чуть приоткрылись. «Навечно? — подумал он и его дыхание слегка участилась. — Навечно наш?» — Какие же иероглифы выбрать? — не обращая внимания на его застывший вид, девушка продолжала кружится, отчего её ослабленная на плечах накидка вздымалась и была похожа на раскрытый веер. — Так, посмотрим: он любит сладости, он любит выводить людей из себя, хорошо торгуется, ленивый, вечно сонная букашка, донимающий донельзя тип… Пока А-Цин перечисляла, даоцзан уже успел выплыть из своих мыслей и поднялся, пытаясь ступать очень осторожно, чтобы девушка не врезалась в него. От этой картины легкая поволока накрыла глаза цвета морской глубины, и словно заведенная в одно место, девушка вплотную начала кружить вокруг Сяо Син Чэня. — Иногда имена даются такие, что ни по звучанию, ни по смыслу не подходят под характер человека, но значение таких имен обычно призвано, чтобы защитить от чего-то. Скажем, если человек однажды чуть не сгорел, ему дают имя с элементом воды, который будет защищать его. Но, в нашем случае этот прямоходящий может гореть разве что в своих грехах, — быстро проговорила А-Цин и довольно прищурилась. — Даоцзан, а ведь он еще совсем мальчишка, у него вся жизнь впереди. И манер никаких, хотя знания весьма обширные, еще и знатно выводит из себя, страха нагоняет. О, придумала. Давай дадим ему имя, при звучании которого любой, кто бы его не услышал, преисполнился бы добрыми мыслями и спокойствием до того, как его обладатель открыл бы рот и все испортил. — И какие же иероглифы ты бы предпочла соединить? — Ну с фантазией я на Вы и шепотом, — коварно ухмыльнувшись, А-Цин сузила веки, прижав костяшки пальцев к губам. — Но ты же не будешь смеяться, если я озвучу свою идею? — Главное, чтобы ему понравилось, я же приму любой твой выбор. Губы девушки победоносно растянулись. Приняв её идею, Сяо Син Чэнь уже воодушевился не на шутку, и впервые за последние дни казался чуть более живым и настоящим, особенно когда сквозь силу не выдавливал из себя улыбку. — Тогда как насчет… — неотрывно смотря на белую повязку, девушка очертила пальцами тонкие уголки губ. — Чэн Мэй. Лицо Сяо Син Чэня потеряло всякое выражение, став больше похоже на маску беспробудного сна.***
Когда дневной свет вытесняли сумерки, а воздух становился холоднее, Син Чэнь привычно вытягивал руку, кожей ощущая недостаток тепла и понимал, что день клонится к своему завершению. У него не было в привычке рано ложится спать, а спал он меньше шести часов, но в эти дни всё происходило не так как раньше. Даже не успев покончить со всеми делами он бросал начатое и возвращался в дом, плотно закрывая двери и окна, проверял дыхание и пульс лежащего на его постели юноши, и снимая верхние одежды ложился спать, аккуратно втискиваясь ему под бок. И совершенно неважно было, что если А-Цин не заставит его поужинать, то он так и будет лежать, пока его желудок будет петь ему бурчащую колыбельную. За эти десять дней заклинатель сильно исхудал, осел, а лицо даже немного посерело, стали отчетливо видны скулы… Зато Сюэ Ян, который так и не приходил в себя в весе не терял совсем, даже прибавлял немного, и хотя его тело больше не находилось на гране жизни и смерти, он все равно не просыпался. Сяо Син Чэнь терялся в догадках, а ответ знала лишь сущность в теле А-Цин. С самого первого дня девушка даже ночью не покидала их комнаты, укладываясь спать в тот самый гроб стоящий в углу, и Син Чэнь не был против, ведь они по очереди сторожили беспробудный сон Сюэ Яна. Он не спрашивал себя, почему А-Цин вдруг стало так интересовать состояние младшего заклинателя, откуда в её маленькой голове столько знаний, и почему с её обычно острого язычка стали срываться слова совершенно ей несвойственные. Эти слова, как и её взгляд, проникали глубоко в душу, но на несчастье «А-Цин» взгляд её ярко-полыхающих лазурных глаз не мог достигнуть Сяо Син Чэня. Она с сожалением смотрела на белую повязку, и её гладкие жемчужные зубки нервно кусали нижнюю губу, порой даже до выступившей крови… — Что ты сказала? — медленно проговорил заклинатель, губы его чуть вздрогнули. — Что?.. — Ты разве не знаешь, — неотрывно смотря на него, продолжала А-Цин, — что есть такая фраза — благородный муж помогает ближнему в добрых делах. Если немного поиграть с иероглифами, получится вот такое-вот интересное имя, и я полагаю, что оно прекрасно подойдет нашему дражайшему другу, у которого есть явные проблемы с… любовью к ближним своим. Она сделала небольшую паузу между словами лишь из-за того, что в её голове пронеслись воспоминания жестоких кровавых зверств, совершенных Сюэ Яном в прошлом. — Или, если хочешь, — продолжала она, — такое имя поможет ему «совершать прекрасные поступки», «становится совершенным, идеальным, великолепным», потому что если в человеке чего-то нет или он этого не может достичь, ему или его мечу дается имя, являющееся полной противоположностью весьма характерным недостаткам личности. — Да, я уже слышал, — низким голосом ответил Син Чэнь. — «Если человек чуть не сгорел во пламени, ему дадут имя связанное с водными стихиями». — Волшебно, — захлопала в ладони А-Цин. — Ну так что? Оставим ему это имя? — Если он сам захочет, тогда и станем его так называть, — вытянув руку и почувствовав прохладу, Сяо Син Чэнь развернулся и поспешил зайти в дом. — Быстрее, я закрываю двери. А-Цин проворной змейкой скользнула внутрь следом за ним.***
Когда призраки танцуют с ветрами, последним совершенно нет дела кто вплетается в волны их передвижения. Они как вода, принимают в себя всё и не спрашивают ни о чем. Люди сочли бы подобное за высшую степень сопереживания, однако истина до смешного проста: стихии совершенно нет дела, ведь она не ведает о существовании чего-либо, она подчиняется зову совершенно другой силы. Но если бы была возможность вдохнуть в эту картину событий красок и цветов, то сразу стало бы понятно, что некто ласково нашептывает воде плыть вперед, а ветру неустанно гнаться по кругу. Люди привыкли считать любовь чем-то, что так или иначе можно обуздать, и они верят, что познают её, но так ли это? Любовь не нуждается в познании, как не нуждается в причине или отрицании. Капля воды или бескрайнее море, какая разница? Даже вдали от морских глубин капля соленой влаги продолжает быть морем, с той лишь разницей, что её отделили от остальных. Недрогнувшей рукой А-Цин высвободила из ладони какую-то мелкую пыльцу, что тут же осела на губах успевшего немного прикорнуть Сяо Син Чэня. Он спал очень чутко, и даже если проваливался в глубокий сон малейший шорох тут же будил его, и заклинатель в одночасье превращался в слух от которого невозможно было сбежать. Но сейчас, вдохнув в себя невидимую пыльцу, он чуть содрогнулся и провалился в беспамятство настолько сильно, что не збудили бы его ни гром, ни шум колоколов, ни даже холод или голод. Его сознание исчезло, потерялось в суматохе снов, но это были приятные сны, чего не скажешь о реальности. Его меч, Шуан Хуа, который он клал между собой и Сюэ Яном тут же заволновался и словно обретя собственную волю высвободился из ножен и устремил свое лезвие прямо на девушку. Та лишь криво улыбнулась, глаза её порочно сверкнули в царящей темноте. — Что, не знаешь, что происходит? — посмеиваясь, низким голосом спросила она. — Не можешь понять откуда идет эта тьма, да, но и спешить её пронзить не берешься. Ах, верно, ты ведь натренирован следовать за некроэнергией и безжалостно расправляться с источником её распространения, а чувствуя меня не можешь понять, жив перед тобой человек или нет, и… человек ли. Её низкий с хрипотцой голос не мог принадлежать ребенку, он был слишком интимным, и от него веяло невообразимой скрытой силой. Медленно ведя речь голос становился кандалами, утаскивающими куда-то вниз, и обволакиваясь им меч чувствовал, как его что-то начинает душить. Этот голос врывался в личную гравитацию меча и съедал её, из-за чего лезвие непрестанно тянуло к земле уже другим притяжением, тем, что высасывает из тела души. Лишь один голос в сумрачном мире мог обладать подобной силой, ведь только бог смерти был способен высвободить душу, насильно вырвав её из тела или же просто помогая ей безопасно покинуть границы плоти. Меч чувствовал, что у этой сущности такое же свечение, но всё же оно отличалось и было немного слабее, однако эта жестокость, это невообразимая скрытая похоть, и этот смех, что издавала сущность, томясь в чужой плоти. Она была явно ей мала, сдерживала силы, не давала сущности распрямится, а иначе одного взгляда бы хватило, чтобы скрутить этот меч в бараний рог. А-Цин обошла кровать с одной стороны и стала прямо над Сюэ Яном. — Хочешь убить меня? — завлекающе спросила она, когда чуть склонившись над юношей тут же застыла от того, что меч еще ближе метнулся к её лицу. — Не можешь понять, как живое тело может испускать столько пожирающих свет теней? Довольно посмеиваясь она вытащила язык и легко, почти неощутимо коснулась им кончика лезвия Шуан Хуа. Меч едва ли задрожал, но в воздухе остался висеть ровно, напряженно, как натянутая стрела, готовая в любой момент сорваться в сердце врага. Девушка же, чуть склонив голову и изогнув бровь, едва дернула уголком губ, показывая высшую степень презрения и схватилась за лезвие голой рукой, что тут же закровоточила. Алые капли упали прямо на лицо Сюэ Яна, как раз в уголки век, и стекли с них словно кровавые слезы. — К ноге! — борясь с сопротивлением меча, девушка, закрыв глаза, мысленно пыталась подавить его волю ведя с ним борьбу на ментальном уровне, вовсю ища всеми своими чувствами душу меча. — Не хочешь к моей, так возвращайся к ноге хозяина! Меч вырвался из её ладони и острием попытался пронзить ей сердце, но божественная одержимость в теле девушки была быстрее и гораздо свирепей любого меча: задержав меч тыльной стороной ладони она крутанулась на одном месте, делая полный поворот, и как только рукоять меча оказалась у неё в руке, она сдавила её так, что на поверхности появилась едва заметная трещина. Воля меча подавлялась, он терял свое преимущество, и учуяв свою победу девушка с силой, на которую не способен ни одни смертный человек, окончательно сломила волю меча и, отведя руку, бросила его вперед. Тот на огромной скорости воткнулся в стену, войдя в неё примерно на половину, и так и остался неподвижным, равно как и его хозяин. Недовольно сузив веки девушка убрала упавшую на лицо прядь волос и наклонившись над лицом Сюэ Яна, медленно и терпеливо приблизившись к его уху. — Вставай. Юноша тут же открыл глаза, веки которых молниеносно поднялись. А-Цин посмотрела в них и лицо её скривилось от негодования и как будто бы обиды. Глаза Сюэ Яна были абсолютно белыми, будто затуманены белым дымом, абсолютно безучастные и бесчеловечные. Оно и понятно, ведь то были… глаза живого мертвеца, коим все это время и был Сюэ Ян. — Иди за мной. Юноша послушно поднялся и гораздо прямее, чем нужно, выпрямился и медленно зашагал следом. Ни один фонарь не горел ни в доме, ни снаружи, поэтому лишь ярко мерцающие звезды на темно синем небосводе освещали двоих, что неспешно вышли из похоронного дома. Один все время зло кусая губы, другой же молчаливо идущий следом как ручная кукла на коротких нитях кукловода. — Ложись, — указав рукой на гроб, А-Цин даже не повернулась, чтобы убедится, что её подопечный выполнит её просьбу. Сюэ Ян же без лишнего промедления тут же лег в гроб и опустил руки вдоль тела. Глаза его оставались открытыми, но в них не отражался свет звёзд. Что нельзя было сказать за девушку, ведь лазурные глаза пылали гневом и по-прежнему тяжелой обидой. И вот в чем было дело: тело Сюэ Яна было живо, но его разум, к сожалению, полностью повторял модель разума живого мертвеца, то есть обладал его волей. Когда Сюэ Яна вытащили из лап смерти, его разум блуждал в потоке времени меж двух миров, и так получилось, что он умудрился увидеть осколок собственного будущего, что ужаснуло его душу, которая это наблюдала. Он увидел, что убил Сяо Син Чэня, что стоит в крови с таким же окровавленным мечом, хотя саму сцену убийства так и не застал. Просто увидел себя, окровавленного, и во всеоружии, а рядом уже остывший труп заклинателя. Еще находящаяся на тонком уровне восприятия душа юноши, в которой ярким цветком полыхала искренняя любовь к своему возлюбленному не выдержала, и он, стремясь избавится от жуткой боли, что разрывала его, принял единственное возможное решение: он решил убить себя, не понимая, что в тот момент он был не телом, а душой, а душу убить не так просто, её возможно лишь запечатать. И он сделал это, прыгнув в бездну мрака и кошмара, рассеяв в ней личность и разум, что воплощала собой его душа. Без души тело становится овощем, а из-за перенесенного яда еще и вместилищем темной энергии. Это и злило А-Цин… нет, то, что было в ней. Что же собой представляла божественная одержимость? Существо, рангом выше любого смертного обычно имело несколько форм воплощения. Одна для мира смертных, другая для чертог Небес, а третья… это была самая интересная их форма, так называемое перерождение, когда божество добровольно запечатывало свою сущность, и телом находясь по ту сторону сумрака сознание свое воплощало в теле смертного. Для них это были не больше чем сны, которыми они себя развлекали, причем человек, которым они становились, даже не знал о том, кем на самом деле является, ведь если бы знал, испытывал бы страхи, переживания, любовную тоску? Это была игра, задуманная как воплощение фантазий и расплату за грехи. Да, среди божеств тоже имелись преступные личности, и самой страшной пыткой для бессмертных было бесконечное перерождение сущности в мире смертных. А-Цин же подвергалась божественной одержимости, в неё вселилась сущность, что по той или иной причине не желала воплощать свою физическую форму в мире людей. — Из одной пропасти в другую, и так всю жизнь, — снисходительно смотря в гроб, вслух размышляла девушка, — тело ожило, а вот разум… в подчинении воли мертвеца. Теперь ты так прекрасен, ни одного дурного слова от тебя не услышишь, и так покорен. Но Нам это не подходит, ты должен жить, ты должен проснутся. Поэтому, не сочти это за изнасилование, но мне придется подчинить твою плоть себе… Вплотную подойдя к гробу, девушка нервно закусила нижнюю губу, елозя на ней своими жемчужными зубками, но затем, словно опомнившись, тихо выдохнула и положила на глаза юноши свою ладонь, при этом опустив свои веки. — Какого черта Мы избавили тебя от свидания с Янь-ваном, чтобы снова вытаскивать из лап смерти… — недовольно бормотала она, пока между ними блуждал холодный ночной ветерок. — А ведь Наш братец с удовольствием предал бы твою душу на съедение всем своим псам, будь они прокляты. Видите ли, ценности он в ней не находит, мудак… Нервный смешок заставил подрагивать её плечи, но затем плавно прекратился. Лицо девушки стало донельзя серьезным, взгляд осторожно скользил по телу Сюэ Яна. — Не сердись на Нас за это… — сказала она и ладонь на его глазах вдавилась в веки чуть сильене. — В конце концов все твои падения это Наша забота. Не бойся, даже если страшно, Мы будем крепко держать тебя за руку и не отступимся, даже если тебе страшно возвращаться обратно. Тишина улицы стала наполнятся таинственным шепотом, однако губы девушки были плотно сомкнуты. Шепот этот лился отовсюду, был быстрым, словно тысячи голосов без устали шептали что-то свое. Колокольчики, что Сяо Син Чэнь и Сюэ Ян месяцем ранее повесили на выступах крыши дома зазвенели от сильного порыва ветра, ночь сгустила свою тьму, закрыв небо пеленой пепельно-серых облаков. Звезды померкли, шепот ускорился, колокольчики тревожно звенели, по улице в порыве ветра скручивалась завитками дорожная пыль и сухие листья. Рука на глазах Сюэ Яна задрожала, ноги подкосились, и девушке пришлось приложить другую руку, сложив два пальца клинком к губам, и тихо шептать лишь известные ей слова. Если вслушаться, то сразу стало бы понятно настолько сложен этот язык, впрочем, настолько же он и древен. Это были строки из канувших в лету заклинаний, когда-то вырезанных на золотых табличках и лезвиях мечей, которыми сражались… боги, пожалуй, ведь в начале времен больше некому было сражаться на пустынных и холодных землях только-только образовавшегося мира. «Он не должен умереть с такой тьмой в душе, — широко распахнув глаза, думало существо, овладевшее телом А-Цин. — Если к Янь-вану отправится душа с таким разбитым сердцем, она никогда не найдёт покой, и в циклах перерождений ей определят лишь самую жестокую, самую пагубную судьбу…» Божественная одержимость, которой подверглась А-Цин, обеспечила существу скрытое инкогнито, благодаря которому оно вмешалось в процесс смерти Сюэ Яна в итоге не дав ему умереть. Но, хоть тело спасти удалось, душа, затаившись во тьме, не желала возвращаться, борясь со страхом и одиночеством продолжала губить себя. Всё, что было сейчас Сюэ Яном — лишь тело, и только. Но это было уже здоровое тело, окрепшее и сильное, готовое к сражению или сопротивлению. Лазурный цвет в глазах А-Цин постепенно мерк, застывшее в неопределённой эмоции лицо не двигало ни одним нервом, зеленый поток змеился и вытягивался, уплывая в тело Сюэ Яна. Когда процесс был закончен, небеса разорвало громом, начался сильный ливень. А-Цин пошатнулась и упала так и не приходя в себя. Лежащий в гробу Сюэ Ян не шевелился, лишь глаза его лихорадочно блестели, смешивая в себе разные оттенки позеленевшей радужки, что вытравила тот белый мрак, которым были его глаза. Неожиданно зрачки его пришли в движение. То расширяясь, то снова сузившись они реагировали на свет, создаваемый вспышками молний. Доселе тихое и неспешное дыхание Сюэ Яна сменилось буквально рвущим его легкие обширным и быстрым вдохом от которого он закашлялся и ладонью ухватился за край гроба, пытаясь вылезти из него. Упав в скопившуюся из-за сильного ливня лужу он чертыхнулся, хрипло выругался и на шатающихся ногах еле поднялся. — Меч! — хрипло выкрикнул он и вытянул руку не то к небу, не то к верхнему уровню дома. Внутри похоронного дома и правда послышался какой-то громкий грохот, но определить его природу было трудно. Стекавшая с кончиков волос влага превращалась в мутные капли, ведь лицо юноши наполовину побагровело от крови. Она лилась из открывшейся раны на его голове и из правого глаза, который в отличие от своего близнеца не желал озеленится. Вдруг через крышу дома что-то прорвалось, сделав обширную дыру в плотной куче соломы, которой она была покрыта. Пролетев на высоте тридцати локтей, лезвие меча поймало в себя очередную вспышку и, изменив курс, покорно оказалось в руке Сюэ Яна. Тот, не двигаясь, лишь мимолетно перевел взгляд на свой Цзян Цзяй, и одна из бровей неодобрительно дернулась. — Твою ж мать, — низким голосом пробурчал юноша, вытирая кулаком окровавленные губы и нос. — Совсем с ума сошел?! Ты же крышу продырявил, испортил подстилку, а ведь она совсем новая была! Я уже умолчу о том, что творится в доме! Тебя притихший Шуан Хуа так обрадовал, что ты дал себе волю, а? Распахнутую дверь я для кого оставил, увалень безмозглый, чтоб ты в ад к Янь-вану попал за порчу чужого имущества, получай, получай! Со стороны без смеха и не взглянешь, как ругаясь на чем свет стоит в потоках дождя юноша бранил собственный меч, и, трудно поверить, лупил его ребром ладони по лезвию и рукояти. Но что еще смешней, меч затрясся в руке и не сопротивлялся, а покорно принял ругань, хотя держал-то его вовсе не его хозяин, и сущность, которую он чувствовал, была далека от безопасной. — Ну почему ты не вылетел через дверь, зачем всё в доме рушить нужно было, это ведь такой ущерб, а живущий в нем слепой, ребенок и скрывающийся преступник вообще без гроша в кармане! Меч затрясся пуще прежнего, лишь капли дождя с громким «дзинь» стучали по его лезвию. «Приносящий несчастье» сейчас сам оказался в самом что ни на есть плачевном состоянии, и притихнув боялся навлечь еще больше гнева по-прежнему лупящего его божества. — Ей-богу, верна поговорка. Одним концом ты лупишь, другой лупит тебя. Нужно было сразу вынести тебя во двор… Ну, Цзян Цзай, ты рад меня видеть? Как ты красив, хотя это и неудивительно, ведь тебя выковали в самую тёмную фазу луны. Покажешь Нам, какие навыки ты приобрел за все эти годы помимо тех божественных дарований, которыми тебя осыпали в сумраке? От меча по-прежнему весело отбивались капли воды, создавая непередаваемый завлекающий слух звук. Внезапно пальцы Сюэ Яна заскользили по рукояти, а подушечка большого ощутимо вдавилась в самый верх, и, не отрываясь, начала выводить движения по кругу. — Ох, тебе нравится? — с легкой блуждающей улыбкой спросило божество. — Что? Он такого никогда не делал? Да как он мог, совсем тебя не любит… что? Только Сяо Син Чэню? И не только пальцами? Ну-ну, тебе ли не знать, что некоторые мужчины так суровы, что сражаются на кое-каких иных мечах… Божеству был понятен язык меча, которым тот обращался к нему. Оно улавливало вибрации, исходящие от холодного метала, внутри которого была заключена самая что ни на есть жаркая пламенная душа огня, из которого были сотканы все души созданных и еще не созданных мечей. Цзян Цзай жаловался на отсутствие внимания своего хозяина, как и стенал о том, что его хозяин столько лет был одинок, и никто не пришел спасти его, когда он страдал. — Я знаю, — отвечая вслух, божество прижало к себе меч, утопая в стене дождя. Это было так великолепно, так волнующе, это зрелище притянуло бы чей угодно взор. Длинные волосы Сюэ Яна спадали ему на грудь и плечи, живое, полное эмоций лицо обратило свои глаза к небу, губы жадно ловили падающие капли, они влажным потоком стекали с вновь ставшими алыми лепестков. — Ничего не бойся. Божество в теле Сюэ Яна провело несложную манипуляцию и меч в его руках трансформировался в двустороннее копье, из-за длины, хотя если судить по виду, то больше всего это было похоже на две сросшихся рукояти мечей, которых покрывали разные письмена. Начав крутится в потоке дождя руки неустанно вертели меч против часовой стрелки, при этом двигалось и само тело. При таком наборе скорости удар мог разрубить надвое стоящего впереди человека, если бы понадобилось. Этот прием был самым любимым как для меча, так и для божества, так что с веселым смехом разминая затвердевшие мышцы он чувствовал, как от различных поворотов щелкают суставы во всем теле, а свобода не скованных ничем движений приносила долгожданное удовольствие... Внезапно остановившись, смех юноши понемногу угасал, улыбка медленно таяла, лишая взгляда прежней небрежности. — Мэн Яо, — с вызовом и скрытой, но набирающей свою ненависть злобой прошептал «Сюэ Ян». — Ты заплатишь мне за свое предательство… Развернувшись, юноша быстрым шагом покинул территорию похоронного дома и, тяжело ступая по лужам, вытянул руку, начав неторопливо щелкать пальцами. Звук щелчка породил вибрацию, всколыхнувшую придавленные дождем к земле потоки воздуха, и стоило юноше добавить к щелчкам несколько брошенных шепотом слов, как тень, отбрасываемая его телом, раздвоилась, потом еще раз, и еще. Восстав с земли тени превратились в сгустки, единственным сиянием которых были полыхающие кровью глаза. Они поспешили за своим хозяином, что порезав мечом себе ладонь нарисовал на стене какой-то символ, обвел его в круг и хлопнул по нему рукой. Тут же обозвавшийся проем в стене стал похож на сплошную черную дыру, от краев которой змеились черные ручейки, делая её похожей на черное солнце. Как только Сюэ Ян вошел в проем, тот мигом свернулся и исчез, взамен себя оставив лишь кровавое пятно. Другой же его конец открылся прямиком перед полигоном, где держал своих оживших мертвецов Цзинь Гуан Яо…