Пламенное небо

Резиденция Янь-вана была нулевой палатой ада, задающей старт другим числам на вратах в отдельные судилища. Они располагались значительно глубже земляного покрова загробного мира, потому что почти вплотную прилегали к мертвым и животворящим водам, а так же к границам смерти и перерождения. Тот же Бестиарий находился на верхнем уровне земли в значительно отдаленном от палат места, ближе к столице, ведь энергия Бестиария была такова, что негативно сказывалась на судилищах, где буйства пришедших душ нужно было контролировать высасывающим Ци барьером, который не действовал на души, пришедшие в Бестиарий, ибо те зачастую были скоплением такой боли, страха и ненависти, что начинали пожирать не только себя, но и тех, кто находился рядом. — Относительно Ци Шань Вэнь, — братья стояли рядом друг с другом, задумчивым взглядом провожая облаченных сизым свечением шествие душ, что молчаливым волнообразным потоком двигались в судилища. — Не только та странная система используется ими для порабощения и подавления человеческой сущности и извлечения из осквернённой души тёмную Ци. Есть кое-что еще и имя ему — Луаньцзан. Эта гора, находящаяся на пике Фаньцзын, веками используется заклинателями как свалка для… — «Отходов»? — спросил Янь-ван, и чуть сузив глаза прижал пальцы к подбородку, нахмурившись. — Прямо как в Тысячелетней войне? Люди совсем ничему не учатся. Боги, кстати, тоже. — Это немыслимо, — искренне поражался Сюань Юэ. — Из-за той войны люди потеряли не только знания, но и память о событиях минувших дней. Они не понимают, что с мертвыми нельзя так обращаться. Гора ведь живая, во всяком случае была, и она впитывает в себя энергию. Раньше это была энергия солнца и луны, а теперь это чистое скопление некроэнергии и довольно тяжелой темной Ци. Дошло до того, что недра горы стали входом в мир мертвых, вот только просачивается туда не тонкое эфирное тело, а грубое физическое. Сам знаешь, какая революция может начаться среди отступников, которые оттеснены к границам сумрака и скованы вечным голодом, если начнут поедать мертвую плоть. Да и некроэнергии будет проще размножать себя, если она свободно начнет погружаться в их хладные тела… Янь-ван лишь слегка повернул голову, смотря своими белыми глазами в изумрудные глаза брата, и взгляд его стал несколько напряженный. — Как ты намереваешься с ними разобраться? — Чтобы стереть с лица земли хорошо обученный и довольно-таки расширившийся клан нужно нечто большее, чем интриги или неизлечимая болезнь, — задумался Сюань Юэ. — Как бы ни прискорбно звучало, но, брат, здесь нужна война. — Война это хорошо, — на выдохе сказал Янь-ван, снова смотря на шествующие души. — А война за бравое дело — еще лучше. Это поможет другим, не настолько испорченным заклинателям ускорить процесс своего совершенствования. Их молодежь, вкусив плод ранних сражений, укрепит свои корни, свою опору, станет сильнее. Ну, а ты, — бог смерти стрельнул глазами в сторону брата. — Ты сможешь в который раз убедиться в их невежестве и глупости, и наконец-то перестанешь так остро реагировать на их молитвы. Брат, я понимаю, что твое сердце слишком легко ранить, но у всякого возмездия есть свой предел. Перестань мстить за отверженные души, им это не поможет, а вот то, что действительно может их спасти, так это очищение, которое ты успешно практикуешь в Бестиарии. Ты даешь им шанс возродиться и попробовать жить сначала, обнулить свою душу и с более чистым разумом познавать верхний мир. Месть не должна быть единственным блюдом, которое вкушает твоя душа, ибо поглощая столь тяжёлую пищу она становится грубой, лишается своего тонкого эфира, обрастая неприступными стенами. Мы, боги смерти, — мост, а не стены. Мы не теряем голову от любви, привязанностей или тоски. На наших плечах всё бремя невидимого мира, мира души и тонкой материи, мира, который держит в своих руках саму суть творения. Если б не было смерти, не существовало бы жизни, потому что Карма заключила Млечный Путь в цикл рождения и смерти, и без одного невозможно другое. Это закон, а не проклятие, и мы должны уважать сущность, которая повелела этому быть, ибо в её власти владеть всем, мы же благословлены служить этому, благодаря чему мы те, кто мы есть. Сюань Юэ молчал, но в его молчании было больше ответов, чем если бы он открыл рот и стал говорить. На это Янь-ван лишь тихонько выдохнул и слегка провел холодной ладонью по черным волосам брата. — Ты уже подумал, как поступишь с мальчиком? — решив сменить тему, спросил он. — Кланы ведь требуют принадлежности адептов к высоким чинам, которые бы могли платить им за обучение, а чтобы попасть к ним не имея статуса и громкой фамилии, нужно быть либо очень одаренным, либо иметь деньги. Сюэ Ян, уж прости, но все-таки безродный, хотя его родители и были высшими чинами, но ведь об этом не должно распространятся, особенно об его отце. — Да знаю, — раздраженно отмахнулся Сюань Юэ. — Унесет с собой отсюда столько золота и серебра, сколько сможет. Дам ему бездонный мешочек и пусть напихает его всем, что душе угодно, лишь бы по своей воле согласился подняться наружу. В любом случае самое меньшее, что я могу для него сделать, это позаботиться о том, чтобы такая вещь как наличие денег никогда не вставала вопросом острой нужды. Пусть живет так, как хочет, и получает всё, на что упадет взгляд. В конце концов, если желанную вещь можно купить за деньги, то для него это никогда не будет проблемой. — А если он скажет, что они ему не нужны? — Тогда скажу ему заткнуться и просто взять деньги! — еще сильнее вспылил Сюань Юэ. — Ладно, не кипятись, ты мне своими гневными флюидами воздух нагреваешь, жарко! Не пойми неправильно, просто глядя на ваши отношения складывается впечатление, что ты трясешься над ним не как над дитём, а как над строптивой женушкой, на которую ищешь управу поползновениями у ног и подарками, гнева которой с довольно позорным для себя выражением лица боишься, словно бы опасаешься попасть в немилость. Сюань Юэ мягко изогнул уголки губ, при этом едва слышно хмыкнув. — Женушкой? — с улыбкой переспросил он. — Спасибо, я уже был женат. — И это не принесло тебе ничего хорошего, — без всякой зловредности справедливо заметил Янь-ван. — К слову, в какой клан ты решил определить его? И перед тем как ответишь, пожалуйста, помни, что характер у этого ребенка весьма скверный. Сюэ Ян довольно раним и обидчив, и к сожалению злопамятность в его характере с какой стороны ни глянь. Ему будет тяжело без поддержки и понимания со стороны тех, кто станет его окружать после того как он покинет здешние, привычные для себя места. — Он хочет знаний и как можно больше, — ответил Сюань Юэ. — Внедрять его в что-то подвижное… ведь он не такой, слишком уж замкнут. Ему нужно научится обуздать свою вспыльчивость, научится погружать себя в состояние покоя. Думая об этом я решил, что лучше всего будет отправить его в клан… Оба бога удивленно перевели взгляды на буквально выпавшее из проема тело, что с громким звуком упав на пол не дало Сюань Юэ закончить предложение, и чувствуя нарастающий гнев из-за того, что их так бесцеремонно прервали, бог самоубийц было хотел преподать наглому Жнецу жестокий урок. — Какого черта ты врываешься сюда столь бессовестно? — вскипел Сюань Юэ. — Ты что, совсем берега попутала? Или ты забыла, что резиденции богов смерти это не то же самое, как если бы ты могла врываться сюда как к себе домой! Конечно, рядом с Сюэ Яном бог самоубийц довольно хорошо сдерживал свой нрав и часто многое спускал Жнецам и оборотням с рук, однако от такой наглости, что переходила всяческие границы, он не на шутку разозлился, но когда Жнец, заливаясь слезами, внезапно заговорила и Сюань Юэ услышал произнесенные ею слова, он мгновенно побледнел, его тело начала бить крупная дрожь, а в груди обжигающим ядом расползался страх…

***

Сердце умирает медленно. Неважно, изнутри ли оно принимает удар или снаружи — оно всегда сражается. Пробей этот сокращающийся мешок, и он не замрет, а будет продолжать качать кровь даже с ножом внутри, даже с заключившими его в клетку нервами, что словно тиски будут сжиматься, пока вконец не разорвут. Сердце умирает медленно, потому что до последнего не оставит свой долг. То, что чувствовало сердце Сюань Юэ, нельзя было сравнить даже с сотнями, тысячами линчи, если бы они напали одновременно. Сердце тёмного божества будто замерло, вмиг наполнившись темной материей, и она застыла в нем подобно лаве вдоль безжизненных вулканических пород. Он смотрел, и грудь его разрывало от немого крика, благо пока еще он молчал. Но эти глаза, его прекрасные изумрудные глаза, сияющие ярче звёзд… в них страшно было смотреть, столько испуга, страха, удивления и противоречий в них застыло. Лицо же его словно было выточено изо льда, ни одной кровинки на поверхности, кожа побледнела, алые губы ненавязчиво распахнулись, будто он желал вдохнуть ртом, на деле же его челюсть просто дрожала, из-за чего и разомкнулись эти губы. Они дрожали, но пока еще незаметно, ему хвалило какой-то осознанности в своей голове, чтобы это скрыть. — Мы не виноваты! — упав перед ним на колени и вцепившись в его ногу, кричала Шу-эр. — Жнецы не прикладывали к этому руку, мы учили его лишь тому, что вы разрешали. Пожалуйста, господин, помилуйте! Поверьте, мы не виноваты, мы не осмелились бы пойти против ваших слов! Су Су с сожалением смотрела на свою приятельницу, однако ненависти или гнева в её взгляде не было, ведь много лет назад именно она, сильный и талантливый Жнец покрыла себя вечным позором и приняла на себя линчи от господина, потому что ослушалась его, и перенесла на себе даже вдвойне суровое наказание, потому что Лунъю пощадили из-за его деликатного положения, а вот Шу-эр… на ней отыгрались очень сильно и жестоко, Су Су хорошо помнила, что пережила её подруга, поэтому понимая, что это она привела господина, не винила её. Точно так же думали и оборотни, видя стенающего Жнеца. Кому бы хотелось вновь подобное пережить, а если её просто уничтожат? Шу-эр Жнец, она всегда, с самого рождения жила по законам сумрака, честно выполняла свой долг и была счастлива, что вообще существует. Как же ей не стенать, когда она уже испытала на себе гнев и презрение своего Владыки, что было самым страшным для сумрачных существ… Сюань Юэ довольно грубо отпихнул её ногой, за которую она держалась, и Жнец упала, повалившись набок. Медленно сокращая дистанцию между ними Сюань Юэ приближался к Сюэ Яну, который с малой толикой насторожённости смотрел на него. Но вот бог самоубийц внезапно остановился, будто не решаясь сделать шаг. Он, не мигая, смотрел на юношу, взгляд его скользил по его телу. Да, хитрый Сюэ Ян действительно отзеркалил свой алый барьер, что не только защищал его от атаки сущностей, но и словно бы просвечивал его тело для тех, у кого были глаза смерти, поэтому юноша использовал технику зеркальных отражений, чтобы барьер просвечивал наружу лишь его энергию, а внутрь отражал то, что могло бы вызвать подозрение. Юноша почему-то был слишком спокоен, он смело и даже немного дерзко не сводил взгляда с бога самоубийц, а тот, прожигая его своими глазами бога смерти видел, что да, ответвления в его духовных каналах есть, и они пропускают через себя некроэнергию, точнее не столько её, сколько её силу. Это как если бы со сферы снять её защищающую оболочку и вытащить из неё прямой сгусток света, то есть получить не последствия от обозрения защищающей оболочки, а сразу заиметь всю силу. «Subarashii… — отчего-то мысленно перейдя на японский, подумал Сюань Юэ, но затем, исправившись, про себя прошептал уже на своем языке: — Да, действительно, великолепно. И за такой короткий срок…» Однако то, что он увидел дальше, вынуждало его душу заживо гореть в адском огне. Кровяные тельца в этой живой плоти частично были уничтожены, частично будто обуглены, но большинство из них без исключения соседствовали с… темной материей, которая была пущена в его тело на физическом уровне, минуя духовные каналы и впитываясь кровью, мышцами, костями, даже ногтями. Они уже почернели, и чернота эта поднималась выше, к первой фаланге, делая это достаточно медленно, дабы труднее было заметить, но Сюань Юэ не просто заметил, а видел, как эта чернота словно медленная, очень медленная волна наступает всё дальше и дальше. В этом не было участия оборотней, они действительно были ни при чем. — Всё же зря я научил тебя читать, — первым нарушив тяжелое молчание, тихо сказал Сюань Юэ. — Много чему научил… как жаль. Я слишком приучил тебя к тому, что ты на особом неприкасаемом счету, и похоже ты решил этим воспользоваться так, чтобы это меня разозлило, — Сюань Юэ слабо улыбнулся, и его голова слегка наклонилась, а глаза при этом расширились. — Ты разозлил меня, Сюэ Ян. Жэчхи нехотя вздрогнул и напрягся. Самым слабым местом в эмоциях этого бога было хорошо скрываемое им безумие, которое он проявлял в ситуациях, что ранили, так сказать, по-живому, и его разум, пытаясь хоть как-то защититься от этого огня начинал тормозить мыслительные процессы, уступая место первенства инстинктам, которые побуждали бога на резкие бездумные действия, в которых он мог бы высвободить из себя это напряжение. Видно было, что у Сюань Юэ просто нет слов, чтобы хоть как-то изъять свои чувства, чтобы они не душили его внутри, но когда короткий смешок сорвался с его губ, застыли всё. Сюань Юэ… смеялся. Его улыбка или смех в моменты напряженного молчания всегда несли в себе либо характер боли, либо безумия. В любом случае она была отражением лишь одного — страдания. — Кто?.. — до этого низко опущенная голова немного вздёрнулась, и из тени, упавшей ему на лицо, вновь показались ярко полыхающие изумрудные глаза, что больше были похожи на две пылающих искры среди беспросветной темноты. — Кто из них научил тебя, кому я должен пожать руку как превосходному учителю, что, похоже, решил, будто он волен сделать то, на что я наложил свой запрет! Его крик громовым эхом пронёсся по пустыне, и это было первым открытым действием, выражающим скрытую в Сюань Юэ боль. Он весь задрожал, крепко сцепив зубы, будто боялся, что его тело вот-вот сорвется с места и что-то сделает. Он ждал ответа, но в холодной, даже стылой тишине бесконечной ночи не было слышно даже дыхания, потому что у всех оно замерло. Лунный свет жег глаза, немного отрезвляя этой болью. Жэчхи стоял за левым плечом Сюэ Яна, Лунъю же за правым, а Су Су была как бы в стороне от них, пытаясь высмотреть момент, когда изловчившись могла бы прокрасться с Шу-эр и увести её отсюда. Жнец очень боялась гнева своего господина, поэтому понимала, что в этой ситуации помощь предоставить не могла ни она, ни уж тем более оборотни. Что бы Сюань Юэ с ними ни сделал, а спрашивать за всё он будет с юноши лично, поэтому всё, что оставалось, это лишь ответить на заданный вопрос. Тут либо они трое ответят «Да», либо кто-то один возьмет на себя всю вину. Раньше, чем змей успел это заметить, из-за правого плеча Сюэ Яна неспешно вышел Лунъю, и сделав несколько шагов тихо, но довольно спокойно сказал: — Это был я. Жэчхи замер от неожиданности, Су Су ошарашенно смотрела на своего друга, а Лунъю, в чьем лице тоже не было ни кровинки, открыто смотрел в глаза божества как существо, что приняло свою судьбу. Змей зло сжал челюсть и было уже рванулся вперед, когда внезапно очень близко рядом с собой услышал звук больше похожий на тот, когда что-то острое протыкает подушечку для иголок, или же когда что-то тонкое и острозаточенное с нажимом входит в кожу. Змей опустил глаза, видя, что источником звука выступила рука Сюэ Яна, его левая рука. Скользнув взглядом еще ниже глаза змея расширились, так как этот звук шел прямо от места, где отсутствовал палец юноши, а в том месте, где рана уже зажила, кожу проткнул кончик… красной нити, которая даже не показалась, а просто как бы дала о себе знать, ничтожно выглядывая наружу. «Что это? — пораженно думал змей. — Его красная нить дала о себе знать в такой момент? Как это понимать? Значит ли это, что эти события предшествуют той судьбоносной встрече, или же это злой рок судьбы мальчишки дал о себе знать? Могу ли я предположить, что всё, что сейчас происходит, должно привести Сюэ Яна к тому… к тому человеку из моих видений? Но что мне в таком случае делать сейчас…» Подумав об этом он перевел напряжённый, даже испуганный взгляд на Лунъю, на которого еще более пораженным взглядом смотрел Сюань Юэ. В его взгляде было столько шока и неверия, что, казалось, божество сейчас разойдется пополам, так сильно лезвия мыслей кромсали его изнури. Мгновенно изменившись в лице Сюань Юэ начал медленно, очень медленно подходить к оборотню, при этом глаза его с нечитаемым взглядом метали даже не молнии, это была чистая консистенция опаляющей ненависти. Нижняя челюсть Лунъю непроизвольно задрожала, когда бог смерти почти вплотную стал к нему. Голова оборотня чуть вжалась в плечи. Он… боялся, действительно очень боялся, и от этого страха кровь застывала в жилах. Оборотень почувствовал, как по нему скользнуло холодное дыхание его господина, а затем его лицо ощутило тяжелый, полный отчаянной ненависти удар, от которого Лунъю не удержался на ногах и повалился на землю… Они познакомились очень и очень давно, еще когда Сюань Юэ не исполнилось первой сотни. Оборотень и бог смерти сдружились так сильно, что Сюань Юэ сделал Лунъю своим самым близким приближенным, брал его с собой куда только можно, а на их с Бао Шань Саньжэнь свадьбе именно он был его представителем, в то время как богиня выбрала себе в представители Жэчхи, что хоть и было странно, но не лишено чувства юмора. Никто до сих пор так и не знает, убил ли Сюань Юэ первых детей оборотня в качестве возмездия или нет, но после тех тяжёлых событий потребовалось много времени, чтобы прежние друзья вернулись к тем отношениям, которые не иначе как радостными нельзя было назвать. — Как ты посмел делать это за моей спиной… — презрительно смотря на лежащего на земле оборотня, Сюань Юэ метнулся к нему и, схватив за плечи, тяжело встряхнул. — Снова, снова за моей спиной! Сюэ Ян, вздрогнувший в тот момент, когда увидел удар, сразу было хотел кинуться к ним, но резко придержавший его Жэчхи не дал этого сделать. — Что ты делаешь? — зашипел Сюэ Ян, не понимая, почему лицо змея стало настолько холодным и отрешенным. — Ты смертный, — могильным голосом ответил он. — А он бог, пора бы наконец-то тебе об этом вспомнить. Вмешиваться будет неразумно. Оттого, каким тоном была сказана эта фраза, Сюэ Ян открыл рот от удивления, а вот Жэчхи, зрачки которого сузились и стали вертикально, напряженно продолжал наблюдать за действием. Он хорошо понимал, почему Лунъю вышел, как и хорошо понимал, почему не должен вмешиваться. Всё ради этого мальчишки, на котором загробный мир клином сошелся. Всё ради него… — Потому что Лунъю любит всех тех, кто занял важное место в сердце его господина, — хрипло ответил оборотень, буквально вися на руках Сюань Юэ. Лицо его было избито, с губ текла кровь, уши звенели от пронесшихся по ним ударам. Похоже, лопнули перепонки. Сюань Юэ шокировано смотрел ему в глаза, и чем дольше он всматривался, тем сильнее разгоралось в нём безумие. Бередившие его душу воспоминания о самом роковом дне в своей жизни будто ядом сцеживались в его кровь, а она, в свою очередь слишком быстро продвигалась по телу, сжигала его нервы под корень, вынуждая гореть в черном огне ненависти. В то же мгновение схватив оборотня его подняли и впечатали в образовавшуюся плазменную стену из жидкой некроэнергии, отчего позвоночник Лунъю взорвался болью, а перед глазами всё поплыло. Усиленная хватка на шее, что почти ломала её, лишала возможности сделать хотя бы короткий вдох, и посиневшие губы оборотня так вспухли, что в местах порвались и медленно цедили на подбородок кровь. — Любишь? Любишь… — с безумным, непрерывающимся хриплым смешком дрожал голос Сюань Юэ, после чего сорвался на отчаянный, полный презрения крик: — Да кому нужна твоя любовь, ты, чертов выродок! Кому вообще нужны твои чувства, если твоя любовь уже предала меня! Ты знал, прекрасно знал всё, что ждет тех, кто впустит в себя эту тьму, так как видел, что случилось с «ней». И ты знал о моей боли, которую я делил с тобой, и все равно воткнул мне нож в спину, повторил то, из-за чего я убил себя много лет назад! Я же уничтожил собственную душу, вырвал сердце из своей груди и похоронил себя во мраке вечной ночи, добровольно отказавшись от той, которую любил! Ты и об этом ему рассказал, да? Я думаю, что ты все ему поведал, и наверняка не без слез на своих предательских глазах, которыми потом смотрел на меня и лгал мне, лгал мне обо всем. Ты смел смотреть на меня в то время как уже предал!!! Сюэ Ян почувствовал, как на его глаза наворачиваются слезы от этих криков, но еще больше он чувствовал боль, потому что хватка Жэхчи на его руке усиливаюсь, а тело то и дело подергивалось, будто он хотел метнуться вперед, но сдерживал себя. Глаза змея прожигали взглядом стоящих впереди, и чем сильнее кричало божество, тем отчётливее скрипели его зубы, сталкиваясь друг на друге как острозаточенные лезвия. — Ты подлый изменник! Будь проклят тот день, когда ты родился, и благословлен тот, когда ты умрешь! — сокрушенным голосом кричал Сюань Юэ, теряя себя от нарастающего отчаянного гнева. Он плакал, и его слезы обжигающими потоками скатывались с его лица. — Я хочу, чтобы ты умер в мучениях, дабы эта боль преследовала тебя даже после смерти, чтобы ты никогда не обрел покоя! Пусть тебя погубит эта твоя любовь, которой ты убил меня тогда и убил сейчас! Из глаз Лунъю тоже катились слезы, правда кровавые, поскольку его душили так сильно, что наверняка бы убили. Он всё понимал, почему и не сопротивлялся нисколько, и был готов встретить свой конец. В конце концов именно потому, что оборотни и Жнецы когда-то скрыли факт преображения богини и даже помогли ей в этом, было самым сильным их предательством в отношении Сюань Юэ, который не успел заметить этот процесс раньше и своевременно вмешаться, из-за чего он вынужден был отказаться от своей супруги, дабы попросту её спасти. Она бы не ушла по своей воле, а он не посмел бы позволить ей стать ему подобной и лишиться своего сияния пламенной богини, чтобы заменить его на демоническую сущность. Сейчас все эти воспоминания, вся глубоко затаенная боль тех дней всколыхнула душу Сюань Юэ, наполнив её страхом, чувством предательства, чувством одиночества и потери. Он хладнокровно душил того, кто долгие годы был его другом, приближенным, сокровенным собеседником и попросту тем, на плечо которого всегда можно было опустить голову, дабы немного побыть в тишине. Оборотень был тёплым, а холодные руки Сюань Юэ обжигали холодом, от которого замирало сердце… Внезапно истекающие слезами глаза бога самоубийц расширились, и он поражённо опустил взгляд вниз, застыв, будто к чему-то прислушиваясь. Он тяжело сглотнул, когда его слух уловил довольно синхронно прослеживаемое им странное быстрое биение внизу живота Лунъю. Эти удары, идущие буквально в один ритм, вынудил лицо божества перекоситься от болезненной кривой улыбки, и снова подняв глаза на оборотня взгляд Сюань Юэ казался до невозможного горьким и печальным. — Двое… — пока его глаза плакали, губы улыбались, но в этой улыбке скорби застыло больше, чем во всем страдании мира. — Как и тогда… их снова двое. Их маленькие тела так спешно качают кровь, что сердца, еще размером с песчинку, бьются в унисон… Едва ли осознанно вслушиваясь в его слова Лунъю тяжело смежил веки, будто пытался выразить всю силу своего сожаления. Сюань Юэ, чья хватка чуть ослабилась, сцепил зубы и, сильно зажмурившись, будто не желал смотреть, грубо отшвырнул от себя Лунъю, и только тогда Жэчхи наконец решился сойти с места и, закрывая собой оборотня, оттащил его от Сюань Юэ. — Убирайтесь, — стоя к ним спиной, глухо сказал Сюань Юэ. — Я изгоняю вас из сумрака навечно. Посмеете сунуться сюда раньше, чем сдохнете, и я более не буду так милостив. Все пошли вон, Жнецов это тоже касается. Оставьте меня наедине с Королем Ночи. Переглянувшись между собой, сумрачные существа постепенно исчезли из виду, не имея ни сил, ни дерзости хоть как-либо воспротивиться. Они с тяжёлым сердцем покидали пустыню, понимая, что что-то должно случиться. Оно не может не случиться, потому ставки давно сделаны, и похоже пришло время платить по счетам. Когда они ушли, Сюань Юэ всё еще стоял к Сюэ Яну спиной, выравнивая свое внутреннее состояние. Пытаясь привести в порядок мысли он бессознательно провел рукой по своим волосам к низу, будто пытаясь стряхнуть с них напряженность, что хорошо показывало настолько бог был напряжен. Выпрямившись и бросив на юношу взгляд через плечо, Сюань Юэ повернулся к нему полностью, но шагов навстречу не сделал. Ни одного. — Очень жестокие слова… аники, — тихо и довольно низко сказал Сюэ Ян, пока чувствовал на себе тяжёлый, полный темных чувств взгляд. — Пожелать такое тому, кто… — Не был виноват, да? — довольно спокойно спросил Сюань Юэ. — Теперь, когда они ушли, давай и мы с тобой поговорим немного. Ты ведь сумеешь поддержать со мной беседу, правда? Ты ведь так старательно учился убивать себя, что я просто не поверю, если сейчас мы не поговорим с тобой по душам, учитывая, что по моей душе ты хладнокровно потоптался ногами и наступил на сердце, — Сюань Юэ слабо улыбнулся, хотя глаза его изрядно потускнели. — Итак, с чего бы начать? Пожалуй, с вклада Лунъю во всю эту развернувшуюся трагедию, и так как этот акт мне уже знаком, спасибо моей супруге, я начну, пожалуй, с отступления. Что ж, оборотень действительно не сделал больше дурного, чем смог бы, и если бы дело касалось лишь ответвления в духовных каналах и переработки ими некроэнергии, то я ограничился бы тем, что попросту вырвал бы их из твоего тела, дабы не множилась моя боль от того, что ты так долго травил себя этим ядом. Но ведь не всё так просто, не так ли? Глаза Сюань Юэ сверкнули, будто свет луны скользнул по водной глади. — Но, похоже, ты обманывал оборотней, — заключил Сюань Юэ. — Потому что то, что ты сделал… нет, не так, до чего ты додумался они бы точно не одобрили, поскольку это смертный приговор не столько для них, сколько для тебя, и даже не моими руками, что смешнее всего. Ты смешал со своей кровью нечто такое, что мы именуем темной материей, которая образует естественные процессы в наших телах, но ты, использовав некроэнергию, извлек из неё твердые частицы и погрузил в свою кровь, заставляя гнать это по своему телу, из-за чего оно начало преображаться. Сначала незаметно даже для тебя самого, верно? Не будь я столь беспечен, я бы получше всматривался в твой барьер, понимая, что ты отзеркалил его, чтобы скрыть то, что происходит у тебя внутри. Я, честно сказать, немного удивлен, что тебе удалось проделать такое и остаться в живых, во всяком случае дольше, чем я мог бы предположить, поскольку вижу тебя прямостоящим прямо перед собой, и ты даже дерзнул метать в меня эти недовольные взгляды. Ну, а теперь, перед тем как всё закончится, ответь, для чего ты это сделал? Спина Сюэ Яна была ровной как натянутая струна, взгляд осторожным и бдительным, но вместе с тем довольно напряженным. Однако он был спокоен, и в отличии от напускного спокойствия Сюань Юэ, от которого веяло чем-то нездоровым, спокойствие Сюэ Яна было самым что ни на есть настоящим. Он дышал медленно и ровно, будто втягивал не остро необходимый ему воздух, а попросту наслаждался каким-то ароматом, пытаясь подольше растянуть ощущения в своих легких. Этот аромат, что смешивал в себе стылость земли и холод ночи успокаивал его нервы, охлаждал изнутри, даже немного баюкал, так как просвечивал мягкий лунный свет. Пусть это и бесплодная пустыня страны мёртвых, но он любил это место, потому что находил его схожим со своей душой. — Мне трудно было поверить, что мое вранье не действует лишь на тебя одного, — начал Сюэ Ян, слегка склонив голову. — И то, что ты всегда был бдительным, подыгрывал отведённой себе роли в нашей маленькой семье, но вместе с тем я всегда знал, что ты не имеешь веры тому, что я говорю или делаю. Знаешь, «любить себя» это далеко не «быть любимым тобой». Так говорят люди снаружи о своем одиночестве? Я себе нужен? Даром я себе не сдался, если есть только я и больше ничего!!! Впервые сорвавшись на крик юноша тяжело сцепил зубы, будто из глубин его тела рвалось что-то, что вот-вот выскочит через незажившую рану в его груди или попросту отслоится от тела, тяжело упав наземь. Он начал понемногу раскрывать истину, потому что это была ситуация, когда что-то скрывать было не столько неразумно, сколько бессмысленно. Сюэ Ян всегда знал, что Сюань Юэ бдителен и осторожен с ним, что бы юноша ему ни говорил и в чем бы не убеждал, и, кажется, в глубине души бог самоубийц возможно чего-то такого и ждал. Ждал, словно бы знал, даже не чувствовал, а именно знал, что подобная маленькая революция всё равно заявит о себе. — Всё, что я делал, было не ради меня, я даже бежал от себя, так меня страшил тот факт, что когда-то я снова останусь один, всеми покинутый и никем не любим! Я так хотел быть равным тебе не ради наших отношений, не ради обретения силы. Я хотел быть равным тебе, чтобы дать отпор в тот день, когда ты заставишь меня вновь подняться в гнилую поросль верхнего мира, к этим чертовым людям, будь они прокляты. И я видел, что ты не верил моим словам, когда я пытался убедить тебя, что прилагаю столько усилий ради обретения способностей, силы и власти. Ты не верил, и со временем я понял, почему ты читал мои чувства как открытую книгу. Сюань Юэ слегка напрягся. Ему вовсе не нравилось то, к чему склонял их разговор Сюэ Ян. — Я всё спрашивал себя, ну как такое может быть, что меня, простого смертного спас сам печально известный бог самоубийц, и спрятав в сумраке трусился надо мной со всей нежностью и трепетом, был ласков и терпелив несмотря на то, что я довольно паршивый, замкнутый и скверный, обидчивый и ранимый, короче ну совсем не тот человек, с которым бы так обращались даже не люди, а сами боги. Почему именно я, что во мне такого? Как меня может настолько ценить и любить сам Сюань Юэ, сумрачное божество царства мёртвых. Из-за того, что спасен я был именно тобой, я начал чувствовать, что во мне есть что-то особенное. Я так прилежно учился, чтобы понять это, потому что я хотел знать истину. И она открылась мне. Ветер в пустотах пустыни скользнул по ногам бога и человека, подняв небольшую дымку темной пыли, которая поднявшись коснулась кончиков длинных прядей, приведя их в слабое, едва заметное движение. — Мой цветок, — горько улыбнулся он, — весьма любимый тобой Король Ночи. Но почему-то когда в капле своей крови я заключил энергию своей души, вместо тюльпана вырос пылающий сиянием рубина ликорис. Ликорис, Сюань Юэ, а как известно, паучья лилия — это твой цветок, он даже помещен на твою эмблему, потому что ликорис единственный цветок из всех растущий из крови, а как известно, родился ты от земли, которую она в себя впитала. Так почему же направив в каплю крови энергию своей души вырос именно он, твой цветок, а не мой. Этому есть только одно объяснение: душа, которую ты потерял, воплотилась во мне. Много лет лет назад, в пустыне, родился цветок, имя которому Король Ночи. Тринадцать лет назад родился человек, имя которому Сюэ Ян. В моей фамилии значится тот же иероглиф «юэ», что и в твоем имени, а черный тюльпан и ликорис единственные цветы, что способны цвести ночью, при лунном свете, как обычные при солнечном, то есть, если предположить, на какой энергии мог вырасти еще один «ликорис», то получается, что первенство в этой гонке возьмет именно паучья лилия, а если еще проще, то причиной всему изначально… был ты. Глаза Сюань Юэ не мигая уставились на юношу, который со слабой улыбкой печально смотрел ему в глаза. Да, Сюэ Ян был прав, и от того, что он так легко сам во всем разобрался хотелось кричать. Сюань Юэ действительно так хорошо понимал волнения души мальчика, потому что узнавал в нем себя, и ему была хорошо понятна эта диаметральная противоположность в желаниях Сюэ Яна. Так как Сюань Юэ выплакал свою душу под сильнейшими эмоциями боли и сожалений, то характер его эфира так же несет в себе и элемент страха, то бишь подсознательно Сюэ Ян всегда будет опасаться возможности потерь, и чувствовать этот страх будет сильнее, чем другие, потому что в нем изначально была заложена неосознаваемая им память тех печальных для Сюань Юэ событий, что в корне отличается от сущности того же Вэй У Сяня, который впитал в себя светлые веселые эмоции тогда еще не разбитого сердца сумрачного божества. Бог самоубийц желал покинуть мёртвый мир — Сюэ Ян же наоборот, хотел в нем остаться; Сюань Юэ бежал от себя поближе к жизни, затягивал себя в движения, прятался среди небожительниц — Сюэ Ян же бежал от себя в знания, в замкнутость, был верен лишь чему-то одному, так как был страшным однолюбом, пугливым ревнивцем и жестоким собственником. Сюань Юэ от смерти бежал в жизнь — Сюэ Ян прятался от жизни в «смерти», выбрав одиночество, дабы спрятать себя от любых возможных перемен, которые ему было трудно выносить, которых он боялся, потому что они могли отнять у него то, что он любил. И, что не было тайной, в своей последней попытке скрестить себя с жизнью, Сюань Юэ влюбился, а последующими своими действиями нарушил все законы, которые только мог, перевернув два мира вверх дном. Точно так же и для Сюэ Яна сейчас это была последняя попытка остаться здесь, так как он, как и когда-то Сюань Юэ не желал покидать то, что было ему дорого. Вот только Сюань Юэ всё же пришлось, а Сюэ Яна, похоже, придется заставить. «Я же видел… — пока еще будучи в себе, едва ли не плача думал Сюань Юэ. — Видел в судьбе твоей жизни нить цвета алого марева, что вплетена в тебя, но источник другой. Я же видел твою судьбу, и это от той связи ты не захочешь отказаться, а не от этой! Тот, кто держит в своих руках эту нить… его руки ты не захочешь отпустить, его сердце станет для тебя домом, ведь… ведь ради него ты сможешь нас всех отпустить и пойти дальше, рука об руку с ним, этим человеком. Какой из тебя бог смерти, Сюэ Ян? Твое место рядом с тем, кто ждет тебя, находясь под солнцем… прямо как и меня когда-то так же ждали… и всё еще ждут…» Застывшие в одной точке глаза Сюань Юэ мгновенно окропились слезами, что тяжелыми каплями начали стекать у него по щекам. — Даже я не мог предположить, что ты окажешься настолько одаренным и познаешь себя столь быстро, — прошептал Сюань Юэ. — Сюэ Ян… быть богом смерти, родившись в сумраке, не то же самое, что быть человеком, это совершенно иной путь и иная Карма. Поверь, я желал другого будущего еще до твоего рождения, и когда ты появился на свет я действительно поверил, что это возможно, потому что тебя я мог вытащить из этой паутины. И я вытащил, я желал тебе лишь счастья. — Хорошее счастье, — кривовато ухмыльнулся юноша, вспоминая, что двое из тех, кто любили его, кого он называл мамой и папой, больше нет. Конечно, он не винил в этом бога самоубийц, но злился, потому что если бы от рождения у него не было бы родителей, если бы физически он родился бы в сумраке, горечь подобной утраты он не познал бы. Сюэ Ян не желал отпускать тех, кого он любил, даже в смерть, предпочитая умереть вместе, но никогда не отпускать. — Да, я обманул оборотней, я использовал их и то, чему они меня учили. Если и есть на них вина, то только в том, что они слишком любили меня, особенно Лунъю. Он так страдал от мысли, что я покину сумрак, будто знал что-то такое, о чем догадывался и я сам. Я уже отжил на земле семь лет, чтобы понять, что верхний мир ненавидит меня, и если ты поднимешь меня туда еще раз я попросту умру или со мной случатся события, которые уничтожат меня. — Ответь, — почти что прошипел Сюань Юэ, пока его тело дрожало словно было скованно льдом, или же наоборот, будто он вырывался из каких-то цепей, что невидимыми оковами опоясывали его тело. — Зачем ты это сделал? Сюэ Ян мягко улыбнулся в ответ. — Потому что из сумрака ты меня не выведешь, а вынесешь, дабы придать погребению земле, — тепло, что излучали черты его лица, были несовместимы с тем, что он говорил. — Я добровольно этот мир не покину, почему и учился столь прилежно. Сегодня я приму свой последний бой и наконец раскрою все свои карты. Я хочу хотя бы перед своей смертью показать тебе чего я на самом деле стою, и что из себя представляю. Я уже говорил тебе, что ты будешь гордиться мной, и я уже доказал это. Я победил тьму, я создал Ядро, я создал каналы, по которым некроэнергия безопасно копит свою силу, я скрестил свою кровь с темной материей и не умер. Теперь я могу разделить с тобой твое одиночество и скрасить холодную пустоту твоих дней… — Сюэ Ян! — не в себе закричал бог самоубийц, будучи охваченным обжигающим страхом от этого безумия в его словах. — Сюань Юэ! — таким же криком ответил ему юноша. — Еще когда мне было девять я сказал тебе, что весь мой мир отныне заключается в тебе! То, что ты хочешь сделать, я принимаю как жестокое предательство моих чувств, как плевок в лицо моим страданиям! На поверхности у меня ничего нет, лишь огромный мир, в котором я теряюсь и который пугает меня. Для чего ты окружал меня своей любовью столько лет, для чего я, стиснув зубы, доказывал тебе, что я достоин твоего покровительства, достоин твоих чувств, а ведь ты бог смерти! Ты хоть знаешь, как я боялся вызвать твой гнев, быть неугодным тебе, пока сам из себя ничего не представлял! Я душа души твоей, а ты так легко хочешь вновь окунуть меня в страдания. В себе ты её убил, так что же, теперь хочешь убить её и во мне? Чем я это заслужил, в чем моя вина? — Пока ты по-настоящему не станешь подобным мне, тебе меня не одолеть, — с отчаянным гневом взорвался Сюань Юэ, — и уж тем более не спасти! Ты хоть понимаешь, к чему ты стремишься?! Быть мной, богом смерти, означает не только располагать силой и властью, но еще и платить за неё. Когда-то меня заставили поверить в будущее, которое быть у такого как я не могло бы ни при каких условиях. Но я поверил, и эта вера убила не только мои надежды, но и меня самого. Быть мной значит быть лишенным всего, ради чего душа обнажает себя, а раскрытию души способствует лишь одно — любовь. Ты желаешь сравнять себя со мной, приближая себя к холодной ненависти, потому что не зная любви бросаешь свои чувства в неё и развиваешь в ней же, чтобы продолжать бросаться в бой. Ненависть, это любовь, которую убили и которая восстала из пепла, чтобы мстить. Как видишь, любовь не исчезает, просто проявляет себя иначе, потому что её невозможно изжить или избавиться от неё. По всей видимости ты не удовлетворен тем, как я отвечаю на твои чувства, и исходя из этой ситуации, сейчас ты чувствуешь себя преданным, но не имея сил отказаться от меня трансформировал свою любовь в ненависть, лишь бы продолжать удерживать меня в себе как форму, за которую цепляются твои эмоции. А вот боги смерти довольно скупы на эти человеческие штучки. Потеряв свою любовь мы всего-то что вырываем из тела сплетенный с тем существом эфир, нашу, так скажем общую душу, оставляя себе лишь жалкие осколки без ничего, будто воздух в шарике, чтобы продолжать удерживать свое существование и исполнять свой долг. Но разве такого будущего я для тебя хотел? Разве я так любил тебя лишь для того, чтобы ты остался здесь, в этом скверном зловонном мраке?! Кем ты себя возомнил?! Ты хоть понимаешь, к кому ты пытаешься приравняться и что за этим последует!!! — Разве ты не видел развернувшегося представления? — высокомерно хмыкнул Сюэ Ян. — Тебе мало, что я выжил в этой скверне, мало, что мои способности словно запретный плод для людского мира. Что еще мне сделать, чтобы ты признал меня, как высоко я должен прыгнуть, чтобы ты поверил в меня?! — Но разве не я был тем, кто верил в тебя всегда, даже когда ты был лишь свернувшимся дрожащим комочком из плоти на моих руках?! — сорвавшись на крик, Сюань Юэ подбежал к Сюэ Яну и схватил его за плечи. — Разве не я учил тебя тому, что знал сам, разве не я дал тебе те знания и силу, разве же я не доверил тебе власть распоряжаться всем, что ты получил здесь! Ты… ты использовал это против меня, и сейчас, доказывая обратное, просто плюешь мне в лицо! Он довольно сильно встряхнул его, из-за чего полоска ткани на его шее, что скрывала рубин, оторвалась и обнажила камень. Сюань Юэ, застыв от удивления, взглядом коснулся камня, мгновенно признав его, и оцепенел не то от ужаса, не то от страха. В его голове вновь вспыхнуло знакомое лицо, как и знакомая боль, что сжала острые челюсти на его сердце. Это был тот самый пламенный рубин, который он носил на своем пальце и который оставил в пустыне, думая, что похоронил его вместе со своими чувствами в земле. Душа, когда-то выплаканная им, уже давно вернулась к нему, а теперь и камень… — Не трогай меня! — когда Сюань Юэ с невидящим взглядом попытался сорвать камень с шеи Сюэ Яна, тот вцепился ему в руки, однако свою ладонь Сюань Юэ отнял вовсе не поэтому. Рубин среагировал на него как на бога смерти, посчитав его Ци сильнейшей угрозой для юноши, с которым камень скрестил свою энергию, поэтому та острая боль, которая прожгла его ладонь мгновенно отрезвила бога, и он, тяжело дыша, отступил назад, задыхаясь собственными эмоциями. — Ты и без тьмы достаточно силен, — делая паузы перед каждым словом, растерянно пробормотал Сюань Юэ. — И ты должен был понимать, что впустив её в себя однажды извлечь её будет невозможно, лишь умертвить, но для этого сумрак тебе придется покинуть. — Верно, — согласился Сюэ Ян. — Но я не покину его. Сердце Сюань Юэ сжалось от боли. Эти жестокие слова, что он услышал, эта слепая уверенность юноши в том, что он делает… Из глаз божества вновь хлынули слезы, ведь он наконец-то понял, почему Сюэ Ян это делает. Сюань Юэ в сумраке его не оставит, этому не бывать, поэтому юноша решился… предать его, дабы принять смерть от его рук. И снова на поверхность всплыла знакомая истина о том, что «пусть бы и ненавидел, лишь бы никогда не оставлял, ни мыслями, ни телом». — Неужели ты настолько вершить в эту любовь? — прошептал он, не находя других слов. — Неужели ты так зависим от меня и моих чувств к тебе, что решился вызвать мою ненависть, лишь бы я не отрывал тебя от себя… но ведь я действительно желал тебе только добра. Я хотел поднять тебя на поверхность, дать тебе клановую принадлежность дабы ты жил, Сюэ Ян, жил, а не гнил здесь. Да, пусть ты догадался про душу, но ведь даже для себя судьбы бога смерти я не желал. Это был мой злой рок, мне эту ношу нести. Как ты можешь открыто говорить мне, что желаешь этого, потому что не можешь отказаться от меня. А как же твоя нить, как же та любовь, которая давно сплела твою душу и душу того, другого человека, что тебя ждёт. Сюэ Ян холодно смотрел на него. — Нет у меня судьбы, — тихо ответил он и, подняв свою левую руку, зубами сорвал перчатку, обнажая то, что он считал уродством. — Нет у меня ничего, за что можно было бы ухватиться, как и этой чёртовой нити. Нет ничего… кроме тебя, Су Су, Жэчхи, Шу-эр, Лунъю… Я ведь был так счастлив, я был любим. Что ждет меня наверху я не знаю и знать не хочу, однако вместо того, чтобы гоняться за призраком «ожидающей» меня любви, я лучше погребу свои уже осознанные чувства здесь, свою любовь к этой семье, раз уж ты отрываешь меня от моего дома! Ведь там, наверху, у меня отняли, а здесь дали всё. Ты не отберешь у меня эту любовь, потому что без неё нет и меня самого… Это было безумие, все его слова. Сердце Сюань Юэ тяжело билось в груди, и он не знал куда деть себя от этого будто воскресшего из прошлого кошмара, почти такого же, как и с Бао Шань Саньжэнь. Он не должен был любить, но полюбил, и это погубило их обоих. Сюэ Яна он тоже любил, а теперь вынужден наблюдать как он творит почти то же самое, что и богиня, от страха разлуки не сумевшая совладать с собой. Но была ли в этом вина Сюань Юэ? Любить не грех, но вот мир, который это видит, может посчитать иначе. Любовь вечна и безгрешна, в её обретении сокрыто таинство тех сил, что способны творить миры, что способны творить душу. Любить — значит быть Всем, быть светом и тьмой, быть жизнью и смертью, небом и землей. В какой бы форме она ни была, но одиночество, в отличие от человека, ей не познать, потому что природа людей такова, что они изначально оторваны от этой гармонии, и вся суть их жизни сводится к тому, чтобы вновь её обрести… — Вытащи свой меч, — вновь объятое чёрной тенью лицо не дало увидеть сжатые до невозможного зубы и дрожащие, влажные от слез веки. — Раз ты так хочешь… сегодня я приму бой, раз ты бросаешь мне вызов, а убью ли я тебя или же сделаю что-то еще… даже не вздумай нарекать на мои выбор, когда проиграешь. Сюэ Ян лишь слегка напрягся, но тут же твердой рукой разделил свой Чэн Мэй и уставился сосредоточенным взглядом на бога, а когда тот поднял на его глаза… «Это жестоко…» — вздрогнув где-то в глубине своей души, Сюэ Ян впервые не смог отвернуться от острой боли, что пронзила его сердце, он даже впустил в себя сожаление за поток всех сказанных ранее слов, потому что когда Сюань Юэ поднял взгляд, его глаза всё так же истекали потоком слез, голова была чуть склонена к плечу, подбородок как бы вздернут. Положение его тела настолько напоминало сорванную с нитей куклу, что казалось, будто это не он, а отслоившаяся от его души пустота, в бесконечный коллапсар которой он пытался направить всю свою боль, дабы выжить, или хотя бы продолжать стоять на ногах. …Это было невообразимо яркое, печальное и без сомнений самое жестокое зрелище из всех. Когда Сюэ Ян разделил свой Чэн Мэй, а Сюань Юэ с довольно резким режущим звуком обнажил Фэйцзянь, Бог Самоубийц и Король Ночи сошлись на клинках почти одновременно сорвавшись с места. Их мечи, приняв на себя удары друг друга, немедленно испустили болезненные волны, которые пройдя по телу их хозяев отразились в их сердцах чувством неимоверной скорби и сожаления. Сюэ Ян слышал лишь как ветер свистит в его ушах, так быстро они двигались. Фэйцзянь был самым сильным мечом во всех трех мирах, а когда Сюань Юэ сражался и вовсе становился орудием уровня Берсерка, способного пробивать барьеры Верхних Небес и Да-Ло. Что ему стоило сломить Чэн Мэй или же разрезать мягкую человеческую плоть, пройдясь по ней словно ножом по маслу… Однако не успели они нанести и полдюжины ударов, когда Сюань Юэ почувствовал, что его меч издал едва слышный треск, и глаза божества распахнулись шире, когда его собственное оружие, способное обладать своим сознанием, намеренно одернуло его руку от очередного удара, и вместо того, чтобы нанести свой, приняло атаку Чэн Мэя. Удар был точным, меч Сюань Юэ вырвало из его ладони, и он, пролетев достаточно высоко, при падении воткнулся в землю. Этот меч, исполненный из редчайшего заговоренного металла и носивший в себе элементы драгоценных самоцветов сиял и переливался как темный аметист, внутри которого бушевало черное пламя. Это был самый прекрасный и сильный меч, но сейчас, торча из земли, его сияние потускнело, а на лезвие были видны трещины, будто он нарочно раскалывал себя изнутри, словно бы пытался уменьшить свою силу. — Мать твою, ты что творишь?! — взъярился Сюань Юэ. — Забыл, кому служишь?! Немедленно вернись и прими бой! Фэйцзянь даже не шелохнулся. Глубоко оседая в земле меч полностью потерял свое сияние и покрылся каким-то странноватым черным налетом, будто его в мгновение ока съела коррозия. Он затупился, замолчал и перестал подавать признаки осознанности. Похоже, что меч, как и Лунъю, были безнадежно преданны своему господину, ибо знали истинные волнения его души и именно из-за этой преданности не давали ему совершить то, к чему Второго господина сейчас пытался принудить Сюэ Ян, или скорее спровоцировать. Фэйцзянь отказался принимать участие в наказании Сюэ Яна, тем самым защищая его, того, с кем Сюань Юэ связывала безграничная любовь наблюдающего за растущим цветком. Фэйцзянь всегда будет помнить, как Сюань Юэ буквально ожил, когда обнаружил цветок, как разноцветие самых глубоких чувств мгновенно заполонило его душу; будет помнить, как он сам, сильнейший в мире меч был «низвергнут» до уровня сиделки, которая ловила чумазого смеющегося мальчика, что летел с крыш домов, что сбегал в пустыню, что своим еще нежным детским голоском пытался серьезно бранить меч. Фэйцзянь всегда будет помнить их проведенные наедине часы, соседство Чэн Мэя, слияние энергий их затаенной в металле души. Меч не забудет, и Сюань Юэ не даст забыть. Бог и человек могут сходить с ума как им будет угодно, но он, Фэйцзянь, не ранит того, в ком чувствует надежду и любовь своего господина. — Даже твой меч, поглощая твои чувства, понимает твой страх, — пробормотал Сюэ Ян и его глаза сверкнули подозрительным огоньком. — Страх, Сюань Юэ, страх, понимаешь?! Какой к черту страх, ты ведь бог смерти, бог самоубийц! — Что ты имеешь в виду? — низко прорычал Сюань Юэ, вновь обращая взгляд на юношу. — С самого начала это было странным, — медленно выговорил Сюэ Ян. — Ты бог смерти, однако в тебе столько чувств… Ты Второй господин сумрака, но в твоем сердце больше живых волнений, больше света, сожаления и сострадания. Ты рожден от тьмы, но глаза твои неизбежно обращены к сиянию жизни, ты тянешься ко всему, что она в себе воплощает, тянешься словно корни в знакомую почву. Я изучил множество трудов Бестиария, и они многое мне поведали. Аннигиляция антиматерии и материи обладает потенциалом высвобождения огромного количества энергии. Согласно теории, Большой Взрыв породил материю и антиматерию в равных количествах. Когда они встречаются, происходит взаимное уничтожение, аннигиляция, и остается только чистая энергия. Исходя из этого, ты, как сосуд темной материи, просто не можешь существовать. В Янь-ване антиматерия была заключена изначально, и его тело — её порождение, потому что другую материю она бы просто уничтожила. Ты же родился от земли, то есть изначально от материи, но тем не менее ты бог смерти, в тебе точно так же заключена темная материя. Ты просто не можешь существовать как Второй бог сумрака, если только… если только ты не «рожденный», а «перерожденный» бог, чья душа была достаточно сильна, чтобы уравновесить этот букет из… полнейшего хаоса, как по мне. Душа Янь-вана рождена из тьмы, и хоть она насквозь пропитана болью стенающих душ, он ни разу не проявил к ним того сострадания и учтивости, что проявляешь ты. Твоя душа просто не может принадлежать тьме, но твое тело, твое ядро, твое сердце от неё. Если не тьма создала твою душу, хотя и создала твое тело, то кто черт возьми ты такой, или… или кем же ты был. Все грешные души попадают в ад, где если не заслужили перерождения, но и недостаточно виноваты, чтобы быть уничтоженными, становятся демонами, оборотнями или Жнецами. Так ли важно качество души для её перерождения в сумраке? Может ли быть что, чем выше качество, тем ближе она к более сильному бессмертному телу? Тьма поглощает всё, и если бессмертная душа, сияние которой неисчерпаемо, попала в неё, несложно догадаться, кто получится на выходе после такого слияния… Янь-ван не может покидать сумрак, а ты можешь, хотя и не младший бог смерти, и ты способен на такие эмоции, которые больше присущи живым, нежели мертвым, как он. Сюань Юэ покосился на него нездоровым, слегка расплывчатым взглядом. Да, несомненно, вначале была лишь тьма, пустота и холод, но под влиянием волнообразных вибраций и некоторых структур спиральная целостность безграничной темноты начала скручиваться, извиваться, а вскоре и сжиматься. Вся тьма в той части вселенной, где в будущем должна была занять место Земля, сжалась до такой крошечной точки, вместе с собой сжав и всю свою силу, что, взорвавшись, из тьмы родился настолько сильный хаос, что, казалось, привести его в упорядоченность невозможно. И те силы, которые творили новую, юную вселенную сжали остаточную антиматерию до небольшого ядра, а чтобы его сила не вырвалась наружу закрыли её в особом сильном сосуде, которым стал… Янь-ван, Первый среди всех созданных богов обеих пантеонов — небесного и сумрака. Он родился среди хаоса, поглощенный собственными криками, потому что ядро, погруженное в его плоть, зверски изживало её, почти сжигало, а плоть всё постепенно наращивала себя, пока не стала похожа на человеческое тело. Так родился Янь-ван, от рождения проклят быть кандалами для самой страшной в мире силы. И он это понимал, как и понимал то, что из-за такой силы будет отвергнут на самое дно мира, держа себя подальше от верхних богов, от земного мира и от жизни в целом. Сюань Юэ был Вторым вместилищем такого ядра с антиматерией, но по немного другому сценарию, и это была не столько чистая антиматерия, сколько переорганизованная темная материя с сущностью жизни, поскольку родился он от энергии людских душ, потоков бездны и темной Ци. Да, это действительно было странно, потому что существующая в нем в равных количествах материя и антиматерия просто не могла ужиться между собой не пытаясь друг друга разрушить… Боги не просто ненавидели сумрачных божеств, они их банально боялись из-за их губительной силы. Они знали, что в мире всё предано равновесию, и на их гармонию существует дисгармония богов смерти. Они не могли размножатся, потому что если такая тьма начнет плодить себя, то трем мирам придет конец. Душа Сюань Юэ была человечней и более живой, чем у его брата, потому что все людские чувства были заключены в нем, вся людская боль, вся сущность жизни и любви, что была заложена в них. Сюань Юэ словно был человеком в кандалах бессмертной плоти, и с самым опасным сердцем из всех, сердцем, которое взорвавшись могло уничтожить всё. Сюань Юэ был слаб перед чувствами, он стенал и страдал, и это вызывало волнения в его сердце, очень опасные как для такого сердца волнения. Он хотел любить и чувствовать любовь в ответ, он хотел позволить своим чувствам объять кого-то, влиться в кого-то, слиться с кем-то. Когда лишь Бао Шань Саньжэнь, имея такую же сильную любовь приняла его всего и едва не поплатилась за это жизнью, но вопреки всему не отказалась от этой любви и даже после изгнания продолжала хранить её в сердце, будучи в любой момент готовой вновь отдать всю себя ей, даже если это будет последним, что она сделает. И Сюань Юэ, и Янь-ван не могли позволить себе то, что было доступно большей части мира, потому что они понимали — то, что внутри них, убивает, никто не способен хотя бы выдержать присутствие рядом с собой такой силы, что уже говорить о том, чтобы соединить душу и тело. В их случае это будет поглощение одним другого, но не гармоничное растворение друг в друге. Лишь с Бао Шань Саньжэнь Сюань Юэ забыл кто он такой, потому что любовь богини была сильна настолько, что она буквально вырвала у судьбы время на то, чтобы разделить эту любовь с Сюань Юэ и не умереть. Любовь сумрачного бога и пламенной богини, соединившись, была похожа на союз жизни и смерти, где смерть, заключив с своих ладонях солнце, стала для него вечной колыбелью, бережно хранившая пламенное светило, а оно в свою очередь согревало эти холодные руки, наполняло холодное дыхание смерти своим теплом. Но природа их сущностей так или иначе отталкивалась друг от друга, гармонии быть не могло. Тот, кто был сильнее, неизбежно подавлял другого, хотел он этого или нет… — Мой брат называет меня братом, — повторив фразу тех времен, когда они только узнавали друг друга, прошептал Сюань Юэ. — Этого титула мне более чем достаточно. Я родился там, где родился, и знания этого мне более чем достаточно. Моя судьба была избрана из-за событий Тысячелетней войны, и у меня никогда не будет возможности её изменить, или сбежать от неё. Я внеплановое порождение тех событий, потому что они нуждались во мне, том, кто уравновесит тот безумный хаос, в который окунулось человечество. Ну, а ты… — бог самоубийц довольно странно улыбнулся. — Ты совсем другое. Твою судьбу я могу и хочу изменить, но твое сопротивление мешает. Ты действительно так не хочешь уходить отсюда, что серьезно желаешь умереть? Глупый мальчишка! Нужно было пороть тебя до потери сознания, а не внушать, что ты любим, ведь если моя любовь породила такое, то лучше бы я и вовсе тебя никогда не любил!!! В его правой ладони возникло черное отверстие, из которого наружу медленно вылезал длинный шест, а точнее копье без острия, на конце которого болталось кольцо, а в нем еще несколько колец чуть поменьше. Это копье было сгустком плазмы и не обладало сознанием, как Фэйцзянь, и именно вооруженный им, озверевший, практически задушенный темными противоречивыми чувствами Сюань Юэ напал на Сюэ Яна. Им двигал лишь один страх, который преследовал его с того момента, как он увидел преображение Бао Шань Саньжэнь. Сюань Юэ по-настоящему боялся, что сущность Сюэ Яна обратится демонической, боялся, что из-за этого он не сможет быть в мире среди людей, что его душа, преобразившись, не сможет полноценно участвовать в человеческом цикле перерождения и смертей, что он потеряет саму возможность иметь судьбу в верхнем мире и будет прикован к сумраку, и что… что так и не сможет познать единство душ в любовном союзе, который несомненно излечил бы его сердце от безумия и одиночества. Однако стоило богу отвести руку для первого удара как он отскочил, увидев, что в его сторону несется другое копье скрещённых половинчатых мечей Сюэ Яна. Он все-таки научился преображать Чэн Мэй в копье, и судя по его движениям преуспел в выпадах и атаках. Теперь они действительно сражались на равных, и оба лица, что были перекошены от гнева и обиды, у каждого своя, были будто единым целым одной ненависти, но разных страхов. Сюэ Ян боялся верхнего мира, презирал его; Сюань Юэ же любил мир людей и желал юноше другого будущего, не связанного с сумраком. Когда Сюэ Ян попытался сообразить очередной быстрый выпад (на копьях и шестах бои велись очень быстро, потому что размах такого оружия давал больше возможностей для маневренности) Сюань Юэ неожиданно мягко скользнул своим телом возле него и навалился на юношу, проведя влажную дорожку языком к глазу, чувствуя, как на кончике языка взыграла кровь. — Ты такой же, как и она, — прошептал он, и глаза его тускло сверкнули. — Они все думали, что любят меня, хотя на деле их влекла лишь та самая неисчерпаемая бесконечная бездна, за которую можно цепляться вечно, и которая будет питать тебя твоими самыми сокровенными тайнами. Ну, а ты? Как ты любишь меня? Та смерть, что так влечет тебя, в свое время влекла и её. Вы все с особым самоубийственным рвением слетаетесь на самое опасное пламя из всех, почти что осознанно желая сгореть в нем. Может быть потому, что у смерти моё лицо, а? И из-за этого она кажется вам такой прекрасной и желанной? Неужели вы все еще верите, будто выбрав вас однажды, вы значите для меня что-то особенное? Без сомнений, он лгал, но лгал с довольным бесстыдным смешком, и порой его улыбки были до того пугающие, что Сюэ Яну нехотя приходилось отводить глаза, дабы унять бушующую под кожей дрожь. — Что, вконец крыша поехала? — тихо спросил Сюэ Ян, внимательно наблюдая за Сюань Юэ. Тот замедлился немого, и взгляд его стал донельзя оскорбленным. — Сорвалась и в закат улетела, мать твою! — зло гаркнул он. — Довел до ручки еще и издевается, мелкая душонка. Неожиданно для него самого Сюань Юэ в мгновение ока посетила какая-то мысль, и улыбнувшись ей он стал наносить удары жестче, агрессивней, будто пытался как можно скорее заставить Сюэ Яна выдохнутся и ослабить защиту. Едва это случилось, как бог самоубийц прижался к нему со спины, заломив руку, и с тихим рыком довольно больно укусил парня за загривок, словно кот проведя языком по его волосам. — Ты все еще хочешь отказаться от жизни? — низким, едва ли не бархатным голосом спросил он, хотя лицо его по-прежнему улыбалось. — Скажи-ка, мне испортить твои впечатления, чтобы ты боялся подходить к постели, или же завалить тебя прямо здесь и наказать, так скажем, в характере «папочка ругает непослушное дитя». Ты что-нибудь знаешь о таком виде любви? Поверь, ни одна женщина не сравнится с хорошо осознающим свое влияние на других мужчиной, который охотно использует свою красоту, вынуждая других идти на поводу у инстинктов и сходить с ума. Если такой мужчина, что подает себя чуть ли не как произведение искусства, твоего искусства, дабы ты влюбился в него, встречается тебе на пути, лучше бы сразу раздвинуть перед ним ноги, потому что такого наслаждения не подарит тебе никто. Сюэ Ян замер и задрожал всем телом. Его едва ли не впервые за всю осознанную жизнь охватило что-то отдалённо похожее на смущение, однако оно тут же вытеснилось чувством обжигающего гнева, однако прежде, чем этот гнев коснулся бы его головы, раньше него это сделал Сюань Юэ, проведя своим горячим, словно накаленное лезвие, языком по виску парня. В то же время, пока Сюэ Ян уже более нервно и дёргано пытался освободится, рука бога скользнула по его животу, холодные пальцы всего-то провели дорожку от одной тазовой косточки к другой, когда Сюэ Ян зверски закричал и выругался самыми ужасными проклятиями, на что Сюань Юэ ответил ему выражением лица «я тут ни при чем» и поднятыми по обе стороны лица руками, что внутренней стороной ладоней смотрели на юношу. — Я даже не знаю, почему говорю об этом, — затуманенные темной Ци глаза бога всё еще находились во тьме, — просто чувствую, что у такого как ты, в твоем-то вечно поиске чего-то, что было бы выше тебя самого и из чего ты черпал бы для себя уверенность и надежду… женщина ничего дать тебе не сможет. Ты слишком жаден, ты слишком ненасытен, своенравен, даже дикий, тебя нужно укрощать, но делать это правильно, потому что если просто бить, то в ответ получишь лишь более громкое клацанье челюстью. Маленький звереныш хочет кусать руку, которая бы не ударила его в ответ… Всё это он говорил все еще прижимаясь к его спине, но в этот раз лицо его тоскливо прижались к макушке, слезы выступали из глаз. Никогда бы он не позволил себе того, что делал сейчас, но явно испуганный Сюэ Ян уже терял свою уверенность, и это было хорошо. Если мальчишка хотел познать настоящую сущность бога самоубийц, то сейчас уже поздно было отступать, и для разговоров больше не было места. Накалившись до предела, обстоятельства уже не играли ему на пользу, и хоть Сюань Юэ даже в неосознанном состоянии никогда бы не убил мальчишку, это вовсе не значило, что он, ведомый немедленно вырвать его из тьмы, не прибегнул бы к другим мерам, пусть даже жестоким и деспотичным. …То, что началось с боя, переросло в настоящее безумное сражение. Сюэ Ян, который решил для себя, что ему нечего больше терять, пустил в ход все запасы сил из своих духовных каналов, начав призывать тьму в свое тело. Увидев это Сюань Юэ почти что взревел, и закричав не своим голосом наносил свои удары еще сильнее, в этот раз натыкаясь на барьеры и огненные стены, которыми Сюэ Ян пытался от него закрыться. Преодолевая эти преграды, выпады бога самоубийц становились жестче, постепенно сознание его мутилось, и он уже плохо контролировал силу своих ударов. Сюэ Ян это заметил, и стоя в центре защищающей его огненной воронки сказал: — Больше не желаешь щадить меня? Решил всерьёз прикончить? Да, теперь я верю, что ты истинное сумрачное божество. — Божество?.. — прикрыв глаза ладонью, неизвестно от боли ли или от помутнения, ноги Сюань Юэ подкашивались, и он нешироко ступал из стороны в сторону будто его тело потеряло всяческую опору, однако когда он разомкнул пальцы, которыми прикрывал лицо, и Сюэ Ян увидел его взгляд, то помимо воли задрожал, после чего услышал почти что помешанный голос Сюань Юэ. — Это для тебя я был богом, чтобы ты не так боялся меня. Да ты хоть знаешь на чьих руках ты засыпал, что это были за руки, что это была за ложь?! Я вся тьма этого мира, я его проклятие, Хаос, мистерия и кошмар наяву, потому что Бездна — это я. Из горла наружу вырвались лепестки красного пламени, Сюэ Ян ответил ему таким же потоком огня цвета темной крови. Это ведь Сюань Юэ научил его использовать элемент огня, самый нестабильный из всех пяти элементов, и, как выяснилось, наиболее подходящий неспокойному и вспыльчивому нраву юноши… Внезапно глаза божества широко распахнулись, и он застыл, так как почувствовал боль чуть выше височной доли. Обагренный черным пламенем рог показался из его головы, прорастая в области виска и идя под небольшим углом над ухом, а глаза, которые, почернев, почти что закрыли собой белки, невидящим взглядом прожигали Сюэ Яна. Бог всё сильнее терял контроль из-за съедающих его чувств, и его тело, снимая с себя всё больше ограничений, постепенно приближалось к той боевой форме, которую лучше было бы не видеть никогда. Обозревая еще не до конца запятнанного тьмой мальчика, который с самоубийственным усердием стремился к этой скверне, Сюань Юэ громко расхохотался, точно умалишенный, и некроэнергия, чувствуя его слабость, вовсю разыгралась в его теле, из-за чего земля под ним будто бы загустилась, став жидкой черной материей, по которой ступая он едва отрывал ноги, так как она тянулась за ним жидкими подвижными нитями. — Ты душа души моей, верно? — широко улыбаясь, глаза Сюань Юэ были полностью черными. — Да, душа моя, душа… Как же я ошибся, когда так сильно любил тебя, нужно было ненавидеть, наверное, ведь теперь я вижу, вижу… вижу перед собой самую темную часть меня. Во плоти, Сюэ Ян, во плоти. Моя собственная душа прямо перед моими глазами, и я не могу её обуздать, потому что она думает, что я предаю её. Как же ты прекрасен, дитя, как же ты великолепен… Ну почему, почему ты желаешь погрести всё это во тьме, зачем тебе это? Ведь я уже погребен в ней, неужели этого недостаточно? Хочешь быть тем, кто постучался бы в мое дно с еще большей глубины? Ты ведь свободен, ты можешь дышать жизнью… Пусть лучше я буду на самом дне земли, пусть скверна душит меня, но тебя не трогает, я… приму на себя всё страдание мира ради тебя. Ты родился, чтобы эта душа была свободной, а я уже давно мертв, у меня нет и шанса пережить всё то, что должен пережить ты. Любовь… твоя любовь ждет тебя, и какое же счастье, что вы, люди, способны познать её, принять и ответить без тех последствий, с которыми сталкиваются боги смерти, и если радость вашей встречи должно проложить мое страдание, моя боль… что ж, я выстрадаю эту боль до конца. Сюэ Ян едва успел сложить руки в печать, поскольку то черное Ничто, которое врывалось из всего тела Сюань Юэ, так стремительно ворвалось в его барьеры, что можно было услышать с каким чавканьем оно пожирает огонь, созданный пламенным рубином на шее юноши. От безысходности левая рука Сюэ Яна полностью раскрыла тонкие потоки духовной энергии, сделав её беззащитной, в которые тут же вплелась темная Ци, покрывая чернотой его кожу, отравляя плоть, и она продвигаясь всё выше, была на полпути к тому, чтобы впитаться его сердцем. Если бы она это сделала, поскольку Сюэ Ян больше не мог контролировать ни защиту своего Ядра, ни духовных потоков, то демоническая сущность вытеснила бы человеческую, и больше человеком Сюэ Ян бы не был, его процесс обращения был бы закончен, и он победил бы, если бы не надвигающийся на него бог, силуэт которого полностью смешался с черной жидкой плазмой, из которой ярко пылали лишь его глаза, похожие на яркие звезды в безлунной ночи. Пробив все барьеры юноши он уклонился от его откровенно жалкой атаки мечом, и высвободив из своего тела острозаточенный кусок черной плазмы хладнокровно сделал выпад прямо на оскверненную темной Ци руку… Никогда в своей жизни Сюэ Ян не ощущал такую боль. Будто в замедленном движении его глаза видели, как отрубленная Сюань Юэ рука отлетает от тела, падая куда-то в пустыню, и боль, вгрызаясь в его плоть, почти что рвет разум в клочья. Она вся кинулась к его голове, будто отрубили не руку, а линчевали всё тело, и дико закричав Сюэ Ян пошатнулся и упал на колени, пытаясь зажать жгучую огнем рану, из которой будто дождем лилась кровь. — Больно? — кружа вокруг него, Сюань Юэ наклонялся, чтобы вдохнуть запах его мокрых от пота волос, вдохнуть запах крови. — Больно тебе, больно?! Каким богом смерти ты хочешь быть, если даже не способен выдержать такую боль! Куда тебе до нас, маленькое ничтожество, да что ты вообще знаешь?! Для тебя отрубленная рука уже кошмар наяву, а кто-то, вырвав собственное сердце, встанет и пойдет дальше! Как ты сможешь переступить через меня, если я сделаю так, что тебе попросту нечем будет это сделать! Он вновь засмеялся, голос его был довольно высоким, режущим слух и откровенно издевательским. Сюэ Ян, сквозь слезы стерпев это унижение, сделал свою последнюю попытку, и второй рукой призвал из земли ту же темную Ци, однако на его удивление из земли вырвались черные цепи, что, начав обхватывать его тело сжали его так сильно, что нечем было дышать. Они подняли его, опоясывая тело юноши еще больше и сильнее, будто заключая его в ловушку, и Сюэ Ян увидел, как вокруг него поднимается что-то прямоугольное и высокое, что при подъёме скрипело, будто дерево. Это был гроб, который заключив его со всех сторон закрыл в себе и немедленно погрузился под землю. Тяжело дыша, Сюань Юэ начал медленно подходить к образовавшемуся из-за погружения гроба в землю облаку пыли. Его ноги подкосились, и он упал прямо на то место, где по его воле цепи сковали Сюэ Яна. От его глаз постепенно отступала тьма, тишина понемногу приводила в чувства. Помимо крови и расползающимся по земле сгусткам жидкой некроэнергии более ничего не давало знать о том противостоянии, что здесь происходило. Сжимая в руке то, чем он отрубил юноше руку, Сюань Юэ задумчиво начал мять острозаточенный кусок плазмы, из-за чего кожа его ладоней разрезалась так, что мясо и волокна превратились в фарш, комками падая вниз. Бог самоубийц повалился на спину, обозревая пока еще туманным взглядом ночное небо. Он почувствовал, будто снова вернулся в тот день. Повернув голову, Сюань Юэ сквозь призму своего воображения увидел тогдашнего себя, прижатого к рукам брата, что не дал ему умереть. Глаза его, что печально обозревали это видение закровоточили, так как в следующее мгновение вместо брата он увидел себя, что точно так же оплакивал уже другого, которого прижимал к груди, можно сказать почти что уничтоженного им Сюэ Яна. Их взгляды, лежащего на земле бога и поверженного человека сошлись, будто из будущего Сюань Юэ смотрел на призрак вырванной им в прошлом души, что воплотилась в этом мальчике, и он снова… снова её погубил, и снова из-за любви, которая таила в себе тот же злой рок, к которому мойры приговорили судьбу Короля Ночи.