Пламенное небо

В космической природе таков порядок вещей, что при нарушении равновесия множества элементов в теле звезды происходит коллапс, и она становится черной дырой, но никогда еще не бывало такого, чтобы при присутствии баланса, звезда самостоятельно избрала путь коллапсара. Таким звездным телом, принявшим подобный выбор, была Бао Шань Саньжэнь, что ради своей любви готова была стать носителем темной материи, лишь бы не разлучатся с Сюань Юэ. Тяжелая подавляющая энергия бога самоубийц губила её, практически изживала, потому что богиня не могла выставить против него хоть каплю защиты. Она отдалась ему телом и душой, и это едва не стоило ей её положения небожительницы… Однако юноша, которого он привел, был человеком, но это не объясняло, почему в самых скрытых глубинах его собственной Ци богиня увидела яркие всплески знакомого темного эфира, который без сомнений принадлежал Сюань Юэ. Этот мальчик, что пришел с богом самоубийц, был дерзок и своенравен, вспыльчив, неукротим и… сломлен. Он был так близок к тому, чтобы расколоть свой разум на куски, а сердце — утопить в крови, что богиня испытала некую настороженность. В конце концов, не бывало еще такого, чтобы смертный находился в непосредственной близости с сумрачным божеством до того, как его душа покинет границы плоти. Кем же он был, этот Сюэ Ян? Какую важность находил в нем Сюань Юэ, что переступив через себя привел его к ней на гору и со слезами на глазах молил оберегать это дитя как свое собственное. Сюань Юэ был не тем богом, который разбрасывался клятвами верности и своими чувствами, а та любовь, что он показал в отношении Сюэ Яна была столь глубока и изранена, в ней чувствовалось много лет напряженной борьбы, и много нежности, как и верности, желания защищать. Но Сюэ Ян был смертным, и ради получения ответов богиня поднялась на Небеса, в самую дальнюю, самую отдаленную от Да-Ло часть, где находясь ближе к темной стороне луны обитали мойры, что денно и нощно плели нити судеб всего человечества. Их глаза видели всё, их сгорбленные, одетые в черные ткани тела носили в себе осязающую энергию. Осязающую, но не сострадательную. Мойры были пережитками Тысячелетней войны, им не была известна ни жалость, ни прощение, ни милосердие, поэтому вместо того, чтобы уничтожить столь хладных существ, боги определили им место в небесных чертогах и всегда держали при себе, дабы вмешиваться в жизнь смертных было проще. Мойры делали всё, что бы им ни приказали, и лишь благодаря этому снискали защиту и благословление богов, жили, можно сказать, в свое удовольствие, бесконечно наблюдая и вмешиваясь в жизни смертных. Для каждого человека было сплетено личное полотно судьбы, чаще всего белое, как саван, а когда срок приближался они беспристрастно обрезали нити и сжигали полотно, тут же заменяя его новым. — Что ты сказала? — с побледневшим лицом и широко распахнутыми глазами спросила Бао Шань Саньжэнь, как только существа закончили говорить. — Что… Они открыли ей правду, рассказав о заговоре против Сюань Юэ, как и то, что Сюэ Ян является порождением души этого бога, единственным в мире человеком, что был носителем наследия эфира темного господина сумрака. Мойры не просто из праздного безделья открыли эту правду богине закатного солнца, а именно потому, что это была она, вопреки изгнанию всё еще официальная супруга Второго господина. Они знали, что это поставит Саньжэнь в тупик, и это изрядно их веселило. — Тебе и самой прекрасно известно, что с Сюань Юэ всегда было много проблем, — скрипучим низким голосом продолжали мойры. — Все знают, что в сумраке правит великая Триада богов смерти, которые не имеют права покидать его в связи со своей природой. Это закон который привела в действие Тысячелетняя война, но и тут всё не так просто. От какой бы плоти не родился Сюань Юэ, будь то земля, некроэнергия или бездна, но он живее всех существ сумрака вместе взятых, он единственный может подниматься как в верхний мир, так и на Небеса. И он любит, он способен проявлять эти чувства несмотря на то, что внутри него бьётся темная материя, которая должна изживать это на корню, но только не в случае со Вторым господином. Он не просто бог смерти, он что-то еще, и боги об этом прекрасно знают, но им неизвестная истинная природа существования Сюань Юэ, почему они его и боятся, потому что своим отношением к людям и к миру в целом он похож… похож на кое-кого. Тысячелетняя война дала понять, что любовь всего одного существа способна разрушить три мира. Как думаешь, если бессмертные хотя бы почуют вероятность того, что подобный коллапсар может существовать и в нашем времени, что есть угроза их правлению и тому порядку вещей, который царствует сейчас, как они поступят? — Но Сюань Юэ бог смерти, и хоть был рожден вне сумрака, но ведь он точно такой же, как они. Он тоже не способен дать потомство, и он не может слишком долго находится вне своего мира! — Он уже это сделал! — в тон ей прорычали мойры. — Он уже дал потомство! Сюэ Ян — его ребенок, но что еще хуже, он не физическое продолжение бога смерти, а духовное! Неужели ты не понимаешь? Те неизвестные богам силы, что приводят тело и душу Сюань Юэ в движение и наделяют его таким могуществом нашли свое продолжение в этом смертном! Неважно в какой роли он выступает, будь то копилка для сохранения этого блуждающего гена, или же он самолично проявится в нем при жизни. Уже тот факт, что помимо Сюань Юэ есть еще кто-то с тем же характером этого странного эфира вгоняет их в ужас и панику, потому что само существеннее Сюэ Яна уже доказывает то, что боги смерти могут размножаться, и через поколения это может проявится. Что произойдёт, если на земле родится носитель антиматерии? — Но Сюэ Ян смертный, в нем совершенное нет божественной искры, — пораженно выдохнула богиня. — Он не ребенок Сюань Юэ, он его любовь, та самая любовь которую он извлек от своего тела заплакав у границ сумрака. Но почему… почему боги так боятся того, что у Второго господина может быть потомство? Бао Шань Саньжэнь, тяжело дыша, сделала шаг назад. Существование Сюэ Яна вызывало у богов еще больший страх, потому что никто не ожидал, что бог смерти способен заключить в другой сосуд сущность своей души, а что собой представляла душа Сюань Юэ они хорошо знали. Боги не могли позволить жить этому мальчику, потому что он был потенциально опасен, он мог в какой-то момент своей жизни пробудить ту силу, которой владел Сюань Юэ, точнее которая владела им, или же эта сила взяла бы над ним верх, подталкивая человека творить великие разрушения. Разрушитель — вот истинная анаграмма антиматерии, но только потому, что не было в мире того, что могло бы противится ей. Носители антиматерии стали богами смерти, потому что только они были достаточно сильны, чтобы изымать, направлять и контролировать потоки перерождающихся душ. Сюэ Ян был душой души Сюань Юэ, и боги об этом знали и первыми сделали свой ход… но об этом не знал Сюань Юэ, будучи уверенным, что верхние боги не посмеют открыто выступать против него и затевать смуту. Впрочем, они и не выступили открыто, а очень тихо воплощали свой замысел в действие… — Грязные ничтожества! — вцепившись в одну из мойр, богиня, схватив её за ворот одежд, высоко подняла её сгорбленное тело. Понимая, что сделали эти твари, что итог их замысла в будущем жестоко ранит сердце Сюань Юэ, Бао Шань Саньжэнь не смогла совладать с собой. — Поосторожней, — назидательно предупредили её остальные. — А то что? — богиня ухмыльнулась, глаза её полнились алым маревом. — У меня нет нитей, что были бы привязаны к вашим полотнам, я небожительница, мое существование управляется напрямую Кармой, а не вами, что плетут нити смертных. — Ты нас не выдашь, — со смехом прошептала та, которую держала богиня. — Ты ведь знаешь, что произойдет, если бог самоубийц узнает правду. Это будет великолепное зрелище того, как Тысячелетняя война обретет свое новое рождение. Небеса воспылают подобно взорвавшейся звезде, и в этом взрыве похоронят сами себя, а Сюань Юэ еще и землей сверху присыплет, и мир вернется к тому Хаосу, что был много тысяч лет назад! Никто в этом мире не способен мстить за поруганную любовь так, как Сюань Юэ, хоть он и бог смерти, и подобные чувства ему должны быть чужды. Вспоминай, богиня, как чтобы спасти тебя он вырвал тебя из себя подобно сердцу, и его душа заточила себя во мраке. Какой уважающий себя бог смерти опустится до такого?! — Это что, ваш заговор против Небес, что ли?! — в исступлении прокричала Бао Шань Саньжэнь, не понимая причину такого лихорадочного блеска в глазах мойр. — Да эти Небеса и человечество вообще не заслуживают жизни! — глаза мойр стали сверкать еще опасней. — Тебе ведь известно какой ценой два мира продолжают дышать? Не ценой ли падения Янь-вана, которого в страхе перед смертностью людей унизил и низверг Бог Жизни, тем самым предав его! А всё из-за чего? Из-за своей слабости перед людьми, из-за своей любви к ним! Он предал его и заключил во тьме, а чем ответили боги? Они убили того, кто был праотцом всего человечества, сущность, что воплощала собой саму материю, потому что богам было невыгодно бессмертие людей, ведь они вкусили плод Познания, создали Великую Империю, и в богах более не нуждались. Бог Жизни был убит Небесами, но это лишь продолжило Тысячелетнюю войну, а потом появился Он, явившись среди крови и криков, назвавший себя богом самоубийц. Мы видели, как Бог Жизни умер, а вместе с ним начал разрушатся весь материальный мир, ведь Янь-ван отказался вмешиваться, разумеется боги об этом его просить не могли… лишь благодаря Сюань Юэ проломы, выпускающие антиматерию, были закрыты. Этот бог единственный равный по силе целому легиону небожителей, и именно он будет способен начать новую революцию. Да, мы выполнили приказ богов, но этим мы предали вовсе не Сюань Юэ, а их самих. Как только бог самоубийц потеряет свою любовь и узнает правду, Небеса он никогда не простит, и они сгниют в новой волне войны, что заставит три мира содрогнуться… Мойры в невероятном возбуждении застучали зубами, показывая наружу свои уродливые руки с ужасно длинными острозаточенными ногтями. — Когда-то давно, когда Янь-ван был низвергнут, мы, хладные существа, были помилованы Богом Жизни и в качестве трофея оставлены на земле. Но он проявлял милость ко всему, что было порождением сил Янь-вана. Он берег нас, защищал от насмешек верхних богов и всячески поддерживал наши силы, дабы мы могли существовать, несмотря на то, что мы уродливы и пугливы, словно загнанная дичь. Но небожители убили его, убили подлейшим способом, направив на него стрелы из самой бездны, плотоядную сущность антиматерии, чтобы убить его материю… и мы видели, как умирая этот бог пустил последние силы не чтобы себя спасти, а чтобы защитить верных себе бессмертных и людей, высвободив из-под земли две Великие защитные стены, тем самым отделив от эпицентра удара два враждующих государства. Никто не знает, что сперва Великих стен было две. Одну разрушил Сюань Юэ, ту, что восточней, тем самым пытаясь сплотить два народа, японцев и китайцев, дабы последние не ущемляли первых. Этот Второй господин наша самая великая надежда. Как мы сказали, он необычный бог смерти, он был рожден практически из ничего, но с самого рождения обладал такой властью, внутри него спрятаны те силы, что дышат не смертью, а жизнью. Тело Бога Жизни сгинуло в сумраке, куда сваливали всех повергнутых, но куда делось его сердце, Ядро, концентрировавшее в его теле силу материи мы не знаем. Может оно и сгинуло вместе с ним, ведь умирая он высвободил все свои силы, дабы защитить невинных… Не договорив мойры начало весело кряхтеть, их скрипучие голоса въедались в уши подобно ржавым гвоздям. — Ты права, богиня, — процедили существа, — то, что мы сделали, это чистой воды заговор, ведь боги тоже хороши. Чувствуя в Сюань Юэ угрозу, понимая, что бессильны найти на него управу, они решили его просто сломить, использовав его самое слабое и уязвимое место, этого мальчика. Мы сожалеем о несчастном, судьба которому гореть в безумном огне и никогда не найти ни покоя… ни радости в любви, ведь чем сильнее он будет страдать, тем слабее будет становиться бог самоубийц, и тем быстрее он узнает правду, после чего начнет жестоко мстить. Мы будем смиренно ждать этого дня и с удовольствием отворим все двери Небес, дабы не было нужды стучать. — Вы безумны… — едва слышно прошептала богиня. — И те, кто велел вам подобное совершить! Как я жалею, что в тот роковой день не убила своих братьев и не бросилась в ноги своей любви. Небожители так презирают касту сумрачных божеств, считая их чуть ли не отбросами, что я с удовольствием променяла бы личину своего бессмертия на шкуру демона, ведь, как я вижу, они хоть и темные существа, но их злу не требуется оправданий, а вот боги… боги ищут оправдания всему, что делают, прикрываясь благими намерениями. Демоны хотя бы вершат свое зло открыто признавая его, чего не скажешь о рожденных Небом. Они так боятся Сюань Юэ потому что он единственный, кто способен совершить революцию, да? Губы богини были так близко у уха мойры, шептали тихим, чуть свистящим голосом, глаза её при этом ни разу не моргнули. — Если они только попробуют спустится на мою гору, — медленно пересекая свои глаза с глазами существа, продолжала шептать богиня, — я буду первой из бессмертных, кто прольет золотую кровь. Оскалившись, богиня отбросила от себя хладное существо, резко повернулась и пошла к выходу, внутренне обжигаясь неугасаемым гневом. — Разве ты не должна ненавидеть его? — в спину ей крикнули мойры, и Бао Шань Саньжэнь остановилась. — Он ведь выгнал тебя из сумрака, и если бы не этот ребенок, то у тебя не было и шанса увидеть его. Богиня, продолжая стоять на месте, не оборачиваясь ответила: — Он может изгнать меня из сумрака… но ему никогда не удастся изгнать меня из своего сердца, — глаза Бао Шань Саньжэнь затуманила легка поволока и она продолжила: — Сумев познать эту любовь я её никогда не потеряю, никто, в том числе и время, не извлечет её из меня. Я пронесу её через всю свою жизнь, а умирая буду думать только о нем, и пусть даже наши тела далеко друг от друга, наши души давно уже неразделимы. Я буду любить его всегда, безгранично и верно, ведь именно это позволило мне познать ту заложенную нашими праотцами суть истинной любви, что способна создавать миры, и что самое главное — я не одинока. Я никогда не смогу познать одиночество с которым жила до встречи с ним, потому что он наполнил меня собой, и отныне я не принадлежу себе. Нас двое, и лишь двоим под силу стать единым и сорвать с себя кармические оковы трех миров, дабы более никогда не перерождаться в цикле рождения и смертей… После чего, вновь сорвавшись на тяжелые твердые шаги, создала проем, вновь спустившись на свою гору, и первым делом усилила все барьеры, обозначив заклинания наивысшего уровня. Вся гора покрылась невидимыми щитами, без разрешения проникнуть на неё было невозможно именно небожителям и низшим существам сумрачного мира. Богиня понимала, что Сюань Юэ ни в ком случае не должен узнать о заговоре против него, а значит, чтобы защитить Сюэ Яна, он никогда не должен покидать гору, ведь это последнее пристанище, которое может его защитить. Едва подумав об этом, богиня, как раз находясь на вершине мглистых гор бросила взгляд на равнину и невольно оцепенела. Внизу, будучи оплетенными красными застывшими нитями, крепко прижавшись друг к другу стояли двое, одним из которых был Сюэ Ян, а вторым… Сяо Син Чэнь.

***

«Ох ты ж!..» Прежде чем Лао что-то понял, его тело среагировало быстрее, и он, идя вперед, резко одернул себя назад, едва не поперхнувшись дымом. Его брат, что-то томно мурлыкая себе под нос шел рядом, не поняв столь интересного выражения на лице Лао. — Братец, чего это тебя так замкнуло, словно твоя задница почуяла проблемы? — продолжая тихонько напевать он повернул взгляд в сторону заката и пение его резко прервалось. — Мать твою! В отличие от корректного Лао, Шен никогда не сдерживал эмоции, поэтому увидев двоих парней, что крепко прилепившись друг к другу обнимались в пламенных лучах заката не сдержал громкого возгласа, чем с головой выдал свое присутствие, однако договорить он не сумел, так как едва не выбив ему зубы Лао «тактично» всадил ему между губ трубку, чтобы заткнуть этот болтливый рот, и посылая нехилые удары по почкам, буквально вытолкал его из зоны видимости. Сюэ Ян, который так же резко обернулся на этот возглас резко пришел в себя, и уже было хотел сбежать, оторвавшись от Сяо Син Чэня, но тот, не отпуская, ловко повернулся к братьям своей спиной, тем самым спрятав Сюэ Яна от их глаз и с головой закрыл юношу длинным рукавом, ладонью коснувшись горячей кожи лба. — Они видели… — только и прошептал Сюэ Ян, отчего-то дрожа всем телом. — Они не видят тебя, — мягко ответил Син Чэнь, на что Сюэ Ян гневно вскинул голову. — Да как же они не увидят?! — отчаянно взвыл он. — Они не «видят», — терпеливо повторил Сяо Син Чэнь, и его глаза, что сейчас различали расплывчатую фигуру Сюэ Яна, отразили в себе матово-красный свет закатного солнца. — А я вижу… Сюэ Ян застыл, не зная, что сказать. «Он говорит, что видит меня? — подумал юноша, и его большие сверкающие глаза, не отрываясь, смотрели в бездну других зрачков. — В смысле, что он, слепой, видит больше, чем они, зрячие?» — И каким же ты меня видишь? — тихо спросил он не отрывая взгляда. Сяо Син Чэнь, чей длинный рукав спадал с макушки Сюэ Яна будто белая непрозрачная вуаль, улыбнулся самим уголком губ. — Чтобы увидеть «тебя» глаза не нужны. Достаточно лишь понять то, что ты чувствуешь и почему ты это чувствуешь. Остальное не важно. Дыхание Сюэ Яна застыло в груди, губы непроизвольно разомкнулись. «Понять мои чувства? — думал он. Глаза его стали сверкать еще сильнее. — Ты можешь понять мои чувства?» — Как это сделать? — вслух спросил он, ощущая, как постепенно вся тяжесть в теле уплывает вместе с солнечным диском, она уходит куда-то, отслаивается от тела, отслаивается от сердца, отпадает, как корка тающего льда. Сяо Син Чэнь протянул руку, и Сюэ Ян увидел, что его ладонь медленно двигается, пальцы шевелятся, немного сгибаются, будто он пытается прощупать воздух. — Я не могу видеть солнце в его полном великолепии, — сказал Сяо Син Чэнь. — Но это не значит, что я ущербней тех, кто видит его каждый день, или что от этого оно теряет свое величие, потому что я не вижу. Они отворачивают глаза, опасаясь резкой боли от столь яркого света, я же «чувствую» солнце сильнее чем кто-либо, я ощущаю его запах, моя кожа «видит» его тепло и сияние, посылая в мое сердце волну тепла. Тебе никто не расскажет о солнце больше, чем я, потому что для большинства это лишь обыденность реальности, с которой сталкиваешься каждый день. Для меня же, кто различает закаты и рассветы в соответствии с ощущением тепла, это мир внутри мира, понимаешь? Ветра, наполненные солнечным светом, для меня партнёр по танцу, я танцую один, но это лишь видимость для тех, кто предпочитает смотреть глазами, а не сердцем. На деле же у меня всегда есть партнер, под которого я подстраиваюсь, и если меня обозревает чье-то сердце, то этот человек поймет, что я хочу «сказать». Танец даст ему увидеть душу и услышать музыку… Сюэ Яну, который мысленно сравнивал увиденный танец с любовью и ненавистью очень хотелось спросить, что же он пытался дать понять тогда, танцуя на холме, однако сейчас его волновало совершенно иное. — Так как это сделать? — дрожащим голосом нетерпеливо переспросил Сюэ Ян, что не сумел разгадать тайного смысла в словах этого человека. Свет в его глазах дрожал, будто он вот-вот был готов заплакать. Сяо Син Чэнь, на лице которого эта отчаянная мольба вызвала лишь нежную улыбку, медленно сомкнул руки на щеках Сюэ Яна, заключив их в чашу из своих ладоней, и сказал: — Поймет тот, кто захочет понять, — ласково сказал он. — И ему всего-то нужно этого захотеть. Если ты желаешь понять, ты впускаешь это в себя, даже если оно приносит боль, потому что боль тоже хороший рассказчик. Боль идет от беззащитности, как и страдания. Ты боишься остаться один, верно? Губы Сюэ Яна сомкнулись, взгляд немного потускнел. Он отчего-то чувствовал, будто невидимые руки препарируют глубины его души и видят всё, всё что в них скрыто. Он… совершенно обнажен перед этим человеком, он видит наготу его сердца и отчего-то не отводит «взгляд». — Тебя ведь зовут Сяо Син Чэнь? — только и нашелся хоть с какими-то ответными словами Сюэ Ян. Син Чэнь кивнул. — А меня… — Я знаю, — мягко перебил его он. — Ты Чэн Мэй, верно? И без того тусклый взгляд Сюэ Яна и вовсе потерял прежний блеск. Когда он пришел сюда, то был стойко намерен умереть, поэтому не посчитал нужным представляться своим настоящим именем, в конце концов он хотел, чтобы и оно, как дань уважения, осталось в сумраке никогда его не покидая и ничьими иными губами, кроме как сумрачных существ, более не произносилось, но от человека, что сейчас стоял перед ним, Сюэ Ян отчего-то не хотел это скрывать. Он посчитал, что может доверить ему и это, к тому же ему очень хотелось, чтобы он назвал его настоящим именем, ведь более мысли о смерти он не преследовал, а значит в этом «Чэн Мэй» больше не было смысла. Сюэ Ян почему-то ужасно расстроился, что этот человек не произнес его настоящее имя, словно, раз он так многое видит в нем, должен был знать, что оно фальшивое, и Сюэ Ян как-то замедлил с тем моментом, чтобы поправить его, не решаясь рассказать правду, когда неожиданно заметил, что глаза Син Чэня смотрят на него и их зрачки… сужаются и расширятся. Они реагируют на свет! — Ты видишь меня?! — громко и несдержанно воскликнул Сюэ Ян, пораженный своим открытием. В ответ ему лишь смущенно улыбнулись. — Вижу, но нечетко. Я вижу очертания твоей фигуры, то, что ты в белой одежде, что у тебя черные волосы… — пока он говорил, рука будто сама по себе скользнулся вдоль обрезанных волос и пропустила их сквозь пальцы. — Вижу, что твоя кожа уж больно бела, и, кажется, еще темноту твоих глаз. Они… какого они цвета? Но вместо того, чтобы поддержать эту полную невинного очарования беседу, Сюэ Ян тревожно задал ответный вопрос. — Это больно? Взгляд Син Чэня неожиданно помрачнел. Он убрал руки, а вместе с руками сошла и улыбка с его лица. Будто в одночасье растеряв всю прежнюю радость он, слегка нахмурившись, отвернулся, и обойдя юношу стал позади него. — Так значит тебе рассказали… — едва ли не опустошенно изрек он. — Я-я просто хочу знать, — запинаясь, с нотками некой отчаянности взмолился он. — Демон в твоих глазах… я хочу знать. — Я не готов рассказать, — прямо ответил Син Чэнь. Больше в его голосе не угадывался и намек на прежнюю нежность. — Это не то, о чем хотелось бы говорить. По какой-то неизвестной причине после этого ответа Сюэ Ян почувствовал себя ужасно оскорбленным. — Ты сказал, что поймет тот, кто хочет понять, — слегка рассерженно воскликнул Сюэ Ян. — Нужно лишь захотеть. Я хочу понять твою боль. — Зачем? — Потому что этот вопрос мучил меня с того самого момента, как я узнал об этом! Я не хочу живьем вариться в догадках или предположениях, я хочу знать насколько тебе больно жить с этим! — Зачем? Кадык Сюэ Яна дернулся, и он не нашелся что ответить. Действительно, зачем проявлять столь бурное любопытство незнакомцу, который всего-то что несколько дней присутствует на горе и о котором толком ничего не известно. Но замолчал он не столько из-за этого, сколько из-за того, что понял всю нелепость своих криков. Да кто он такой, чтобы так вальяжно и дерзко спрашивать о подобном кошмаре, такое даже близкому другу тяжело рассказать, а тут какой-то незнакомец, что бесстыдно выпрашивает, еще и порывается познать чью-то боль. «Познать боль? — про себя медленно подумал Сюэ Ян, опустив голову. — Почему я так встревожен тем, что ему больно…» Сяо Син Чэнь обернулся и в глазах его отразился свет, но взгляд скрывал в себе тяжелые нечитаемые чувства. Слепой стоит перед зрячим, глаза которого одержимы демоном и с которым он приговорен жить до самой своей кончины не имея ни одного спокойного дня, не имея легкости в теле, не имея надежды на исцеление. «А этот болван кричит свои ядовитые вопросы и еще на что-то нарекает. Ведь ясно же, что о таком не хочется не то что говорить, но даже вспоминать, а когда в тебе живет то, что никогда не даст забыть… — сжав зубы, с еще большей тяжестью в сердце подумал Сюэ Ян и, подняв глаза, посмотрел на Сяо Син Чэня. — Но этот болван сейчас искренен как никогда…» — Просто, — скосив глаза на траву, голос Сюэ Яна стал тише. — Когда я думаю о том, что за страдания выпали на твою участь, и что тебе от этого не сбежать, мне… становится… больно. Губы Син Чэня приоткрылись, взгляд стал шире. Сюэ Ян смотрел на него исподтишка, всё время то отводя, то возвращая взгляд и не знал куда деть руки, ладони упрямо сжимались в кулаки и тут же бессильно размыкали пальцы, кончики которых слегка подрагивали. — Я знаю, что никак не могу доказать тебе это, чтобы ты поверил, у меня есть лишь слова, но они не стоят ничего… ничего. Он еще никогда не чувствовал себя настолько беззащитным. Познав боль потери слишком рано, несмотря на усыпленные Сюань Юэ разрушительные чувства от этого, в душе Сюэ Ян сохранил этот неугасаемый страх потери, и как только он чувствовал, что что-то выскальзывает из его существования он начинал нервничать и страх его усиливался, поэтому когда Син Чэнь дважды повторил свой вопрос, Сюэ Ян ощутил как тот всё сильнее отдаляется от него, как между ними возникает стена непринятия и отторжения, а из-за того, что юноша говорил вовсе не из праздного любопытства, а был искренен, ощущение этой стены делало больно вдвойне. В сумраке таких проблем не возникало, потому что его окружали далеко не обычные существа, которые были достаточно опытными, чтобы не принимать близко к сердцу болезненные вопросы и даже шутили о трагедиях прошлого, изворачивались, как Сюань Юэ, поэтому Сюэ Ян впервые столкнулся с тем, когда ему открыто и предупреждающе дали понять, что за той границей, которую он пытается пересечь, для него может не найтись места. Ему не хотят говорить потому что банально не доверяют. Кто он такой, чтобы открывать ему свое сердце? В будущем, в своем изуродованном, полнившемся шрамами будущем Сюэ Ян будет вырывать страх и боль из человеческих сердец, ему будет абсолютно плевать на слезы и крики, он даже будет вникать в них как в музыку, тёмную музыку, наслаждаясь самим процессом, а границы, которые запрещено пересекать, он будет сжигать, танцуя на костях своих врагов, и те превратит в пепел. Тот, кем он станет, не будет осведомлен даже о том, что кто-то способен его нежно любить, но сейчас, этот поникший, мечущийся между противоречиями и страхами юноша, который, переминаясь из ноги на ногу не знает куда девать глаза, был так робок, так невинен, что сложно было поверить в то, что такой Сюэ Ян может исчезнуть, что эта робкая невинность когда-нибудь погибнет вместе со всеми его воспоминаниями. — Прости. Он и не счелся, как Син Чэнь оказался так рядом, как его теплая рука вновь накрыла его волосы, а тот, почувствовав, как дрожит Сюэ Ян, раскаялся еще сильнее. — Я был груб, ведь ты не преследовал плохих целей. Прости меня, я… не хотел оскорбить твою искренность, просто… сложно облечь в слова то, что в своих собственных глазах ты носишь свою же смерть. Веки Сюэ Яна распахнулись шире, дыхание замедлилось. Кем они были друг для друга, эти две невинные души, что встретились на Божественном пике, которые «увидели» друг друга даже не используя глаза, и которые по непонятной причине постоянно притягивались друг к другу… Син Чэнь вновь обнял, Сюэ Ян вновь прильнул не отстраняясь, и даже подумал о том, как страшно было, когда он отошел от него. — Я могу спасти тебя, — подняв на него взгляд, не мигая сказал Сюэ Ян. — Я могу просить того, кто привел меня сюда, чтобы он спас тебя! — Что? — недоумевая, Син Чэнь отчаянно пытался рассмотреть его лицо, но то плыло перед глазами, образ был совсем нечетким. — Я могу спасти тебя! — голос Сюэ Яна надломился, но он продолжил: — Я стану на колени перед «ним» еще раз, но уже по своей воле, я заставлю его поверить в то, что хочу жить, взамен потребовав, чтобы он…

«Ты даже себя спасти не можешь!»

Не эти ли слова Сюэ Ян будет кричать Сяо Син Чэню на пороге похоронного дома, не этими ли словами слепо будет подводить его к последней черте? А сейчас он дрожащими от волнения губами шепчет, что хочет, хочет спасти его, потому что думая о его боли не может обрести покой, не может выбросить её из своего сердца. То, что происходит сейчас, и то, что произойдет в будущем, настолько диаметрально противоположно, что любой, кто столкнулся бы с этой историей, как тот же Вэй У Сянь, наблюдающий за теми событиями через воспоминания А-Цин не поверили бы, что в прошлом сердце Сюэ Яна металось в груди словно раненная птица, а все помыслы были направлены на страдания этого человека. — Пусть вернет тебе покой! — еще громче закричал Сюэ Ян. — Пусть вырвет этого демона из твоих глаз и вернет тебе покой!

«Верни мне его душу!»

Лань Ван Цзи, отнявший у него ловушку для духов с душой Сяо Син Чэня заставил всё существо Сюэ Яна в одночасье сгореть от безумного страха потери, и даже ранений тот всё равно тянул оставшуюся руку к заклинателям, пытаясь вернуть осколки разрушенной души того, кто стал ею для него самого. В прошлом, будущем или настоящем Сюэ Ян всегда будет стремиться вернуть, но сам не будет знать что, всегда будет испытывать страх потери, хотя и не будет до конца осознавать, что же он потерял. Эти два чувства, которые он пронесёт через всю свою жизнь изначально сошлись в том человеке, которого он видел сейчас перед своими глазами, понимая, что тот не может увидеть его лица. Но он видел его душу, и осознание этого не могло не побуждать быть к нему как можно ближе, еще ближе, чем это возможно. Душа, одурев от волнений сердца искала выход этому напряжению, стремилась покинуть тело, и именно это стремление побуждало Сюэ Яна сокращать физическую дистанцию между ними даже толком не осознавая, что впервые в жизни он столь смело и искренне делает шаги кому-то навстречу, а не отдаляется, как это бывало раньше. — Ты что такое говоришь? — снова взяв его лицо в свои ладони, так же дрожа прошептал Син Чэнь. — Как ты можешь ради меня идти на такое… «Ради твоего спасения я отрекусь от желания быть частью сумрака, чтобы не оскорблять тебя присутствием того, что тебя искалечило!» Эта мысль, которую его внутренний голос неосознанно прокричал в голове настолько поразила его, что Сюэ Ян даже перестал дышать. Как это откажется… ради него? Или, чтобы узнав о его родословной, Син Чэнь не отказался от него? Значит ли это, что сам Сюэ Ян уже подсознательно хочет остаться рядом с ним? Юноша и вовсе перестал шевелится, пытаясь упорядочить этот хаос в своем голове и сердце, который так сильно встревожил его душу. Син Чэнь же, помня, как с ним поступили собственные родные не мог не испугаться слов Сюэ Яна, так как считал, что для исполнения такой просьбы юноше придётся пойти или на уступки, или на жертвы, в любом случае принести себя в жертву. Син Чэнь уже был осведомлен о том, кто привел Сюэ Яна на гору. Сначала он не поверил, что такое вообще возможно, даже испугался немного, но помня о том, как три дня у него под боком страдало это живое, полнившееся болью тело, как душа рвалась из него и одновременно не хотела покидать, как один горько плачущий мальчик молил о том, чтобы его любили… Сяо Син Чэнь без лишних раздумий уже тогда разомкнул ему свои объятия. — Дурачок, — неожиданно что-то мягкое коснулось лба Сюэ Яна и тот в исступлении замер, мгновенно одеревенев всем телом. — Такой большой, а такой дурачок… К кому ты там хочешь обратиться? Собираешься покинуть гору и оставить меня одного? Губы Син Чэня осторожно коснулись его лба, запечатлев на нем полнившейся бархатом теплый поцелуй, очень мягкий, очень… неожиданный. — Не покидай нас, ладно? — улыбнувшись ему, сказал Син Чэнь. — А глаза… это не так уж больно, не принимай близко к сердцу. И еще: я могу видеть, просто нечетко, и куда больше о твоем лице мне могут сейчас сказать пальцы, а не глаза. У тебя мягкая, без изъянов кожа, ток крови под ней очень быстрый, и пахнешь ты замечательно. Зачем мне глаза, когда я могу чувствовать тебя всем телом… «Не покидай нас, ладно?» — кружилось в голове Сюэ Яна, который не услышал этих слов от Сюань Юэ, хотя был готов умереть, лишь бы он сказал это.

«Прошу, пощади меня…»

Настолько разные слова, но принадлежащие одному и тому же голосу. В будущем, перед самой своей смертью, Сяо Син Чэнь будет мучительно умолять своего палача, где между строк можно было услышать зов его души. Сяо Син Чэнь будет взывать к тому мальчику, что повстречался ему на горе как к последнему, за что всю жизнь цеплялась его собственная душа. Но сейчас, когда они оба были так невинны, когда их только зарождающиеся чувства еще не были изувечены, а они сами — разлучены, оба, и Сюэ Ян и Сяо Син Чэнь уже подсознательно не желали разлучатся с этим источником тепла и света, который их души улавливали друг в друге. Сяо Син Чэнь… его словно окружали белые цветы в бесконечной синеве лунной ночи; Сюэ Яна же окружали цветы огненного заката, и его душа, будучи алым маревом среди темноты, пылала рубиновым цветом, смешанным с оттенками непроглядной черноты. Он смотрел на этого человека и глаза его сияли, от них отступала тьма, однако невидимо, даже взору Син Чэня, сейчас вокруг юноши распускались эти нежные цветы, их алый смешивался с белым, будто кровь с молоком. Эти цветы больше не желали гореть в одиночестве, они чувствовали исходящую откуда-то прохладу и завлекались ею, безгранично доверяя себя ей, и благоухание их пышного цветения распускало в сердце Сюэ Яна чувства, которые отражались на его лице столь непривычными для него эмоциями, и взгляд, которым он смотрел, обнажал всю глубину его чувств. «…я могу чувствовать тебя всем телом…» А вот эта фраза заставила юношу немного протрезветь, однако слишком уж углубится в её смысл он не успел: Син Чэнь взял его за руку, и спрашивая о том, что их окружает, рассказал ему как пройти в одно место, где, как он обещал, Сюэ Ян увидит нечто, что вызовет на его лице улыбку, а в сердце — радость.

***

Иногда в горах можно было увидеть северное сияние. Когда-то, еще времен стражи Бао Шань Саньжэнь это зеленоватое, смешанное с пурпурными облаками сияние можно было увидеть каждый день, неважно, над горами или морями, оно было везде. Сумрачный Лорд, именующий себя богом самоубийц, высвобождал сумрачные ветра на поверхность, и их зеленое свечение прошивало себя вдоль горизонта. Зрелище было невообразимо прекрасное, однако то, что сейчас видел Сюэ Ян, полностью подтвердило все обещания Сяо Син Чэня. Лежа на спине на довольно обширной, устеленной невысокой травой равнине, Сюэ Ян смотрел на ночное небо и видел настоящий звездный дождь. Десятки звёздных тел, воспламенившись, падали куда-то за черту земли, медленно пересекая черно-синие своды небес. Он еще никогда не видел подобного, в сумраке ведь было черное небо, которое увенчивала лишь яркая белая луна, что не сменяла своих циклов и всегда была огромным белым шаром. «Как красиво, — думал Сюэ Ян, изредка стреляя глазами на лежащего рядом с собой. — Можешь ли ты, лишенный зрения, помочь мне увидеть себя самого таким, какой я есть, и… какой я есть, как мне это понять? После своего изгнания я уже ни в чем не уверен и ни во что не верю…» Боль от утраты была еще слишком свежа. Не так-то просто отсечь от себя прежнюю жизнь, и еще труднее смирится с тем, что вернуть её невозможно, даже просто думать об этом приносило лишь боль. Сейчас, когда рядом с ним лежал этот теплый, пахнущий цветами человек, Сюэ Ян повернул к нему лицо, тихо, чтобы не было слышно, и думал о том, что да, звезды и небо прекрасны, но даже несмотря на то, как они были велики и настолько ярко сверкали, то лицо, на которое он смотрел сейчас, казалось ему целым миром, который он уже пытался понять. Небеса были огромны, но вместе с тем как будто бы пусты, а это лицо, черты которого можно было рассмотреть за секунды и поглотить в одночасье будто было бесконечным, в нем постоянно хотелось что-то искать. Сяо Син Чэнь мог лишь немного приподнять уголки губ, а Сюэ Ян уже отмечал как при этом менялось его лицо; мог дернуть бровью, сощурить веки или широко улыбнутся, и каждый раз его лицо было иным и одновременно таким же. — Чэн Мэй? — тихо позвал Сяо Син Чэнь, однако не то помедлив, не то просто не захотев разлепить губы, Сюэ Ян решил притвориться спящим. — Ты спишь? «Да, — мысленно ответил юноша, слегка смежив веки. — Сплю, и вижу прекрасный сон…» Было слышно, как сверчат сверчки. Они тоже ждут ночи, чтобы в её тишине создавать музыку без слов, но Сюэ Яну, вопреки этому шуму казалось, что его окружает тишина, однако его слух сразу же улавливал любое движение рядом, будь то легкое движение спины, согнутая нога или просто звуки дыхания — он слышал всё. Когда Сяо Син Чэнь, перестав его звать, приподнялся на локтях, Сюэ Ян задержал дыхание и, не сводя с него глаз, наблюдал, как он чуть приблизился к нему. Его длинные волосы скользнули с плеча, рассыпавшись на груди юноши, шорох одежды мягко ласкал слух, а невидящие глаза, в которых отражался свет от звёзд сияли перламутром и казались драгоценными черными жемчужинами. — Чэн Мэй? — еще раз, но очень тихо позвал Сяо Син Чэнь, но Сюэ Ян, будто сросшись с землей, был неподвижен, молчалив, беззвучен. Ему было интересно чего от него хотят, но еще интересней было не выдавать того, что он не спит. Лицо Сяо Син Чэня приблизилось к его собственному, Сюэ Ян со спокойным, даже очень расслабленным выражением наблюдал как тот медленно сокращает дистанцию между ними. Глаза юноши так же сияли, однако его зрачки, расплывшись, делали его глаза абсолютно черными, даже черные, чем самая безлунная ночь. Между их лицами оставались какие-то сантиметры, когда Син Чэнь остановился, глаза его забегали по лицу Сюэ Яна. Он всё пытался рассмотреть черты его лица, напрягал зрение, боролся с демоном, сидящим в его глазах, но тот был неумолим. Сяо Син Чэнь не мог увидеть лица Сюэ Яна, его глаза отчаянно застыли на одной точке, и он не знал, что этой точкой оказались глаза Сюэ Яна. Сейчас они смотрели глаза в глаза, но Сюэ Ян видел его и не сводил взгляда. Так близко, что он даже мог ощутить теплую волну его дыхания… Абсолютно необъясняемое желание податься вперед вынудило его грудную клетку задвигаться быстрее. А что будет, когда он сократит это расстояние если тоже начнет приближаться? Сюэ Яну казалось, что если он это сделает, то это будет похоже на то, когда проникаешь собой под морскую гладь, в ней ведь тоже угадываешь свое отражение. Почему же сейчас он видел себя в отражении глаз Сяо Син Чэня? Эти темные неподвижные воды в обрамлении пышных ресниц так манили немедленно погрузиться в них, что разум отказывался мыслить, а тело наоборот, желало действовать. Всего немного податься вперед и их носы соприкоснутся, соскользнут друг с друга и тогда, тогда… что же соприкоснётся тогда, какая часть лица столкнется первой? То место на лбу, где его коснулись губы Син Чэня, начало немного зудеть, будто напоминая о себе, Сюэ Ян до сих пор чувствовал, как кожа в том месте горит сильнее, будто имея внешний источник тепла. Син Чэнь так и не дозвался его. Он очень сожалел, что Сюэ Ян не может рассказать ему какое прекрасное зрелище обозревает, совершенно не зная, что юноша смотрит далеко не на звезды и совсем не спит, а дыхание его расслабилось лишь тогда, когда он услышал ровное беззвучное сопение рядом с собой, поняв, что Син Чэнь «тоже» заснул. Когда-то он точно так же подловил Сюань Юэ, который разомлев от тепла заснул посреди пустыни, и маленький Сюэ Ян решился втиснуться ему под бок, кутаясь в объятия сумрачного божества. Сейчас же, слабо улыбнувшись, он позволил себе лишь поближе придвинутся к белым одеждам рядом с собой, тем самым перевернувшись на бок, подложив под лицо ладонь, и еще некоторое время наблюдая за расслабленным неподвижным лицом, тоже закрыл глаза.