***
С прибытия Сюэ Яна в храм Лунных дождей прошел месяц, и несмотря на его мрачный скверный характер, в месте, где он жил, не потемнел ни один кирпичик, хотя от обилия столь яркого цвета, а Сюэ Ян не любил белый цвет, начинало рябить в глазах. Он уже привык к горному воздуху, привык к солнцу, привык к звукам и запахам, однако даже несмотря на частые уговоры как братьев, так и Син Чэня, наотрез отказывался посещать занятия и вообще контактировать с другими адептами. Бао Шань Саньжэнь была очень снисходительна, она не нарушала его личного пространства, не показывалась юноше на глаза и ни к чему не принуждала. Еду он получал общую, но от одежды адептов Божественного пика отказался напрочь, продолжая носить то, во что одевался в столице сумрака, поэтому большинство учеников, когда им выпадал шанс видеть Сюэ Яна, никак не могли понять какова цель этого человека, что он делает на их горе? Сюэ Ян бросал злые взгляды на все косые в свою сторону, иногда даже сквернословил, в общем делал всё, чтобы от него шарахались, чем защищал свой личный покой. Но вот на двух корост его сквернословие никак не действовало, и он вынужденно мирился с их присутствием в его жизни, к чему уже постепенно начал привыкать, стараясь думать о них как о мебели, которая просто не дает себя вынести. Ясное дело, что братья не из собственного желания постоянно отирались вокруг него. Сюэ Ян не был глупцом и понимал, что они глаза и уши Бао Шань Саньжэнь. Одна из таких корост очень тщательно следила за его здоровьем, поэтому уже к концу первого месяца Сюэ Ян окончательно избавился от всех последствий лихорадки и излишней потливости, которая чуть не свела его с ума (потому что по приказу Лао он пил специальный чай, чтобы потеть) и от… некроэнергии. Да, скрипя зубами он позволил братьям ставить на себе печати и умерщвлять темную Ци, но почему он был так покорен уже другой вопрос, но близнецы и не задавая его и так знали ответ. Сяо Син Чэнь оказался единственным, кому удалось вызвать очень сильное доверие Сюэ Яна, и только ему было позволено находится рядом с ним. Ну, как позволено? Сюэ Ян сам приходил к нему по собственной воле и с особым воодушевлением, они вели различные беседы, блуждали по горам, молча наблюдали закаты и рассветы. Сюэ Ян рассказывал ему о Лунной слезе, а Син Чэнь о Лунных дождях. Отношение Сяо Син Чэня к Сюэ Яну можно было назвать не иначе как «он нежно возился с ним», потому что вопреки довольно отчужденном, даже болезненно-ранимом восприятии Сюэ Яном мира, Сяо Син Чэнь инстинктивно улавливал в таком его слегка заносчивом поведении нечто наивно-прекрасное, детское, а потому старался смягчить его постоянную напряженность и тревожность, из-за чего со стороны казалось, будто он с особой любовью опекает ребенка, но уж никак не юношу, что во многом не уступал ему и в чем-то даже был равным, а то и вовсе был выше. Однажды адепт спросил сколько ему лет, и Сюэ Ян, не изменившись в лице ответил, что шестнадцать, на что Син Чэнь воодушевился, ответив, что тот всего на год младше его самого, хотя на деле это было не так. Так как Сюэ Ян рос под покровительством Сюань Юэ в очень, ну очень необычной для человека среде, то и физически и умственно он очень опережал свой реальный возраст, поэтому усомниться в его лжи было сложно. Да и какая разница, сколько ему было лет? Это не влияло на то каким человеком его «видел» Син Чэнь, что не раз убеждался, что его новый друг способен превзойти их всех. — Хотел бы ты вознестись? — как-то спросил Сяо Син Чэнь, на что Сюэ Ян не ответил, и некоторое время этот вопрос не покидал его головы… Раздвижные двери с легким шумом отошли в сторону. Деревянные жалюзи на плотно зарытых ставнях все же пропускали нити золотого свечения, и они прямыми полосами падали на поверхности, искривляясь лишь в области постели, где расслабленное на кровати тело было похоже на соблазнительно раскинувшегося дикого леопарда. Обнаженное тело, если уж на то пошло. Сюэ Ян лежал на боку, обнимая руками скомканное валиком одеяло, закинув на него ногу. Перед плотно был прижат к белому одеялу, чего нельзя было сказать за тыл. Наблюдая его спокойное дыхание, Лао неторопливо вошел внутрь, а когда дошел до постели самими кончиками пальцев коснулся пятки юноши, и не отрывая их повел движение дальше, от лодыжки до колена, а от колена вдоль бедра. Когда же он, миновав талию, скользнул к ребрам, Сюэ Ян медленно открыл глаза, вяло обозревая солнечный свет, что все же проникал в его комнату, скосил глаза на Лао, отмечая, что сегодня его волосы собраны в небрежный пучок, как у его брата, и из прически торчало несколько нефритовых заколок. Одна из прядей, спадающая вдоль виска, будто ширма не давала увидеть правую сторону его лица. — Хочешь есть? — как всегда безразлично спросил Лао, на что Сюэ Ян лишь сузил веки и, небрежно выпутывая свои конечности из одеяла, как и был, без одежды, встал и подошёл к валящемуся на полу халату. — Спасибо, обойдусь, — собирая волосы в хвост, отмахнулся он. — Ты мне уже как-то впарил пирожочек с беспокойной ночью, и угадай каким местом я особенно благодарен тебе за это? Лао скептически изогнул бровь. Он ведь не знал, что Сюэ Ян отрицательно относится к острому. Как любитель сладкого он предпочитал нежную структуру всей пищи, что употреблял, но тот пирожок учинил настоящую революцию в его пищеварительной системе, и, горячо войдя на входе, был так же горяч и на выходе. — И не смотри на меня этим взглядом, — на тон ниже добавил он, бросив на него взгляд через плечо. На Лао ни этот тон, ни взгляд не подействовали вообще никак. — Каким? — только и спросил он, с любопытством ожидая ответа. — Долгое время я жил кое с кем блаженным на всю голову, поэтому даже в такой глыбе льда способен узнать взгляд, которым мужчина смотрит на другого мужчину. Думал, я не замечу? — А что, мужчине нельзя смотреть на другого мужчину? Сюэ Ян криво усмехнулся. — Если один мужчина смотрит «так» на другого мужчину, не возникнут ли сомнения в благопристойности его намерений? — Разве за прошедший месяц ты не убедился в благопристойности моих намерений? — дернув бровью, с насмешкой бросил Лао. Шен как-то обмолвился о свечах, и лучше бы Сюэ Ян этого не слышал… — Или ты намекаешь, что в подборе «вкусовых сочетаний» я не слишком силен? — От слова «совсем», прошу заметить. — Тогда, быть может, мне стоит распробовать получше? Лицо Сюэ Яна помрачнело, брови нахмурились, и он, круто повернувшись, пихнул мужчину прямо в грудь, из-за чего тот упал, прислонившись спиной к краю кровати, но не успел даже шевельнутся, когда рядом с его лицом в кровать громко впечаталась нога. Безразличие на лице Лао очень бесило юношу, его отчужденное, утопающее в скуке лицо сложно было заставить переменится. — Такие как ты мне отвратительны, — словно яд сцеживал свои слова Сюэ Ян, свысока смотря на лицо Лао. — Ни за что не приму тот факт, что мужчины могут делать «такое» и оставаться нормальными. — Считаешь это чем-то экзотическим? — искорки смеха вовсю заплясали в глазах адепта. — А вот со своей стороны скажу, что это твое отвращение не больше чем обыкновенный страх, вызванный отсутствием понимая такого рода вещей. Такие уж люди, что, если чего-то не понимают, тут же начинают это ненавидеть или… — Или? — нервно поторопил его Сюэ Ян, что было странным, будто он ждал этих ответов. Губы Лао разошлись в медленной улыбке. — Думаю, ты просто боишься. Тебе кажется, что если мужчины, будучи близкими друзьями, вступят в такого рода отношения, то это сделает их… неполноценными и странными, так? Я могу предположить, что кто-то уже заставил тебя сомневаться в благопристойности Твоих намерений? Ты ведь еще не осведомлен, во что обычно перетекают крепкие объятия тех, кому сложно оторваться друг от друга, и тут уже без разницы — мужчина это или женщина… Зубы Сюэ Яна скрипнули от подступающего гнева. Лао видел его и Син Чэня, и теперь просто издевался над ним! — Давай-ка расскажу тебе одни маленький секрет, — сожалея, что его трубка осталась в сумке, которую стерег Шен, Лао заученным движением пожевал нижнюю губу как обычно жевал кончик кисэру. — Бугорок предстательной железы, размером с грецкий орех, располагается в глубине мышц промежности, она хорошо прощупывается на передней стенке прямой кишки; в анальном сексе она выполняет роль клитора, в силу своей чувствительности она делает возможным для мужчины получать множественные оргазмы. В сочетании с эякуляцией мужчина получает двойные оргазмы, именно поэтому пассивы, однажды распробовавшие это удовольствие, никогда от него не отказываются. Как видишь, природа дальновидна и очень щедра. Только мужчина+женщина=любовь? Хм, не до конца верно, и вот правильный ответ: всё, что обладает разумом, всё, что обладает желаниями и всё, что способно чувствовать — вот настоящая анаграмма самой способности творить любовь. Лицо Сюэ Яна брезгливо сморщилось. — Заткнись, — с отвращением выдохнул он и уже было хотел убрать ногу, но Лао, неожиданно крепко схватив её, прислонил свое лицо к лодыжке и улыбнулся. — Такова моя природа, — чуть склонив голову, сказал Лао. — Я зверье, предпочитающее затеряться в удовольствии, но так как я еще и человек, то весьма брезглив и разборчив. Не воображай себе слишком много, дети меня не интересуют, но с эстетической точки зрения, залюбоваться тобой я всё же могу. Сказав это он довольно дерзко укусил его за лодыжку, после чего отпихнул его ногу и, медленно поднимаясь, направился к двери. — Жду на выходе, кренделек, — слегка позаигрывав с дверью, закинув на неё ногу и согнув в колене, по-женски выдал Лао, бросив на Сюэ Яна наиболее живой среди своих обычных холодных взглядов. — Только запахнись потуже, уж не провоцируй… Разумеется, он издевался над ним, да и грех было не подразнить того, кто испытывал явную неловкость от столь пошлых речей. Да уж, пожалуй, и правда слишком невинен, а может просто пуглив? Лао подозревал, что вопреки своей вредности и видимой агрессивности Сюэ Ян из тех людей, кто будет делать «это» только с любимым доверенным человеком, что подразумевало то, что он нуждается в том, чтобы на кого-то положиться, и сам запретную границу не перейдет даже чтобы изучить собственное тело. В этом смысле он был еще совсем ребенком, поэтому подразнить его невинное сердечко было так весело. На ступеньках храмового комплекса подложив под спину подушку сидел Шен, дожидаясь, пока его брат выманит Сюэ Яна. Он как раз был в процессе чтения, и чем дальше заходил сюжет, тем больше менялось его лицо. Это была одна из порнографических книжек нового издания, причем с картинками. Какой-то умник догадался, что легче сообразить на странице несколько квадратиков с картинками, нежели полноценный текст, а диалоги разместить в кружочках рядом с лицами, поэтому когда в одном из таких облачков Шен вычитал фразу главного героя, что «Он признается, потому что не в себе», вцепился в рукопись еще крепче, начав её трясти. — Нет! — громко возражал адепт. — Он признается, потому что находится в тебе, в тебе! Хотя стоп. Формально ведь он и правда «не в себе», с физической стороны вопроса. В этот момент спускающийся с лестницы Лао, увидев порнографию своего брата, скривился и, дав громкую затрещину, вытащил сумку и пошёл дальше. Шен, даже не обративший на это внимание, продолжил чтение, перевернув страницу и пожирая глазами ну очень пикантные сцены, когда вышел Сюэ Ян и тоже случайно увидев содержимое рукописи скривился не меньше. — Ты сегодня в белом? — помахав ему рукой, улыбнулся Шен. — Как необычно. Неизвестно к какой стратегии прибегнул Сяо Син Чэнь, но он уговорил Сюэ Яна хотя бы поприсутствовать на игровом соревновании по стрельбе из лука и ближнему бою, которые ученики устраивали каждую неделю. Про себя они называли это играми, потому что по сути своей состязание не было серьезным, но они знали, что богиня всегда наблюдает, поэтому придавали своим лицам торжественного выражения. Каждую неделю старшие ученики собирались на равнине, и пока младшие с воодушевлением наблюдали оттачивали свои навыки, хвастались достижениями и подчеркивали слабости друг друга, делая соответствующие выводы. — Син Чэнь упросил, — неохотно выдал юноша. — Ради него и надел. Посмотрит на меня разочек и тут же сниму это белое убожество. Сюэ Ян вообще плевать хотел на эти игры, для него они выглядели как детские забавы. Он вспоминал Цербера, оборотней, битвы среди демонов, буйствующую темную Ци, с которой сражались Жнецы под руководством Сюань Юэ. Что для него были эти состязания? Забавы в песочнице среди детсадовцев, не более. Однако Шен отмечал, что сегодня его вечно недовольный юный друг… вырядился. Волосы его уже немного отросли, он мог заплетать их в более поднятый хвост, что и сделал сейчас, позволив себе украсить волосы шпилькой из черного нефрита. Одежда была без единой складочки, на поясе серебряными и синими нитями был вышит какой-то орнамент, а верхний халат хоть и был белым, но храму не принадлежал, потому что на нем были расшиты лотосы, а на рукавах были завитки паучьей лилии черного цвета. Нижний халат был глубокого темно-синего цвета, очень роскошный, поэтому даже если Сюэ Ян снимет верхний халат и останется в нижем, разницы не будет никакой. Ну, может еще на пару балов себе цену этой роскошью набьет. — Батюшки… — поражённо выдохнул Шен. — Да ты у нас богатенький сынок, оказывается. Вот смотрю на тебя и глаз отвести не могу. Накинуть сверху алую вуаль — и вылитая невеста. Сюэ Ян испепелил его своим суженным взглядом, но Шен был стальной бабочкой, он пламени не боялся, он играл с ним, поэтому захлопнув свой трактат с картинками он поднялся и с той же улыбкой начал крутится вокруг Сюэ Яна, отмечая, что пахнет тот тоже очень хорошо. Это точно была розовая вода, которая хорошо увлажняла кожу и на долгое время сохраняла свое благоухание. «Хм, — мысленно прижав пальцы к подбородку, думал Шен. — Он ведь знает, что Син Чэнь чувствителен к запахам, неужели поэтому…» — Держи своего брата подальше от меня, — устав от его присутствия, Сюэ Ян слабо отпихнул мужчину от себя и продолжил спускаться по лестнице. Шен на мгновение застыл. Где-то он уже это слышал… — Он выпрашивает у тебя что-то постыдное? — Он выпрашивает у меня смерти! — Ха-ха, этого типа добить будет непросто, — охотно поддержал его Шен. — Ты уж прости его, ладно? Через пару-тройку дней он снова станет безразличным собой, как только добудет свои… лекарства. К слову о лекарствах. На горе существовало много запретов, касающихся морального и физического соблазна, к ним относились наркотики, пикантная литература и половые отношения. Понятное дело, что братья были единственными, кто нарушал их, но делали это тихо и чаще всего за пределами горы, но Шен, в котором явно взыграло дурное наследство умудрялся проносить эти книжки внутрь, а Лао не брезговал заниматься обменом. Бао Шань Саньжэнь была очень зла. Многие ученики требовали выгнать их, но так как по своим причинам этого сделать она не могла, то решила прибегнуть к хитрости. Путем несложных манипуляций посеяв между братьями легкую смуту она знала, что те тут же начнут друг другу мстить. Шен первый сдал тайник Лао со всеми его лекарствами, приготовленными на обмен, а Лао в свою очередь вскрыл сундучок со всей его литературой. Шен кричал и выл не своим голосом, когда прямо перед его глазами горели его священные рукописи, а рядом с ним едва не плача сидел Лао, «сокровище» которого тоже жгли, а чтобы никто не поймал галлюцинации, в «лекарства» кинули шерсти и сушёной морской травы, из-за чего дым стал вонючим и «надышатся» им было невозможно. Если бы братья втайне не приторговывали запрещенными предметами, кому-то не пришлось бы устранять созданный ими бедлам. Этот замкнутый круг повторялся уже много лет и недавно опять повторился, а Бао Шань Саньжэнь умудрилась без последствий усесться сразу на два стула: не прилагая никаких усилий блюла моральный порядок на горе без изгнания двоих явно зажравшихся близнецов. — Ну тогда зашей ему рот, я не хочу этого слышать, — взмахнув руками, раздраженно ответил Сюэ Ян. — Ой-ой, — покачав головой, Шен хлопнул себя по щекам. — Он что, смущал тебя открыть тайную дверь? Затем, подумав немного, Шен резко дернул на себя Сюэ Яна и схватив его за плечи с умным лицом посмотрел ему в глаза. — Не вздумай её открыть! — закричал он. — Это всё вранье, нет там никакого Рая! — Отвали от меня, — начал сопротивляться Сюэ Ян. — Слушай как это делается, — назидательно подняв указательный палец, Шен явно воодушевился еще сильнее. — Женщины в наше время довольно прогрессивны, поэтому чаще предпочитают стоять на четвереньках. Так вот, ты станешь сзади неё и одернешь подол халата, если она будет одета, с себя спустишь штаны. Потом ты увидишь что-то что будет похоже на хурму в разрезе, но это не еда, даже не вздумай совать её в рот! Как только почувствуешь прилив сил ниже пояса и уже будет что держать в руке, суй его туда. Продолжай делать это пока он не срыгнет свои удобрения. Так как тряска будет нехилая, старайся дышать носом, чтобы не блевануть в процессе. Ничего сложного в этом нет. Я верю, ты справишься. Отдышавшись после непрерывной речи, Шен с чувством выполненного долга похлопал Сюэ Яна по плечу и как-то упустил из виду его лицо, эмоции на котором сложно было отнести к какой-то конкретной категории, но можно было различить цвет. Поймав бледного, Сюэ Ян тут же позеленел, белки налились кровью, даже начал подёргиваться глаз. Руки его сжались в кулаки, и пока он стоял его довольно заметно потряхивало, но медленно обернувшись на напевающего себе что-то под нос Шена резко подбежал к нему и с несвязными криками (матами) начал бить его, повалив на землю, делая это до тех пор, пока не заболели ладони. — Долбанная семейка, — шипел он. — Кому вообще это нахрен надо? Животные, монстрятина чертова, вам бы не среди людей жить, а в хлеву, тебе и твоему блаженному братцу там самое место! Мне вообще противно даже смотреть на кого-то, а «это» вообще вызывает у меня рвотные позывы! Я никогда до подобного не опущусь, эта мерзость не будет иметь надо мной власти! — Тьфу на тебя, противный, — сымитировав женский голос, продолжал дразнить его Шен. — И не зарекайся. Ты очень красивый, и наверняка найдется тот, кто это по достоинству оценит. Как и множество твоих других достоинств. О, не сердись на меня, я просто пытаюсь отомстить своему братцу. Он тот еще садюга, как ты успел заметить, поэтому тебе нужно поскорее перестать смущаться таких вещей, чтобы он не сгонял на тебе свою скуку. Чэн Мэй, нет ничего естественней «этого», а что естественно, то не стыдно. Впрочем, зачем я это говорю, природа однажды сама тебе всё скажет. — Да мне насрать на неё! — еще сильнее озлобился Сюэ Ян. — Зов природы не заставит меня подпустить к своей душе и телу кого-то просто потому, что это естественно! Никто из чужаков не коснется меня. Я лучше перережу им горло, выпустив кровь как свинье, нежели позволю себе поучаствовать в таком дерьме! Мать твою, пошёл ты, ты и твой брат ненормальный, свалите нахрен, больше никогда не подходите ко мне! Разозлившись не на шутку, Сюэ Ян поднялся и быстрым шагом начал удаляться, а Шен, который с задумчивым видом провожал его взглядом, слегка призадумался. Сюэ Ян… смутился, это сразу стало понятно, а его громкие вопли это только подтвердили. Будь он на самом деле оскорблен, вел бы себя иначе, а здесь так выпустил эмоции, что даже сорвался на крик, будто своими словами Шен задел какое-то болезненное место. «Хм, как интересно, — думал мужчина. — Видимо, подразнив его своими словами он решил, что мне что-то известно, и вспылил не на шутку. Ну и ну. Итак, Чэн Мэй, что лишило тебя покоя, отчего ты так разозлился, будто разоблачили что-то постыдное? Тебе ведь страшно, не так ли? Страшно, что ты уже думаешь о таком, и что кто-то может об этом узнать, например тот, на кого ты уже смотришь иначе…» Про себя засмеявшись, Шен встал, отряхнул с одежды траву и грязь, похлопал себя по груди, убеждаясь, что сборник не сильно пострадал и, продолжая весело напевать что-то, затерялся среди зарослей лесов.***
Сюэ Ян до последнего не верил, что он попадет на это дурацкое состязание по собственной воле, а не связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту, однако Син Чэнь, с которым они условились встретится заранее, кажется был иного мнения и даже устыдил юношу, что он опоздал. — Меня просто короста задержала, — коротко рубанул он, скрипнув зубами. — Короста? — удивился Син Чэнь. — Ты болен? И тут же нисколько не думая о последствиях взял его за руку, начав ощупывать кожу. Сюэ Ян от таких его действий обозлился еще больше и резко одернул руку. Его до того смущала эта всецелая отдача Сяо Син Чэня, и что благополучие других он ставил на ступень выше своего собственного, что юноша готов был его покусать за такую глупость. — Ну, а если бы я был болен?! — грубо крикнул он. — Ничего, — пожал плечами Син Чэнь, — тогда бы я просто заболел с тобой за компанию и тебе не было бы так грустно. Лицо Сюэ Яна малость перекосило. — А на себя тебе что ли наплевать? — Нет, не наплевать, — улыбнулся парень, — но если бы тебя отлучили на закрытое лечение, мне было бы грустно без тебя, да ты и сам бы заволновался от одиночества. К тому же мы близко общаемся, нет ничего безрассудного в том, что я за тебя переживаю. — Мне не нужно, чтобы мои проблемы касались тебя. — Но ты ведь так хотел понять мою боль, — возразил Син Чэнь. — Что же, свою ты мне доверить не желаешь? Не только твоя спина способна вынести эту тяжкую ношу, Чэн Мэй. Когда ты метался в горячке, то ничего кроме воды проглотить не мог. Я очень переживал за тебя, поэтому как-то сам собой тоже отказался от еды, ограничившись водой. Это и значит чувствовать чужую боль. Ты видишь, как страдает человек, но сам при этом здоров, но ты так сильно желаешь разделить его страдания, понять то, что он чувствует, дабы он не был одинок в своих мучениях, что желаешь войти в его состояние как можно глубже, дабы ощутить своим телом то, что происходит в другом. Сюэ Ян покраснел и отвернулся. Сейчас на Син Чэне не было повязки, видел он гораздо лучше, но все равно нечетко. Наиболее удачным считался день, когда он, долго фокусируясь, мог отчетливо разглядеть хотя бы одну деталь на чужом лице, губы там, или глаза, поэтому сегодня он был очень воодушевлен. На тренировочном поле уже с обеда было оживленно. Ближе к ограждению стояли мишени с ярким красным пятном внутри, колчаны со стрелами разбирались как горячие пирожки. У многих учеников был свой личный лук, но у некоторых имелись даже арбалеты. Самый большой и наиболее тяжелый лук из чистого серебра был у самого старшего ученика, он как раз показывал младшим как натягивать тетиву, когда неожиданно взглядом зацепился за фигуру Сюэ Яна. — О, привет, — он помахал рукой обоим, но ответил лишь Син Чэнь. — Чэн Мэй, добро пожаловать. Сюэ Ян безразлично сложил руки на груди и отвернулся в сторону, делая вид, что наблюдает за другими учениками. Син Чэнь отдал поклон за них обоих, и дабы немного разбавить это неловкое молчание ввязался в небольшой разговор со старшим адептом. О Сюэ Яне, из-за его отчужденного поведения, ходила очень дурная молва. Во-первых, он жил обособлено от остальных настолько, что лишь ему одному был выделен целый храм на отшибе; он одевался не так, как другие, и попросту презирал всех остальных, иногда вслух высказывая неподобающие речи. На горе всегда царила теплая дружественная атмосфера, но из-за присутствия Сюэ Яна у учеников сложилось впечатление, что какой-то богатый господин просто избавился от своего отпрыска, вышвырнув его на эту гору, что подрывало репутацию их наставницы. Она всегда брала на воспитание лишь сирот, чаще всего из самого низшего сословия, поэтому ребята не чувствовали неравенства между собой, все были с одинаково трагичным или тяжелым прошлым, а этот… этот вел себя так будто вырос в золотой колыбели с серебряной ложкой во рту. Они не ведали правды о нем, поэтому из-за дерзкого поведения Сюэ Яна не прониклись к нему симпатией. Когда юноша, по просьбе Син Чэня, взял в руки лук он безразлично, не прицеливаясь, выпустил стрелу, что пролетела мимо всей мишени, и улыбнулся. — Ты умеешь стрелять? — спросил его кто-то. — Нет, — устало выдохнул Сюэ Ян. — Раньше за мной везде подтирали, даже кормили сами, поэтому мне сложно самостоятельно поднимать руки. Я и сюда на спине Син Чэня проехался, потому что до того я слаб, что чуть постою и уже падаю от усталости, глотая отдышку… Он намеренно старался вызвать их омерзение и отвращение. Вопреки тому, что он нашел общий язык с Сяо Син Чэнем, Сюэ Ян не покидал мысли о сумраке, о своей прошлой жизни, поэтому всеми силами сопротивлялся, чтобы бросить корни где-либо еще. Адепты даже не догадывались, какой силой обладает этот строптивый юноша, поэтому нисколько не скрывали свои косые взгляды в его сторону. Сюэ Ян делал безразличный вид, но на деле ему было очень неуютно, он чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Он не умел раскрываться в незнакомой среде, поэтому инстинктивно выпускал шипы, предпочитая травить первому, нежели быть отравленным самому. — Всё такой же строптивый, — низкий бархатный голос полнился скрытым обожанием, а на губах невольно расцветала улыбка. — Строптивый, непокорный и… прекрасный. Бао Шань Саньжэнь перевела взгляд на стоящего рядом с ней Сюань Юэ, что прятал свою ауру за сильным анти-полем, а лицо скрывал в тени деревьев на возвышении холма. Он был прав. Сюэ Ян выразительно контрастировал рядом с этими светлыми одеждами, да и не только с ними. Его черные как смоль волосы, пышные густые ресницы, такие же брови, белая кожа, дерзкий изгиб губ, изящные одежды. Его красота была агрессивной, а потому выделялась на фоне этих невинных лиц, да и сам он был как чёрное пятно в этом белом месиве, что лишь подчеркивало его очарование. Сюань Юэ хмыкнул, дерзко изогнув бровь, и, что стало неожиданностью для богини снял анти-поле, что скрывало не только его истинный облик, но и саму энергию. — Что ты делаешь? — слегка испуганно спросила Бао Шань Саньжэнь, когда он вышел вперед, оказавшись почти что на ладони. Сюэ Ян, что отчужденно стоял посреди этого праздника жизни и чувствовал себя выкидышем невольно напрягся, почувствовав, как по всему позвоночнику подвижной змеей скользнуло напряжение. Теплые горные ветра коснулись его кожи, а вместе с этим он почувствовал знакомый пьянящий холод и дыхание сумрачных ветров, энергию которых не спутал бы ни с чем. Он беспокойно начал оглядываться, ладони его вспотели, а когда глаза зацепились за холм он стрельнул взглядом выше и застыл, пораженный увиденным. Это был он, без сомнений он. Смотря на него сверху вниз, Сюэ Яна обозревали изумрудные глаза, горящие ярким зеленым пламенем, от которого не укрыться, и от которого не сбежать. — Давно не виделись, — махнув рукой, Сюань Юэ вызывающе растянул губы. — Чэн Мэй. На его голос обернулись и остальные ученики, а увидев, как застыл «Чэн Мэй» не понимали, что происходит. Незнакомец на холме был один и выглядел, мягко говоря, подозрительно. Та энергия, что отслаивалась от его тела вынуждала деревья увядать, будто вместе с собой он привёл холодную безжалостную осень, убивающую этот праздник жизни. Бао Шань Саньжэнь стояла позади него, и жестом руки бог самоубийц велел ей не вмешиваться. Она не понимала, что он хочет сделать, и главное зачем так начал. — Тебе хорошо живется? — вздернув подбородок, довольно высокомерно спросил он. Взгляд учеников прыгал от Сюэ Яна к незнакомцу и наоборот. Они уже догадались, что эти двое как-то связаны. Сюэ Яна, что не понимал ни тона, ни выражения лица Сюань Юэ начала бить мелкая дрожь. — Зачем ты пришел? — только и спросил он, хотя внутри него всё съёжилось, даже конечности одеревенели. — Зачем? — с горящими темным пламенем глазами удивился Сюань Юэ. — Конечно же, чтобы посмотреть, как мое маленькое ничтожество прижилось на этой горе. Ты ведь сирота, не зря я выкинул тебя здесь. Ты, должно быть, нашел себе много утешения среди таких же, как ты сам? Сюэ Ян оцепенел, услышав такие жестокие слова. Лицо его побледнело, взгляды учеников с беспокойством метнулись к нему. — Что это за человек? — шептались они. — Какие жестокие слова он говорит… — Неужели это какой-то злодей, у которого наша наставница вырвала этого несчастного… Их слова очень сильно позабавили Сюань Юэ, во всяком случае он громко расхохотался, схватившись руками за живот, а Сюэ Ян наоборот, медленно подняв ладони закрыл ими свои уши и, сильно зажмурившись, старался не слышать, однако этот смех проникал в него подобного отраве, и не имея сил абстрагироваться от него он начал тяжело дышать, с его глаз уже начали течь слезы. — Не трать мое время, если тебе нечего сказать, — низко прошипел Сюэ Ян, стараясь как-то унять поток слез, но они лились и лились, он не мог остановить их. Это было вне его власти, не плакать, когда было больно. — А разве после того, как ты надоел мне до отвращения, мне еще есть что тебе сказать? По сердцу Сюэ Яна будто полоснули накаленным добела лезвием. Он перестал слышать звуки, он перестал видеть свет. Тьма, мгновенно поглотив его душу, вновь оставила его гнить в пустоте. Его руки безвольно свесились вдоль тела, он не мигая уставился в одну точку, его нижняя челюсть дрожала. Он не желал верить тому, что слышит, он не желал верить этому смеху, он не желал верить этим глазам. Но лишь подняв свои глаза и посмотрев на бога, взгляд Сюэ Яна стал еще шире. Тот улыбался, и глазами полными презренного отвращения смотрел на него как на полнейшее ничтожество, к которому не желал даже приближаться. — Так что же, ты отрекаешься от меня?! — громко закричав, Сюэ Ян даже сделал шаг вперед, будто не слова изрекая, а выплюнув из себя часть души. Сюань Юэ с чуть вздёрнутыми бровями безразлично принял этот полнившийся отчаянным гневом крик в свою сторону. — Я уже давно отрекся, — спокойно, даже слегка удивленно, будто это никогда не было тайной, сказал он. На лице его не дрогнул ни один мускул. — Разве оказавшись здесь ты этого не понял? Сюэ Ян, чье выражение лица вытянулось будто у мученика, смотрел и слезы лились из его глаз. Он, казалось, даже не дышал, и взглядом полным отчаяния смотрел на Сюань Юэ. Ученики, слыша всё это, преисполнились искренним сожалением, их гневные взгляды метнулись в сторону незнакомца, прожигая его насквозь. В один момент приняв сторону «Чэн Мэя» они сплотились вокруг него, закрывая юношу своими телами, младшие ученики тоже подошли, некоторые из них плакали. Все эти люди были сиротами, выброшенными на окраины жизни. Их всех либо предали, либо бросили, либо унизили. Они как никто другой знали чаяния разбитого сердца, и теперь поняли, почему их новый собрат так себя вел, и осознание этого сплотило их всех вместе и побудило защитить Сюэ Яна. — Убирайся! — гневно крикнул старший из них, что держал наготове свой серебряный лук. Сюань Юэ выпучил на него глаза и расхохотался словно умалишенный. Его ладонь, раскрывшись, образовала острозаточенный стержень, точно таким же он в сумраке отрубил руку Сюэ Яна. Адепты напряглись, кое-кто потянулся к сигнальному огню, дабы воззвать к наставнице. Внезапно Сюэ Ян, громко закричав, вырвал из рук изумлённого парня его лук и, сделав поворот, натянул тетиву, выпустив стрелу в сторону Сюань Юэ. Тот даже не попытался увернуться, лишь его тело немного дернулось, когда стрела попала в его грудную клетку. Ученики с удивлением уставились на Сюэ Яна. Столь искусный выстрел не мог быть случайностью, это итог многолетних тренировок, не иначе… Сюань Юэ же, с неким интересом осматривая древко стрелы, поднял руки и начал медленно хлопать в ладони. — Неплохо, — кивнул он. — Но в сердце не попал, увы. Сюэ Ян, чье дыхание обжигало легкие, а слезы будто кислота разъедали глаза, тяжело и рвано дышал. Отбросив от себя лук он развернулся, бросившись бежать, Сяо Син Чэнь, все это время стоявший подле него кинулся за ним, громко взывая к нему. А Сюань Юэ, чье выражение лица из издевательского вновь стало обычным, задумчиво посмотрел им вслед, задержав свое внимание на Син Чэне. Круто развернувшись он углубился в чащу, так и не вытащив стрелу из груди. — Зачем ты сделал это? — идя следом, пораженно спросила Бао Шань Саньжэнь. — Ты хоть понимаешь, что ты сделал? Шаги Сюань Юэ замедлились. — Он не отпускает нас, — низко изрек он. — Не хочет отпускать, а посему отталкивает свое будущее, теряясь мыслями и душой в прошлом. Я знаю, что на этой горе не только сироты, но и ублюдки верхних богов. Прости, но так они их сами называют, тех детей, что подарили им земные женщины. Они, дабы подкупить свою совесть, отдают их тебе, дабы самим не вкладываться в их будущее, и ты заботишься об этих незаконнорождённых. Теперь все адепты Божественного пика знают, что «Чэн Мэй» ничем от них не отличается, такой же смертный, который «никому не нужен». Отныне я спокоен за него. Начиная с сегодняшнего дня, пик принял его и найдет оправдание его поведению, и что самое главное он получит их искреннее сожаление и понимание. Этого достаточно, дабы он мог верить им, принять их и наконец… забыть о нас. Теперь богиня всё поняла. Дабы обеспечить Сюэ Яну будущее, Сюань Юэ предпочел публично сделать себя монстром, а самому Сюэ Яну разбить сердце, дабы тот перестал цеплялся за него и смог открыть свое сердце другим. — К тому же, — глаза бога самоубийц опасно сверкнули, — я довольно хорошо осведомлен о не слишком вежливой речи этих людей в его сторону, а посему столь открыто начал угрожать, желая зажать рты всякой презренной твари, мнением которой я вовсе не дорожу, но которая может причинить огорчения близкому мне человеку, которого я бесконечно люблю. Саньжэнь искоса посмотрела на его руки. «Так вот зачем он высвободил стержни, — подумала богиня. — Он, оказывается, не блефовал, а вполне серьезно угрожал. Как бы он поступил, не напади Сюэ Ян первый…» И тут же другие мысли заполонили её разум. Выстрелил ли Сюэ Ян потому, что Сюань Юэ довел его до этого, или же он, разгадав замысел бога самоубийц напал первым, чтобы защитить закрывших его людей? Что бы не побудило Короля Ночи сделать этот выстрел, но им он спас адептов Божественного пика от мстительной ненависти сумрачного божества. Его атаки никогда не были предупредительными, и Сюэ Ян хорошо знал об этом, а высвободив именно те стержни, которыми он отрубил ему руку, дал понять, что настроен вполне серьезно… — Пока он оставался в сумраке, — тяжело дышал Сюань Юэ, — пока желал быть равным мне… как смертный может быть равен богу? В его сердце росла гордыня и презрение к себе подобным, он источал высокомерие, оно вытесняло его нежность, его ранимость, его доброту и сострадание. Та сила, к которой он стремился, могла безжалостно выжечь его доброту, оставив дыру вместо сердца. Как бы я хотел оставить этот цветок во тьме, ведь там, в моих владениях его ничто и никто не посмел бы оскорбить, обидеть, обмануть, но это невозможно. Он, мальчишка, так и не понял, что значит по-настоящему любить… Шаг его замедлялся, дыхание становилось быстрее. — Я не хотел делать этого, — тяжело изрек он, — но видя, как он сопротивляется… Сюэ Ян не оставил мне выбора, я должен был отнять у него надежду. Никогда Король Ночи не простит презрения в свою сторону. Он не покончит с собой, ибо я заставил его поверить в эту ложь… теперь и навеки веков он будет ненавидеть меня уже как того, кто прямо в лицо подтвердил ему, что предал его любовь. — Сюань Юэ, — тяжело вдохнула Бао Шань Саньжэнь. — Но это ведь так жестоко… Она хотела сказать, что это жестоко прежде всего в отношении его самого, и так мучить себя просто немыслимо, но не успела. Сюань Юэ бессмысленно брел вперед, его сильнее качало из стороны в сторону, будто он спешил поскорее вновь погрузиться во тьму своего мира, но не смог. Пошатнувшись, тело бога самоубийц начало клонить в сторону, и он с громким звуком повалился на землю, полностью потеряв себя. Испуганная богиня тут же помчалась к нему, приподняла за голову, увидев, что стрела, выпущенная Сюэ Яном, все-таки попала в сердце сумрачного божества. Он намеренно целился в самое сердце, и пробил его, стрела глубоко вошла в плоть, значит и силы, приложенной, чтобы достичь этого, Сюэ Ян приложил немало. Сюань Юэ и здесь обманул его. Стрела, само собой, не причинила ему никакого вреда, чего не скажешь о той пропасти, в которую его загнала его боль от сожаления этого вынужденного обмана. — Но ведь это обычная стрела не может навредить тебе, — было подумала богиня, когда увидела, что от раны, в которой все еще торчал наконечник, извивающимися плотными сгустками начало сочиться что-то, что, коснувшись её кожи, проникло под неё, мгновенно впитавшись в вены, соединившись с золотом, что в них текло. Такого даже при жизни в сумраке еще никогда не было, и единственная причина, хоть как-то объясняющая это была в том, что темная материя в теле Сюань Юэ шла вразрез с природой его ядра (сердца). «Невозможно…» — падая, думала богиня, чувствуя, как сознание медленно уплывает из её тела, а само тело… распадается. Та антиматерия, что жидкими потоками просачивалась в её кровь, тем самым соединяясь с материей богини, по какой-то неизвестной причине превращала её тело едва ли не в сосуд, из каждой клетки которого вырывалась жизнь. Она рождалась бесплотными бабочками, что отстаивались от её кожи и порхали над землей, теряясь в зеленой листве деревьев, волосы словно корни погружались в землю, поры на теле открылись шире и тоже пустили корни. Боги могли создавать жизнь, но еще никогда процесс не шел так бесконтрольно. То, что извивалось из раны на сердце Сюань Юэ было зарядом чистейшей энергии, что не просто приводит материю в движение, и как следствие в жизнь, а создает её, то есть одновременно возникает и заряд, и его физическая облочка. Это было возможным для небожителя, но не для бога смерти… Бабочки отслаивались от тела богини обширно и бесконтрольно, это была дикая алкиноя. Саньжэнь узнала её, так как в землях Японии они уже встречались ей. Их крылья пепельного оттенка мелькали перед глазами богини плотной беспроглядной волной, постепенно сменяясь более насыщенным багровым оттенком, и внезапно она поняла, что это не крылья, а пепел. Всё пространство вокруг неё горело, небо прорезали сотни молний, а пугающие громкие крики, разрывающие пространство, вынудили её сердце замереть от испуга. Это было поле битвы, не иначе. Земля, сгоревшая дотла, двигалась будто змеиное тело, и когда богиня резко уловила ушами свистящий звук она мгновенно повернулась, и замерла. Некто в железных доспехах, эмблема на которых не была ей известна, пробил ей грудную клетку и, тяжело дыша, замер у её лица, однако не чувствуя боли богиня опустила взгляд, видя, что её тело словно туман, бесплотное, как у призрака. Это вообще не было телом, а мир вокруг неё был эпизодом из какого-то прошлого, что по непонятно каким причинам возник в её голове, будто её затянуло в чьи-то кошмары. Слыша за спиной хрип, богиня медленно отползла в сторону и посмотрела на того, кто, стоя на коленях, не сводил взгляда с того, кто пробил ему грудь и, извлек оттуда что-то, сжал в ладони. Бао Шань Саньжэнь едва не закричала, узнав в этом лице… Янь-вана, глаза которого еще не были белы, а внешний вид был далек от того, которым его видели в последствии послевоенной эпохи. Стоя на коленях с пробитой грудной клеткой, он смотрел на человека в темных доспехах. Лицо того было в крови, забранные в высокий хвост волосы покачивал ветер, вплетая в них пепел и пыль. Знакомый отблеск переливающегося чернильными оттенками аметиста вынудил богиню оцепенеть. На его поясе висело оружие, в котором Саньжэнь узнала... Фэйцзянь, меч Сюань Юэ. Это был Бог Жизни и Бог Смерти… их действительно так называли, но этот статус дали им люди и бессмертные, кем же они были на самом деле не знал никто. Суждение, что жизнь явила себя вместе с новоиспеченным парадом планет после большого взрыва, или с первой бактерией, что начав участвовать в фотосинтезе озеленила всю планету, было неверным. С самого начала всё сущее было лишь энергией, и именно с появлением людей, что олицетворяя собой бесконечно вращающуюся карусель «Жизнь-Смерть» пришла нужда кому-то отвечать за эти два процесса. Бог Смерти не всегда им был, то же самое можно было сказать о втором в этом списке, а именно о Боге Жизни, имя которого сгинуло в эпоху Тысячелетней войны. Однако сейчас, когда его рука, пробив грудную клетку Янь-вана, вытащила оттуда истекающее антиматерией сердце и полностью извлекла его, губы бога смерти разомкнулись. Он… звал его по имени. — Ты сам вынудил меня, — другие глаза на искривленном болезненной улыбкой лице источали ту же влагу. — Я сожалею… Ему ничего не ответили, бессильно свесив голову. С губ беззвучным шепотом сорвалось лишь одно слово. Янь-ван словно в бреду продолжал звать его, а мужчина, тяжело смежив веки и как будто на мгновение засомневавшись, проглотил оплот антиматерии. «Невероятно… — богиня не сводила пораженно взгляда с возникшей прямо перед её глазами живой легенды. — Это же Его Превосходительство Бог Жизни, во плоти…» А плоть его, затянутая в тяжелые доспехи, была сильна, а теперь стала еще сильнее. Однако участь Янь-вана в этой битве стала довольно серьезной неожиданностью, так как все боги ранее считали, что Первый господин сумрака никогда не покидал своих владений и вообще не жил на земле, но то, что сейчас происходило перед глазами Бао Шань Саньжэнь, доказывало всю ложь будто переписанной кем-то истории. — Ты предал меня… — пока земля и каменные глыбы запечатывали Янь-вана в нижний мир, бог жизни со слезами на глазах наблюдал за этим. — Тебе неведома любовь, ты лишь забираешь! Янь-ван, чье лицо белело на глазах, словно раненный зверь вскинул на него свой взгляд. — Янь-ди! — словно удар грома раздался его твердый, полнившийся духом самого бессмертия голос. — Это тебе неведома подлинная суть вещей, хотя ты её знаешь! — уже не сопротивляясь запечатывающей его в низах силе, на последнем издыхании закричал Янь-ван. — Ты сам нарушил извечное равновесие, а теперь требуешь к ответу меня? И что я сделал? Выполнял свой долг, возложенный на меня силами, против которых и ты и я просто ничто! Янь-ди, ты предал меня, нашу жизнь и всю нашу историю! Три мира проклянут тебя за то, что ты сделал! Я отрекаюсь от тебя и твоей души! Когда ты умрешь, она будет вечно скитаться во мраке, ибо я её не пощажу! Земля, расколотая под Янь-ваном, захлопнулась, он исчез во мраке вечной ночи. Янь-ди же, обернувшись, с тяжелым сердцем смотрел на достигающее небес древо с раскидными ветвями, что было защищено его силами, и которое вопреки внешним разрушениям земли всё еще буйно цвело. Это и был тот самый Плод Познания, запрещенный дар великого божества прошлого, что даровал людям тайные знания и бессмертие… С хриплым резким выдохом очнувшись от этого видения, Бао Шань Саньжэнь подорвалась с земли, чувствуя, что от её спины, прочно засев в земле, тянутся корни, и всё её тело оплелось ими, давая различную форму жизни. Эта неизвестной силы энергия была так сильна, что лишь соприкасаясь с оплотом материи, а в этом случае с живым телом богини скрещивала её с землей, превращая тело в мощнейший заряд, из которого, будто из удобренной клумбы пробивались растения и мелкие виды крылатых существ. То есть, формально она стала тем, из чего плодилась жизнь, как земля, из которой буйно растут побеги травы и других растений… Бросив взгляд на Сюань Юэ, видя, что та плотная черная струйка всё еще извивается из раны на его сердце, богиня тяжело подняла руку и быстро-быстро начала тереть изумруд на кольце. В мгновение они оба исчезли из Божественно пика, переместившись в сумрак, Страну Теней. — Ваше Превосходительство! — не своим голосом закричала Бао Шань Саньжэнь, как только они очутились во тьме бесплодной пустыни. — Ваше Превосходительство, умоляю! Не прошло и десяти секунд, как её взору явился портал, из которого с безжизненно белыми глазами и тревогой на лице явился Бог Смерти. Увидев в каком состоянии Сюань Юэ, он молча опустился перед ним на колени, одним движением руки закрыл рану и, щелкнув пальцами, заставил того исчезнуть из пустыни, очевидно направив куда-то в глубины Бестиария. — Он клялся мне, что больше не поднимется на поверхность, — тихо выдохнул он, при этом взгляд его стал холоднее столетних льдов. — Уж лучше бы тот мальчишка умер тогда от страха, так и не успев закричать… Сказав эти жестокие слова, Янь-ван поднялся и, не говоря больше ни слова попытался было уйти, когда Бао Шань Саньжэнь, на шатающихся ногах тоже поднявшись с места начала срывать со своего тела корни и цветы, а те, падая на землю сумрачной пустыни, усыхали и развевались пылью еще в полете. — Ваше Превосходительство… брат мой, — несмело и очень осторожно выдохнула она, на что Янь-ван бросил ей взгляд через плечо. Когда она жила здесь, ей было позволено называть его братом, так как они с Сюань Юэ породнились, и лишь произнося это она видела, что Янь-вану, кажется, это нравилось, во всяком случае из безжизненно холодного его взгляд становился на градус теплее обычного. — Сердце Сюань Юэ… В белых глазах Янь-вана отразился лунный свет, но от богини не скрылось то легкое напряжение, что скользнуло вдоль линии его губ. — Антиматерия соприкоснулась с твоей материей, так? — медленно спросил Янь-ван. — Тебе помочь исцелиться? — Нет нужды, — возразила богиня. — Когда эта энергия коснулась меня, мое тело чуть ли не стало почвой для буйства жизни. Как это возможно, он ведь бог смерти и всегда им был. Разве кровь и сердце сумрачного божества не должны быть одной и той же природы темной материи, контролирующей лишь тонкий мир, а не грубый внешний? Почему же сердце Сюань Юэ… — Тебе… — перебив её, Янь-ван предупреждающе сузил веки, — этого знать не нужно. Возвращайся туда, откуда пришла, и более не давай о себе знать без особой необходимости. — Ваше Превосходительство! — сделав шаг вперед закричала Бао Шань Саньжэнь, когда обжигающе холодная рука сжала её за горло и подняла над землей. Глаза Янь-вана в этот момент горели белой смертью. — Вы прямо жить не можете без того, чтобы не изжить нас всех, — низко зашипел он. — Я закрыл глаза на тебя, на Сюэ Яна… сколько же еще вы будете его ранить, сколько еще ваше существование будет заставлять его страдать?! Почему бы вам просто не умереть и не дать ему вздохнуть с облегчением. Из глаз долой, из сердца вон — так у вас говорят? Но с ним это не работает, и даже если он вырвет свои глаза, вырвет свое сердце, эти мысли не покинут его. Он обречен страдать… — Как Янь-ди заставил страдать Вас? — сжатое горло богини не дало её голосу прозвучать громче, однако её шепот, достигнув бога смерти, вынудил его губы приоткрыться, а глаза расшириться. — Что ты сказала? — пораженно, едва слышно выдохнул он, рука его задрожала. — Откуда… откуда тебе известно это имя? Лицо богини посинело, она не могла больше сказать ни слова. Она молчала, а взгляд Янь-вана постепенно туманился, он будто постепенно уходил в себя, полностью абстрагируясь от всего, чем был окружен. Сейчас он выглядел так, словно сквозь льды его души, что делали его отрешенность настолько нездоровой, пошли трещины, и осознавая это он был… удивлен. — Я не понимаю, о ком ты… — делая паузы, голос Янь-вана казался невинным, словно бы, пережив неописуемый ужас, он сошел с ума, и сейчас ему выпала возможность понять это. Его рука была такой сильной, хотя тело выглядело слабым. Богиня хотела было напомнить ему, что у богов совсем не так как у людей, спустя поколения может активизироваться ген памяти, и небожитель узнает всё то, что было известно его предкам. Но у богов смерти не было предков, поэтому такого гена быть у Сюань Юэ в принципе не могло, к тому же… он никогда не знал подноготную своего брата и не скрывал этого. Узнай он о таких событиях, разве же вел бы себя безрассудно в юности, разве же женился бы на небожительнице, разве позволил бы Сюэ Яну остаться в сумраке? Теперь богине хоть отдаленно стало понятно, с каких времен идет это страшная вражда между сумраком и Да-Ло, ведь получается, что сам сумрак и вся страна мертвых была создана за счет того, что Янь-ди заключил в подземном мире Янь-вана, который никогда и не был богом смерти, и который существовал в верхнем мире, как и все боги… Ладонь бога разжалась, тело Саньжэнь с грохотом упало вниз. Бог Смерти медленно удалился, уходя в пустыню словно черная тень, и лишь длинный шлейф его мантии скользя по поверхности, создавал призрачный шероховатый звук. Его измученная, одинокая, чуть сгорбленная фигура в этот момент выглядела именно как у человека, что нес на своей спине всё бремя мира… в полнейшем одиночестве.