***
Сквозь оконные рамы внутрь просачивались нити золотого света. Легкий шорох ткани дополнял своим ласкающим слух изяществом сакральную тишину отдаленных, скрытых за множеством коридоров покоев. В этой комнате не было разукрашенных стен, не было какого-либо излишества. Внутри них никогда не ощутишь ни запаха благовоний, ни ароматных трав для курильниц, ни масел, лишь изредка можно было ощутить горьковатый аромат чернил да бледно-желтых листов, с которых вырезались формы для талисманов. Самым большим, чем могла быть наполнена эта комната, это запахом солнца, чьи лучи пробивались внутрь, запахом дождя и запахом весны, когда усеянные цветами деревья распространяли столь сладкие манящие запахи, что от них не было возможности укрыться. Они целовались у чуть распахнутого окна. Медленно, неторопливо, не спеша вкушая губы друг друга, что дарили теплые, постепенно увлажняющиеся поцелуи. Тот самый шорох ткани исходил, когда ладони касались плеч юноши, и скорее инстинктивно двигались, будто чуть разминая их. К большому сожалению Сюэ Яна ему часто приходилось приподниматься на носочки, потому что рост мужчины не позволял им смотреть друг на друга лицом к лицу. Сюэ Ян всегда был вынужден поднимать глаза, а тому приходилось их опускать. Чжу Шу, как он любил говорить, был обречен склонять голову, чтобы вдоволь порадовать свои и чужие губы, когда уединившись демон и человек предавались скромной интимной ласке, наслаждаясь скрытым от посторонних глаз обществом друг друга. Поцелуи Чжи Шу всегда были нежны и осторожны, даже бдительны, а вот Сюэ Ян не умел и не любил сдерживаться, он очень быстро распалялся, почему и вставал на носочки, чтобы углубить их поцелуй. Он желал большего… — У меня есть подарок для тебя, — когда их губы разомкнулись, Чжи Шу, чье лицо оставалось таким же светлым, с неким весельем наблюдал, как раскраснелось лицо юноши. — Но, чтобы получить его, нам нужно будет вернуться в твою комнату. — Мне и здесь нравится, — ответил Сюэ Ян. — Люблю твои покои. Здесь всегда присутствует освежающий холод, и здесь очень тихо. — Потому что это самое дальнее крыло дворца, — кивнул Чжи Шу и погладил юношу по лицу. — Ты весь горишь… неужто заболел? Сюэ Ян с укоризной посмотрел на него. — Молу-молчу, — примирительно коснувшись губами его лба, Чжи Шу взял его за руку, и они вместе вышли, направляясь к комнате Сюэ Яна. Та, в отличии от остальных мест обитания адептов, не была размещена в общежитии, Сюэ Ян не мог делить комнату с кем-либо, потому что в ста случаях из ста это всегда заканчивалось скандалом. К тому же его здоровье было достаточно ущербно, а из-за нарушенного психологического равновесия он часто страдал от лихорадки, которая накрывала его, когда гнев и паника доходили до точки кипения. Его будто и правда сжирал огонь, источник которого был внутри, и когда это происходило лишь одному человеку удавалось подавить эти его состояния, но сегодня всё было иначе. Был дивный солнечный день, снаружи слышались звуки тренирующихся адептов и воинов, звон мечей и шестов, тонкий свистящий звук выпущенных стрел, поэтому чем дальше они уходили, тем отчетливей были звуки дополуденных тренировок. — Ты должен раздеться, — когда они вошли в комнату, сказал Чжи Шу. — Не полностью, только до штанов. Некоторые привычки Сюэ Яна остались неизменны. У него по-прежнему были проблемы с ношением полного комплекта одежды, и он сильно жаловался, если приходилось надевать многослойные наряды. В жаркие дни их невозможно было носить, но даже зимой Сюэ Ян не изменял своим привычкам, потому что уж больно ему полюбились плащи с меховым воротником, плотность которых в достаточной мере согревала его, и он обходился лишь одним верхним халатом под ними. Но вот Чжи Шу, что, к слову, тоже любил ходить налегке такая перспектива не устраивала, и путем изворотливых лазеек и различных хитростей он приучил юношу запаковываться хотя бы наполовину, используя его любовь к изделиям из кожи и всяких украшений. Он жаловал ему много золота и серебра, но в большинстве своем Сюэ Ян покидал дворец или когда хотел уединиться в горных лесах, или когда тайно встречался со змеем. Его любовь к горам можно было назвать даже страстной, он часто говорил о том, что хотел бы жить хотя бы у их подножья. Лишь находясь в горах он переставал ненавидеть солнце, воспринимая солнечный диск как само собой разумеющееся, однако находясь в городе, будучи закрытым в гнилости его органов он скалился на любой источник света, в желании вновь закрыться во тьму. Раздевшись, Сюэ Ян предстал во всей своей полуобнаженной красе. За два года его тело вернулось к прежней норме и даже улучшило её, были отчетливо видны линии мышц, болезненно-худощавым его уже не назовешь, и хотя его тонкие запястья были всё так же изящны, как и у девушки, однако его тело нельзя было назвать нежным, как у тех же наложников, что недоедая и занимаясь некоторыми духовными практиками делали все, чтобы их кожа буквально обтягивала мышцы, дабы в теле не было ни капли лишнего жира. Начнем с того, что Сюэ Ян в некоторой степени был обжорой, он принимал пищу до пяти раз в день, и это были очень крупные приемы пищи, так что наедался он, как говорится, по самое не хочу, отдавая предпочтение рису и большому количеству рыбы, которую предпочитал в любом виде. Но такой непомерный аппетит скорее был связан не с лишениями прошлого, а с его бьющей ключом энергией, которая постоянно нуждалась в подпитке. Он занимался фехтованием до восьми часов в день, смешивая физические практики с духовными, а по ночам занимался заклинательским искусством, позволяя себе спать не больше пяти часов в сутки. Его тело всегда было в движении, в пищи он не был ограничен, а потому не знал голода, вот почему его тело обрело столь завидные очертания и формы. Крепкое подтянутое тело и такие нежные утончённые руки с длинными пальцами создавали дикий контраст, когда глаза смотрящего поднимались на уровень лица… Если учитывая всё вышеперечисленное о Сюэ Яне еще можно было подумать как о соблазнительном и упорном человеке, то лицо, а после и истинное поведение очень быстро стирали эти наивные иллюзии. Он в полной мере доказал, что «улыбка» демона несет лишь смерть и бесчисленные беды, а посему не стеснялся достойно соответствовать этому. С рождения будучи обладателем довольно редкой красоты его характер походил на цветок розы, что был усыпан колючими, а в большинстве случаев убийственными шипами, и практика показала, что чем больнее ему вырывать эти шипы, тем больше яда будет источать сам цветок, что почернеет от болезненных слез, которые, упаси небо и сумрак одновременно появятся в уголках глаз юноши. Его взгляд был не приучен к подчинению, а потому был дерзок, волен и жутко упрям, он затравленно сверкал глазами, если чувствовал опасность, и в такие моменты казалось, что из глубины его зрачков исходит сама тьма, что готова пожрать любого, в ком чувствовала угрозу. Даже Чжи Шу проигрывал ему в глубине опасности взгляда, но возможно это было потому, что демон всегда был уверен в своем превосходстве над любой ситуацией, а Сюэ Ян еще был очень молод и не сдержан, а потому сам искал повода сойтись с кем-нибудь в схватке. Без конкретной необходимости Чжи Шу никогда не вступал в открытый бой, а Сюэ Ян чуть ли не рыщет, бдительно высматривая своего очередного врага… — Так, ты должен закрыть глаза. — Лаоши, в какие игры ты играешь? — Просто закрой глаза, чего ты так всполошился? Ты же потом откроешь их. Недовольно поджав губы и шумно выдохнув, Сюэ Ян все же закрыл глаза и выпрямил спину. Он даже не шатался, его ноги твердо стояли на деревянном полу, и он не дернулся, когда ощутил, как на него начали что-то надевать. — Я жутко разгневаюсь, если окажется, что это женское платье, — как бы про между прочим заметил юноша. — Если ты примешь его за женское платье я и сам разгневаюсь. Помолчи лучше. Снова недовольно поджав губы юноша послушно поддавался на его движения, постепенно чувствуя, как на его талии затягивается пояс. Так как полученные деньги Сюэ Ян зачастую не использовал, Чжи Шу самому приходилось заботиться о его благосостоянии. Исключения составляли те случаи, когда он вместе с Мэн Яо гуляли по рыночной площади, где взгляд Сюэ Яна изредка цеплялся за изящные безделушки или ткани, которые он все же мог купить, но не решался, так как скрывал свою любовь к ним. Ему очень нравились драгоценные камни, но этот интерес предопределился тем, что он думал, что потерял те, которые достались ему от матери. Он не догадывался, что камни все еще находятся у того, кому он сам их передал. — Так, нужно какое-то украшение, — пробормотал Чжи Шу, и приказав не открывать глаза подошёл к открытой шкатулке на столе. Одевая Сюэ Яна он завязал волосы юноши, подняв их вверх, чтобы не мешали, но он рассчитывал их распустить, так что нужно было какое-то украшение. Поглядев в шкатулку он всматривался в разнообразие её содержимого, когда вдруг глаза его зацепились взглядом за багрово-красный камень на простом шнурке, и Чжи Шу тут же опасно нахмурился. Это был рубин, который был извлечен из кольца Сюань Юэ, когда-то подаренного ему Бао Шань Саньжэнь, и лишь протянув к рубину пальцы Чжи Шу ощутил, как в подушечках начинает скапливаться боль и жар, а сам камень начал мерцать, наполняясь темным зловещим светом. Лицо мужчины исказил слабый гнев, и отняв пальцы он недовольно смотрел на камень, прожигая его своим изрядно потемневшим взглядом. — Использую ленту, — когда он вернулся, то сразу распустил волосы Сюэ Яна, и они черной волной упали ему на спину. — Среди украшений не нашлось чего-то такого, что подошло бы этому наряду. К слову, скажи, что это за уродливое украшение для шеи на простом нищем шнурке. — Ты о рубине? — уточнил Сюэ Ян. — Да так, старая безделушка. Она была на мне с того самого момента, как я… пришел в Безночный дворец. Услышав в его словах некую недосказанность, Чжи Шу, что со спокойным лицом завязывал лену в его волосах также спокойно сказал: — Избавься от него. Сюэ Ян чуть повернул у нему голову. — Не хочу, — медленно ответил он. — Мне нравится этот камень, его привлекательный кровавый цвет. — Я подарю тебе множество других рубинов, так что избавься от этого убожества, — продолжал настаивать Чжи Шу, и Сюэ Яну показалось странной такая неожиданная озабоченность мужчины. — Хорошо, — послушно кивнув, уголки его губ разошлись в слабой улыбке. Он не собирался выбрасывать камень. Обнаружив такое болезненное отношение Чжи Шу к нему, юноша решил приберечь его, чтобы в случае чего позлить своего лаоши. Разумеется, обладая такой силой, камень не мог не вызвать на лице демона каких-то иных эмоций. Нося его на себе Сюэ Ян обладал большей защитой и ясным разумом, камень оберегал его от влияния на тело и душу нечисти, но увы не мог вылечить юношу от тех ран, что ему учинили. Чжи Шу, будучи тем, кем он был, с опаской относился к этой силе, ведь однажды по неосторожности самого демона камень довольно сильно ранил его. Это случилось, когда между ним и Сюэ Яном завязалась довольно сильная ссора, что переросла практически в бойню. Сюэ Ян был горяч устраивать различные сцены, и их ссора переросла в настоящий скандал. Причина была в том, что по своим личным соображениям Чжи Шу довольно грубо отказал ему в близости. Демон тогда был чересчур нервным, несдержанным, и в тот раз он действительно не церемонился, не считаясь с чувствами юноши. Сюэ Яна это задело настолько, что в порыве гнева он перебил всё, что только смог, после чего убежал из дворца, напоследок пообещав, что сделает это с первым встречным. Это были глупые угрозы, эта была глупая, разросшаяся словно терновый кустарник ссора, что ранила обоих, можно сказать, вообще без весомой причины. Один был пассивен, и по своим причинам рассержен, вот и не сдержался, а другой принял это к сердцу настолько сильно, что помутился разумом. Тогда услышав его слова Чжи Шу рассвирепел настолько, что догнал юношу почти сразу же и избил так сильно, что песок не успевал впитывать кровь, она образовалась на нем объемной лужицей. Это был первый и последний раз, когда демон поднимал на него руку, причем еще и с такой неконтролируемой яростью, словно бы слова, что были брошены ему прямо в лицо, оскорбили его настолько, что не избить до полусмерти этого человека было бы большим преступлением нежели то, что собирался сделать Сюэ Ян. «Раз тебе так сильно хочется стать переходящим из рук в руки куском мяса, почему бы тогда мне не сделать это, придав твоему личику должного этому статусу вида», — в очередной раз поднимая окровавленный кулак, говорил тогда демон. Он избил его так сильно, что на руках кожа раскрылась не просто до мяса, а до кости, но они даже не белели, всё было залито кровью. Когда он закончил и гнев его немного остыл Сюэ Ян уже лежал без сознания и не шевелился. Все видели эту бойню, после которой юноша восстанавливался почти месяц, а вернувшись в свой ритм жизни больше никогда не смел открывать рот с подобными словами. Он мог бранить Чжи Шу, в минуты помутнения мог кричать ему, как сильно ненавидит его, но никогда больше он не говорил, что отдаст себя другому человеку. Сердце Сюэ Яна полыхало жаром, когда он вспоминал ту ссору, где на него опрокинули целое море неконтролируемого гнева лишу потому, что он собирался сделать. Демон впервые потерял контроль лишь из-за того, что он, Сюэ Ян, собирался предать свою плоть, а вместе с ней и душу. Юноша не мог не верить, что такое произошло не потому, что Чжи Шу был оскорблен, а потому, что не хотел его отпускать, видеть его с кем-то еще. Но это была лишь его вера, потому что с демоном он больше никогда не разговаривал на эту тему, а потому не знал его мыслей, не знал, какие чувства тогда над ним правили, кроме всепоглощающего гнева... Тогда этот камень был на его шее, из-за чего случайно прикоснувшись к нему Чжи Шу испытал такую сильную боль, что у него потемнело в глазах. Он полагал, что Сюэ Ян не заметил, чем именно была вызвана такая реакция камня, но Сюэ Ян не был глуп. Он уже давно обратил внимание на то, что стоит ему самому разгневаться так, чтобы разум затягивало тьмой, как камень начинал нагреваться и жечь ему кожу, будто приводя в чувство, а уж если к нему прикасалась темная Ци, рубин становился багрово-черным и начинал опасно мерцать… — Открой глаза, — тихо шепнул ему на ухо Чжи Шу, и Сюэ Ян поднял веки. Стоя за его спиной, демон наблюдал, как они вместе отражаются в большом зеркале в полный рост. На теле Сюэ Яна красовалось дивное, или лучше сказать роскошное сапфирово-синее одеяние, цвет которого был настолько глубокий, что стоило юноше лишь чуть-чуть пошевелиться, и оно начинало красиво переливаться этой благородной синевой. В сочетании с его черными волосами и такими же черными глазами, да еще и с белой кожей лица эта одежда делала его похожим на кронпринца какой-то могущественной империи, а шелковая синяя лента в волосах делала этот его образ необычайно нежным, утонченным, он словно был живым произведением искусства, созданным для одинокого созерцания чьего-то влюбленного сердца. — Я знаю, как тебе нравится этот цвет, — полушепотом продолжал Чжи Шу, обняв его за талию и положив подбородок на его плечо. — Ты невозможно красив… Сюэ Ян боялся зеркал и старался не находиться с ними наедине, но демону они нравились, а потому с течением времени в присутствии отражающей поверхности юноша перестал нервничать, но сохранял полное самообладание лишь при условии, что рядом с ним кто-то был. Сейчас, когда Чжи Шу прижимался к его спине, Сюэ Ян не мигая смотрел на себя в зеркало, и его взгляд был довольно потерянным, даже сокрушенным. Он не двигал ни одним мускулом тела, и пожирая глазами этот синий цвет даже не мог моргнуть. Видя себя в окружении такой глубокой синевы сердце юноши замерло, а дыхание застыло в груди. Боль, что острыми шипами пронзила его душу сжала горло, и Чжи Шу неожиданно увидел, как по его прекрасному лицу скользнула тонкая влажная дорожка. Демона это изрядно удивило, от отнял взгляд от зеркала и повернул его к лицу Сюэ Яна. Юноша задрожал всем телом. Эта синева, она… так знакома почему-то, и лишь от такого её близкого присутствия рядом с ним телу и душе становится так больно, словно бы с этим цветом была связана трагедия его сердца. Да, он любил этот цвет, но еще никогда он не был буквально окутан им так, чтобы видеть лишь свое измученное болезненными волнениями лицо и глаза, что полнились горячими слезами. Он был так отчаянно красив в этот момент, что увидев, как падают его слезы, Чжи Шу вытянул руку и поймав их в свою ладонь сжал её, а спустя пару секунд вновь раскрыл и приблизил к юноше. Тот, краем глаза заметив движение, опустил взгляд и от удивления приоткрыл губы. На ладони Чжи Шу, ярко сверкая переливалось несколько алмазов в весьма четкой шестиугольной форме. — Этот мир не заслуживает твоих слез, он их просто недостоин, — целуя его в висок, прошептал демон. — Не омрачай свое лицо скорбью, моему сердцу от этого больно. Завороженно смотря на алмазы Сюэ Ян протянул к ним пальцы и коснувшись их ощутил, что они твердые, это действительно были драгоценные камни его слез. — Я могу сберечь красоту твоих слез, — продолжал Чжи Шу, — но я совершенно бессилен, чтобы твое лицо не искажало это отчаянное выражение. Скажи мне, о ком ты вспомнил, кто оставил на твоей душе этот неизгладимый след… Я найду его и предам жестокой смерти. Медленно повернувшись к нему Сюэ Ян увидел, как на лице Чжи Шу отразились эмоции грусти и сожаления. — Коснись меня, — тихо попросил юноша, и спустя мгновение пальцы Чжи Шу потянулась к его лицу. Сюэ Ян тут же недовольно сощурил взгляд. — Нет, не так! Перестань гладить меня по лицу и волосах словно бы ты мой отец! Коснись меня иначе, иначе! — Сюэ Ян, — глаза Чжи Шу опасно расширились, взгляд стал куда острее. С резким рыком отпихнув его от себя лицо Сюэ Яна исказила маска негодования и обиды, он начал интуитивно искать куда бы смог сбежать, но так как комнату он был покидать не намерен, то попросту начал трястись от бессильного гнева. Чжи Шу, который от этого толчка сделал шаг назад недовольно поджал губы и отвернулся, а когда снова посмотрел на юношу в глазах его можно было ясно прочесть неодобрение. Не зная, куда излить свой гнев, Сюэ Ян обратил свое внимание на зеркало и повернувшись к нему отвел руку и впечатал в его поверхность свой кулак. В месте удара зеркало сразу же треснуло, послав множество трещин чуть дальше. Увидев, как его в отражении искажают эти трещины, лицо Сюэ Яна задрожало, однако взгляд по-прежнему полнился ненавистью. — Если ты не научишься сдерживать эти приливы, можешь забыть о том, что тебе дадут дожить до седых волос, — спокойно сказал Чжи Шу, из-за чего юноша бросил на него через отражение свой затравленный взгляд. — Люди во дворце думают, что это я сделал тебя таким… знали бы они, что всё это допускаешь лишь ты сам. — Ненавижу тебя… — зло прошипел Сюэ Ян и полностью обернулся к нему. — Ненавижу! — Хватит! — прикрикнул Чжи Шу. — Твоё нетерпение может иметь хоть какие-то границы? Кажется, я дал тебе достаточно свободы, чтобы ты не чувствовал себя ущемленным, и видимо в этом была моя ошибка. Посмотри на кого ты похож, ты совершенно не заботишься о том, чтобы самостоятельно вытравить из себя это безумие. Во многом Чжи Шу был прав, он действительно не ущемлял свободу юноши, из-за чего тот не обтягивал себя заботами о последствиях своих действий, и совершенно очевидно, что исходя из его ущербного ментального состояния это очень сильно испортило его. Да, он был талантлив, да, он был умен, но если сравнивать его душу с чем-то, что отправили в полет, то чем дольше оно летит, тем больше набирает скорость. Чжи Шу не останавливал многие «залеты» Сюэ Яна и практически не наказывал его за проступки, а посему «разогнавшись» юноша самостоятельно уже не мог остановиться, и успокаивался лишь тогда, когда достигал цели. — Я… — схватившись за волосы, Сюэ Ян постепенно начал впадать в панику. — Я и сам не знаю, почему мое тело… мое тело слишком горячее, и я хочу… что-то нужно сделать с этим, верно же? Лаоши, почему я стал таким, почему? Что они сделали со мной, пока ко мне не вернулось сознание, какой пытке они меня подвергли?! Почему меня успокаивает лишь тепло чужого тела, почему каждый раз, когда мы… я чувствую этот жар, и я бессилен против него, он не дает мне покоя. Я всегда хочу большего, лаоши! Ты начинаешь целовать меня, а мне уже мало, и я… Упав на колени он низко склонил голову. — Неужели мое тело больше не может… — начав плакать его всхлипы постепенно становились все громче. — Неужели я и правда как течная сука, что не способна жить без… — Сюэ Ян! — упав рядом с ним Чжи Шу довольно крепко прижал его к себе. — Не смей произносить подобного. — Что они со мной сделали? — прижавшись лицом к его груди и мгновенно обняв его руками, стенал Сюэ Ян. — Сколько их должно было быть, чтобы мое тело так изменилось, и сколько это должно было продолжаться… Последнее, что я помню после того, как та повозка переехала мою руку, что меня окружило множество мужчин на какой-то темной дороге, я закричал… и меня поглотила тьма. Чжи Шу, Чжи Шу… Иньская энергия в его теле буквально начала закипать, паника, страх и отчаяние тут же захлестнули его с головой, и Чжи Шу, взяв его лицо в свои ладони мягко прикоснулся своими губами к соленым от слез губам Сюэ Яна. Тот закрыл глаза, буквально утопая в бархате этих теплых губ, отвечая им так боязно, так дрожаще и невинно, что постепенно начал ослабевать. Глаза демона оставались открытыми, он не мигая смотрел на его лицо, пока с его губ сходила невидимая бесплотная волна, проникая в тело юноши, что в итоге его и успокоило. — Я знаю, твои воспоминания утеряны, — продолжая целовать его, Чжи Шу все равно говорил, пока его губы находились на губах Сюэ Яна. Тот преданно и умоляющее жался к нему, боясь, что его губы вновь накроет холодная волна окружающего их воздуха. — Но мы можем проникнуть в те глубины твоей души, где покоятся твои подлинные чувства. — Что? — так и не открыв глаза, Сюэ Ян, не отрывая своих губ, сказал это в губы Чжи Шу. — Ты забыл все, то что с тобой происходило, и тот, кто отнял твои воспоминания забрал лишь множество сменяющихся друг друга картинок, что ты наблюдал, пока обозревал мир, — объяснил Чжи Шу. Он не стал говорить, что скорее всего юноша в большей мере потерял свою прошлую личность, а это было равносильно тому, что самого себя. — Конечно, к воспоминаниям сильно привязаны и чувства, но даже забудь ты те события, то, что ты чувствовал, когда они происходили не исчезло и никогда не исчезнет. Вот почему ты обнаружил свою любовь к синему цвету, вот почему ты ищешь тепла. С этим всем связаны твои чувства, которые мы если не можем пробудить, то хотя бы можем увидеть, но… Это было очень сложно. Проникнуть в глубины души под сильнейшим заклинанием было опасно, ведь сам юноша погрузившись своим нынешним сознанием в руины этих затаенных глубин может неправильно растолковать смысл увиденного и сойти с ума так, что уже не сможет вернуться.***
Его тело не умело лгать. То, как оно начинало отзываться на боль шло вразрез с тем, как оно вело себя, когда душа его владельца погружалась в довольно глубокие или же отчаянно панические чувства. Сюэ Ян сжигал себя смертельным пламенем, когда терял контроль, а в иных ситуациях начинал пылать пламенем совершенно противоположным, хоть и не менее сильным. Когда это происходило даже его взгляд становился слабым, отчасти даже умоляющим, его тело дрожало, сердце в груди болезненно сжималось, и он тяжело дышал, буквально задыхаясь в жаре собственного тела. Его коже были знакомы чувственные ласки, его губы были приучены искать поцелуя, и он определенно знал, что именно его успокоит. Знал, но не осознавал этого будучи тем, кем он был сейчас, почему и пугался так сильно, полагая, что его долгое время оскверняли настолько, что подобная отзывчивость закрепила себя на одном уровне с врожденными инстинктами, и он уже не мог ей противостоять. Его тело искало утешения, потому что когда-то было буквально окутано нежнейшей лаской, а вовсе не насилием. Сяо Син Чэнь, цвет души которого был глубокой синевой, которую так любил Сюэ Ян… Воспоминания об этом человеке были погублены так же, как и был убит «Чэн Мэй», однако если воспоминания еще можно стереть, то наличие прошлого никому не под силу обратить в пыль. Прошлое, в котором Сюэ Ян сиял словно редчайшая драгоценность, и в котором эта самая драгоценность принадлежала двум абсолютно разным представителям жизни: могущественному носителю первозданного Единства, Второму господину сумрака, богу самоубийц, сильнейшему представителю бессмертных за последние десять тысяч лет, и… человеку. Сяо Син Чэнь был человеком, он существовал как смертный в серединном мире. В нем не было чего-то могущественного или особенного, он жил так же, как и множество других цветов жизни, что были обречены родиться и умереть, как и всё, что следовало кармическому циклу вещей. Сяо Син Чэнь… цветком его души была полевая лилия, именно так нежно именовали ландыш. Её хрупкий, кажущийся призрачным как лунный свет запах окутывает мягкостью, словно лишь попав внутрь легкие омывает лунным светом, в котором таится щемящая душу тоска. Запах этого цветка был так чист и невинен, что его кажущиеся слишком большими листья будто длинные рукава красавицы, которыми та стыдливо прикрывает лицо. Листья у этого цветка и правда были большими относительно этих кажущимися болезненно уязвимыми изящных цветов, а головки всегда опущены, склонены словно в скромном поклоне, что порой навевало какие-то грустные чувства. До встречи с Сюэ Яном Сяо Син Чэнь словно ландыш так же прятался за излишне просторной одеждой, за смущением, за робостью. Но стоило луне взойти на небо, стоило её свету цвета белого золота коснуться этого цветка как он оживал, его листья опускались, цветы, между которыми путались нити лунного цвета начинали благоухать так ярко и нежно, что не сумевшая вынести этой красоты луна плакала, но слезы эти скорее были поцелуем, которым она ласкала хрупкие цветы. Сюэ Ян плакал, когда его кожи касалось это теплое благоухание души и тела Сяо Син Чэня, когда смешавшись их эфир сиял и переливался будто драгоценные каменья, и цвет темной крови и глубокой синевы, смешиваясь, образовывал собой непередаваемое аметистовое сияние. Так могла сиять только любовь… Их тела не были до конца едины, однако купаясь в ласках друг друга не могли не помнить этого таинственного очарования, которое приносит человеку чувство тепла и защищенности, надежды и веры в то, что всё хорошо, что больно никогда не будет, что можно закрыть глаза и с тобой ничего не случится. Искаженное восприятие мира поруганной душой в корне изменило эти чувства, на место уверенности пришел всепоглощающий страх, ненависть и чувство беззащитности, а так же беспомощности, потому то юноша и не мог понять почему же его тело так горит и почему же оно так жаждет тепла. Он не понимал, что его тело по его собственной воле больше ему не принадлежит, и инстинктивно желает вновь воссоединиться с тем, что было для него персиковым источником, блаженной нирваной и страстным желанием всей его жизни. Но это вовсе не значило, что он искал обычного физического тепла. Душе Сюэ Яна нужны были чувства, благодаря которым его эфир мог распознать этот источник, дабы признать его и как следствие полностью довериться ему. Он никогда не вспомнит как же сильно любил эту полевую лилию, что значило… что он мог влюбиться снова. — Душа моя… Сюэ Ян немедленно оглянулся. Прогуливаясь вдоль реки с высоко тянущимися камышами он совершенно позабыл о своем спутнике, что заметив это остановился и какое-то время позволял юноше идти в одиночестве. — Ты выглядишь опечаленным, — чуть склонив голову, мужчина с некой пытливой грустью посмотрел на него. — Этот вид не пришелся тебе по вкусу? — Всё хорошо, — поспешил ответить Сюэ Ян. — Всё хорошо, всё очень хорошо… мы так редко можем побыть вместе среди такого покоя. — Это верно, — согласился он. — И ты даже представить не можешь как я счастлив делить эти мгновения покоя именно с тобой. Чжи Шу был облачен в дьявольски красные одежды. Его длинные, переливающиеся перламутром волосы были небрежно повязаны красной летной, и он закрывал глаза, когда пряди задевал ветер. От немного прохладного порыва его волосы легко скользили по коже, и по его умиротворенному лицу видно было какое наслаждение это ему приносит. Казалось, в такие моменты мысли покидали его сердце, и он успокаивался, душа его полнилась миром и покоем, и застыв в этой неподвижности он будто пытался слиться со всем остальным миром, словно в желании стать частью его. — Дерево, облака, стебли зеленой травы… — шептал он. — Взмах крыльев бабочки, что где-то порождает бурю… я мечтаю, чтобы мое тело обратилось деревом, цветком или бабочкой, дабы зло людского мира не имело надо мной власти. Я бы жил и никогда ничего не желал, потому что бы уже был частью Единого. Причиной страдания всегда были желания, которые возникали потому, что от рождения мы одиноки и пусты. Здесь мы будто оторваны от родного гнезда, от материнского чрева, от любящих объятий. И мы мечемся, ища что-то похожее, потому что не хотим быть одинокими… Его рука изящно поднялась вверх, коснувшись концов развевающейся ленты, подушечки изящных светлых пальцев с чуть выдвигающимися полумесяцами ногтей ласкали нежный шелк, глаза демона были закрыты. Он замер, подобно мимолетному видению, что способно стать любовью всей твоей жизни… или кошмаром, который не исчезнет даже если ты закроешь глаза. — А твои мысли на этот счет? — медленно подняв веки, Чжи Шу, казалось, неторопливо выходил из этого недолгого транса. Сюэ Ян, что молча любовался им, горько улыбнулся и обратил свой взор на протекающую реку. — Если бы я мог выбрать, кем родиться, — начал он, — я выбрал бы не рождаться вовсе. Чжи Шу внимательно посмотрел на него, и кажется тень легкого недовольства залегла на его глазах. — Потому что ты думаешь, что тебя никто не любит? — тихо, но достаточно твердо предположил он. Сюэ Ян вдохнул поглубже. — Да, — мрачный сдавленный ответ был способен призвать холодную осень, из-за которой тут же бы увяли все цветы, а листья и травы бы иссохли и пожелтели, потеряв этот сочный зеленый цвет. — Кроме родителей меня никто никогда не любил, я даже не знаю каково это, когда тебя любят и когда любишь ты. В моем сердце пустота, которая убивает меня, а я даже не могу её чем-нибудь заполнить. Моё сердце и душа одиноки, потому что никому не нужны. Те, кто любили меня уже давно мертвы, и часто просыпаясь по ночам я думаю, почему же… почему же они не забрали меня с собой. Я должен был умереть вместе с матерью, когда её не стало. Я должен был умереть с отцом, когда его убили. Он ведь так и не нашел во мне утешения после её смерти, а потому потерял способность любить меня. — А до её смерти он любил тебя? Впервые в глазах Сюэ Яна сверкнула живая искра. — Да, — влюбленно созерцая пустоту, которая пустила занавес его взору, нежно ответил он. — Очень сильно. Мечтал, что когда-нибудь я буду так же силен, как и он, и буду защищать их. Мы не сомневались, что всегда будем вместе даже если бы у меня появилась собственная семья. Матушка была так нежна со мной, она пела мне колыбельную каждую ночь, её руки всегда были теплыми, а кожа источала бархат. Когда она гладила меня по волосам я забывал обо всем на свете, и её еда всегда была наполнена любовью. Она даже учила меня готовить, хотя тогда я даже не мог нормально держать в руке палочки, но всё же мне удалось запомнить кое-что. Мне кажется, отец так любил меня, потому что я был рожден ею, у меня даже были её глаза, та же форма и цвет. А от отца мне достались волосы, такие же черные и тонкие, словно паучья нить. С родителями я не чувствовал себя чем-то отдельным, я был частью их, а они меня. Я был счастлив, я любил их… Губы юноши задрожали, глаза затянуло влажной пеленой слез. Он опустил взгляд, смотря куда-то себе под ноги и тяжело выдохнул, стиснул зубы, будто изо всех сил порывался удержать себя от рыданий, но к сожалению, проигрывал. Его руки сжались в кулаки, плечи мелко задрожали, дыхание участилось. Его лицо источало столько невыносимой грусти и обиды, столько боли, что создавалось впечатление, будто она отслаивается от него, стекая по его лицу этими влажными дорожками горячих слез. — Душа моя, — обняв его, Чжи Шу позволил юноше крепко обнять себя в ответ. — То, как с тобой поступили, заслуживает страшной мести, и они получат её, я… обещаю. Каждый, кто причинил тебе зло заплатит за это своими страданиями. — Почему боги были так жестоки со мной? — голос Сюэ Яна срывался и дрожал. — Я же ничего не сделал, я не был виновен… я ничего в этой жизни не хотел кроме как любить и быть любимым, и у меня была эта любовь. Лаоши, я так любил их, они были для меня всем миром. Стеная на его груди Сюэ Ян тихо плакал, позволяя себе подобное только в присутствии этого человека. Гладя его по голове Чжи Шу прижался щекой к его макушке и закрыл глаза. — Даже боги не чисты, Сюэ Ян, — тихо сказал он. — Для них мы всего лишь куклы, которые можно дергать за ниточки судьбы. Я уже говорил тебе, ты создан любовью, ты создан для… любви. Верь мне, всё будет хорошо. Я не брошу тебя что бы не случилось. Сюэ Ян отнял свое лицо от его груди и глазами полными слез и невыразимой боли посмотрел на мужчину. — Любишь ли ты меня так же сильно, как звучат твои слова? — смотря ему прямо в глаза, спросил он. Взгляд Чжи Шу стал тверже, он медленно отвёл глаза. — Я потерял способность любить уже данным-давно, — одними губами ответил он. — Как и ты я тоже потерял… не вини меня за то, что не могу сказать «да», хотя ты и дорог мне. Могли ли демоны любить?.. По своей природе они были лишены света, а значит в их душе не было ни скромности, ни чести, ни… невинности, поэтому ответ Чжи Шу звучал несколько загадочно: — То, что я мог бы назвать своей невинностью, я постыдно потерял и уже никогда не смогу вернуть. Вместе с тем человеком я навеки утратил способность любить… — казалось, эти слова даются демону с большим трудом. — Сюэ Ян, пойми, любовь не является чем-то таким, что можно восстановить на ком-то другом. Однажды познав это чувство ты соединяешь глубины своей сущности с другой, и это создает такую связь, из-за которой ты перестаешь всецело принадлежать лишь самому себе. Потеряв её или разорвав силой ты уже не сможешь запечатлеть её на ком-то другом. Это и правда невинность, которую потеряв однажды уже не сможешь вернуть. Но это не значит, что ты больше не сможешь чувствовать, просто… связь такой силы ты не создашь ни с кем, пока твой эфир смешан с эфиром того человека. — Исчезает ли эта связь после смерти? — пытливо спросил Сюэ Ян. Губы Чжи Шу шевельнулись в намеке на улыбку. — Только если будет уничтожена душа, — тихо ответил он и положил ладонь на щеку юноши. — Этот мир не создан для любви, этот мир — её могила. Все мы здесь лишь мертвые цветы, что испытывают агонию полыхая во сне жизни. Не живые и не мертвые, бесконечный круг Сансары, побег из которого невозможен. Я любил, Сюэ Ян, но это меня не спасло… как и того человека. Какое-то время он не сводил с него своего нежного задумчивого взгляда, и будто обессилев медленно склонил голову к плечу юноши, прижавшись к нему лбом и неторопливо повернув голову. Тепло его тела было обжигающим, но в этот момент его кожа казалась прохладной, будто в его сердце царило безвременье зимы, что погребает в себе всё живое, всё, что способно испускать это тепло. — Душа моя… — зачарованно бормотал Чжи Шу, медленно смыкая свои руки на талии Сюэ Яна. — Я не могу смотреть на тебя человеческим сердцем, у меня его нет. Всё, что мне позволено, это смотреть на тебя сердцем демона. Сюэ Ян, что так же ослаб, медленно смежил веки. — И каким же оно меня видит? — шепотом спросил он, чувствуя, как в его груди замирает всё, даже время. Волосы Чжи Шу рассыпались на его плечах и груди, губы находились в очаровательной близости от пульсирующей жилки на шее. — Оно видит тебя моим, — сказал он и алые лепестки его губ скользнули вдоль шеи, поднимаясь всё выше, пока не нашли прохладные губы юноши, соединяясь с ними в источающем нежнейший бархат поцелуе. Их тела были плотно прижаты друг к другу, движения губ было чувственным, поцелуй глубоким, а сладость, что разлилась по всему телу вынудила задрожать колени. Сюэ Ян обнял изгибами локтей шею мужчины, глаза обоих были закрыты, в горле юноши раздался низкий стон, что послал легкую вибрацию на коже Чжи Шу. Он совсем не чувствовал, как в него вливается бесплотная волна чего-то такого, что сметало прочь все его кошмары и тревоги, что впитываясь его кровью заглушало зов боли, страха, одиночества. Сюэ Ян ослаб, ноги уже не держали его и медленно опускаясь он утаскивал за собой этого человека, и вот их тела уже измяли зеленую траву, рассыпав на ней сапфирово-синее и красное одеяние, что смешалось в одну одежду, наложив друг на друге немного изгибающиеся слои. Их поцелуй был настолько необычен в плане влияния, что в нем одном был ощутим и зов страсти, и манящее душу тепло, и умноженное в несколько раз чувство близости, что вынуждало дрожать в теле каждый нерв. Руки Чжи Шу бережно блуждали по телу Сюэ Яна даже не снимая с него одежду, он с наслаждением ласкал поцелуем уже успевшие раскраснеться губы. Тело юноши затрепетало под движением этих рук, оно выгнулось, когда губы скользнули к шее, пропустив через кожу ослепляющую волну дрожи, что мгновенно парализовала разум. Душа Короля Ночи раскрылась словно вновь искупавшись в лунном свете, и сердце цветка начало источать аромат своей души. Затаенная, скрытая от самого юноши любовь начала понемногу отзываться, ища ответный отклик, и сердце его отчаянно заболело, когда его накрыла тяжесть другого тела. Она почти душила его, острая волнующая боль сковала места в низу живота, потому что его ноги были разведены. Ему было тяжело, тело словно налилось свинцом и натянулось словно струна, изучая движения пальцев, что смогли бы привести в трепет эти ищущие отклика струны. Они отчаянно искали движения этой руки, благодаря которым последовали бы не менее чарующие звуки, но та бесплотная волна, что практически накладывала заживляющие слои на трещины его души была слишком сильна — от переизбытка чувств сознание не смогло совладать с телом и покинуло его, отправив душу юноши куда-то за пределы самых сновидений. Он потерял себя, утонув в этой сладости, не ведая как сильно начала сиять его душа. По ту сторону сновидений Сюэ Ян услышал голос, что тихо звал его, и лишь услышав его сияние души взыграло многоцветием цветов, заполнив собой чернеющую пустоту, словно звездные тела рассыпавшись на черном теле его Вселенной.