***
Она была японкой, что создавало очень много проблем. Начать хотя бы с того, что на китайской земле к представителям этой нации относились предвзято, они были подвержены дискриминации и гонениям, а в иных случаях даже истреблению. Их презирали и ненавидели, а потому если кого-то брали в плен, судьба таким людям была очень незавидна: они либо становились рабами, либо игрушками для утех. Культ смерти, доставшийся японцам от Янь-ди, активно пропагандировался на востоке, в каждом новом столетии находя всё новый и новый свой расцвет. Со временем, когда Империя Восходящего Солнца всё глубже погружалась в эту философию он нашел свое ответвление уже как культ самоубийств. Благодаря самураям слово «самоубийство» стало синонимом верности, который дополнил и более романтический вариант — двойное самоубийство влюбленных. В обоих случаях преследовалась цель верности как своему господину, так и возлюбленному человеку, и особую роль здесь сыграла практически самая страстная их одержимость — красные нити судьбы. Это было практически экстазом для людей, которые с начала основания своей Империи верили в перерождение душ и предначертанного в своей судьбе человека, к которому тебя приведёт красная нить судьбы, с которой ты рождаешься и которая никогда не покидает твое тело, не рвется и имеет бесконечную длину, почти как сама жизнь. Наиболее почитаемыми богами у них были, само собой, бог самоубийц и богиня Красных Нитей, которых некоторые особо одержимые последователи часто изображали парой. То, как японцы отождествляли с собой культ смерти и любви показывало их преданность и верность древнейшему божеству, практически прародителю их империи, и даже вопреки тому, что прошло столько веков они по-прежнему связывали себя душой и телом с богом жизни, связывали именно психологией этих самых культов, которая формировала их культуру, личность и даже отношение к смерти. Доподлинно было неизвестно откуда пришла конкретно эта женщина, однако всё, что о ней знали, так это то, что привел её именно Чжи Шу, и вот тут немного неясно, то ли он выкупил её из борделя, то ли отыграл в карты, а то и просто выкрал откуда-то. Он привел её в одну из дождливых ночей, таща за веревку, которая связывала ей руки… — Искупался? — увидев вышедшего из боковой комнаты Сюэ Яна, чьи волосы были влажными после того, как он освежился в бочке с чуть подогретой водой, Ямамото как раз заканчивала ставить тарелки на стол. Сюэ Ян, что облачился в легкий черный халат устало кивнул и сел за стол. Его рука нещадно болела и сильно вспухла, он даже не мог ею шевелить. Взяв палочки он замедлился, обозревая столь расчудесную картину исходящей паром еды, которую каждый день готовила ему эта женщина. — Рис, рис, — бормотала она, окунув ладони в воду, и стряхнув с них капли взяла горстку мягкого риса, сделав из него треугольник и, положив на тарелку, присыпала сушеными водорослями. — Что бы ты хотел на ужин? Стоя к нему спиной она что-то напевала, мягко мурлыкая себе под нос, и кажется выглядела очень счастливой. Отложив палочки и подперев рукой подбородок, Сюэ Ян начал задумчиво смотреть на неё. В глазах его томно притаилась нежность, чуть расширенные зрачки давали понять, как ему приятно видеть то, на что он смотрел… В ту дождливую ночь небо разрывало от ярких молний, но ни женщина, ни ведущий её мужчина, казалось, не испытывали и капли страха, хотя оба вымокли до последней нитки. Их мокрые волосы облепили лицо и одежду, а из-за того, что у женщины они были слишком длинными еще и вывалялись в грязи, из-за чего их вес неприятно тянул её назад. Чжи Шу не просто так вел её во дворец. Она была нужна ему, и исходя из того, что привел он её спустя несколько месяцев после своего знакомства с Сюэ Яном, становилось немного понятным почему он так спешил. Когда они, миновав вторые ворота, наконец вошли на территорию дворца, Чжи Шу увидел, как во вспышках молний, что секундно освещали территорию, что-то двигается. Из-за крупного и сильного дождя факелы не горели, вся территория дворца была погружена в непроглядный мрак, и даже сам демон шел практически наощупь, насколько черна была эта тьма. Отпустив веревку он с тихим рыком кинулся к этой подвижной тени в намерении её изловить, и неподвижно стоя на месте глаза Ямамото широко распахнулись, когда из-за очередной вспышки молнии она увидела воплощение отчаянного безумия. Это был юноша, довольно молодой юноша с короткими волосами и настолько бледными лицом, что становилось немного не по себе. Когда молния ярко сверкала в небе, Ямамото видела его глаза, его, как позже выяснилось, абсолютно слепые глаза, поскольку его панические атаки вызывали кратковременную потерю зрения. Пальцы юноши были погружены в волосы, в его глазах застыл первозданный страх, и он кричал так сильно, словно весь кошмар мира был заключён в нем одном. Ямамото хорошо помнила, как яркий свет от молнии осветил это лицо, это неподвижное лицо с застывшим на небесах взглядом полным кошмара и безысходного отчаяния. Чжи Шу стоило больших трудов изловить его, потому что парень пугался всего и начинал биться в агонии, когда будучи слепым чувствовал, что кто-то пытается его удержать. С первого взгляда было понятно, что над Сюэ Яном совершили пытку, причем зверскую, лишенную хотя бы капли милосердия пытку, итоги которой выливались вот в такой вот ужас, потому что он выжил и продолжал оставаться в живых. В ту ночь она послушно последовала за Чжи Шу, который держа на руках Сюэ Яна низким голосом велел ей следовать за ним. Очутившись во внутренностях дворца он сам искупал юношу, вытер насухо и, завернув в нижние одеяния, уложил в постель, перед этим скормив ему львиную долю сонных трав в небольших пилюлях. Ямамото же искупалась сама, надела то, что ей было велено, и немного удивилась, когда Чжи Шу приказал ей лечь подле юноши. — Не слишком ли он слаб для подобных упражнений? — думая, что он привёл её для него как наложницу, спросила женщина. — Твое тело теплое и живое, этого достаточно, — коротко ответил демон и глаза его сверкнули в полумраке. — Свет гасить не буду. Если он проснется в полной темноте, то снова начнет кричать. Обними его посильнее и баюкай всю ночь, говори с ним тихонько, если он начнет плакать… Ему нужна была фигура матери, вот истинный замысел, который преследовал этот демон. В отличии от фигуры любовника или любовницы, что так или иначе будет подогревать чувства собственничества и одержимости, что негативно сказывались на и без того ущемленном состоянии личности, фигура матери была тем, что более мягко и нежно сглаживало острые углы и вызывало больше доверия. Чжи Шу искал японку не просто так, он прекрасно осознавал, что к женщине юноша будет привязан более нежными чувствами, практически невинными, детскими, а если она будет японкой, он не станет чувствовать себя таким одиноким. Иметь человека, с которым ты можешь ощутить себя ребенком на теплой материнской груди, ведь мать — это самый близкий человек, в котором отчаянно нуждается каждое дитя, а Сюэ Ян был им. Он искал безусловной любви, и первой, кто ему её подарила, была именно мать. К тому же Сюэ Яна травили, причем в буквальном смысле: недоброжелатели и завистники дошли до того, что подбрасывали ему яд не только в еду, но даже втирали его в одежду юноши. Чжи Шу не мог это контролировать, и это была еще одна причина, почему он решил обзавестись для него женщиной, которая бы следила за всем этим. Проснувшись утром юноша обнаружил, что спит на чьей-то руке, а из-под его тела, змеясь почти до края кровати, были рассыпаны чьи-то черные плотные волосы. Резко повернувшись он застыл, пораженный увиденным: рядом с ним лежала женщина, лицо которой было скрыто за упавшими на него локонами. На ней была одежда, в которой он узнал крой кимоно. — Мама?! — громко закричал он и начал убирать волосы с её лица. Ямамото тут же проснулась, с неким удивлением и внимательностью приглядываясь к этому юному обеспокоенному лицу. Она сразу отметила, как безумно красив этот ребенок. Увидев, что это была совершенно незнакомая женщина, в глазах Сюэ Яна заблестели слезы. На секунду он поверил, что всё, что он пережил, было лишь кошмарным сном, и что он наконец от него очнулся. Но нет, это был не сон. — Прости, родной, — её нежный успокаивающий голос был так же мягок, как и рука, которой она погладила его повлажневшее от слез лицо. — Физически я не могу быть твой мамой, но я могу любить тебя так же, как любила она… С другой стороны комнаты, что была отделена раскрытой ширмой послышался едва слышный, явно приглушенный хмык. Само собой, Чжи Шу бы не оставил Сюэ Яна наедине с незнакомкой, а посему переночевав вместе с ними его изрядно потешили слова этой женщины. Узнав, что она хотя бы японка, Сюэ Ян и правда испытал по отношению к ней какие-то родственные волнения. С того дня Ямамото стала единственной женщиной к которой он проникся нежными чувствами. Она готовила для него, стирала его одежду, шила, а порой даже занималась с ним различной алхимией, в чем оказалась невероятно хороша, но по большей части её наличие в его жизни ограничивалось обыкновенным повседневными заботами. Оставаясь наедине они говорили исключительно на японском, тихонько, чтобы никто не услышал. Благодаря ей раны на душе Сюэ Яна затягивались туже, и уже не так легко раскрывались, ведь одной собой Ямамото восполняла или хотя бы приглушала ту потерю, которую перенёс этот человек. Сам Чжи Шу случайно узнал о том, что Сюэ Ян полукровка, а то, что Ямамото была японкой знали лишь они двое. Но как бы там ни было, этот ход с восполнением такой важной и весомой фигуры в жизни юноши, что имела бы на него влияние был очень своевременным и полезным, но сам Сюэ Ян, вопреки своим травмам, всё же был реалистом и прекрасно понимал, что ему, возможно, дарят ложную любовь, заранее проплаченную серебряной монетой или же угрозами со стороны хозяина, то есть Чжи Шу. — Ямамото? — тихонько позвал он, наблюдая за тем, как всё больше расслабляется прическа женщины, ведь её волосы были такими плотными, что их вес зачастую тянул её голову назад. — М? — Ты любишь меня? Её движения, вопреки его ожиданиям, не остановились, но лицом она повернулась лишь тогда, когда закончила складывать в тарелку все продукты для второй части завтрака, и подойдя к столу поставила на него прекрасно оформленное блюдо. — Родной, ты не должен в этом сомневаться ни на минуту, — улыбнулась она. — Не задавай мне больше вопрос, который ставит под сомнения все мои старания. — Но именно потому и задаю, — буркнул Сюэ Ян, видя, что в его тарелке разложены цветы, — потому что ты можешь стараться… — Ну хорошо, признаю, — женщина сделала умное лицо, — за свои старания мне платят далеко не духовной пищей, но имей совесть, я ведь женщина! Кто кроме хозяина купит мне белила и румяна, красивую одежду и украшения, средства контрацепции и новое кимоно. А нижнее белье? Ты хоть знаешь, как мне трудно вновь выучиться его носить, это же ужас какой-то! Ты же, я надеюсь, не представляешь меня в грубой набедренной повязке, что протрет до дыр то место, где эти дыры и так присутствуют в парном количестве, а? — Ладно-ладно, я понял, — не имея больше сил выносить этот полный чувства собственной правоты плач, сдался Сюэ Ян. Ямамото с легким смешком начала теребить его все еще влажные волосы. — Но как бы там ни было, пусть даже твой лаоши содержит меня, это правда, я никогда не отрицала, но разве же это мешает мне заботиться о тебе со всем рвением и старательностью? Посмотри хотя бы на свою тарелку, вот что ты видишь? — Цветы… — медленно произнёс Сюэ Ян, не понимая, как ему это есть. — Неужели твои глаза не видят меня не только мужчиной, но и вообще человеком? Я что, горный козел, цветочки щипать? — Тупица, — дав ему легкую затрещину, женщина начала злиться. — Это цветы бамии! Между прочим, наше родное растение. При тепловой обработке они выделяют много слизи, а её бледно-жёлтые цветы придают блюду яркость, вот почему я положила их на рис, и не просто на рис, а на рис с яйцом, котлетой, мелко нарезанным зеленым луком, парными овощами в кисло-сладком соусе, и вдобавок всё это приправлено моей любовью! Неблагодарный, и ты еще смеешь сомневаться в моей любви? Забыл руку, что кормя тебя вытащила твое тело из анорексии и придала ему ту секси-дрекси форму, которой ты слепил мне глаза на тренировочном поле? Смущенно улыбнувшись, Сюэ Ян уткнулся глазами в тарелку, слушая чей-то наигранно обиженный монолог. Это непринужденное легкое общение с нотками целомудренного флирта было сродни освежающей волне в этом осином гнезде, и чем ярче звучал её голос, тем живее становились глаза юноши. Но всё же каким-то странным образом у него было чувство, что чего-то не хватает, будто подобное времяпровождение ему знакомо. Он не помнил, что когда-то о нём заботилась другая семья, которая тоже любила поскандалить во время приема пищи, а он любил это слушать… сильно любил, но, увы, вспомнить об этом не мог. — Открой рот. Сюэ Ян машинально распахнул губы, и только тогда, когда он уже проглотил, что ему дали, он разозлился на себя, так как Ямамото подловила его в момент раздумий, и он открыл рот рефлекторно. — Что это? Горькое… — С этим твоя рука заживет за два часа, — ответила она. — Эликсир поможет срастить твои кости и укрепит их так, что сломать будет трудновато. — Мне никогда не сравниться с тобой, — улыбнулся Сюэ Ян. — В изготовлении ядов и снадобий я всё никак не могу превзойти тебя… Знаешь у меня есть стойкое ощущение, что я уже изучал что-то подобное, ведь каким-то чудом я понимаю формулы едва взглянув на них, а некоторые сами всплывают в голове, да и… Тут он задержал на ней более внимательный взгляд, из-за чего женщина глупо улыбнулась. — Что-то на лице? — Нет, — юноша чуть покачал головой. — Просто смотрю на тебя, и такое ощущение, что твое лицо напоминает мне другое. У меня есть… то есть был когда-то друг, тоже японец, он спас меня в горах и выходил. Знаешь, ваши лица очень похожи почему-то. — Как тебе не стыдно, — завозмущалась Ямамото, — сравнить лицо красавицы с лицом горного деверя. Услышь это мои дети, они бы тебя покусали. — Дети? — удивился Сюэ Ян. — Первый раз слышу об этом… — У меня много детей, — широко улыбнулась Ямамото. — Так много, что я сбилась их считать. Понимаешь, в нашем роду очень любвеобильные личности, поэтому каждый из нас обзаводится потомством довольно рано, и продолжает, пока корень жизни не падает от старческих судорог. Единственным исключением был и всё еще остается мой самый старший сын, мой первенец, но тут уж я виновата. Нужно было меньше его пороть, потому что он пристрастился и больше в жизни ничего не хотел, кроме как быть обруганным и избитым кем-то, кого потом мог трахнуть. — Но если у тебя есть дети, как же ты попала в Китай? — Ну, — Ямамото призадумалась, — когда один из ваших богов разрушил водную стену, что прилегала к японским островам, наш народ стал эмигрировать в эту поганую землю и пытаться строить свои селения. Власть закрывала на это глаза недолго, пока японцы не начали плодиться, а уже потом начали их истреблять, как сорняки. Ваш бог разрушил стену с благими намерениями, пытаясь вновь объединить два народа, но агрессивные китайцы восприняли это как вызов своему положению, став нас истреблять. Владычица Страны Желтых Вод Идзанами разгневалась не на шутку, и десять лет ваши земли не плодоносили, плюс еще и та маленькая революция с некроэнергией, что пожирала ваших селян… короче, всё плохо до сих пор. Насколько я знаю, к более-менее мирному соглашению с Идзанами, дабы она сняла проклятие бесплодия земли, было заключено не верхним пантеоном ваших божеств, а нижним, то есть богами смерти. Забавно, не правда ли? Презираемые вашими людьми боги заботятся о них больше, чем почитаемые. Сюэ Ян предпочел тактично промолчать. Он равнодушно относился к этой глупой вражде двух народов, но интуитивно всегда чувствовал, что эта земля его отвергает, будто изначально признав в нем смешанную кровь. Но кем он был, чтобы вслух бросаться своим недовольством, в конце концов он всего лишь человек, и пусть, как он сам считал, он проклят богами, не было в мире бога, который мог бы заступиться за него. Да что там бога, люди тоже его ненавидели… — Так что хочешь на ужин? — видя его угрюмость, Ямамото поспешила отвлечь юношу от тяжелых мыслей. — Мясо. — Какое? — склонив голову, весело поинтересовалась она. — Белое? Красное? Может быть рыбное, или мясо членистоногих, соевое, китовое, черепашье, моллюсков, крабов, человеческое? Выбор огромен, а я еще даже не закончила пересчитывать и первую половину, уточни. — Э, жаренной птицы будет достаточно, — успев уловить в её скороговорке слово «человеческое», Сюэ Ян вдруг резко обнаружил в себе стремление вести себя куда более послушно, и на всякий случай излишне не рыпаться. — Прекрасно, — мысленно Ямамото сделала важную заметку. — Значит на ужин у нас будет птичка на вертеле. К ней я подам запеченные овощи и жаренный рис. Нужно будет сделать побольше, а то ты ешь в три горла, словно тебя с детства морили голодом. Не боишься растолстеть? — Не успею, — закончив есть, Сюэ Ян ощутил внутри сломанной руки легкий дискомфорт, будто что-то стягивалось. — Мой отдых не превышает пятнадцати минут около шести раз в день, а сплю я всего пять часов, и то так настороженно, что порой не вижу снов. К слову, когда ты уже сделаешь мне те пирожки со сладкой бобовой начинкой и пудрой из тростникового сахара? Я не могу жить без сладкого, я его люблю… Как раз на этом моменте их беседы дверь скрипнула, и внутрь медленно всунулась голова с прямым осторожным взглядом. С лица Ямамото сразу же исчезло всё её прежнее веселье, бросив на её прекрасные глаза тень затаенного недовольства. Мэн Яо, который был уверен, что Сюэ Ян уже закончил свою трапезу и явно был готов уходить не ожидал, что сегодня он изменит своей привычке, и судя по его внешнему виду на тренировочное поле возвращаться он был не намерен. — О, так значит он и правда сломал тебе руку? — без задней мысли спросил он, войдя внутрь и тихо закрыв за собой дверь, после чего подошел к столу и сел на скамью рядом с юношей. Лишь заслышал его вопрос краски сползи уже с лица самого Сюэ Яна, он мысленно вернулся к недавнему инциденту и нахмурился. Увидев, что плоды её трудов обернулись прахом, и хорошее настроение юноши улетучилось, шаги Ямамото стали тяжелее, равно как и её взгляд, когда она подошла к парню и довольно ощутимо обхватив его плечо заставила повернуться на себя. — Ты чего сюда пришел, настроение портить? — от прежней лёгкости голоса не осталось и следа, в глазах застыло ледяное выражение. — Тебя кто-нибудь звал? — Яма, перестань, — при всех он не звал её полным именем, используя этот укороченный вариант. — Мэн Яо, я уже выхожу. Понимая, что на свою беду вызвал недовольство этой не менее опасной личности, чем Чжи Шу, парень мысленно поклялся себе, что больше никогда не станет подходить к Сюэ Яну, пока не подкараулит его, когда тот будет находиться в полном одиночестве. Ямамото же, смотря ему вслед, медленно наполнялась гневом. Этот парень был из того типа людей, которых нелегко раскрыть. Их ясный, мужественный, глубокий взгляд таит под спудом лживость, подобную яду насекомого, и никогда наверняка не знаешь, когда подобная тварь способна сделать подлость… — Тебе так повезло, — мечтательно протянул Яо, наблюдая как Сюэ Ян на ходу завязывает тесемки черного ханьфу, а подпоясавшись поясом поверх него дважды обернул более узкий слой ткани, завязав его на двойной узел, что был немного похож на бант. — Придя сюда никем ты умудрился перетянуть себе на службу всё зло этого грешного кубла. Халат был довольно тонким, из-за чего создавалось впечатление, что это нижние одежды, да еще и влажные после купания волосы, и разгоряченная подрумянившаяся кожа… Неудивительно, что одному демону он особенно приглянулся, ведь даже с мужской точки зрения такого человека, как Мэн Яо, Сюэ Ян был просто очаровательно красив. Юноша был дерзок, неумолим и упрям настолько, что некоторые связывали это с весенними обострениями, которые не были удовлетворены, но по мнению того же Яо, Сюэ Ян был просто до невозможного озлобленным и упрямым мальчишкой, управу на которого могла обеспечить лишь сильная волевая рука, которая в нужный момент как принесет ласку, так и справедливое наказание. — Весь в цепях, обнаженный… — пробормотал Яо. — Что? — скривился Сюэ Ян, выразительно посмотрев на него. — Говорю, что твоему непослушанию должен быть предел. Как подчиненный Вэнь Жо Ханя уверяю, в отличии от твоего человеческого дьявола он с тобой церемониться не будет. — Может как-нибудь расскажешь, какие новые штучки ты для него изобрел? — игриво подмигнул Сюэ Ян. — Я слышал, что хоть внешне он достаточно красив и молод, но исходя из его садистских замашек он уже давно как импотент. — Шутишь, что ли? — всерьез испугался Яо. — Я говорю серьёзно, — юноша склонил голову. — Мужчины, что прибегают к такой практике, зачастую довольно бессильны, и не потому, что их корень жизни увял, а потому, что их воображение сложно возбудить. Они не способны вытягивать энергию из светлых эмоций любви, и прибегают к темной практике насилия и доминирования. В местах скопления нечисти это, кажется, называют Кайбу — темное ответвление Шуансю. Страх жертвы, её потуги и крики… как по мне, такие личности хуже зверья. — Почему? — Прибегать к порочному доминированию, основанному лишь на чувстве власти и голодного вожделения… Не буду строить из себя святого, просто я такое нахожу скучным. Пройдет время и такая практика заставит тебя забыть самого себя, оставив то изможденное уродство, от которого начнет шарахаться даже Янь-ван. — Бога смерти то не приплетай, ему на нас смертных все равно, — фыркнул Мэн Яо, — ему нужны наши души, сам же знаешь. Боги сумрака вообще вне игры, и навряд ли из своего подземелья высовуются, какое им дело до живых людей? Им нужны наши души, которые они съедят в любом виде. Пока они вели мирную беседу, Сюэ Ян успел перемотать себе руку эластичным бинтом и уже подумывал закрепить ли её в неподвижном положении, когда вдруг увидел, как им навстречу идет небольшая церемония из пяти человек. Все они были евнухами, что сопровождали одну особь в ванные комнаты. Это была Ван Лин Цзяо. — О-о, — её ярко-красные губы изогнулись, когда она увидела двух хорошо знакомых ей людей, к одному из которых питала особые чувства. — Да это же наш постельный зайчик нарисовался, и судя по его внешнему виду, дворец недавно сотрясли дневные скачки. Что, ночей уже не хватает, а, Сюэ Ян? Лицо юноши мгновенно ожесточилось, глаза ярко сверкнули, брови нахмурились. «Эта девка… — с опаской косясь в сторону друга, подумал Яо. — Она что и правда смерти ищет?» — Какое совпадение, — неожиданно мирно улыбнулся Сюэ Ян. — Встретить ночную подстилку Вэнь Чжао при свете дня… это честь для меня, что мы сошлись на одном пути. — Мерзавец... — сквозь зубы процедила женщина. — Да как ты смеешь так со мной говорить? Я наложница молодого господина, а ты кто? — Наложник старшего господина, что гораздо выше твоего, раз уж пошел такой разговор, — довольно оскалился Сюэ Ян. — Это ты должна мне уступить дорогу с плотно закрытым ртом, если не хочешь поучаствовать в ночной оргии с моими кинжалами и мечом в заднице. «Твою мать… — по лицу Мэн Яо скатилась капля пота. — Сюэ Ян, ты что, совсем рехнулся? Даже этот дьявол просил тебя не встревать в разборки с членососами этой семьи, что именуют себя гаремом. Прекрати!» — Хм, тогда быть может позовем моего господина, дабы ты сказал ему это лично? — хитро сощурившись, предложила женщина. — Полагаю, твой будет очень рад, если благодаря своему зайцу вновь сойдется в ненужном споре с дорогим сыном господина Вэнь Жо Ханя. Лицо Сюэ Яна стало почти зверским. Он-то прекрасно помнил, чем закончилась последняя ссора господ, а посему его руки сжались в кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Со всей ненавистью, на которую он был способен, он уставился в глаза этой женщины, что уже давненько не давала ему жизни и всячески вредила даже просто попадясь ему на глаза. Он не имел права её трогать, но разве же он мог спустить такое оскорбление, брошенное ему прямо в лицо! А тем временем Ван Лин Цзяо, приняв его молчание за поражение победоносно улыбнулась, и не сходя с дороги как ни в чем не бывало пошла вперед, но вопреки её ожиданию Сюэ Ян и не думал уступать ей дорогу, поэтому он тоже пошёл ей навстречу. — Я прошу тебя, просто молча пройди мимо, — тихонько шепнул ему Яо, что уже отдал поклон этой наложнице, как того требовали правила дворца. — Просто не открывай рот… Он мельком посмотрел на него боковым зрением и почти остолбенел. Этот красивый юноша с лицом порочного избалованного мальчишки сейчас как никогда походил на коварного демонического зверя, что прятал свои помыслы за этим красивым, порой даже слишком красивым лицом, в котором угадывалось что-то фантастическое, почти божественное, словно это было лицо молодого бога, в венах которого течет золотая кровь. И Мэн Яо прекрасно понимал, что исходя из дерзких повадок этого человека, его бесконечной агрессивности и горячего безумия, если бы не покровительство Чжи Шу на него бы польстились и наверняка бы использовали, потому что он не мог не возбуждать кровь, его непокорность и упрямство были приманкой для ожесточенной желаниями энергии Ян. Этот человек олицетворял собой острое желание обладать, подчинять, может даже сломить. Многие хотели увидеть его сломленным, многие желали сломать ему эти дерзкие крылья и посадить в клетку, удовлетворяя на нем свои темные желания. Равновесие Тай Ши Сюэ Яна было нарушено, а посему он буквально источал темную Инь, что сладчайшим вожделенным ядом привлекала мужскую энергию Ян. Когда плечи женщины и мужчины сошлись, Ван Лин Цзяо криво улыбнулась, и с её губ быстро сошло несколько слов: — Поберег бы ты своего хозяина, а то я так устала принимать его тайком ночью в своих покоях… Вся кровь мигом ударила в голову Сюэ Яна. Он зло сжал губы, лицо его тут же скривилось, наполнившись безграничной ненавистью, и наплевав на все последствия он вытащил из рукава кинжал, и не успела женщина пискнуть как её тут же прижали к стене, глухой звук раздался вблизи её уха. Это лезвие, что почти наполовину вошло в камень, которому достичь её шеи не хватало каких-то жалких миллиметров. — Если узнаю, что ты раздвигаешь перед ним свои поганые ноги, — глаза Сюэ Яна были широко распахнуты, а голос низко угрожающе шипел, — я вырву твои сверкающие глазки и запихну их тебе в глотку, поняла? — Ты заплатишь за это самой жестокой смертью… — приглушенно прошептала женщина. — Я уже умираю жестокой смертью, или ты не видишь, во что я превращаюсь в этом дворце? Так что лучше не зли меня. Мне терять нечего, а вот тебе есть над чем трястись, — склонившись к её уху, он тихо прошептал: — Если увижу тебя подле него, пеняй на себя. Лаоши, видно, совсем умом тронулся, если у него стоит на кого-то вроде тебя… С шумом вытащив кинжал Сюэ Ян ухмыльнулся, и взяв с подноса красное наливное яблоко громко откусил от него кусок, будто вгрызался не в плоть фрукта, а в чье-то беззащитное тело. Он никому не позволит, а тем более какой-то женщине, унижать его или же пытаться подорвать его авторитет. Сюэ Ян не лелеял мысли навечно здесь остаться, иногда он даже подозревал, что быть может придет время и ему придется бежать и отсюда, однако сейчас, когда он владеет такой силой и положением, какие-то подстилки не могут с ним так обращаться, и он не даст им в этом усомниться.***
У Чжи Шу был очень интересный вид сна. Он вообще не спал, если рассматривать это с человеческой стороны, точнее не ложился ни ночью, ни днем, и мог бодрствовать неделями, а потом словно по щелчку упасть прямо в процессе боя или движения, попросту вырубившись. Тогда он и засыпал, всего на несколько часов, но спал беспробудно и крепко, неподвижно, как покойник. Медленно приоткрыв дверь, Ямамото вошла в комнату, которую можно было назвать купальней, однако располагалась она в наиболее холодной и темной части дворца, что уже говорило о том, кто мог сюда ходить. Он был там, лежа неподвижно в каменном бассейне размером два на два, и из воды выглядывала лишь его голова, плечи и колени, так как он держал ноги чуть согнутыми. Над водой клубились завитки пара, и хотя это был почти кипяток, кожа Чжи Шу даже не покраснела. — Бог ты мой… — немного пораженно прошептала женщина, когда увидела, что почти весь пол покрыт какими-то письменами, и осторожно ступая по местам, где чернил было меньше всего, она про себя возрадовалась, что носит обувь. Ступи на такие письмена голой кожей, и они тут же перекинулись бы на тело. Несмотря на то, что по здешним меркам она считалась довольно высокой, обувь её была на внушительном подъеме, из-за чего в этой могильной тишине звук её шагов отдавал приглушенным эхо. Полы её кимоно шуршали по холодному камню, и поднявшись по нескольким ступенькам к бассейну она присела на корточки и облокотилась о бортик. — Как долго ты еще намерен осушать его? — спросила она, бросив немного озадаченный взгляд на воду. Волосы Чжи Шу не были чересчур длинными, к тому же были очень тонкими, но сейчас, когда Ямамото посмотрела на содержимое бассейна она увидела, что тело мужчины даже не просвечивает сквозь ту подвижную тьму, которая заполонила воду. Это были его волосы, что удлинившись змеились в бассейне, а сам он лежал с закрытыми глазами, и, кажется, медитировал. — Пока не достану до дна, — низко ответил он и открыл глаза. — Знаешь, люди довольно необычные существа. Их жизнь коротка, наверное именно поэтому они способны создавать эти невидимые взору чувства. Ограниченные во времени они отчаянно порываются любить и быть любимыми, хотя даже не знают, что же такое то, что они нарекли любовью. — По-твоему, это их слабость? — Это их сила в этой слабости, — ответил мужчина. — Но она их не спасет. Как бы сильно этот огонь их ни сжигал, они будут возвращаться к нему снова и снова, потому что только он способен заполнить пустоту в их сердцах, а значит обмануть их так же легко. Достаточно лишь убедить их в том, что они любимы… но наш юный друг случай совершенно иной. Кто-то посеял в нем эти семена, и они успели взойти, успели даже войти в свой расцвет, распуститься, но тут же были вырваны с корнем. — Что ты пытаешься сказать? Взгляд Чжи Шу стал чуть расплывчатей. — Обычный безумец будет словно пес, который способен либо скулить, либо кусать, а посему достаточно лишь бросить голодной собаке кость, чтобы удовлетворить все её потребности. Сюэ Ян, хотя исходя из его проведения в это сложно поверить, но совсем не такой. Внутри него живут чувства, которые ищут отклика, и именно они причина всех его побуждений. Безусловно, кто-то зачал в нем эту любовь, и она не умерла, когда он потерял свое прошлое. — Так вот почему ты был так мил и обходителен, — улыбнулась Ямамото, — ты с самого начала знал какой ключ впустит тебя в его сердце. — И я не ошибся, — с хрипотцой ответил демон. — Подсознательно он ищет источник этих чувств и не может успокоиться, пока не ощутит тепло этой любви. Однако я заметил, что этого отклика больше ищет его душа, нежели тело, и если взволновать сердце, лишь тогда среагирует и тело. Ямамото предпочла кивнуть на этот ответ с умным видом, хотя её мысли плавали в совершенно другой плоскости, однако лицо её несколько вытянулось, когда Чжи Шу без предупреждения медленно поднялся, и звук потревоженной воды приятным плеском коснулся слуха обоих. Совершенно обнаженный и такой же совершенный в своей обнаженности, с длинными, тянущимися вниз волосами и мертвенно белой кожей он спустился со ступенек, и став на голый пол просто пошел вперед. Те письмена, что были начертаны на полу зашевелились, и придя в движение начали поглощаться ступнями Чжи Шу, поднимаясь всё выше и выше, пока не сформировали на его теле темную одежду. — Так эти страшные кусачие проклятия были твоими одеяниями? — брови Ямамото поползли вверх. — Ты бы это, не бросал её где попало, а то вдруг кого-нибудь съест. — Если этот человек ищет его, — начал Чжи Шу, обернувшись к ней, — то вопрос лишь в том, как скоро он его найдет и найдет ли вообще. Если да… — Я! — высоко подняла руку женщина. — Я его прикончу, можно я это сделаю? Длинные волосы Чжи Шу были очень тяжёлыми, с них все еще отслаивалось нечто темное и черной дымкой танцевало в воздухе. Взяв в руки нож он одним точным движением срезал их, и они с шумом упали на пол. Завязав оставшиеся в хвост мужчина чуть нахмурился, однако в его глазах сверкнул нехороший огонек. — Если соблаговолит почтить нас своим присутствием, — одобрительно склонив голову, ответил демон, — то так и быть, оставлю тебе чуть-чуть его жизни, поиграешь. Дозволительная территория для более-менее безопасного посещения у горы Луаньцзан была не такой опасной как, скажем, те же Могильные холмы, где сосредоточение некроэнергии и темной Ци было способно учуять крошечную каплю крови и тут же проникнуть в мельчайшую ранку на теле. Когда это происходило кровь сочилась из неё как тончайшая бесплотная нить, кровавая паутинка. Зрелище было красивым, а вот итог страшным. Ямамото, Чжи Шу и Сюэ Ян, что неспешно шли как раз вдоль позволительной территории видели ужасный итог этой почерневшей пустыни. Земля была почти бесплодной. Грязный туман, в котором угадывался пепел и еще какая-то отрава, покрывал всё вокруг, безлистные деревья больше не росли вверх, а как бы скручивались, принимая неправильную, лишенную равновесия и гармонии форму. И всё же даже в таком месте можно было найти источник воды. Реки, как известно, не любят свет, а посему самое большое их сотворение выпадает на темные лесные чащи, там, куда плохо проникает солнечный свет. Говорят, днем река ленивая, будто солнце — это её злейший враг, а вот ночью, когда её касается лунный свет река оживает, можно даже увидеть, как путем естественных манипуляций в ней образуются вихри, двигающие водный элемент. Подобно водному цветку её тоже оживляет лунный свет, как например ландыша или черного тюльпана, которые находят свое самое сильное благоухание и силу лишь в лунной ночи. — Почему ты без обуви? — спросил Сюэ Ян идущую позади него Ямамото. Они шли так, чтобы Сюэ Ян был между ними, то есть Чжи Шу вел их, а Ямамото закрывала эту линию. — Энергия земли, — коротко ответила женщина. — Её лучше всего ощущать, когда она, словно полноводная река, впадает в тебя напрямую. А ты разуться не хочешь? — Не хочет, — подал голос Чжи Шу. — Прекрати подбивать его на опасные вещи. — То, что мы сейчас здесь, уже можно назвать опасной вещью, — резонно заметила она. И это было правдой. Пусть эта территория еще была сносна хоть как-либо, но присутствие здесь человеческого существа уже было риском. Впрочем, всё было бы гораздо хуже, если бы он, скажем, был ослаблен до предела. Темная Ци уже украдкой следила за Сюэ Яном, но видела, что это сильный человек, он без труда отобьет её слабую, из-за отдаленности от Могильных холмов, атаку, плюс еще и два других существа, к которым, а некроэнергия это чувствовала, лучше вообще не приближаться. — Зимой отмечают праздник фонарей, но летом есть фестивали, когда бумажные фонарики запускают в небо или пускают по воде, — сказал Чжи Шу. Река, вдоль которой они шли, поднималась верх, прямо к горе Луаньцзан. — Хочешь, пустим по воде немного? — Мы пришли сюда не за этим, — коротко рубанул Сюэ Ян и повернулся к нему. — Чжи Шу. Мужчина отвел взгляд и тихо выдохнул. — Прекрасно, — чуть сдавленно ответил он. — Раздевайся. До этого плескающая ладони в воде Ямамото чуть не свалилась в воду. — Что?! — громко воскликнула она и тут же подорвалась. — Эй, только не говори, что ты собираешься… — Собираюсь, — совсем невесело, даже хмуро ответил мужчина. — Потому что он этого хочет. — И местечко прям очень удачное, — стиснула зубы женщина. — Сюэ Ян, лучше не делай этого… Юноша даже не повернулся в её сторону, пока снимал с себя наручи, верхнее ханьфу, нижний халат, после чего снял обувь и распустил волосы, пока не остался в одних лишь штанах. Хотя на дворе был день, однако впечатление было такое, что в этом месте правили сумерки, что своими грязно-серыми волнами разлились по всей территории подножья горы. — Это может быть больно, — стоя позади него, привычно обняв за плечи, увещевал Чжи Шу. — И очень страшно. Когда оно проникнет в тебя, единственной твоей опорой останусь только я, потому что всё твое сопротивление будет бессильно против этого. Запомни, я вытащу сразу, как только сочту нужным, понял? Так что если не успеешь почувствовать то, что хотел, даже не вздумай винить меня. В приоритете твоя жизнь, а не твои желания. — Хорошо, — тихо ответил юноша. Он уже давно ждал возможности сделать это, и сейчас чувствовал себя настолько готовым, насколько это было возможно.***
Безночный дворец — Мой господин, — подошедший прочти на цыпочках лекарь, несмотря на свой почтенный возраст, трижды согнулся в поклоне согласно этикету приветствия. — Ты сделал то, о чем я тебя просил? — не отрываясь от бумаг, спросил Вэнь Жо Хань. Он находился в своем кабинете, выполненном в темных тонах, и делал какие-то заметки. В комнате витал сизой дымок из трех разных курильниц, и в каждой из них были определенные травы, чей запах, смешиваясь, создавал совершенно невообразимый и очень сложный аромат, ни слишком легкий, ни слишком тяжелый, а именно искусный, прямо как хозяин этой комнаты. — На это ушло время, но мой ответ, скорее всего, даст вам новую пищу для размышлений, — несмело начал лекарь. — Ну? — нетерпение Вэнь Жо Ханя очертило недовольный изгиб его бровей. — Говори, раз уж начал. Лекарь немного помялся, на всякий случай оглянулся по сторонам, и получив разрешение подойти еще ближе осторожно зашептал на ухо Вэнь Жо Ханю: — Полгода назад любимец многоуважаемого господина Чжи Шу пожаловался на боль в нижней части позвоночника. Мы сделали беглый осмотр и попросили его оголить низ, поскольку видимых увечий на его спине не было, и судя по всему боль уходила именно туда, но он отказался, а на следующий день у него открылось кровотечение, когда он по неосторожности упал на ягодичную мышцу. Сцепив зубы юноша все же согласился на осмотр, и мы, честно говоря, ожидали увидеть весьма характерные повреждения для того рода отношений между господином и учеником о которых судачил весь дворец, потому что обычно кровь из этого места вызывали именно разрывы, причиной которых могло быть неосторожное или грубое проникновение как предмета, так и плоти… — Говори яснее, и желательно короче, — уголки губ Жо Ханя неодобрительно дернулись. — Он порвал его? Лекарь, шумно вдохнув носом, поджал губы. — Адепт поглощал очень твёрдую пищу, и очевидно недостаточно хорошо пережёвывал её, глотая большими кусками, плюс ко всему ежедневно принуждал свое тело напрягаться во время тренировок, а из-за неспособности вовремя остановиться еще и страдал от обезвоживания. Но в основном именно слишком большие физические нагрузки привели к… геморрагическому тромбозу, который он игнорировал достаточно долгое время, и по сути запустил болезнь до того состояния, что уже мы вынуждены были вмешаться. — О, даже так? — в этот раз бровь мужчины с удивлением приподнялась. — Что ж, это прискорбно, но не смертельно. Зная привычки дорогого брата, он не сильно страдал от временного воздержания, используя в качестве замены наложниц из чужих гаремов. Вы помогли юноше справиться с временными трудностями? — Адепт угрожал нас убить, если мы раскроем его перед многоуважаемым господином, — продолжал лекарь. — Но учитывая, что уже в то время вы просили тщательно следить за похождениями многоуважаемого господина, то на его юного протеже мы составили отдельную карту заболеваний и посещений лекарей. Так вот, благодаря этой болезни у нас появился предлог делать ему осмотр несколько раз в месяц, и даже когда он полностью излечился мы приврали ему, что без этого болезнь может затаиться и снова дать о себе знать, и только преждевременный осмотр позволить убить сие недоразумение в зародыше. — К чему ты клонишь? — устало выдохнул Вэнь Жо Хань. Лекарь снова покрутил головой словно курица-наседка, нервно оглядываясь, и еще тише зашептал: — Мы осматривали юношу каждый месяц, и именно это дало нам кое-что понять, точнее убедиться. Он не может быть любовником многоуважаемого господина. За те полгода, что мы вели осмотр, его тело не могло принадлежать тому, кто имеет связь с мужчиной, ведь для осмотра мы назначали именно те дни, что шли либо сразу после проведенных с многоуважаемым господином ночей, когда он оставался в его покоях, либо после того, как эти двое возвращались со своих многодневных прогулок в горы. — И ни разу? — веки Вэнь Жо Ханя сузились, рисуя на его лице эмоцию затаенного подозрения. — Ни разу, — подтвердил доктор. — Тело юноши лишено следов присутствия другого мужчины. Говоря о теле, я имею в виду не только внешние характеристики, но и внутренние. Между его бедер нет ни признаков болезни, ни изъяна, что было бы объяснением того, почему господин мог им пренебречь, а узость его входа оставалась такой же, как и при первом осмотре. Полагаю, что он и вовсе невинен, хотя учитывая его возраст, это нормально… — Но ненормально, учитывая кто мой брат, и какие слухи ходят с самого первого дня их общества друг с другом, — скрипнул зубами Вэнь Жо Хань. Наследники каждого поколения называли Чжи Шу братом, потому что долгожитель вроде него отказался от другого статуса, понимая, что всё равно его переживет. — То есть, я сейчас правильно понимаю, любовниками они быть не могут? — Определённо, — подтвердил лекарь. — Либо они не были вместе последние полгода наших наблюдений, либо вообще никогда не были вместе. Резко поднявшись, Вэнь Жо Хань сделал несколько медленных шагов вдоль комнаты. — Это с самого начала было странным, — заложив руки за спину и сцепив ладони, сказал он, — что из их комнаты ночью не доносилось никаких других звуков, кроме как приглушенных разговоров. Мой дорогой брат довольно жесток, и не всегда его женщины кричали от удовольствия, а его отношение к этому юноше как-то сразу было слишком… милостивым, что ли. Слишком уж много поблажливости, как для любовника, но недостаточно, как для возможной замены отсутствию ребенка. Со временем я заметил, что Сюэ Ян начинает сильнее слабеть, погружаясь в симбиоз с темной Ци, и я предполагаю, что тьма осушает его, вытягивая жизненные энергии. Для меня он изначально был расходным материалом для собственных целей, но даже будучи заклинателем он все равно остается человеком, а человек слаб для тьмы. С тьмой может сразиться лишь тьма, потому что любую, даже самую могущественную силу она лишь поглощает. Слегка смежив веки, мужчина повернулся к лекарю. — Если не любовник, и не ученик, то для чего ему тот парень? — с интересом спросил он. — Какой в опеке над ним тогда смысл? Он не трахает его, не позволяет отправлять его на Ночную охоту и не дает пустить в больший расход. Может ли быть… Тут глаза Вэнь Жо Ханя стрельнули в сторону, как раз на курильницу, из которой изящными завитками поднимался дым. — Может ли быть, что сердце и разум моего дорогого брата помутились от любви? — снова сойдясь взглядом с лекарем, лицо Вэнь Жо Ханя озарила до боли опасная улыбка. — Если это так, нам нужно избавиться от возникнувшей проблемы до того, как она даст нежелательные плоды. — Мой господин, — делая неширокие и очень быстрые шаги, лекарь слегка покачивался из стороны в сторону, словно утка, и бежал так, что при шаге вперед пятка была на уровне с пальцами другой ноги. — Возможно, не стоит спешить? Приближается Совет Великих Кланов, который в этом году пройдет в Ци Шане, и парня можно послать туда в качестве представительного адепта. Несчастные случаи на охоте не такая уж большая редкость… Вэнь Жо Хань, ничего не ответив, лишь отрицательно покачал головой. Зная характер Чжи Шу и его постоянную насторожённость он способен разгадать любой замысел, даже самый тайный. Наибольшей вероятностью провернуть убийство за его спиной было лишь в его полное отсутствие во дворце и городе. «Что ж, — оставив слова не озвученными, думал Вэнь Жо Хань, — если военная кампания начнется в запланированный срок, ему придётся сопровождать в ней уже моих детей, и если он предпочтет оставить Сюэ Яна здесь, я сочту это за благословление богов и лично придушу ублюдка, если станет сопротивляться своей смерти…»***
— Это техника называется «Дракон, кусающий себя за хвост», — когда ноги Сюэ Яна погрузились под воду, и он почувствовал её обжигающий холод, Чжи Шу придержал его, когда заметил, как вздрогнули его плечи. — Он изгибается в форму идеальной восьмерки – символа бесконечности Вселенной – и поднимая свой хвост кусает его собственной пастью. Смысл в том, чтобы ощутить себя и понять содержимое, однако мы говорим не о плоти, а о душе. Чтобы осознать затаённые в её глубине чувства и воспоминания, нужно наблюдать за этим лишь своими глазами, но помни: то, что ты увидишь, ты же можешь и не понять, потому что не все тени прошлого принимают форму, иногда это звуки или даже боль, огнем расползающаяся под кожей. — Вот почему я говорю, что это чёртова самоубийственная идея, прекратите! — взорвалась бранью Ямамото, делая нервные шаги. — Ты спятил, он же человек! Ни Сюэ Ян, ни Чжи Шу даже на неё не посмотрели. Это решение Сюэ Ян принял лично, и заручившись поддержкой демона решился на этот действительно отчаянный шаг. То, что он вот-вот сделает, было темной и очень опасной техникой осознания души, и выглядело это примерно так: сделав надрезы или проколы на коже так, чтобы пошла кровь, живое тело погружают либо в воды у источника скверны, либо же в её испарения. Проникая внутрь через повреждения на теле темная Ци пробуривает себе дорогу к самому ядру, минуя все слои души. Разумеется, в этот момент человек уже парализован, но будучи неподвижным удерживает сознание и именно им проникает в эти появляющиеся отверстия, пока вместе с темной Ци не достигнет дна, за которым находится сам эфир, потому что именно эфир хранит в себе всё затаенное, что существует в обход сознания человека. Сюэ Яну уничтожили его предыдущую личность, но все чувства от пережитого остались живы, просто не были им осознаны. Чтобы их пробудить, нужны были ключи, которые хранились в духовной сфере того, с кем у него было самое сильное взаимодействие, но так как этого человека не было, пришлось идти обходным путем. — То, что ты увидишь, может быть тобой не понято и напугать тебя, — повторил Чжи Шу, когда тело Сюэ Яна по шею опустилось под воду у самого берега реки. Здесь уже было дно, а если точнее, то лишь чернота, которая не давала понять на сколько же метров уходит это самое дно. — Человеческое тело очень слабо, поэтому твой эфир имеет с твоим разумом взаимодействие лишь на уровне чувств и инстинктов, из-за чего ты можешь истолковать их неверно. Погрузившись в себя ты обнаружишь то, чему твой разум сумеет придать понятную для осознания форму, но сам сюжет событий может быть очень хаотичным. Просто запоминай то, что увидишь, собирай всё по кусочкам, а если тебе сразу попадёт цельная картина будь сосредоточен, не позволяй эфиру дать убедить твой разум, что это реальность, иначе… Чжи Шу сжал зубы, и с неохотой продолжил: — Иначе оно утащит твое сознание в симбиоз с твоим же эфиром, и ты уже не очнешься, будучи обреченным блуждать между иллюзиями и снами вечно. Даже я не смогу вернуть тебя, если такое произойдёт, так что малейшее отклонение в твоих реакциях, и я сразу вытащу тебя из воды, понял? — Я буду осторожен, — пообещал Сюэ Ян и тихонько выдохнул. — Отпускай меня. С явным нежеланием это делать, Чжи Шу всё же отпустил Сюэ Яна, и голова того медленно погрузилась под воду. Он задержал дыхание, но благодаря заклинанию ему уже не нужно было дышать. Слабые отголоски какого-то темного шепота прозвучали в его голове, но он был готов к этому и не испугался. Вокруг его тела начали сгущаться извивающиеся сгустки, и опоясывая его всего постепенно ввинчивались в раны на его руках, проникая под кожу или даже куда-то еще глубже. Шум в его голове стал похожим на перешёптывания десятков разных голосов. Кто-то смеялся над ним, кто-то жалел, а кто-то и вовсе бранил, но в итоге все лишь звали его пойти на дно, где тихо, спокойно и совсем нет боли… Вода была холоднее льда и тотчас сковывала мертвыми петлями, не давая крови двигаться, а заклятию полноценно наполнять легкие воздухом. Погрузившись под её поверхность в первые секунды Сюэ Ян испытал лишь боль и неимоверную тяжесть, что сразу же начала тянуть его ко дну, но силами одного демона он как бы завис между этим самым дном и поверхностью, которую видел над собой. Под этим водяным куполом была тишина, которою невозможно было представить, тишина, которая помогала услышать биение собственного сердца, шепот собственных мыслей и крик немого беззвучия своей души. Распространяясь под кожей холод натягивался плотными нитями, а кровь, что струилась из крошечных ран, неожиданно почернела и больше не извивалась. В тело Сюэ Яна начала входить первозданная тьма, она ввинчивались внутрь благодаря этим ранам. Глаза юноши заволокло мутной пеленой, и он не счелся как его разум погрузился в безвременье, а в собственном теле остановились все естественные процессы. Ни жив и не мертв, зависший между жизнью и смертью и не принадлежащий никому из них… но это не значило, что он был одинок, он никогда не был одинок с самого своего рождения, или, пожалуй, даже до него. «Сюэ Ян…» Плотные нити, что создавали собой лишь тьму, начали немного ослабевать, словно бы что-то, что с силой натягивало их, теряло саму возможность это делать. Во мраке мелькали образы человека, его глаза, губы, волосы, даже его дыхание казалось шепотом ветра в этой черной пустыне, где не было ничего, кроме него самого. Холодные тени служили ему одеждой, а кожа его была словно лед, которую не растопит и целая лавина горячих слез. Глаза этого человека были обречены что-то искать в этой темноте, и невозможно было понять, не то сердце он свое ищет, не то ждет, чтобы кто-то нашел его самого… Сюэ Ян начал осознавать себя постепенно, понимая, что по ощущениям он не тело, а что-то более легкое и тяжелое одновременно. Он видел, как начали вырисовываться верхушки остроконечных гор, и небеса прошивало алыми молниями. Чем дальше он шел, тем отчётливей слышал приглушенные, будто запуганные голоса, которые не понимали, что он здесь делает. «Зачем, зачем, зачем ты сюда пришел…» — шептали они, кружась скорбным эхом между осколками и пылью, что были руинами некогда цветущего мира, что пришёл в запустение. Это была его душа, подлинное лицо того, что с ней сделали. Руины, разрушения и холод — вот чем она сейчас была. Сюэ Ян понял, что он где-то на дне, однако снизу всё еще стучали, ему было куда стремиться. Это был один из слоев его души, и благодаря трещинам и пробоинам он мог просочиться дальше, что и сделал. Бесплодные пустые горы сменил другой пейзаж еще более печальный. Теперь же это была просто пустыня, в которой не было даже шепота, лишь могильная тишина и гнетущее ничто. «Он не слышит меня, — сквозь мрак ненавязчиво пробился голос, — совсем не слышит, и не видит. Он даже не помнит меня, я не могу пробиться сквозь эту стену, что не дает ему услышать меня…» Холодный ветер воровато прокрался в его волосы, из-за чего они частично закрыли ему лицо. Кода Сюэ Ян убирал их, он увидел, что откуда-то сверху пробивается луч лунного света, потом еще, а затем еще один. В пустыне определённо кто-то был… их было несколько. Подойдя поближе юноша увидел двоих мужчин, что стояли друг напротив друга на расстоянии четырех метров, и не замечали его. Один, с лицом прекрасней самой луны, что освещала его бледную кожу, и другой, что красотой бы не отличался, если бы… если бы не повязка, что закрывала его глаза. Он был одет в белое, его губы были чуть распахнуты, и с первого взгляда казалось, что выражение этого лица будто обреченное, чего не скажешь о втором мужчине: его глаза были полны затравленного блеска, он был гораздо более зол, агрессивен, в его глазах читалась абсолютная ненависть, но его губы отчего-то были перевязаны лентой, и из-за этих лент Сюэ Ян не мог составить четкую картину их лиц, ведь некоторые детали были скрыты. Мужчина был одет во всё черное, багрово-черное, волосы колыхал ветер, его одежды струились будто приведенные в движения линии облаков закатного неба, что волей чьего-то желания вытягиваются словно нити, покрывая собой небесную гладь. Сюэ Ян подошел ближе, чтобы посмотреть в эти глаза. Они были зеленые. Внезапно этот мужчина пришел в движение, и едва зачувствовав его другой тоже шевельнулся. В руках обоих появился веер, который они по очереди раскрыли. Глаза зеленоглазого мужчины сузились, и он бросился вперед. «Разве веер может ранить?» — подумал Сюэ Ян и увидел, что тот, чьи глаза были закрыты, легко и плавно увернулся, словно тот вихрь, который поднял зеленоглазый мужчина не был для него смертелен. Этот человек с повязкой на глазах в одно мгновение подчинил себе ветер, его веер с шумом раскрылся вновь. Это был танец, танец с веерами и извивающимися шелками одежд, что поднимались в воздух, когда их тела приходили в движения. Сперва они вели их медленно, будто присматривались друг к другу, но вскоре этот танец стал так агрессивен, что зеленоглазый мужчина не останавливался ни на минуту, будто это была его стихия, но тот, другой, всё еще не проигрывал, не прогибался. — Я тоже люблю! — внезапно выкрикнул он. — Кто ты такой, чтобы убивать меня за это! Зеленые глаза мужчины полыхнули такого же цвета пламенем, и вырвавшись из тела оно мгновенно бросилось на «слепого». Сюэ Ян заметил, что чем дольше продолжался танец, тем более было очевидно то, что оба эти мужчины словно защищают что-то, но при этом идут друг на друга, однако юноша не видел, чтобы в этой пустыне был еще кто-то помимо него самого, а так как он был уверен, что они его не видят, то не мог взять в толк к чему же именно они не дают друг другу подступиться. Взгляд зеленых глаз воплощал собой всю ненависть целого мира, с его нижних век будто стекала черная подводка, но из-за того, что это определённо были дорожки чего влажного, означало, что он плакал. Но соль и влага растворяет даже чернила, делая их черный цвет не таким насыщенным, а эти потоки были идеально черны. Кажется, этот мужчина плакал черными слезами… Неожиданно для себя Сюэ Ян понял, что воплощали собой танцующие. Этот белый вихрь одежд, что последствием агрессивности танца сменился багрово-алым, и багрово черный на теле зеленоглазого мужчины… это были любовь и ненависть, и это был не танец, это было сражение в танце, настоящая борьба двух противоположностей, что использовали равные по силе стихии и чувства, которые вели их в бой. Подобное зрелище было столь волнительным, воинственным и прекрасным, что невозможно было оторвать взгляд, но за что они сражались, кто же был причиной их ожесточенного боя? Веер того, чьи глаза были скрыты повязкой, начинал проигрывать, он просто не выдерживал под давлением такой ненависти, что люто наносила свои удары. Ритуал парного танца сам по себе вызов, и если один теряет ритм, если хотя бы чуть-чуть дает слабину, его проигрыш предрешен, однако в этой ситуации что-то было не так: тот, что был с повязкой на губах, будто он не мог или не имел права заговорить, был значительно сильнее, словно… бог, который стоял насмерть и не позволил бы себе проиграть. Чем дальше они заходили, чем больше сил теряли, тем ярче вспыхивали молнии в черных небесах, будто пытались пробить этот купол вечной ночи. По ту их сторону что-то прорывалось внутрь, но не могло пробиться, голова Сюэ Яна наполнилась болью, его разум вновь заполонили голоса, зовущие его, вспышки неизвестных ему событий, которые он даже не успевал рассмотреть. Это была настоящая пытка, и чем сильнее он пытался понять, тем больнее ему становилось. — … Сюэ Ян, что ранее обхватил руками голову и от боли упал на колени приоткрыл глаза, видя того самого человека в повязке на глазах, что будто позвал его по имени, но самого имени юноша не услышал, только приглушенный ослабевший голос. Он лежал рядом с ним и тянул к нему руку, но его лицо, оно… всё было в крови. Она стекала прямо из-под повязки, будто под ней кровоточили пустые глазницы. Этот мужчина проиграл. Сюэ Ян не понимал, почему проигравший оказался рядом с ним и выглядит так, будто ищет в нем помощь. — Ради кого ты сражался?! — в панике закричал Сюэ Ян. — Из-за тебя тот мужчина может убить меня. Иди к тому, за кого ты сражался! Видя его изможденное страданиями и кровавыми слезами лицо, Сюэ Ян не понимал, почему его сердце бьется с такой болью и почти рвет грудную клетку, наполняя язык горечью, а собственные глаза влажным теплом. Он пренебрег советом Чжи Шу, и поверив в реальность происходящего стал его заложником. Эфир его души уже просачивался сквозь отверстия, которые бурила тёмная Ци, и чувствуя угрозу эфир вцепился в Сюэ Яна, в панике начав просачиваться уже в него, пытаясь сделать из него новое место для своего скопления. Из-за этого Сюэ Ян с умноженной болью чувствовал ту адскую боль, что преследовала его в прошлых событиях его утерянной жизни, переживая те муки снова и снова… вернее именно ту боль, которые они ему принесли. Самых событий он не видел, и даже не мог предположить, что эта сцена развернутого боя было не прошлым, не нынешним, а… будущим. Его душа пыталась докричаться до него, сымитировав сцену боя, которой пыталась сказать, что его ждет. Сюэ Ян не был простым человеком, он был Королем Ночи, Четвертым представителем Нулевого поколения, и сила, которая передалась ему по наследству, не могла не давать о себе знать, не могла молчать… Внезапно кто-то прижался к нему сзади и схватил его за руку, выпрямляя её. Резко обернувшись, Сюэ Ян столкнулся с теми самыми зелеными глазами, и почему-то ему показалась, что они совсем ничего не видят, будто их покрыла какая-то невидимая поволока, словно этот человек не ведает, что делает. Мужчина отвел его руку, и неожиданно тот, другой, тоже отвел руку и приподнялся, чтобы распрямиться. Зеленоглазый мужчина приставил руку Сюэ Яна к горлу, и рука второго повторила это движение, но в ней… в ней был острый сверкающий меч. — Что ты делаешь?.. — в панике прошептал Сюэ Ян и затрясся всем телом. — Что ты делаешь, отпусти меня! Мужчина перед ним начал горько плакать и задыхаться в нахлынувшей на него обреченности. Он так плакал и «смотрел» прямо на юношу, что Сюэ Ян и сам кинулся в истерику, силой пытаясь отвести свою руку, понимая, что его движения контролирует воля этого мужчины, но ничего не мог с этим сделать. — Нет, нет… — почти задыхался он, слыша стенания и слезы проигравшего человека. — Беги, пожалуйста, убеги!.. Рука Сюэ Яна снова пришла в движение, на этот раз близко приблизившись к горлу, так близко, что он почти касался его своими побелевшими костяшками пальцев. Меч в руке другого мужчины тоже прикоснулся к коже. — Не надо… — дрожаще прошептали губы, к которым стекала кровь из-под повязки. — Пожалуйста, пощади… Забившись словно обезумевший, Сюэ Ян сорванно закричал, когда почувствовал, как рука, что держала его, начала медленно вести линию. И человек с повязкой на глазах начал делать то же самое, с той лишь разницей, что к его горлу была приставлена не рука, а меч. Кровь выступила на шее несчастного, и Сюэ Ян с широко распахнутыми глазами остервенело кричал, пока удерживая его руку зеленоглазый мужчина вел линию по его горлу, будто показывая, что это он, Сюэ Ян, причина тому, что этот человек сейчас делает, и что умирает он тоже из-за него. Кровь хлынула из горла «слепого», брызнув алыми каплями, и он упал на спину, меч выскользнул из его пальцев, приземлившись рядом. И только тогда зеленоглазый мужчина отпустил Сюэ Яна и сам повалился наземь, обездвиженный вырвавшими из земли белыми петлями, что сковали его по рукам и ногам, не давая больше зверствовать руками юноши. Они оба были повержены, и у этого безумия не было видимой причины, потому что Сюэ Ян не знал, что эта причина — он сам. Это за него они сражались в танце, это ради него они принимали раны и боль, и ради него этот «слепец» принял столь ужасную и несправедливую смерть. Сюэ Ян и пальцем его не коснулся, однако очевидно было, что именно он причина его смерти, к которой его принудила воля зеленоглазого мужчины. Он метался как обезумевший зверь, его разум и душа плавились, трещины в этой тьме с оглушительным ревом расширялись, впуская внутрь зловонное дыхание смерти. Кровь, покрыв собой землю, пришла в движение, и вдруг вся бесплодная почва покрылась багровыми цветами, что словно погребальный саван склонились к телу поверженного мужчины. Его одежды снова стали скорбно белыми, и он уже не двигался, его губы и дыхание замерло. Сходя с ума от боли, Сюэ Ян увидел окровавленный меч, и схватив его со всей силы вонзил себе в живот, с глухим криком пробивая лезвием брюшную полость. В этот момент он понял, что не желает ничего больше, кроме как лечь рядом с этим мужчиной и больше никогда не открывать глаза…***
Этим миром правит любовь. Если ты скажешь мне что-то иное, я вырву твое сердце, чтобы ты почувствовал мою боль. Что, по-твоему, создало твою душу, чья милость не дает твоему сердцу остановиться, чья жертва после твоей смерти вновь гонит тебя в жизнь, чтобы тебе не было так страшно от тьмы этой пустоты…
«Касание, тепло… кожа дарит тепло, укутывая всё тело, кровь дарит тепло, двигаясь под ней. Дыхание дарит тепло, что способно согреть кого-то еще, объятия дарят тепло, что так же может согреть кого-то еще, так почему же… почему же мне никак не удается согреться…» В Долине Смерти, не двигаясь, лежали два тела. Их близкое нахождение друг с другом было так естественно, словно вся их жизнь вела их к этому моменту, что если не умереть вместе, то хотя бы быть вместе после смерти. В этом месте всегда было холодно, было белым-бело, как и полагает скорби. Но один из них еще был жив и продолжал истекать кровью, которая проникая под другое тело никак не могла согреть мертвеца. Он был согласен истечь кровью даже если это не может. Он должен был страдать, потому что был виновен. «Ты — причина его смерти, и судьба твоя при жизни гореть в аду скорби и сожаления. Тебе не выбраться из этой ловушки, и чем больше ты сопротивляешься в попытках изменить её течение, тем туже сжимаются веревки на твоем горле. Ты должен умереть…» Голос был таков, словно оглашал какой-то высший приговор, будто судьи, которым принадлежал этот голос, находились там, наверху, где правит свет. — Нет! — чей-то отчаянно-сильный голос пытался разорвать черную вуаль, из-за которой звучали эти страшные слова. — Ты был рожден чтобы быть любимым, ты родился, чтобы тебя любили, Сюэ Ян! Я возьму на себя все его грехи, оставьте его в покое! Он не виновен, никогда не был… Этот голос принадлежал мужчине, который был скован по рукам и ногам белыми искрящимися кандалами, и его зеленые глаза источали уже не слезы, они закончились. Глаза мужчины истекали кровью. В будущем эти кандалы повяжут его не в зазеркалье души Сюэ Яна, а в реальном времени, когда он попытается ценой уже своей жизни спасти человека, которого сам же и проклял, но сейчас… сейчас это были лишь видения, что странным образом оказались пророческими. Должно быть из-за того, что душа Короля Ночи была источавшей подлинную сущность любви слезой бога самоубийц, и между ними, богом и человеком, на самом глубоком уровне была та связь, что не уничтожит ни время, ни смерть. …Задыхаясь от острой обжигающей боли Сюэ Ян мгновенно очнулся, открыл глаза и еще будучи под водой зашелся в резком, породившим вереницу маленьких и крупных пузырьков крике. Его тело сжимали черные нити, что всё еще просачивались ему под кожу, пытаясь утащить его тело на дно, однако в паническую атаку его ввела вовсе не темная Ци. Кошмары, которые он пережил проникнув в глубины своей души заставили его заживо гореть в огне, причем внутри, откуда он не мог сбежать. Это был тот же огонь, что сжег его два года назад, и сейчас, когда этот ритуал его так ослабил он вновь возникнул, он никуда и не исчезал из его души, и именно он был тем самым ядом, что травил его изнутри, почему он и страдал так сильно, и не мог победить его. Это было не то, что можно победить усилиями воли или временем. — Вытаскивай его! — тоже нырнув руками в воду, Ямамото вцепилась в Сюэ Яна так сильно, что попавшие между её пальцами черные плотоядные нити были разорваны и выброшены на берег, словно это были водоросли, а не сгустки темной Ци. Вынырнув, Сюэ Ян жадно и очень громко вдохнул в себя воздух и сразу же начал задыхаться. Его легкие буквально разрывало от движений грудной клетки, потому что он не контролировал себя. Достаточно просто неправильно глотнуть, чтобы вкусить всю прелесть последовавшей за этим боли, что уже говорить о том, когда задыхающийся человек не способен правильно и равномерно дышать. Его вдохи могут стать его убийцей… Попав на берег юноша затрясся всем телом, глаза его были широко распахнуты, кровавая пена пошла изо рта, он стал вырываться и биться в агонии боли и страха. То, что он увидел, всё ещё мелькало у него перед глазами, и этот кошмар всё еще казался ему реальным. Он допустил то, от чего его предостерегал Чжи Шу: он поверил в реальность происходящего, и иллюзия, взяв над ним верх, замкнула его в ловушку эфемерной боли, которую он принял за настоящую. — Что ты видел?! — потряхивая его за плечи, убирая с лица прилипшие к ним пряди Чжи Шу нервно трусил его, пытаясь привести в чувство. — Ты видел, кто оставил в тебе это, ты видел того человека?! Голова Сюэ Яна мотнулась назад. — Двое мужчин… сражались, — тяжело прохрипел он. Это было всем, что он мог сейчас сказать, даже не слыша вопроса. Глаза Чжи Шу медленно расширились. — Их было… двое. Снова нахлынувшие воспоминания и снова новые приступы, из-за которых он начал издавать сорванные крики и трястись всем телом. Кажется, подобные состояния иногда называли вспышкой угасающей свечи… угасающей. — Ямамото, играй! — низко закричал Чжи Шу, и уже давно приготовившая инструмент женщина принялась за дело. Перед ней лежал округлый музыкальный инструмент дутой формы, по которому она начала отбивать неспешные, но четкие ритмы круглым молоточком. В одной строке мелодии было до четырех нот, и постепенно усложняя игру эти звуки создавали очень четкий ритм, медленно перетекающий в настоящую симфонию. Это была колыбельная, очень нежная и мягкая, похожая на пахнущий цветами летний вечер, когда звезды уже венчали собой потемневшее небо, а луна ласково светила в окно. Запах трав и сверчание сверчков доносил теплый южный ветер, и на секунду могло показаться, что это и есть тот самый персиковый источник, на поиск которого может уйти не одна жизнь, или… или на осознание того, что источник этот всегда был рядом с тобой, в любящем тебя сердце, которое верно и трепетно хранило эту невинную робкую любовь. Именно в такое дурманящее марево и попал Сюэ Ян, когда мелодия коснулась струн его души, и постепенно обмякая он переставал вырываться, мелодия погрузила его в спокойный, защищающий от распрей мира сон, который защищал один демон, держа тело юноши в своих руках. — Двое… — медленно проговорил он, когда Ямамото осторожно оборвала мелодию, поскольку Сюэ Ян успокоился и крепко заснул. — Это каких же делов он успел натворить, что за его душу решили побороться сразу двое, еще и мужчин? — губы женщины разошлись в игривой улыбке. — Как бы мне хотелось узнать, так ли сладок этот персик, как обещает его очаровательная внешность и дурманящий запах… — С каких пор тебя потянуло на… — было начал он, повернувшись к Ямамото, и речь его мгновенно оборвалась. Полусидя-полулежа, Ямамото, в чьих глазах переливался темный свет выжидающе смотрела на Чжи Шу, однако при этом её ноги были широко раздвинуты, давая мужчине увидеть всё там, где так же был распахнут и халат. — Лучше бы мне умереть, если у такого прекрасного мужчины ничего не зашевелится при виде такой красоты, — довольно спокойно, но все равно игриво сказала Ямамото. — А мне ослепнуть, — большие глаза демона, кажется, были шокированы. — Сведи ноги, спрячь свои гениталии. — М-м, быть может тогда спрячешь их у себя во рту? Как-то инстинктивно положив ладонь на глаза спящему Сюэ Яну, Чжи Шу нервно клацнул челюстью и отвёл взгляд. — Ты прекрасно знаешь, что на тебя у меня никогда в жизни не встанет, так что не старайся, — низко буркнул он. — Ну неужели мои прелести не заводят тебя хотя бы на пол-оборота? — с надеждой спросила она. — Присмотрись. Разве я не хороша? Или тебя отвлекает то, что на твоих руках сейчас находится тот, в ком иньской энергии в разы больше, чем у меня? — В разы больше? — скривился демон. — Да янская энергия сочится из тебя как из рога изобилия, как я могу соблазниться тобой, не смотря на то, что ты обладаешь такими… такими… — Нравится? — Ямамото с улыбкой сжала в руках свою большую объёмную грудь. — Чего же тогда нос воротишь? — Потому что если соблазнюсь, то это точно повредит моему мужскому достоинству, ты же просто поимеешь его. — Пф-ф, подумаешь пару часов позора и в дамки. — Какие еще дамки? — Те, благодаря которым мы с тобой воспарим за седьмое небо. — Какое еще небо, с ума сошла?! — Действительно. Кто бы не поднялся на небеса, его там обязательно поимеют, так что давай уж лучше это сделаю я. Или, — взгляд её немного сощурился, что сделало её лицо еще более привлекательным, — или он всё же привлекает тебя больше? Я не понимаю, почему до сих пор ты не взял его, ведь если следовать твоей логике, то скоплище такой плотной иньской энергии должно вызывать у тебя весьма ожидаемые чувства. Если сам не хочешь, отдай его мне. Моя янская энергия удовлетворит все прихоти такого редкого сочетания столь свирепой иньской энергии в теле мужчины. Ямамото не раз думала о том, что же служит толчком к такому нарушенному равновесию между Инь и Ян в Тай Ши этого юноши. Тут одно из двух: или уходящие во тьму корни, или слишком завышенная потребность в любви, а если прибавить к этому подозрительный ревнивый характер и настороженность, то становилось понятно, что этот юноша будет сходить с ума из-за человека, энергия Ян в теле которого сумеет переплестись с его, Сюэ Яна, Инь. — Ты, — бросив на неё довольно агрессивный взгляд, Чжи Шу всем своим видом дал понять, что не в восторге от последней фразы. — Если ты позволишь себе сделать что-то, что разозлит меня, я… — Что, изнасилуешь меня? — в Ямамото смеялось всё, даже глаза. — Хуже. Я тебя не изнасилую. — Ах, какая жалость, — отмахнувшись, женщина мигом растеряла весь свой интерес. — Значит, пока я веду себя как хорошая девочка, надежда еще есть? Рассмеявшись, она откинулась на спину, предпочитая одному хмурому лицу вид туманного ночного неба, и закинув на колено ногу вяло качала ею, заложив руки за голову. Было так тихо, что в этом беззвучии угадывался даже слабый плеск воды, но его создавало не течение и не рыбы, а живность иного рода, из разряда некро. — Ты заметил? — тихо сказала Ямамото. — Что? — гладя Сюэ Яна по мокрым волосам, спросил Чжи Шу. — Ликорисы, — голос её стал еще тише. — Они покрыли собой землю сразу же, как только её коснулась его кровь. Это очень странно. Ликорисы сами по себе являются символом смерти, будучи изначально связанными с сумраком. То, что его кровь побудила их взойти на этой земле… да что ж такое, не могу четко сформировать свою мысль. Словно в его крови притаилось наследие самого бога. Уж не ей было говорить о том насколько это странно. Чжи Шу и сам не понял, когда увидел такое буйство сумрачных цветов, рожденных всего от пары капель крови, будто такой малости хватило, дабы пробудить самый настоящий зов смерти, которому подчинялись багрово-красные ликорисы. Задумавшись, Чжи Шу сорвал один и поднес к своему лицу. Ему не понравилось то, что он дал ему ощутить, потому что у этого ликориса был запах, а его быть не должно. Пахло не кровью, скорее это была... томная сладость ландыша и терпкость тюльпана. Лицо демона чуть нахмурилось, но неожиданный приглушенный звук рассредоточил его и он повернулся в сторону шума. Щёлкнув пальцами, Ямамото шепнула в воздух несколько слов и по поверхности реки тут же зашевелились сделанные из тонкого волокна фонари, внутри которых мерцало заговоренное пламя свеч. Эта была дань уважения мертвым, что встретили свой конец на этой горе, дабы их души, скитаясь этом мраке, хотя бы этой ночью смогли увидеть свет. — У меня на родине мы проводим так мертвых, и встречаем наворожённых, — продолжала говорить она. — В отличии от вас мы не так любим запускать фонарики в небеса, а пускаем их по воде и не разлучаемся с ними, пока он не приведет нас к нашей судьбе. Убийца или возлюбленный, вор или нуждающийся в помощи… Судьба — это река, по которой мы сплавляем наши души, и на этом пути нам может встреться кто угодно. Мы не можем предсказать последствия этих встреч, но неизбежно они произойдут… — повернувшись к мужчине, она внимательно посмотрела на него. — А что же будет с ним? Указав рукой на парня, Ямамото наблюдала, как Чжи Шу продолжает поглаживать его по волосам, пока голова Сюэ Яна покоилась у него на коленях. — Что ты с ним сделаешь, когда запланированная кланом война начнется. В глазах мужчины сверкнула искра затаенной хищности, но чем опасней был его взгляд, тем ласковей и мягче двигалась его рука. — Закопаю, — с мягким надломом губ, что отдаленно походил на полуулыбку, ответил Чжи Шу. — О-о, — со смесью удивления и почтительности протянула женщина. — Живым я надеюсь? Чжи Шу проследил взглядом за очередным уплывающим фонариком. — А то как же, — кивнул мужчина. — Когда это я закапывал кого-либо мертвым?