Boomerang

Мой милый, кудрявый мальчик.

Так тяжело мне не было ни разу за наши с ним не лёгкие отношения. Я плачу вторую неделю, не переставая. Температура под сорок градусов спадает лишь иногда. Я знаю, что должна успокоиться, чтобы помочь своему здоровью, но я не могу. Я довожу себя своими терзаниями до такой степени, что слёзы душат меня, я задыхаюсь и рыдаю так громко и отчаянно, как не слышала себя никогда с такой стороны. Я боюсь этих звуков и это добавляет каплю масла в огонь моей горечи. Я не вылезаю с кровати, плачу, проверяю смс от него, надеюсь, пытаюсь дозвониться, написать, договориться о встречи. Пытаюсь делать, что угодно для нас и облегчения боли, что пожаром отдаётся в груди. Голова болит, нос забит, всё тело ломит, и я одна в пустой квартире. Нет никого рядом, кто бы мог спасти моё состояние, позаботиться обо мне и помочь мне встать обратно на ноги в прямом и переносном смысле этого слова. Мне грустно от множества вещей, образовавшихся вокруг меня из-за этой ситуации. Я чувствую себя такой жалкой и беспомощной, какой не была никогда. Всегда девочка с сильным характером, переживающая все трудности, выпавшие на мою долю. Но сейчас я сломана. Разбита и уничтожена в пух и прах. Мне хочется кричать. Я кричу, рву горло, срываю голос, хриплю, пытаясь выпустить всю боль, но она, словно снежный ком, только нарастает в моей душе.

Я знаю, что будет дальше. Не избежать нам с тобой расставания...

Где-то в глубине души я чётко и ясно осознаю, что это конец. Но надежда умирает всегда самой последней. А у меня так тем более. Я устала рыдать, но думать о чём-то другом у меня не получается, а осознавая всю тяжесть событий, слёзы сами катятся по щекам, переводя моё состояние в истерику. Единственное разумное, до чего я додумалась, - это позвонить маме и попросить её приехать, чтобы вытащить меня со дна на берег. Она переживает, я слышала это по голосу, но обещала приехать, и я жду её, снова надеясь. Надеясь, что она спасёт меня. Но пока её нет, я утопаю. Варюсь во всём дерьме, которое заварила сама. Вспоминаю только все прекрасные и добрые моменты, которые были у меня и Алекса и тот злополучный вечер. Всё то плохое, каким казалось мне ранее, улетучилось и ничего глобальнее новоиспеченной проблемы я не вижу.

Мне нужно бы бросить раньше.

Не могу заставить себя перестать звонить ему и разрывать трубку. Я должна попытаться спасти нас, должна проговорить с ним и объяснить, как всё было, как есть и своё отношение к этой ситуации. Он не может просто так после того, что мы пережили вместе, бросать меня и разрывать любую связь, даже не выслушав. Я знаю, ему тяжело, как и мне, но я любыми способами буду добиваться прощения или хотя бы шанса быть выслушанной. Саша должен знать всё в подробностях. Как бы больно ему не было, он должен ради меня, нас всё услышать. Зная себя, я скоро перегорю быть с ним. И, зная меня с этой же стороны, он может этого и добиваться. Но желание объясниться не пропадёт. Я не смогу расстаться с ним вот так, когда он будет думать и рассказывать нашим общим знакомым о том, какая я шлюха и как плохо обошлась с ним. Но я считаю, что имею права хотя бы объясниться потому что после трагедии, случившейся со мной по его вине, я имею на это право.

Я слышу каждый твой вздох.

Постоянно прокручиваю в голове ту нашу последнюю встречу в этом ужасном коридоре клуба. Его тяжёлое, сбившееся дыхание отдавалось эхом в моей голове и больно било по самому ранимому, что есть внутри. Не передать словами, насколько тяжело в тот момент было держаться, чтобы не упасть и не заплакать. Я тогда держалась за ниточку шанса прояснить всё. А позволь я своему отчаянию накрыть меня с головой, упустила бы и ту небольшую возможность попытки на оправдание. Как я до сих пор слышу звук своего разбивающегося сердца в моей голове, также я слышу и его тяжёлое дыхание, которое словно мне показывало, насколько сильно боль сковала сердце Халикова. Мне хотелось сделать всё, что угодно, лишь бы он не чувствовал сейчас этого. Невыносимо знать, что тяжесть, которая ложится на плечи твоего близкого — приходит от самого тебя. — Алекс! — Я окрикиваю Халикова, надеясь, что он ещё не далеко ушёл и сможет услышать меня. Как только я порываюсь бежать за ним, на запястье чувствую крепкую хватку, из-за которой моё тело тянет назад. Резко поворачиваюсь и вижу, что Кирилл замедляет меня. — Постой, не беги за ним. — Почему я не должна? Он мой парень... — Но я думал, мы м-можем... — Ты думал что? Ты не понимаешь. Мне не нужен человек, который будет идти по головам, лишь бы его прихоть была исполнена. Я хочу рядом с собой видеть не просто мужчину, за которым буду, как за стеной, а человека, с которым будет спокойно, с которым будет тихая гавань, а не бурлящий вулкан. Мне нужен тот, кто не будет рушить всё на своём пути, разнося в прах и пух, что эти обломки заденут и меня. Я хочу спокойствия, уверенности в «нас» как в паре в будущем. Мне нужна стабильность прежде всего. И ты этого дать мне не сможешь никогда. Так что не тормози меня. Ты разрушил мою жизнь, забрал у меня ту атмосферу, в которой я нуждалась, поэтому отныне не надейся на что-то большее, кроме как «ничего». — Ты не понимаешь, я пытался сделать как лучше... — в его голосе море отчаяния, но я не верю ему. Ничего не отвечаю. Просто убегаю на улицу, вслед за Халиковым. — Пожалуйста, Алекс, позволь мне всё объяснить, — я цепляюсь за его локоть, когда он, увидя меня, начинает уходить вдаль по улице. — Отвяжись, Эва, я же сказал, что на этом кончено. Халиков с силой дёргает руку, что я, не ожидая такой силы, плюхаюсь прямо на землю. Удар встряхивает меня и заставляет слёзы течь ещё сильнее. Я просто смотрю вслед уходящему парню и плачу. Истерика накрывает меня, и я настолько прирастаю к земле, что не нахожу даже сил встать. Просто плачу и плачу.

Мне так хотелось звонить и писать.. И читать снова и снова твой слог.

Эти две недели, что я изводила себя до нервного истощения, то и дело читала наши диалоги с ним, вспоминала приятные моменты и перечитывала близкие сердцу переписки. Сейчас воспоминания - единственное, что у меня осталось. Переписки - живое доказательство того, что всё было не иллюзией, а существовало в самом деле. Я не знаю, зачем позволяла себе читать это всё, ведь только добивала этим состояние, в которое вогнала себя, но наверное так было нужно. Или казалось правильным, по крайней мере, в тот момент.

Ставлю блок.

Но зато когда я поняла, что меня отрезало от него, что нет смысла страдать по человеку, который недостоин этого, то удалось убедить саму себя, что ни к чему хорошему не приведёт такого вида каторга. И я смогла! Я смогла забыть о переписках и начинать идти дальше.

Ай, моя хорошая...

Только спустя две недели моего пребывания и страданий, в мою дверь раздаётся звонок. Я точно знаю, что это не Вова. У него сейчас большой тур с Кириллом, и мой друг явно не в Москве. Потому я просто бреду к двери, еле перебирая слабыми ногами. Открыв дверь, я вижу маму, на лице которой виднелось беспокойство. Она застывает, когда видит меня в дверях, и её лицо медленно бледнеет, покрываясь коркой ужаса. Я вижу, как начинают трястись её губы, а дорожная сумка падает прямо-таки к ногам. Я понимаю, что выгляжу заплаканно и тем самым могу вызвать испуг для своей матери, но не такой же ужас. Её рука поднимается ко рту, крепко прижимаясь, и она старается заглушить звуки рыдания. Съёживаюсь под её взглядом и видом из-за моего состояния, и сгибаюсь в спине вперёд, потому что мне становится тяжело стоять. Я попутно стараюсь разглядеть в себе то, что могло так испугать маму, насколько могу, но ничего не замечаю. Как и того, что лечу прямо на пол из-за слабости в ногах. — До чего-же ты себя довела, милая, — крепкие родные руки подхватывают меня, стараясь поднять. Усаживая на тумбу, мама закрывает дверь, пропихивая сумку в квартиру, а затем помогает мне дойти обратно до комнаты. Мы никогда не были близки с ней. Уж тем более настолько, что она называла меня ласковыми словами, кроме уменьшительно-ласкательной формы моего имени и то редко. И я никогда не звонила ей в плохих чувствах и отчаянии, как сейчас, чтобы просить о помощи. Я постоянно полагалась на Вову или подруг. Но поскольку последних у меня как таковых больше нет, а Комлев и так в напряжении, что ещё грузить его своими проблемами, мне пришлось прибегнуть к помощи единственного человека, любящего меня по-настоящему. — Вся бледная, худая, какой не была даже тогда, когда морила себя диетами... — мамуля начинает ворчать, накрывая меня одеялом. Я не замечаю в себе ничего того, что она говорит, но наверняка потому, что вижу себя ежедневно. — Ты небось и так не питаешься, живя одна студенткой, так ещё и во время душевных страданий изводишь себя голодовками... Хочу сказать, что она ведёт себя как бабушка. Мне хочется возразить ей, поругаться, потому что упрёки меня раздражают, но больше нет сил даже на то, чтобы открыть рот, и я просто прикрываю глаза.

Расскажи, что брошена...

Прежде чем она начнёт уход за мной и поможет вылезти из той дыры, в которой я оказалась общими усилиями меня, Кирилла и Халикова, я, должно быть, должна рассказать ей, как вообще оказалась в таком состоянии. Рассказать, что брошена. Предана дважды. В первую очередь человеком, которого считала другом, которому доверяла и позволяла некоторые вещи в отношении себя, которые могу позволить не каждому.. в своём окружении. Человеком, которому посмела открыть душу, чтобы в неё так смачно плюнули. Во-вторых, брошена парнем. Человеком, который поступил так со мной за дело, но предал меня в этой ситуации по большей мере, чем я его. Потому что когда он чуть было не лишил меня жизни, я дала ему шанс выговориться, всё объяснить. Я дала ему десятый шанс на наше будущее, а он не может сделать даже самую малость. — Значит так. Я не могу оставаться здесь сильно долго, поэтому ты должна пообещать мне, что будешь делать всё возможное для своего выздоровления. — Хорошо, мам, — она отворачивается после того, как я заговариваю, и продолжительно смотрит куда-то в пол, прежде чем повернуться обратно ко мне и продолжить. В её глазах слёзы. — Сначала я тебе помогу встать на ноги, а потом мы поговорим о том, что тебя до этого довело, потому что я уже вижу, как дрожат твои губы в попытке не заплакать. Когда ты окрепнешь, переносить станет проще, и мы всё обсудим. Молча киваю её словам, понимая, что так, вероятно, будет всё-таки правильнее. Мысленно благодарю её и Бога за то, что она приехала сюда и поможет мне.

Расскажи, что чувствуешь...

И вот, мои надежды оправдываются. Она пребывает у меня в гостях ровно две недели. За это время она советует абстрагироваться от телефона, друзей и заняться собой — я так и делаю. Я не поднимала трубку от Кирилла, который разрывал мой телефон. Ничего не сказала Вове, который тоже переживает, постоянно названивая то мне, то маме, то ещё подругам. Я просто решила пожить для себя хотя бы немного. Ей удалось перезагрузить меня, а мне удалось пересилить себя и рассказать ей всё, как оно есть было, лишь завуалировав историю с передозировкой. — Знаешь, что самое обидное? Спрашиваю я маму, когда заканчиваю свой рассказ, выложив все чувства, все детали и впервые разоткровенничавшись перед ней. Сегодня она уезжает, потому мы разговариваем именно сейчас, перед самым отъездом. Раньше мы были заняты работой надо мной. — Я Са́нина, мам. Мы всегда так шутили, что вот, это главная метка того, что я — его девочка, Са́шина, Са́нина... Мы принимали мою фамилию, как знак, и всегда считали, что будем вместе. Я прислоняю прохладный бокал с красным сухим к своему виску, опираясь о локоть, и смотрю куда-то вдаль, но не замечаю ничего. Просто позволяю своим мыслям спокойно гулять, путаясь в голове. — Брось его ты, милая, брось его плаксивого. Брось думать о нём, наконец. Слишком много боли он принёс тебе своим поведением. Слишком часто ломала голову на счёт мотивов его поступков. Просто помни, что твоё не уйдёт. И твоё не заставит тебя сомневаться в себе каждый раз. С человеком, с которым состоишь в отношениях, необходимо быть уверенной в самой себе. И не бегай больше за этим парнем. — Просто... Это происходит так быстро. В мгновение ока привычная жизнь меняется навсегда. И мне остаётся лишь спрашивать: Как он мог бросить меня? Как вообще я докатилась до того, что он решил бросить меня? Все ли я делала правильно в своей жизни? — От этих слов становится только грустнее. Есть, однако, отдельные люди, которые хорошо понимают, как скоротечно время. Например, как Кирилл. Именно поэтому, они стараются получить то, что хотят, прежде чем будет слишком поздно. — Я не буду бегать, но я должна буду с ним попрощаться, ты ведь понимаешь, — она смотрит на меня и кивает, а затем я благодарю её за советы. Когда я провожаю её, она садится в своё такси, и направляется в аэропорт, чтобы улететь домой. Поднимаясь в квартиру, я первым делом достаю телефон и обращаю внимание на сообщение от Алекса в ответ моей просьбе. В нём говорится, что через пол часа мы должны будем встретиться на нашем месте. С улыбкой на лице отвечаю, что уже выхожу, а затем вызываю такси и диктую адрес, по которому мне необходимо приехать. Я действительно ехала с лёгкой душой на нашу последнюю встречу, как близких людей. Мне было так спокойно и дождливая погода моей души сменилась весной и порхающими бабочками. Я предвкушала встречу, мечтала поскорее добраться до места назначения и поговорить, чтобы почувствовать себя ещё более счастливой и свободной. Прохожу весь парк в ближайшем пригороде и дохожу до пирса у речушки. Алекс сидит ко мне спиной, и я улыбаюсь ему так искренне и тепло, насколько только способна моя душа. И совсем неважно, что он этого не видит. Касаюсь его плеча и Халиков оборачивается, а затем его губы расплываются так же в улыбке. Самой доброй и лучезарной, что я видела на его лице за всё время. И остатки камней падают с моего сердца. Когда я вижу то, что он в хорошем расположении духа, я издаю смешок облегчения, а затем слёзы радости скатываются по моему лицу. Алекс хлопает по месту рядом с собой, и я сажусь, а затем он заключает меня в свои тёплые объятия, которые действуют успокаивающе. — Спасибо, что дал шанс мне сейчас всё объяснить, — благодарю парня, уткнувшись в плечо. — Я бы в любом случае не порвал с тобой, не объяснившись, — брюнет отстраняется, но не выпускает меня до конца. — Просто ждал... — Пока я сама не дотлею к тому, к чему горит мнимый огонь, — не даю ему договорить, заканчивая фразу за него, на которую он согласно кивает. Пальцы Саши тянутся к моим волосам и заправляют за ухо. — Ты ведь тоже теперь видишь, что ни к чему логичному бы не пришли? — Грустно киваю. — Я всё время вёл себя, как мудак по отношению к тебе, но знай, — поднимаю глаза на него потому что чувствую, сейчас будут самые важные слова от него, — я всегда любил тебя, — сердце замирает. — Всегда, когда был мудаком, я любил тебя. Не могу что-то ответить Алексу на это, потому просто опускаю глаза обратно вниз. Но он знает меня и получил по моей дёрнувшейся брови, открывшимся вдруг губам и расширившимся зрачкам мой немой ответ. — Расскажи, как оно было, — довольно улыбаясь, Алекс усаживается поудобнее, разворачиваясь полу боком ко мне и с интересом ожидает. — Мы провели ночь после его концерта вместе... И я начинаю свой рассказ. Свою историю, относительно меня и Кирилла. И я не чувствую ни капли смущения, как и Алекс больше не чувствует уколов ревности. У нас был месяц, чтобы разобраться в том, что мы чувствуем, и что нам действительно нужно, чтобы быть поистине счастливыми. Я в подробностях рассказываю ему о том, как мы всё-таки познакомились и как в тот день я хранила верность своему парню. В его глазах появилась гордость в этот момент за меня, я увидела это и стало теплее. Затем я перешла к тому, как он помогал пройти реабилитацию, как был всё время рядом и делал то нужное, что действительно спасало. Рассказала о том, почему перешла грань дозволенного и что чувствовала, когда находилась с Кириллом в состоянии, граничившем с близостью. Я говорила о нашей с ним дружбе, о том, что значит Кирилл для меня. Говорила о творчестве, фанатом которого я стала, пока дружу с этим парнем. Мы говорили обо всём, что связано с Кириллом, потому что ему так хотелось. Потому что Алекс просил подробности. — Да ты влюблена, подруга, — шутит парень, легонько ударяя меня кулачком в плечо. — Ой, да с чего ты взял? — Вторю в той же интонации Саше. — Ты бы видела свои глаза сейчас. Они так горели, когда ты говорила о музыке, которую он делает, — меня смущают эти слова, и я вмиг краснею, что он тут же подмечает. — Люблю, когда ты смущаешься. — Прости меня, Алекс, за всё, что я сделала, — накидываюсь на него с объятиями, почувствовав, что только они смогут подавить прилив тоски, нахлынувший вдруг. — Вообще-то я должен извиниться за то дерьмо, через которое заставил тебя пройти, — его руки крепко сжимают меня, и я чувствую, что эти объятия - мои самые любимые. — И сказать спасибо за то, к чему мы сейчас пришли благодаря тебе. Его горячие губы касаются моего виска, после чего я заглядываю к нему в глаза. Там столько любви, нежности и искренности. Они излучают тепло и доброту, и я только сейчас, глядя в эти родные, но уже такие не мои глаза, понимаю, как же сильно я влюблена в человека, которым он являлся всё то время в глубине души. И не важно, что я никогда не видела его истинного. Я всегда понимала его настоящего и чувствовала. Вот, в кого я была влюблена.

Ай ай ай.

Возвращаюсь домой с ещё большим спокойствием в душе. Всю дорогу обратно я думала лишь о том, что сказал Алекс на счёт моих потайных чувств к Кириллу, которых я не ощущаю. Да, может мои глаза и горят, но я не могу назвать то тепло, которое есть у меня к нему - симпатией, как к парню. Мне всё же не нравятся его поступки, мне не нравится, как он вёл себя по отношению к моим чувствам дважды. Несмотря на то, что его действия были правильными и пошли мне на благо, я не могу простить Кириллу то, что он сделал и через что я прошла из-за его необдуманных решений. Тысяча сомнений на счёт него как человека есть во мне и точат изнутри. Но я знаю себя — когда мне кто-то симпатичен, я не сомневаюсь, я рублю с плеча, несусь сломя голову на пламя, которое может и обжечь крылья моего внутреннего мотылька. Здесь либо я ошибаюсь, либо Алекс не так понял огонь в моих глазах.

И найди защитника с каменной спиной.

Вспоминаю, как Кирилл не давал мне покоя ни на минуту. Первое время он доставал меня звонками и смс-ками, которые я игнорировала. В день было по тридцать-сорок пропущенных звонков. Сообщения их сменяли. И хоть я не открывала их, но прочитывала, когда те появлялись на заблокированном экране или в беглых окнах. Все содержали примерно одно и то же: просьбы простить, ответить, поднять трубку и разрешить приехать, чтобы поговорить. Если честно, я и не могла представить, о чём он хочет поговорить. Я не понимала, что ему ещё может быть нужно от девочки, чью жизнь и сердце он разбил собственными руками. Однажды он заявился на порог моего дома: Я проснулась от того, что на лестничной клетке услышала женские и мужской голос. Они кричали так громко, что я смогла проснуться от звуков даже с самой дальней своей комнаты, в которую обычно ничего из подъездной жизни не доходит. Медленно плетусь к двери, стараясь быть как можно тише и незаметнее. Когда подхожу уже ближе к двери, то останавливаю себя, прежде чем открыть её, чтобы послушать, что вообще происходит. Я распознаю крики своих соседок-бабушек по лестничной клетке, которые ругаются на кого-то, кого я пока не могу распознать, потому что кричат только они. — Нет там никого, ты что, не понимаешь! Перестань кричать и нарушать тишину, у нас мигрень развивается от шумов, которые ты тут создаёшь! — Нина Владимировна уже срывала голос, крича на кого-то, кто очень сильно заставил её разозлиться. Она всегда добрая и милая женщина, но сейчас была вне себя. Подхожу к глазку и приглядываюсь, пытаясь понять, кто стоит там, кроме соседок. Никого пока не замечаю, поскольку объект их ненависти не находится в поле зрения моего дверного глазка. Испуганно вскрикиваю, зажимая рот рукой, и отскакиваю от двери, задевая что-то позади себя, что с грохотом падает на пол. Начинаю проклинать себя, когда понимаю, что это могло быть слышно снаружи. — Эва? — Кирилл, который спорил с этими бабушками, осторожно спрашивает, быстрыми шагами направляясь обратно к моей двери. Аккуратные стуки раздаются в мою дверь, а затем ласковый голос снова повторяет, — Эва? — Пошли, дальше они сами раздерутся, — слышу шушуканье соседок, а затем захлопывающиеся двери, которые говорят о том, что сейчас в этом спектакте учавствуем только я и он. — Пожалуйста, малая, я знаю, что ты там. Слёзы непроизвольно начинают течь с моих глаз, и я с трудом контролирую себя, чтобы не начать шмыгать носом или не всхлипывать громко. Аккуратно подхожу к двери и как можно незаметнее опускаюсь на пол, стараясь не создавать шорохов. — Мне очень жаль, ладно? Я не думал о том, что творю, но я делал то, что считаю правильным, — грустный голос за дверью разбивает сердце. И слова, которые он произносит, тоже. — Но не будь я пьяным, я бы не сделал всего того, что произошло. Мне очень жаль, поверь мне. Пожалуйста, не плачь. Не отвечаю. Просто сижу и позволяю себе рыдать, корить за то, что допустила всё это безумие в своей жизни. Не знаю, как он понимает это, но слова, сказанные им, заставляют слёзы литься ещё сильнее и мне становится так хреново, как не было ещё за то время, пока я страдаю. Его голос начинает напевать какую-то грустную песню, которую я не знаю, от чего я не могу себя заставить встать и уйти. Его голос как всегда успокаивающе действует на меня, что я засыпаю, сидя вот так вот на полу. Не знаю, как долго я проспала, но проснулась от того, что снова услышала голоса, но на этот раз уже не крики. — Милый, я вынесла тебе плед. Ночь сегодня прохладная, — грустный голос соседки обращается к Кириллу. — Не хочу говорить тебе, что делать, поэтому прими хотя бы такого рода помощь. Нина Владимировна слишком добра к Незборецкому после того, как он нарушал тишину на лестничной клетке, разнося шум по ещё нескольким этажам в доме. — Да нет, — слышу шорох, — я думаю, что мне уже пора и нечего ловить. Она, вероятно, уже ушла спать, ибо за дверью тихо, — он тяжело вздыхает, а я притаиваюсь и, кажется, задерживаю дыхание, ощущая, что сейчас могу спалиться. — Простите за принесённые Вам неудобства. Вот, это Вам за терпение, — он, вероятно, что-то ей даёт. Соседка, добрейшей души человек, пытается отпереться от этого, но Кир настаивает и говорит, что может разделить эти «извинения» с другой моей соседкой. Когда я слышу, как они прощаются, за старушкой захлопывается дверь, а за Кириллом шум шагов, спускающихся вниз по лестнице, то надеюсь, что он больше не вернётся...

Зацелуй, заобнимай. За врага не принимай. Только не бросай, ой ой ой ой.