Сказ про то как Иван-царевич смерть Кощееву добывал

Сидела Марьяна в башне Кощеевой, да в окно глядела... а в окне что - небо хмурое за решеткой из костей кованых. Ларец с драгоценностями и надоел уже - что их перебирать да примерять, если ее тут не видит никто. Так и просидит здесь свой век, пока не состарится, а потом уж Кощей себе новую девицу притащит, если уже не притащил, вон уж который день и не заходит даже. Поцеловал вот, сердце девичье смутил, а потом ушел с улыбкой загадочной и нет его теперь. Сначала-то Марьяна размечтавшись сидела - сбылась мечта девичья о сказке волшебной! Хоть и страшно, но сладок страх этот. А царевич - что царевич, она сама княжна, у батюшки терем не хуже царского, а в нем она дочь единственная, любимая, а стала бы женой царевича младшего... много ли чести?! Да и сам он мальчишка еще... А тут Кощей - чародей сказочный, да еще и нелюдь. А теперь вот от тоски хоть на стенку лезь, одни скелеты тут ходячие и есть - словечком не с кем перекинуться. Поначалу-то княжна скелетов боялась, с визгом пряталась, когда они заходили с подносами или платья приносили. Черепами пустыми вертели - вроде как ее искали. Подождут, не будет ли приказаний, и уходят. Жуть. Потом Марьяна попривыкла, не пряталась уже, даже про Кощея спросить решилась, но скелеты молчали. Если попросить чего, то приносили. Колокольчик серебряный был их вызвать. Но выйти из комнат княжна не решалась - все-таки страшные они и мерзкие - кости ходячие. Да и как-то подошла из любопытства, дверь дернула, а она и заперта. Так вот и сидела Марьяна, пленницей покинутой, а однажды утром окно тень заслонила громадная, да вдруг огонь заклубился, оплавил решетки кованые, полетело стекло осколками жжеными и стены кусок обрушился. Марьяна завизжала, к стене прижалась дальней, а в проем морда страшная змея летучего сунулась. Сверху, с потолка, крошка посыпалась и в дыру еще одна морда пролезла. Княжна кинулась к дверям, хоть и знала, что заперты они, задергала в панике, всхлипывая и о помощи крича. Да схватила ее лапа когтистая поперек талии и потащила к себе. Вот бы чувств лишиться... да не уходят чувства, кричит она до хрипа в ужасе, а в спасительный обморок не падает. Хлопают где-то высоко мощные крылья, несется под ней море, а Марьяна уже сама в лапу вцепилась - ох, на коне-то с Кощеем летать не так страшно было, а она, дурочка, глаза закрывала. А сейчас и зажмуриться хочется от ужаса, да так еще больший ужас накатывает, когда не видно, что происходит, а ну как змей ее в пасть уже тянет или лапу разжать хочет... в Кощеевых-то руках жмуриться да бояться сладко было... а тут страх настоящий, паника животная - вот так мышь, поди, себя чувствует, когда ее кот скогтит, да носится с ней, играючи. Только ради правды надо сказать, что змей ее осторожно держал, двумя лапами, и когтями своими острыми не ранил. Кругами спускаться стал, под ними остров зеленый раскинулся, а посреди того острова гора черная, дымом курится из вершины, будто серпом стесанной. А в горе нора у подножия темная, змей на задние лапы сел, ношу свою сохраняя, да в дыру эту темную и полез. Ох, страх - там и сожрет спокойненько. Вот же, Кощей, сволочь этакая, украл девицу, да и бросил без присмотра, а у него там вон какие твари водятся! Всхлипнула Марьяна от жалости к себе, заскулила, забилась в лапах, а змей ее к груди чешуйчатой прижал и в норе каменной глубже под гору ползет. Остановился, на пол поставил. Глаза желтые в темноте светятся, да и почему-то не такая уж темнота, видит княжна гада чешуйчатого во всех подробностях, лучше б и не видела никогда. Клыки из пастей торчат, дым из ноздрей широких валит, на головах гребни костяные с шипами. Отшатнулась Марьяна, попятилась, закричать хотела, да охрипла уже, только сип уж вырывается. Споткнулась и упала бы, да змей молниеносно лапу вытянул и поймал ее, удержал. Тут уж Марьяна просто зажмурилась и лишь подвывала уже безголосо, беспомощно. Только змей ее есть не стал, а передал в чьи-то руки, человеческие, и повели ее куда-то, под локотки с двух сторон поддерживая. Глаза она открыла - идут коридорами каменными, их морды змеев диковинных огнями колдовскими освещают, а окон нет вообще. Сопровождают ее воины в доспехах темных, забрала на шлемах хоть и подняты, да клыками змеиными все равно скалятся. За двери очередные зашли и там уж девушки к ней подбежали... человеческие ли, непонятно - кожа у них темная, будто в пекле закопченная, глаза круглые, черты лиц чуждые. На головах из платков цветных целые башни наверчены, зато на самих телах одежды и нет почти: шелка легкие, полупрозрачные, и не в юбках они, а в шароварах широких, у щиколоток шнурками перехваченных - срамота! Девушки защебетали на незнакомом языке, повели куда-то, вниз по лестницам, неужели в темницу?! Но в темницу бы воины отвели, а тут девушкам передали. Внизу, под горой, пещера просторная, а в ней источники бьют, купели мраморные наполняют. Тут и горячая вода парится, и холодная вода, прозрачная как слеза. Раздели ее девушки, принялись мыть, да растирать маслами разными, с ароматами необыкновенными, потом в купели с теплой водой оставили, лепестками цветов невиданных усыпанной. Лежит Марьяша и думает, к чему ж это ее так готовят? Так к свадьбе готовят... али просто к постели... уж ее про то, что между мужчиной и женщиной бывает, бабки обрядные просветили скоренько перед ее-то собственной свадьбой... несостоявшейся. Да и готовили почти так же, попроще только. А, может, и не к постели, а к столу - может, змей княжон только по-особому приготовленными ест. Вздохнула Марьяша, губу закусила... А если ж все-таки к постели, то кому... у змея хозяин есть? Чародей какой? Или он сам... может, в человека обращаться умеет? Или... дальше Марьяша решила мысль не продолжать. Взяла кубок, что ей на край купели поставили, пригубила - такого она не пробовала раньше - сладкий, густой, ароматный - то ли ягодами какими неведомыми пахнет, то ли цветами, и свежесть от него по горлу охрипшему растекается. А как допила, тут и девушки снова подошли, княжна их расспросить попыталась, кто хозяин их, да они на незнакомом языке только что-то лопотали. Одели ее тоже в шелка легкие, прозрачные почти, да в несколько слоев - хоть не так срамно. Шаровары тоже надели, а поверх юбки, да только не в пол, а косым отрезом до колена лишь, но таких юбок целых три, так что она словно цветок диковинный стала. Плечи голые остались и грудь над вырезом уж больно открыта, ожерелья зато жемчужные там разложили. И рукавов нет, зато браслеты целой гроздью. Красиво, да только стыдно так ходить-то. На ноги туфли мягкие, бисером расшитые. Отвели княжну снова по лестницам наверх, да в покои просторные, стены в них темные, каменные, но прожилками драгоценными блестят, пол устлан коврами пестрыми, всюду пуфики да подушки расшитые разбросаны, а в узорах змеи, да птицы необыкновенные. Диваны широкие, низкие. Столики резные с фруктами да напитками. Фруктов она и не видела таких никогда - не яблоки то или груши, а неизвестно что, и ароматы сладкие, незнакомые. Да и от нее самой теперь так пахнет - сладостью незнакомой - Марьяна надеялась, что не заради аппетита змеева ароматы ей эти. Подошла княжна к столику, ломтик чего-то розового взяла, попробовала - вкусно, даже на что похоже придумать нельзя. Побродила по покоям она, пооглядывалась. Еще зеркала везде огромные, в рост человеческий, змеи из черного дерева выточенные их держат в лапах когтистых. И сами зеркала темные, да только княжна сама в них ярко отражается, а все остальное темно. И хороша она, до стыдного хороша. Вместо косы волосы высоко забраны, да платком ярким перевиты, будто целый терем на голове, а красиво. Волосы у нее меда темного гречишного цветом, а платок синий, да с бирюзовым перевитый, а шелка на ней в пять оттенков, от голубого, до синего и бирюза опять. И глаза ее серые с жемчугами вместе перламутром будто отливают. И шея, с жемчугами теми, открыта вся... и не только шея... Отвернулась она, показалось, что не только она на себя любуется. Пошла осторожно дальше вдоль стеночки, до окна добралась, а то не окно, а двери стеклянные в сад дивный. Отворила она двери, и дохнула на нее жара, словно из бани. Сделала она шажочек в сад, а там цветы яркие-преяркие, и так много и крупные такие, аромат от них в жаре душный, и солнце печет, плечи голые обжигает. Отступила княжна, двери закрыла, в покоях-то прохладнее, хотя все равно слишком уж тепло, зато понятно, почему одежды такие. Еще дверь у дальней стены есть, в которую не входила она, пошла Марьяша посмотреть что там. Эта палата поменьше была и без окна, темноту шары, мягко светящиеся, разгоняли, а держали их снова змеи. И почти все помещение кровать занимала... круглая, шелком блестящим застеленная, подушки по ней разбросаны... да и размер у нее был... да там вшестером поместиться можно... Покраснела княжна и дверь эту захлопнула. Оглянулась на зеркала темные... смотрят они на нее внимательно, каждое движение ловят, и румянец ее от этого ощущения странного все ярче горит. Подошла Марьяша к ним ближе, мимо зеркал медленно прошлась, возле самого большого остановилась. Стоит Марьяна перед зеркалом, вглядывается в его глубины, да по-за свое отражение, и говорит, тихо так: - Что ж ты - за мной наблюдаешь, а сам не показываешься? И еще темнее зеркало стало и силуэт смутный, что она лишь чутьем угадывала, проступил чуть яснее. Велик он ростом, широк в плечах, голова не то косматая, не то гребень на ней, как у ящера, и глаза змеиные, зрачком вертикальным перечеркнутые, призрачно засветились. - А не испугаешься? - голос глубокий, с рычащими нотками, а на другие звуки то как будто и шипит. - Так ты все-таки змей... - Марьяна с трудом заставила себя не отступить, лишь намерением покачнулась назад, да на месте осталась, голову высоко подняла. Не станет она больше жмуриться, да глаза прятать, хватит уже, а то так бессловесную и таскают то один, то другой, а потом забывают в хоромах своих богатых по-заради чего поинтереснее. Это все отец скромности учил, крови материной все боялся, что проявится... а она сказки любила - волшебные. Сначала-то все про маму в них выискивала, а потом уж зачиталась и про других чародеев да волшебников... про Кощея вот читала, зачитывалась... и свидеться удалось, а теперь вот змей... вот и сказки. - А ты, значит, сквозь зеркало видеть умеешь? - усмехнулся и блеснули зубы острые с клыками змеиными в темноте зеркальной. - Умею, а ты ль не знал, кого скрал?! - Знал, - он еще чуть проявился, блеснула чешуя на плечах, а плечи-то вроде человечьи, значит, не той зверюгой, что ее с замка Кощеева утащила, решил показаться. - Да только не думал, что она тебя чему научить успела. - А она и не успела. Наигралась в игры человечьи, дочку родила, песенки у колыбельки попела, да сказки пару годочков порассказывала, зеркало вот в наследство оставила, а потом ей новые игры интереснее стали... и бросила сиротою расти. Спасибо батюшке, не свез к жрецам, растил дитем человеческим, да вот за царевича сосватал, хоть и младшего. А я вот все сказки читала, да с зеркалом играла... сама и научилась кое-чему... на свою беду... - А что ж беду-то? Люб тебе был царевич? А коли люб, зачем Кощея в зеркале высматривала? - И это знаешь... - она головой качнула. - И сам-поди сквозь зеркало ко мне заглядывал? Что высматривала? Да любопытство девичье, глупое... Я все сказки про чародеев, да героев читала, а царевич... хоть и лицом чист, да кудри золотые, глазки как небушко ясные... да все ж мальчишка совсем... не о том мечты были девичьи, сказочные... сказки хотелось... да не про царевичей... Вот и хлебанула сказочек! Змей рассмеялся смехом шипящим и будто еще к зеркалу подвинулся... не гребень костяной - волосы в прическу хитрую уложены и не то венцом, не то короной с острыми шипами перехвачены. А лица все равно не разглядеть - глаза только светятся, да улыбка острозубая сверкает. - И что же? Не по нраву тебе дом мой? У Кощея больше нравилось? - Не по нраву мне, что то один, то другой меня как игрушку друг у друга таскают! А замуж поди никто брать и не собирается. - Замуж? - он снова рассмеялся, и в раму зеркала шагнул. - А коли позову, что ж, неужели замуж за змея пойдешь? Не выдержала Марьяша, отступила, попятилась, замерла и змея сказочного во все глаза рассматривает. Ныне не ящер он о трех головах - одна осталась, да на человека стал похож... не слишком правда, чешуею плечи и грудь могучая блестят, кожи смуглой лишь полоска от груди, да по животу, из одежды на нем только шаровары атласные с поясом широким кожаным, и пряжкой огромной, драгоценною, да хвост чешуйчатый по полу метет, как у кошака, когда тот нервничает. Шея мощная голову змееву держит, и вроде есть в лице его черты человеческие - вон все ж рот это, а не пасть, губы темные... да она уж видела, что клыки они змеиные скрывают... и язык раздвоенный губы эти облизнул, словно молния красная скользнула. Нос широкий, ноздри вон какие... поди и дым из них пойдет, коли его рассердить. Дуги надбровные... вот таких она у людей не встречала... брови стрелами, аж до висков торчат. Волосы гривой роскошной, венцом золотым убраны, да все равно локоны непокорные, крупными кольцами вьются, по плечам змеями блестящими черными разметались. - А... - едва выдохнула Марьяна, да запнулась... может, не стоит... - Не пойдешь, вижу, - он понимающе кивнул, усмехнулся криво, клыком сверкнув. - Не бойся, я тебя только от Кощея забрать хотел. Не должна ты ему достаться, а замуж... замуж за меня необязательно. - Нет, я спросить хотела, а где еще две головы? - Что? - змей как-то растерялся даже. - Ну три ж головы было... и я вот думаю, вас трое или все ж ты один... А то ж три мужа сразу... это как-то... Змей опять смеется, даже лицо рукой прикрыл, а рука у него нечеловечья, у Кощея вроде тоже когти были, да пальцы все равно как у людей, а у этого когти страшные, да и кисти то ли как у хищной птицы, а то ли как у ящера, пальцы только подлиннее. И перстни на них дивные, с камнями крупными, а на запястьях, толщиной с деревце молодое, наручи золотые. - То есть, тебя только этот вопрос смущает в замужестве со змеем? - выпрямился, разглядывает Марьяну с интересом, глаза змеиные щурит, усмехается уголком рта. - Меня смущает, что сейчас ты из зеркала за мной подглядываешь, а потом ночью придешь... а меня батюшка честной девушкой воспитывал. А то сказки оно конечно любопытно, так ведь так потом и останусь... - она решила не продолжать, как-то это нехорошо выходило, что она вроде как змею в жены навязывается... или даже не в жены, попрекает тем, чего и не было ж еще. А змей этак бровью своей стрельчатой повел и Марьяну стал по круг обходить - и, вроде как, то ли просто присматривается, а то ли принюхивается даже. И круг сужает, ближе подбирается. - А ждать будешь? - словно на ухо шепнул. Марьяна обернулась, а он вроде не так и близко стоит, чтобы вот так на ухо прям, а она ж даже дыхание на щеке почуяла... горячее такое. - Чего ждать? Когда замуж позовешь? - Что ночью приду, - рассмеялся снова, все им, мужикам, смешно, а она потом останется... и не девицей, и не женой. - Без свадьбы не смей! - и бровки нахмурила, хотя хмурь, не хмурь, она тут пленница, а он вон какой огромный, да и волшбы ее слабенькой, наверняка, не убоится. - А коли со свадьбой? - и вдруг на руки ее подхватил, словно пушиночку, закружил, и смеется опять. А она не сдержалась взвизгнула и глаза зажмурила. - Да шучу я, - на пол поставил и руки убрал. - Мне помощь твоя нужна, чтобы Кощея поймать... и коли не люб он тебе, то помоги мне. Марьяна глаза раскрыла, посмотрела на змея смущенно, а он ей принялся сказки сказывать, да вокруг опять ходит, чуть ли не облизывается, по крайней мере, языком вот стреляет раздвоенным: - А я все, что в силах моих, для тебя исполню. Хочешь, жемчугами одарю цветов необыкновенных: розовым, да голубым мерцающим, что только царевны подводные носят. Хочешь, каменья драгоценные, статую из них сложу твою, в рост твой. Хочешь, зелье добуду, что красу твою, медово-сливочную, - и аж причмокнул языком, от чего Марьяна на него с подозрением глянула, что-то больно уж сравнения у него съедобные, - сохранит на годы долгие. Хочешь царевичу твоему верну, и даже пару голов ему разрешу срубить, чтоб, значит, героем стал. А не хочешь, так царевной заморскою сделаю, как сестру буду пестовать, замуж выдам за царя островов дальних. Или за принца земель западных. Или еще кого, тебе любого, найдем. Сама выберешь. Устрою тебе такую сказку, какую сама захочешь. - Договорились, Змей Горын. Слово твое беру... - шагнула к нему, он и замер перед ней, глядит сверху вниз, глазами змеиными щурится. Княжна рукой по груди его провела, заставив змея дыхание затаить. - Вот про сказку, какую сама захочу! - да соскользнула ладошка узкая и чешуйка блестящая у нее на пальцах осталась. - Вот значит, как, - проговорил змей, и зрачки в глазах расширились, да сузились до черточек почти невидимых. - В залог мне будет слова змеева, - улыбнулась, чешуйку в кулачке сжимая. - Не люб мне Кощей. Эту сказку я себе придумала, да не сбылась она такой, как хотелось... не по нраву мне одной в башне сидеть, да со скелетами свой век вековать. Может, у тебя получится сказку мне получше придумать. - Я постараюсь, - протянул с улыбкой и глаза сощурил, да зрачками сверкнул. - Трапезу со мной разделишь, Марья Моревна? - и руку подал. - Спасибо тебе, Змей Горын, за приглашение, - и вложила свою ладонь в раскрытую лапу змееву, с когтями страшными, и до того она маленькой в этой лапе показалась, что глядишь - сожмет и переломится. - Мне больше привычно имя Горан. - Да и ты меня Моревной не зови, - она глаза на него подняла, улыбнулась несмело. - У нас по-батюшке принято величать, по матери-то не привычно. Ну коли ты для меня Горан будешь, меня тогда Марьяной зови. "И все-то у него не как у людей", - подумала Марьяна. Стол на ножках коротеньких, кривых, столешница лишь на три вершка от пола поднята, и как тут есть? Вокруг подушки разбросаны, пол коврами устлан, вот змей прямо на пол и уселся и приглашающе рукой махнул. Вот теперь Марьяна порадовалась за шаровары, тоже на пол присела, ноги подогнув - непривычно. Девушки опять появились, из кувшина в кубок ей чего-то налили, тарелку большую, глазурью цветною залитую, да с узором хитрым, перед ней поставили, стали блюда предлагать. Тут и птицы неведомые целиком зажарены, плодами незнакомыми фаршированы, мясо в меду томленое, рыба, гады морские, на которых и смотреть-то страшно, не то что есть... а змей вот себе горку прям со щупальцами да с ногами тараканьими так и сгреб. Плод желтый на эту горку выжал, ест, в подливку какую-то белую макает. - Попробуй, - говорит и червяка розового, в подливку обмакнутого, прямо так в пальцах княжне и протягивает. Марьяна головой замотала и от подношения отодвинулась - нет уж, не станет она с рук есть, да к тому же червяков каких-то. - Это морской рачок, на дне водится, вкусно очень, - сообщил змей и в рот к себе отправил, а в глазах тень пробежала - побрезговала княжна с рук его угощение принимать. Марьяна в тарелку свою потупилась, птицу выбрала, ест помаленечку, приборы ей дали хитрые, но ничего, все не руками... хотя змей вон не стесняется, когтями прям целую птицу пополам легко раздирает, в пасть отправляет и на зубах только косточки хрустят. Княжна с трудом удержалась, чтобы не поежиться... то, что он на человека похож стал немного, сути его, почти звериной, не меняет. И ее саму поди также сожрать мог, коли не была б ему нужна Кощея ловить. Наверное, вообще спасибо надо сказать, что облик такой принял, чтобы не пугать. - Фрукты попробуй, у вас не растут такие. Это вот лимон, он кислый очень, но им вкусно мясо поливать. Марьяна глаза на него подняла и поймала взгляд настороженный, чует змей, что она его боится, да отчего-то невесело ему это. - А это виноград, вам он знаком должен быть. Только здесь он сладкий-сладкий. А это на землянику немного похоже, - и достал шишку какую-то, лохматую будто, и при этом цвета ярко-розового. - Спасибо, - она заставила себя руку за шишкой этой протянуть, отчего-то неудобно стало взгляд такой на себе ловить и самой погрустнело даже. Змей шишку когтями пополам разодрал и протянул, а девушка рядом ложечку маленькую подала, чтобы мякоть удобно вычерпывать. Змей-то этим не заморачивался, ему лапами своими эту ложечку поди и не подцепить даже. Он по-простому, вместе с кожурой, в рот отправлял. Барашка зажаренного принесли, сначала княжне кусочек отрезали, а потом целиком блюдо перед змеем поставили, да он на него посмотрел и отодвинул. Сидит, вино из кубка пьет и на княжну смотрит, а она за ним из-под ресниц опущенных украдкой наблюдает. Чего это он? Аппетит потерял? Марьяна решилась, глаза на сотрапезника подняла и беседу завела: - А здесь всегда так жарко? - Вечером прохладнее бывает, но не слишком... скорее уж менее жарко, но прогуляться можно будет. - Хорошо бы... а то я почти неделю уже в четырех стенах просидела. - Что ж Кощей красавицу такую в клетку запер?! - и глазами на княжну сверкает. - В клетку, - кивнула Марьяна, - с черепами да костями. - Это он зря. Ну ничего, сейчас поймет, что потерял, локти кусать будет, - и языком раздвоенным стреляет. - Явится сюда за тобой, тут мы его и поймаем. - Думаешь, явится? - а сама с обидой думает: "По-моему, я так и не нужна ему уже". - Явится-явится, я его знаю, - и ярость такая, обида тайная в шипе змеином сквозит. - И что я делать должна буду, коли явится? - Кресло я тебе в покоях поставлю особое. Ты к нему не прикасайся даже. Я тебе амулет защитный сделаю, но все равно, не прикасайся. А Кощея туда хоть на мгновенье усадить надобно. - Ох, Горан, трудно это будет! Чего бы ему в гостях-то у тебя рассиживаться?! Небось, тайно придет... или, как ты, стенку рушить станет? - Стенку не станет, тут скала цельная. Ну если на бой меня не вызовет, то тайно придет... Да, улететь мне придется и так, чтобы видел он, что улетел я, - задумался, и в задумчивости ногу у барашка оторвал и в рот сунул, кость только хрустнула. Марьяна, глядя на это, вздохнула... а что будет, когда Кощея они поймают? Если поймают... Вот так задумается змей и ее саму-то и схрумкает. - Может, зелье ему какое проще поднести? - высказала догадку княжна. - Не станет он ничего в доме моем пить или есть. На такое он попадался уже, - и клыками сверкнул, осклабился, вспомнил что-то... приятное, наверное. - Ладно, я придумаю, что ему сказать... Уж у меня есть что, - снова обида в сердце девичьем поднялась. - Главное, чтобы он меня слушать стал, а не схватил в охапку, как ты, да не унес молча. - Послушает. Он любит разговоры разговаривать... Водой не пои, любит! - и снова мыслям своим каким-то усмехнулся. У Марьяны ноги с непривычки затекли, она попробовала позу сменить, поморщилась, когда иголки острые будто в икры впились. - Выходит, у тебя тут только вечером гулять можно? - Так уже вечер, закат скоро, здесь рано темнеет, - он легко поднялся одним движением и уже на ногах стоит, горой над ней возвышается. Руку подал, подняться помог. - Непривычно это мне, на полу сидеть. Змей вздохнул: - Хорошо, стол тебе поставлю привычный и кресла. - Спасибо. Вывел он ее через двери стеклянные на площадку каменную, а на ней сад растет, как в ее покоях, только не огороженный ничем. Дух захватило, какая высота, и она за локоть змея уцепилась. А он повернулся к ней с улыбкой коварной и на руки ее подхватил. Княжна опять не сдержалась, вскрикнула, а у змея за плечами крылья раскрылись могучие... не было ведь раньше, гладкая была спина, не горбатая даже - волшебство. Взмахнул он крыльями и с края площадки ухнул вниз. Тут уж Марьяша завизжала опять, руками за шею змея обняла, прижалась к нему - высота страшнее оказалась, чем змей... а он сам горячий такой и камнем каленым от него пахнет, а еще... как его - лимоном. Опустился змей у океана, на песок золотистый, а княжну выпускать из лап не торопится, прижимает к себе бережно. Марьяша глаза открыла, краской залилась, руки медленно разомкнула и с шеи змеевой убрала. - Я испугалась, - тихо проговорила. - Прости, - а в голосе раскаяния что-то не слышно. Марьяша вздохнула, что делать-то теперь, он ее на землю не спускает... и шелк на ней хоть и в несколько слоев, да все равно тонкий, и руки змея уж больно остро на ее теле ощущаются, а схватил он ее без всяких церемоний. И Марьяна очень постаралась не думать, где именно она эти руки ощущает... - Горан... а поставь меня, пожалуйста, на землю. - Тут песок, в туфли набьется, - ответил змей и как-то ее одной рукой держит на сгибе локтя, а второй из-под колен по голеням сполз и туфли с нее снимает, и она его пальцы горячие кожей голой уже чувствует... срамота... этак она не то что девицей замуж не выйдет, до рассвета поди не дождется. "А ты уж определись, чего ты больше боишься, что он тебя съест или что соблазнит," - внезапно внутренний голос у княжны прорезался. - Змей Горын... - Горан. - Горан, то, что ты сейчас делаешь, - и вторая туфля на песок полетела, - это... не хорошо это... - И ты сейчас не про туфли, думаю, - вздохнул змей и, наконец, на песок ее босую поставил. А песочек будто бархатный, но горячий, солнцем за день нагретый. - Страшен я тебе, княжна, - продолжал Горан. - Да не могу сдержаться, чтобы не дотронуться до красы твоей дивной. - Опять сказки змеевы будешь сказывать, голову мне словесами красивыми морочить? Не о том я! - И она ногой по песку босой притопнула. - Ты ж мужчина, а я девица незамужняя! Что ж это за нравы такие, чтобы мужчина девицу до свадьбы раздевал?! Да я и девицей-то считаться после этого не должна! А обещал как сестру пестовать! - Так ты ж не на сестру согласилась, а на сказку, что я тебе придумаю, - и глаза сощурил хитро. - Вот же ж ты... змей! - Марьяна, тут нет никого, чтобы тебя постыдить, бабки-няньки дома остались, а я не стану, - и улыбка в уголках губ дрожит, на волю просится. - И я тебя не раздевал, разул только, - а сам сапоги свои, из кожи красной, скидывает. - Ты сама, Марьяна, не знаешь, чего хочешь. Замуж за царевича человеческого, судьбы женской, да еще одной из самых лучших, не захотела. У Кощея в клетке золотой тебе тоже быстро наскучило сидеть. И моя сказка, значит, не по нраву тебе? Марьяна поморщилась с ноги на ногу переступила. - Ладно-ладно, не делай такое лицо, не буду я тебя трогать больше, коли противно тебе так. - Да я не от этого, песок горячий... - Ну если только это, то тогда буду, - ухмыльнулся и за талию ее словно куколку схватил и на мокрый песок, куда волны выкатывались, поставил. - Ты, Марьяна, забудь про все и свободой наслаждайся, сказкой, как просила. И не бойся, девицей замуж пойдешь, обещаю. И коли прикосновения тебе мои не противны, то просто развлекайся, а замуж за меня необязательно, сама себе выберешь, кто люб тебе. Нешто я не понимаю, что сказка - это одно, а замуж за змея трехголового на всю жизнь - другое совсем. - Кстати, ты мне так и не ответил, где головы-то еще две? - Эх, я ей про свободу, а она все про головы! Ну смотри, - и головы эти змеевы, с пастями зубастыми да костяными гребнями из-за плеч вынырнули, только не такие большие, как она в первый раз видела. - Ай! - Марьяна отшатнулась и ее волна по ногам лизнула, низ шароварам намочив. Змей головы убрал и говорит: - Я и больше отрастить могу, но это для боя хорошо, а так они не нужны... девиц-то соблазнять с одной лучше, - и усмехнулся хитро, - хотяяя... разные девицы конечно бывают, - добавил задумчиво и присел перед княжной на корточки, и шаровары ей выше колен закатывать стал. - Вот теперь ты меня уже и раздеваешь, - с укоризной заметила Марьяна. Он голову поднял и посмотрел на нее снизу вверх: - Раздеваю я не так, - и пальцами под коленками тихонько погладил. - Но если хочешь ходить мокрой, пожалуйста. Ночи тут теплые, не замерзнешь, - поднялся, сам-то он себе свои штаны намочил и даже внимания на это не обратил. - Посмотри лучше, какая красота! Марьяна оглянулась в сторону открытого моря, а солнце уж к горизонту клонится, разметало по небу шелка цветные - тут и розовый, и лиловый, и красный. А по воде дорожка золотая да с красными переливами от солнца тянется. С моря бриз дует легкий, прогоняет жару дневную, по коже ластится, а на ноги волна набегает прохладная. Княжна вздохнула полной грудью: - Красиво, и хорошо тут, жаль, что днем такая жара. А тебе, наверное, и не жарко никогда, - обернулась она к змею и по плечу его ладонью провела. - Ты сам вон какой горячий. Он ее ладонь поймал и потянул за собой вдоль берега прогуляться. - Ничего, и тебе чары справим, чтобы ты жары не чувствовала, и солнце кожу твою сливочную не опалило. Кощей такое умеет, вот у него и выспросим. Он за глоток воды все расскажет. - Кощея сначала поймать надобно. - Поймаем. - А тебе он зачем? - шли они вдоль берега, воду ногами босыми разгоняя и, правда, надоело уж ей стыдиться, да и чего... Чего она такого уж страшного делает? Хотя если б ее отец сейчас видел! Солнце-то закатится скоро, вон уж горизонт красный шар напополам поделил, и останется она ночью, со змеем наедине, да еще и не совсем одетая. - Он добыл оружие, которое может меня убить. И я знаю, что он идет сюда... за тобой идет. - Ох, да нечто я ему нужна так? Он и внимания-то на меня не обращал, неделю я одна там у него в башне сидела! - Он некромастер, а в тебе кровь Моранина. - Кто он? - удивилась Марьяна, услышав слово незнакомое. - Нелюдь, чарами смерти владеющий, что людям заветами богов запрещены. Только... - нахмурился змей, задумался о чем-то. - Что только? - они остановились, а солнце уж закатилось, и небо краснотой залило, и краснота же по морю разлилась... словно кровь... и страшно было думать про чары смерти эти, да про то, что не ради любви, видать, скрал ее нелюдь костлявый... а вот ради чего, вот про это Марьяна точно думать не будет, а то сна спокойного не видать ей отныне... Но ведь поцеловал же... Имя! Имя он хотел, чтобы назвала, потому и поцеловал... Ох, а она сказала... Змей головой мотнул, мысли темные прогоняя: - Только жалко ли тебе будет, коли он меня убьет, красавица?! А то, может, такая сказка тебе и нужна, чтобы двое бессмертных за тебя на смерть бились?! - Не нужна мне такая сказка. Я хочу, чтобы меня любили, а не бились, как за трофей, что другому достаться не должен. Улыбнулся змей и опять на руки ее подхватил, закружил, и княжна в этот раз уж не кричала, ахнула только. Вот же змей! Она и знает-то его всего день, а уже и не боится вроде. А вот Кощея теперь боится... - Горан, - начала Марьяна, когда змей остановился, - ночь ведь уже, честным девушкам спать давно пора. Это намек, если ты вдруг задумал сделать вид, что не понял. - Как же можно спать-то в такую ночь?! - и наклонил ее так, что голова запрокинулась, а взгляд в небо ночное окунулся. Необыкновенное оно здесь - черное, бархатное, а по ткани его звезды горстями разбросаны, крупные, яркие. И если смотреть долго, кажется, что ты в эту бездну звездную падаешь. А месяц тоненький не серпом висит, а лодочкой по ночи плывет, звезды лучами разгребает. Змей дал ей налюбоваться, да обратно возвернул, только на ноги так и не поставил, смотрит... будто сам теперь любуется. - Марьяна, обними меня, - и так это спокойно прозвучало, будто само собой разумеющееся. - Может, еще поцеловать? - усмехнулась княжна. - Можно и поцеловать, - а теперь уж и он усмехается, - но обнять обязательно, мы ж сейчас домой полетим, крепче будешь держаться, меньше будешь бояться, - и крылья за спиной распустил. Марьяна почувствовала, что краснеет... ах, вот он о чем... а она-то подумала... вот же змей! Обвила княжна его шею руками, все еще страшно летать ей было, хоть и верила, что не уронит, даже если она держаться за него не станет. - Вот теперь можно и поцеловать, - опустил ее змей в саду у дверей стеклянных, что в ее покои вели. Марьяша улыбнулась лукаво и пальчиком его поманила, чтобы наклонился к ней. А когда змеева голова оказалась к ней ближе, то чмокнула его в щеку. - Спокойной ночи, Змей Горын. - Спокойной ночи, Марья Моревна, - а сам руку ей поцеловал, щекотно скользнув по коже раздвоенным языком. Княжна в покои свои ушла, а там девушки сонные ее дожидались, отвели в купальни освежиться после жаркого дня, помогли раздеться, а после омовения в рубашку тонкую, шелковую облачили. И плечи вновь открытыми остались, на тесемочках тонких только рубашка эта и держалась, да еще и шнуровка на груди свободная. Хорошо хоть сорочка длинная, а то даже спать в такой стыдно. Чтобы до покоев своих дойти по лестницам, правда, халат был, в который можно целиком почти укутаться. Притомилась княжна за день, насыщенным он выдался. Сначала она змея испугалась до полуобморочного состояния, а перед сном уж целовала... в щеку, но все равно... вот же змей! С этой мыслью Марьяша на постель огромную упала и заснула сразу же, как голова ее на подушке устроилась. *** Утром Марьяшу в новые шелка нарядили, с оттенками зеленого на этот раз, да заместо жемчугов золотом с бирюзой украсили. Походила она вдоль зеркал, но не почувствовала за ними никого и даже вздохнула слегка разочарованно. И тут слышит, кто-то в двери стеклянные постучал - а за ними змей стоит, улыбается во все зубы. Подошла Марьяша, двери распахнула и поприветствовала гостя, а он широким жестом ее позавтракать в сад пригласил. Там полог белый раскинули, под ним стол уже более привычный стоит и стул - один правда. Марьяна на него и уселась, а змей на пуф низкий, ноги скрестив, умостился. А так даже и удобнее беседу вести, теперь-то они на одном уровне, а то он над ней раньше горой возвышался. Девушки снеди всякой принесли: фруктов, выпечки, хитро верченой, сыров, паштетов разных, варений, а змею птицу опять, целиком зажаренную. Княжна от птицы отказалась, предпочла полегче яства с утра. - А что это за напиток такой? - решила она полюбопытствовать, опять ей что-то рыжее такое, яркое в стакан из кувшина налили, на вкус кисло-сладкое, ароматное. - Это сок, из плодов цитрусовых выжимают, - ответил змей. - Они вроде лимонов, только сладкие. Мы их тут ружонами зовем. - Вкусно, - одобрила княжна. Вот позавтракали они, змей из-за стола поднялся и говорит: - Пойдем теперь Кощея ловить поучимся. - Это как? - А я буду за Кощея, а ты меня присесть будешь уговаривать. Вот так они и развлекались половину дня, в Марьяшиных покоях, и то выходил у них по большей части смех. То Марьяша чего-нибудь наговорит такого, то змей ей ответит с ехидцею. Притомились, перекусили, да снова начали. А раз не выдержала княжна и так едко ответила, что змей зарычал, хоть и видно, что смех едва сдерживает, схватил ее в охапку со словами: - А ну полетели со мной, да без разговоров! - и потащил с собой. А она давай брыкаться и отбиваться с криком: - Ай, Змей Горыныч! Спасай! Супостат костлявый княжну твою сейчас утащит!!! А он из покоев ее вынес, да и взлетел с балкона, к берегу океана утащил, на песок мокрый уже босую поставил - пока брыкалась, туфли где-то по дороге слетели. Этак на нее туфель не напасешься! - И что? Правда, моя? - спросил змей, в глаза смотрит, улыбается, и руки с талии не убрал. Марьяна смутилась: - Экий ты быстрый, я тебя всего второй день знаю. - Сама ж сказала. - Вырвалось. Да и мало ли чего мы с тобой за весь день друг другу наговорили. И вообще ты ж Кощеем был. - Ах, так значит, ты только для Кощея моя? - и вздохнул, да в глазах все равно улыбка прячется. - Можно подумать, я тебе не только заради того, чтобы Кощея поймать, нужна! - Можно, ой, можно! Нешто ты можешь быть не нужна? Я ж налюбоваться не могу на волосы твои медовые, кожу сливочную, губы что земляника спелая, глаза... - Глаза серые, - перебила княжна. - Ты к серому съедобное, пожалуй, не... - она поморщилась напоказ. - И хватит мне тут уже сказки свои змеевы сказывать... - Глаза, что зелье колдовское, пьянее вина всякого. - Вот же ты змей! - восхитилась Марьяна. - Не умеешь ты, Марьяша, хвалу красоте своей принимать! - покачал головой Горан. - Мне матушка тоже сказки сказывала - про то, что бывает с девицами, что змея заслушаются. - Ну-ка, ну-ка, и что ж с ними бывает такое? - Змеенышей через девять месяцев рожают. - Вот неправда это. Чтобы ребенок от меня у женщины смертной родился, специальный обряд проводить нужно. Так что сказки мои слушать, что касается детей, совершенно безопасно... и не только слушать. - Ты обещал, что я девицей замуж пойду! - нахмурилась Марьяна и пальцем ему погрозила. - И это можно... чтобы девицей остаться, - а сам ее к себе ближе притягивает. Марьяна губы поджала и глядит на него с укоризной, змей вздохнул тяжко, руки с ее талии убрал и прядки княжне, выбившиеся из прически, аккуратно когтем заправил. - Пойдем погуляем, надоело мне Кощеем быть, - сказал и за руку взял, да повел вдоль прибоя морского, опять закатом любоваться. Солнце сегодня в облака на горизонте садилось, расцвечивая их во все оттенки лилового, а сверху розовым оттеняя, и ветер вдруг стал налетать порывами. Темнота спустилась быстро, словно колпаком накрыло, но обратно в каменные стены возвращаться не хотелось. И ветер, что шелка сорвать пытался, приятен был, освежал, о свободе пел. И рука змеева горячая, что ладонь ее держала... тоже приятно ощущалась. Вот чего ему, правда, от нее, Марьяны, надобно? Уж после Кощея княжне в любовь нелюдей внезапную не верилось. Но она уж согласилась Кощея ему ловить, чего ж он ее все соблазнить-то пытается? Или боится, что это Кощей ее уговорит с ним пойти? Может, и про некромастера нарочно сказал... только ж видела она скелеты ходячие. И змею так поверить иногда хочется, когда ловит она на себе взгляд особенный... да нет уж, не будет она такой глупой... да и уж больно он не человек. Слова красивые сладко слушать, да ухаживания принимать, а вот если все же замуж... он же ж змей... и ей же с ним в постель после обряда-то свадебного ложиться... ох, о чем она думает?! Да еще со змеем ночью наедине! Небеса будто тоже возмутились мыслям ее крамольным и как разверзли хляби небесные с потоками воды - охолонись, распутница! - Ай! И Марьяна в мгновение ока оказалась в объятиях змея, а над головами их пологом крылья кожистые развернулись, будто в кокон княжну укутав. - Что это такое?! - спросила Марьяна, пытаясь проморгаться от воды. - Дождь, - ответил змей, волосы ее мокрые распуская и платки из них выпутывая. - Это не дождь, это потоп какой-то! - Тут такие дожди, они налетают внезапно. - И надолго это? - Пройдет скоро... ну или хоть потише станет, мы до дома долететь сможем. Мы и сейчас можем, но ты сразу же вымокнешь насквозь, - и по волосам ее гладить продолжает, а крыльями осторожно к себе прижимает, никуда ей от этого прикосновения тесного не деться. Вот сейчас Марьяна оценила, зачем столько одежд на девушку надевают - рубашки, летники, сарафаны из тканей плотных парчовых... А шелк этот, даже в несколько слоев, когда вот так, то будто и нет его почти. И чувствует она, как на груди змея мышцы могучие бугрятся, и как дышит он, а ведь она сама к нему грудью прижимается, только у нее девичья, мягкая, да соски вот отвердели, чувствительными стали, и щеки горят, да и не только щеки... и дыхания, сбившегося, не сдержать... вот же ж... змей! А он когти ей в волосы запустил, расчесывает, будто гребнем, они у него не острые, как у Кощея, а массивные просто, не поранит случайно. И приятно так, мурашки по затылку бегут, по позвоночнику вниз спускаются, да и змей ее уже по шее ласкает, а потом и вдоль ключиц пальцами скользит. - Горан, - она наконец решилась глаза на него поднять. - Что? - почти шепотом отвечает. - Ты ведь давно здесь живешь, ты знал, что дождь хлынет. - Знал, - улыбается. - Я не понимаю, это для тебя дело чести каждую девицу, что в лапы тебе попала, соблазнить? У нас же дело с тобой - Кощея поймать, нам о нем думать нужно. - Не каждую, Марьяна, не каждую, - снова по волосам гладить принялся. - Не помнишь меня, да? - А должна? - княжна нахмурилась. Нечто такого забыть можно?! - Не должна, - и головой покачал, и в глазах что-то такое мелькнуло, да в темноте не разобрать... чешуя только вот на щеках поблескивает и глаза змеиные светятся, блики на клыках острых... - Ох, мне ж тогда лет двенадцать всего было-то! Или тринадцать уже? Зеркало мне ответило, показало кого-то в чешуе да с клыками страшного, я его и схлопнула. И потом долго еще не решалась в него снова заглянуть... - И теперь все еще страшно или у меня получается? - Что получается? - Соблазнить, - и склонился к ней ближе... и Марьяна не отвернулась, спроси почему - сама не знает... вроде надо бы... кроме того что он змей, большой и чешуйчатый... гад, как есть гад! И ведь мужчина же, как ни поверни, она в плену у него, знает-то его второй день по большому счету, и нечестно все это - ей вот так под дождем не деться никуда, и дождь этот подстроен почти... а вот не отвернулась и поцеловать себя позволила. А змей деликатностью не отличался - жадным его поцелуй был, жарким - и ее саму в объятиях стиснул. - Вот же ты змей! - в очередной раз заявила Марьяна, когда он ей воздуху наконец глотнуть позволил. - Права ты, Марьяна, видел я, что дождь собирается, видел... но это ведь, возможно, наш последний вечер с тобой. И я думал, что вот если срочно домой от дождя бежать... ночь уж... ты спать уйдешь... а завтра уж Кощей наверняка явится... Не собирался я тебя соблазнять, побыть только с тобой хотел часок лишний. Ну а за поцелуй прости, не сдержался. - Погоди-погоди, почему последний?! Ну явится Кощей и что? Не увезет же он меня с собой. Мы ж ему ловушку приготовили! - И ты всерьез веришь, что у нас получится его уговорить присесть в это кресло? Он, Марьяна, нас хитрее и умнее во сто крат. И мне с ним биться придется, чтобы тебя вернуть... А мне его в честном бою еще ни разу не удалось одолеть... а теперь он еще и насовсем убить меня может. Так что ты уж поцелуй мне один прости, не сердись. - Только обещай мне, что не будешь меня целовать только заради того, чтобы я Кощея лучше заманить в ловушку пыталась. Я и так к нему не хочу возвращаться, ты уж меня разговорами про некромастера и кровь достаточно напугал. - Вот как ты обо мне думаешь, значит, - крылья внезапно полог разрушили, за плечи змеевы возвернулись. - Дождь кончился, полетели домой, - и он на руки ее подхватил и к покоям ее доставил, на траву мокрую босую не опустил, так сквозь двери стеклянные на руках и пронес. - Спокойной ночи, Марья Моревна, - сказал церемонно, на пол ее поставив, и развернулся уходить. - Подожди, не уходи так, - остановила, за плечо тронув. - Что? - А поцеловать перед сном, как же? Он наклонился, щеку подставил, а она его губ коснулась мягко - почувствовала, как замер, дыхание затаив. Правда, что ли не ожидал?! А она - сама от себя? - Спокойной ночи, Горан, - она отстранилась, не дав углубить поцелуй. И все равно на утро завтракать к ней в сад не явился, а одной и кусок в горло не лез. Обиделся что ли вчера за слова ее неосторожные? И поцелуем свои глупым ничего она конечно не исправила. Княжна вздохнула, сок допила и в покои свои вернулась. И занять себя нечем, зато мысли лезут всякие и страхи. И зеркала пустые, просто зеркала сегодня. Даже не взглянет на нее теперь? Дверь распахнулась - резная, деревянная, что в подземелья вела. Змей явился и княжна было шагнула к нему радостно да оступилась, замерла, лицо его мрачное увидев. А он сам подошел, за плечи ее осторожно взял ладонями. - Он здесь, Марьяна. Кощей здесь. Я улетаю, как договорились. Но я рядом буду, я не позволю ему тебя унести. Насмерть буду биться, а не позволю, - и будто поцеловать хотел да передумал. Отпустил ее и прочь ушел, а княжна только и успела вслед ему крикнуть: - Не надо насмерть! Горан, я не хочу, чтобы ты умер! Глупые слова... не то она совсем хотела сказать... а что? Да все равно, оно ведь по-другому в итоге обернулось и смотрела она, как Кощей на кресле том проклятом корчится, и не жалко его было, а, наоборот, с сердца камень свалился тяжеленный - не сможет нелюдь костлявый ее змея убить. Ее змея?