Сказ про то как Иван-царевич смерть Кощееву добывал

*** Змей вошел в его камеру, остановился близко, Кощей висел на цепях и головы не поднимал. Когти сомкнулись на его подбородке, заставляя смотреть змею в лицо, раня иссохшую кожу, да только кровь едва выступала, густая что деготь. Горан разглядывал его с показным любопытством, ухмылялся. - Водички хочешь? - прошипел. Кощей выпендриваться не стал, кивнул, ну насколько когти позволяли, и даже взгляд жалостливый состроил. - Прелесть какая! - оценил Горан. - Я перестарался с ловушкой, да? Даже говорить не можешь? Кощей губы с трудом разомкнул и что-то прохрипел. - Это не есть хорошо. Как же я мольбы твои слушать буду? Кощей лишь понимающе вздохнул. - Ладно, - во второй руке у змея кубок был, он его нарочито медленно поднес ко рту пленника, дал глоток сделать и тут же отнял. - Ммм! - красноречиво промычал Кощей. - Еще хочешь? - Может, хватит издеваться? - проскрипел Бессмертный и закашлялся. - Я еще только начал! - возмущенно ответил змей и ухмыльнулся. - Попроси меня. Кощей состроил умильную физиономию и издевательским тоном произнес: - Дай водички, пожа-а-алуйста. - Вот же ты стервь! - рассмеялся Горан. - Даже местью мне насладиться не дашь, на цепях, еле живой, а все глумишься! - Ну я ж бессмертный. - То есть, мне тебя оставить здесь на пару сотен лет, а потом заглянуть и еще раз про водичку спросить? - Даже если это месть, Горан, я над тобой так не издевался, - укоризненно заметил Кощей. - Воды еще дай! - Не издевался он! - змей лапу в волосы ему запустил и голову заставил запрокинуть. - А это смотря как сравнивать. - Да ладно, ты ж знаешь, я заботливый и нежный, - Бессмертный выдавил ухмылку на пересохших губах. - Я тебя кормил, поил, спать укладывал, а ты дяде Кощею водички жалеешь. - Ошейник я тебе никогда не прощу! - змей сжал пальцы сильнее, выворачивая пленнику шею. - Да ладно, мы уже квиты - я в цепях и весь твой! - Кощей снова ухмыльнулся. - Водички только еще дай. Змей наклонился к нему ближе и в лицо прошипел: - Попроси меня. Как следует попроси. - Ишь, злопамятный какой! Я не таким тоном это говорил. - Пойду попрактикуюсь над тоном лет этак пятьдесят! - он выпустил его волосы и отступил. - Ну чего ты от меня хочешь? Я тебя умоляю, дай мне воды. Змей вернул ухмылку, нехорошую такую, кубок поднял, пронаблюдал с довольным видом, как Бессмертный к нему потянулся, пальцы свои в воду окунул и по губам пленнику размазал. Кощей подарил ему еще один красноречивый взгляд и напоказ пальцы мокрые ему облизал. - Ах ты ж... - Горан отдернул руку. - Есть ли в тебе хоть что-то... - слов он не нашел, сплюнул только, под хриплый смех Бессмертного. - Ну ладно, в эти игры так как ты я играть не умею, зато умею в свои, - змей снова за волосы его схватил и голову к стене оттянул, кубком перед носом повел и глоток воды на пол вылил под судорожный вздох пленника. - Игла, скажешь, где? - И ты, значит, про иглу знаешь? - Я спрашиваю где!? Я больше воды сюда таскать не намерен, - он пролил мимо еще несколько капель. - Один я ничего про эту иглу, клятую, не знаю! - Но она у тебя? - Дай мне допить, и я все скажу. - Сначала скажешь. - А ты мне скажешь, откуда ты про иглу эту знаешь, и что она такое? Змей молча вылил еще глоток воды на пол. - Ладно, она у меня, - сдался Кощей и нервно губы облизал, тяжело дыша, а Горан с удовлетворением поймал во взгляде на миг мелькнувшее отчаяние. - Вот видишь, можешь же быть хорошим мальчиком, - он наградил пленника, позволив еще едва пригубить из кубка, и снова отнял его. - Горан, пожалуйста, это уже слишком! - Где игла? - В тайнике. - Где, я спрашиваю! Не выделывайся, здесь последний глоток остался. - Горан, ты вот серьезно думаешь, что я тебе за глоток воды скажу, где игла, которой меня, предположительно, убить можно? - Ну как знаешь, - и змей воду себе на сапоги вылил. - Оттуда тоже слижешь? - Мне не дотянуться, - Кощей улыбнулся с издевкой. - Повыше налей. - Повыше, значит?! - Аччч, а вот это больно было... Иван слышал лишь обрывки разговоров, когда любопытные охранники приоткрыли дверь. И то, что он услышал, ему не понравилось. Сейчас бы можно внутрь проскользнуть, да охранник дверь рукой придерживает, а второй на него шикает, что тому жить надоело... - ...только тогда цепи придется снять. - Вот прям так и разбежался! - Ну я могу и в цепях, если тебе так больше нравится, - и тон такой глумливый, ничему его, нелюдя, жизнь не учит. - Только со стены меня все-таки придется снять. - Да я могу и не снимать... - Твою ж змеиную... мммма... ты совсем что ли?! Воды хоть мне дай, скотина! - А ты про иголку надумал мне рассказать? - Думаешь, я уже захотел сдохнуть, да? - Ну я тебя еще оставлю тут лет на двести-триста поразмышлять на эту тему, кто знает, может, ты к этому выводу еще придешь. Дверь все-таки захлопнули и рукояткой алебарды тихонько по шлему любопытствующего приложили: - Куда лезешь?! Сейчас охранка на баклаху твою с водой взвоет, нас змей всех так по стенам поразвешивает! Иван закусил с досады губу и тихонько ушел, отрешенно ища, куда бы скинуть с таким трудом добытые четыре баклаги с водой. *** Кощей безвольно висел на цепях, вбитых в каменную стену, ноги до пола доставали, но тоже были закованы в кандалы. Он был бос и обнажен до пояса, да и пояс разодран будто. И это было страшное зрелище - ребра и ключицы выпирали из-под ссохшейся кожи так, что казалось, он провисел здесь уже не один год и давно был мертв... если бы человеком был. Только на руках с тяжелыми браслетами кандалов, еще бугрились натянутые жгуты мышц. Серебряные некогда волосы потускнели и спутались, скрывая лицо. Но нелюдь словно что-то почувствовал, медленно поднял голову, в темных провалах глазниц зажглись белым светом нечеловеческие глаза. Мрак подземелья разгонял неровный свет словно нарочно забытого факела, а может и не забытого - пусть пленник смотрит, как он медленно догорает, потом тлеет, а потом тьма... впрочем, нелюдь, наверное, и в темноте видит, но все равно радости мало. Однако сейчас ни факел, ни светящиеся глаза нелюдя никого обнаружить не смогли. - Кто здесь? - хрипло спросил Кощей. Иван снял шапку и продолжал молча смотреть на него. Он, пока ждал, чтобы змей вышел, извелся весь, что тот так долго пленника пытает. И, когда сюда потом заходил, боялся, что найдет совсем растерзанные останки, а Кощей, на удивление, даже лучше выглядел, чем он его последний раз в кресле том проклятом видел. Лицо уже на череп, кожей обтянутый, не походило, осунувшееся было, страсть, но живое. На подбородке только царапины глубокие, по щеке еще одна, тонкая, тянется, и губы растрескавшиеся, на шее следы какие-то, да по бокам борозды от когтей за спину уходят. - Не бросил-таки, - Кощей кашлянул, прочищая горло, сглотнуть попытался, да видно было, что нечем. - Зря, царевич, зря. Уходи, не рискуй собой. Выходи на берег, Карум тебя заберет, домой отвезет. Ты еще молод, другую невесту найдешь. Марьяна-то вот что-то спасаться не хочет, - он криво усмехнулся. - Ну или дружину сначала собери, чтобы против змея идти. А за меня не беспокойся, это только выглядит страшно, а так... не впервой - выберусь. Змея вот только до... Сил в смысле вот только накоплю... А ты что молчишь-то словно воды в рот набрал?! - Кощей чуть склонил голову набок, пригляделся и вдруг расплылся в уже более знакомой ухмылке. - А что... правда, что ли?! Ну давай, - и он потянулся к царевичу и зрачки ярче синими яхонтами сверкнули. Иван красноречиво посмотрел на него исподлобья, стараясь взглядом выразить все, что он про нелюдя думает, способного даже в таком состоянии все в шутовство превратить. Подошел ближе, шумно вздохнул, решаясь, и прижался ртом к сухим, потрескавшимся губам, воду цедил осторожно, чтобы ни капли не проронить и нелюдь также осторожно ее принимал. И вот же зараза, губы у него мягкими стали и так каждую каплю снимали, что Иван почувствовал, что у него щеки горят, и уши и... и вообще все... А язык еще остатки влаги с губ царевича слизывает и в рот просится влезть, скользит и словно струнки тайные задевает, потому что царевич сам не понял, как это произошло, но ощущение чужого языка во рту, жадно и в то же время осторожно выискивающего там... ну царевич сильно надеялся что остатки воды... Иван отшатнулся, тяжело дыша. Кощей дернулся на цепях за ним и мучительно застонал, откидываясь обратно на стену: - Там еще капелька была... - Вот же ты... - Иван не нашел слов, только сопел возмущенно, ну и вообще, дыхание никак не восстанавливалось, и он только головой покачал. А Кощей-то выглядел намного лучше, лицо уже совсем прежним стало. А сколько этой воды-то там было... Иван опомнился - что ему, хоть и бессмертный он, еще-то остается в таком положении, только разве что вот и скоморошничать, чтобы с ума не сойти?! Это-то, может, еще и хуже, что бессмертный, так-то хоть помереть можно и не мучиться тут... целую вечность. Царевич вздрогнул от этой мысли. - Этого мало, да? - спросил Иван и так прекрасно понимая, что чуда не произошло. - Не принести больше за раз, змей заклинание охранное, на воду нацеленное, поставил на вход. Говорят, баклажку не протащишь. Я вот решил так попробовать, пропустило. - Спасибо, я и за каплю бы много отдал... а так... - он снова улыбнулся, только уже без глумления. - Правда, век не забуду, как ты меня поил... ну или сколько мне еще осталось... Уходи, Ваня. Так ты мне воды не натаскаешься... я-то, конечно, не против, да только опасно это. Поймают тебя. Уходи. - А сколько еще тебе надо? Скажи! - Не бросишь меня, значит? Собой будешь рисковать ради нелюдя?! - он смотрел серьезно. - Мы вместе сюда пришли. - А ты вспомни, с чего началось все. Я ж твою невесту украл, Ваня. - С тех пор мы уже с тобой вместе сколько соли съели... Не могу я тебя... без тебя уйти... когда ты тут... вот так... Не по-людски это... - Хорошо, Ваня. Тогда давай так договоримся. Если ты уже не передумаешь и мне тебя не отговорить, то ты сейчас отсюда выйдешь, я придумаю как. И пойдешь напьешься сам столько, сколько в тебя вообще влезет, и еще чуть-чуть, чтоб аж тошнило от воды... ну и в рот наберешь... - А ты сможешь... ну... только я так не смогу... - Ничего не надо будет делать, кроме того, что ты уже сделал. Так же мне воду дашь. Только верь мне, Ваня, ладно? - А ты чего это удумал? - Иван с подозрением нахмурился. - Воду с тебя вытяну, столько, сколько смогу... это неприятно может быть. - Ну это ладно, - царевича скорее больше пугало, если наоборот - приятно, - ты только это... не целуй меня... уж совсем... как девицу... - он густо покраснел. - Хорошо. Не буду, как девицу. Поцелую, как мужчину, - и снова смеется, глазами только. Вот же, зараза, он еще смеяться может! Ладно, простит ему все царевич, лишь бы выручить удалось. - Все тебе шуточки твои дурные! Ладно, я сделаю, как ты сказал. - Иди к выходу. Я их сейчас заставлю дверь открыть. Иван кивнул, сделал было движение, чтобы уйти, да остановился: - Ну ты держись тут. Я вернусь, только не знаю, когда появится возможность в двери пройти. - Ваня, ты лучше подумай и уходи отсюда совсем. Я только рад буду знать, что ты домой вернулся. Я выберусь, у меня есть пара задумок, а времени на попытки море. - Врешь ты все. - Ну времени изобрести эти задумки у меня тоже море, - он усмехнулся невесело. - Ладно, я за водой пойду, - и он все же отвернулся, да теперь Кощей его окликнул. - Иван, я Марьяну украл, потому что она сама меня позвала. Я же тебя тогда не знал... мало ли, может, ее за старика отдавали, а она не хотела. Царевич резко остановился. - Как это позвала? - Через зеркало. Знаешь, девицы гадают через зеркало на суженого. И если дар у какой есть, или зеркало непростое, то ей нечисть всякая отозваться может... ну вот я, например. И знаешь, если я отзываюсь, они визжат, да зеркало опрокидывают или убегают. А если какая и правда замуж не хочет за того, за кого выдать насильно хотят, и не испугается и имя свое назовет мне, то я ее заберу... ну если мне по нраву придется. - И Марьяна назвала? - тихо спросил царевич. - Не назвала, но зеркало не опрокинула. Хотя и в глаза не смотрела. Стояла перед зеркалом, взгляд опустив, не гнала, но и дальше не приглашала. А она хороша... и вела себя необычно для гадания... и я до нее дотронулся. А она позволила, не отшатнулась, руку мою не оттолкнула. Мне любопытно стало. Я ей сказал, что я ж приду, украду ее... а она стоит, молчит, щеки румянцем заливаются... Не боится, значит, а то ж бледная бы была, коли просто от страха онемела. Я волосок упавший с ее одежды снял, по волоску и отыскал. Едва успел, уже и свадебный возок снарядили. - Выходит, ее замуж за меня насильно выдавали... а она не хотела... - Не знаю, Ваня. Я ее понять не могу. Ну уж, как видишь, и не я ей нужен был. Может, это ловушка подстроенная... А, может, любопытство девичье, глупое... сложилось все так просто. А может кто ей зеркало это дал, да голову сказками заморочил. - А ты зачем мне все это рассказываешь, будто прощаешься и чтобы между нами не осталось ничего? - спросил царевич с подозрением. - Думаешь, не вернусь? - Всяко может случиться. Может, и правда последний раз разговариваем. Но лучше бы ты ко мне не вернулся, потому что домой ушел... - Я за водой пошел, - мрачно отозвался Иван и, уже не оглядываясь, прошел к двери. Кощей выждал пару минут и громко жутко завыл, да так что и царевич чуть не поседел, и стража прибежала, рукояткой алебарды по челюсти нелюдю выдала и вой оборвался. Иван зубы стиснул, да в открытую дверь проскользнул, не стал смотреть, что они еще там с ним делают... все равно помочь не сможет. Кощей поморщился, челюстью подвигал, его кости трудно сломать, да и зарастают сразу, правда, не в таком состоянии. Он голову свесил, глаза прикрыл, попытался задремать, отогнать навязчивые мысли о жажде... и о губах, что эту жажду только раздразнили. Для мальчишки лучше будет, если одумается, домой вернется... и зачем только про Марьяну ему рассказал?! Верно, не хотел отпускать... с языка и сорвалось... А если не придет... это и правильно... правильно... да только уже сейчас от тоски завыть хочется. Но если змей царевича поймает, взвоет страшнее... И сам себе усмехнулся - ну надо же оно как... или совсем разум помутился от жажды и боли?! Он не знал, сколько времени прошло, да вроде достаточно, и снова, голову запрокинув, завыл, так что камни отозвались, загудели, страх глубинный в душах человеческих поднимая. Дверь громыхнула и кто-то рявкнул: - Заткнись ты! Надо господина попросить заклятие наложить, чтоб не слышно было. - Тьфу ты, душу выворачивает... Тмос, пойди ему в зубы дай, да так чтобы еще на подольше хватило. - Кляп бы надо. - Ты его клыки видал? - Так железный какой хитрый сковать или заклятьем. - Господину скажем... - Скажем-скажем, только он сейчас с княжной, беспокоить не велено. Тмос появился и угрожающе направился в сторону нелюдя, но Кощей видел, что тот боится. А сам замолчал и усмехнулся: - Водички дай, я тебе скажу, где клад на острове закопан, а выть не буду больше. Жажда замучила. - А тут клад есть? - Эй, не разговаривай с ним! Дурак, что ли?! - в камеру вбежал стражник постарше, упредительно хряснул в челюсть опять, а Тмоса выгнал пинками. Кощей рот широко открыл и опять челюсть на место вставил, клыками лязгнув. И тут Иван появился, шапку сняв. - Ваня, вернулся-таки, - Бессмертный не удержался, губы сами собой в улыбке расплылись. Иван подошел тыльной стороной пальцев кровь черную с разбитой губы стер. - Не вытирай, мне каждая капля дорога, - он потянулся слизать. Иван сначала руку отдернул, а потом протянул и нелюдь жадно всю кровь с его пальцев языком собрал. - Воды дашь? - спросил, а глаза шальные, больные совсем, губу закусил, с ранки кровь высасывает. Иван кивнул и снова к Кощею лицо поднял, а проклятый нелюдь, уже не скрываясь, поцеловал - и воду губами собирая, и целуя до головокружения и слабости в коленях... и это не просто слова - голова правда кружилась, во рту пересохло, горло горело и колени подгибались от накатившей слабости. И разорвать этот поцелуй не было ни сил, ни воли, ноги не держали уже, да царевич даже упасть не мог. И разум во тьму погружаться начал, ощущения только еще остались - и страшно, что высушит его нелюдь до донышка... но и сладко... не знал он, что поцелуи вообще такие бывают... целовал он сам до этого девиц, да не так это было совсем, и язык ему в рот уж точно никто не засовывал... и ведь это ж гадко должно быть, но почему-то от этого изнутри аж жаром обдает... Иван наконец потерял сознание и рухнул... на руки - костлявые, но сильные руки, в обрывках цепей. Кощей Ивана подхватил, да осторожно на пол уложил, жилку бьющуюся на шее попытался нащупать, нахмурился и губами к шее приложился, вроде нашел сердцебиение, успокоился и стал себе плечи затекшие разминать. Меч царевича подобрал, к стенке встал у двери и снова завыл. Иван очнулся от того, что его напоить пытаются. Он стал жадно пить, хотел баклагу сам перехватить, да руку дрожащую еле от пола оторвал, и она тут же обратно рухнула. Хорошо, что ему еще голову держали, бережно так, даром что на пальцах, что в кудри его зарылись - когти острые. - Кощей, - от воды чуть легче стало. - Я, Ваня, - он его поудобнее устроил, к стенке каменной сидя прислонил и еще одну баклагу достал, сам попробовал сначала, - Так, это не вода, - и третью подобрал, это уже вода оказалась и снова ее царевич осушил. Пелена с глаз спала немного, огляделся Иван, вокруг тела в лужах крови валяются, вон и голова чья-то отдельно таращится. Кощей уже намного лучше выглядит, два меча к себе на пояс пристроил, тоже явно позаимствованные, да еще алебарда рядом лежит, на длинной ручке - и что лезвие в крови, что палка вся перемазана, а на том конце, где вроде просто палка, вообще клок волос прилип вместе с куском скальпа. Иван поморщился и взгляд отвел. - Что со мной? - спросил хрипло. - Обезвоживание, - немного виноватым тоном ответил Кощей и еще баклажку протянул. - Не хочу, тошнит уже, - Иван едва сдержал рвотный позыв. - Ну ладно, домой вернемся, я тебя живой водой напою. Ты мне вот что скажи, Ваня, Марьяна тебе все еще нужна? - А тебе зачем это?! - не понял царевич, голова все еще кружилась и муть накатывала. - Я тебе ее вернуть обещал. - И ты, после того, что она с тобой сделала, ее от змея спасать собираешься?! - Ну я же тебе слово дал. - Я тебе слово твое возвращаю. И спасать ее не от чего. Со змеем она теперь милуется, я видел, - Иван поморщился. - Ну все, тогда домой, - Кощей сам воду из баклаги допил, да еще к той, где не вода, приложился. Иван встать попытался и не смог - руки трясутся, ноги словно тряпичные, будто старик немощный. Кощей его на ноги поставил, руку царевича на шею к себе закинул и почти что на себе потащил, а сам на алебарду опирается, словно на посох. Хороши спасители! Выйти без приключений им не удалось - встретилась стража. Кощей как-то одновременно и алебардой крутанул и царевича на пол более-менее осторожно сгрузил. Оттуда он и наблюдал представление, как нелюдь одной алебардой шестерых покрошил - лихо он ею крутит, за центр рукояти держа - аж в глазах рябит. И не разглядеть в момент, где лезвие, а где палки конец, впрочем, и то и другое убойную силу в его руках имело почти одинаковую. Кощей в последний раз алебардой крутанул, уже рисуясь. Баклажки с водой с поверженных противников пособирал - что выпил, что к поясу пристроил, и царевича заставил пару глотков сделать, а сам украдкой хмурится, видя, что того опять тошнит и вода обратно просится. Вышли из пещеры они куда-то не в давешний лес - площадка каменная, на ней, правда, тоже зелень всякая растет. Только не спуститься им с нее - таким-то потрепанным. Ну Кощей-то, может, и спустится, а Иван сам еле ноги волочет. Но нелюдь, видать, и не собирался по скалам лазать, кликнул коня своего летучего. Тот и прилетел, Кощей его обнял коротко, как друга старого, верного. У седла много чего полезного приторочено - плащ вот блестящий, словно из серебра вытканный, достал да царевича в него укутал и капюшон на голову даже накинул. Следом плетку извлек и на седло поближе к руке повесил - зачем ему плетка? Неужели у него рука на своего коня поднимется? То чуть ли не целует, а то вот плетка... Или им сейчас лететь надо будет быстрее ветра и коня не пожалеет? И баклажки еще - одна белая, другая черная, да в белой всего на дне плещется, Кощей Ивану глоток сделать дал - там самая сладковатая вода, от которой сразу легче стало и муть откатилась, и тошнить перестало почти. - Извини, больше дать не могу, - Кощей у белой баклажки сам только горлышко облизал и убрал ее. - Надо хоть пару глотков оставить на всякий случай. Выберемся отсюда, я оклемаюсь, и еще за живой водой слетаю. - Так это живая вода? - Она самая, только расходовали мы ее, Ваня, последнее время небережливо. Но кто ж знал, что я такой дурак доверчивый! За столько веков упреки девичьи не научился мимо ушей пропускать. Кощей царевича первым в седло закинул, сам следом сел. А за ними погоня уже подоспела, распахнулись двери, выбежали арбалетчики, на ходу оружие вскидывая и целясь. Кощей плеткой махнул, развернулся хлыст длиннющий, на солнце черным блеском сверкнул, и все пять человек рухнули, вместе с доспехами пополам перерубленные. Не коня... Взлетел Карум, крыльями взмахнув, понесся, высоту набирая, стрелы вдогонку еще откуда-то полетели, да Кощей от них отмахнулся только, да и конь его выше стрел уже поднялся. Выбрались? Не выбрались. Тень темная, трехголовая, солнце заслонила, а Кощей выругался как-то заковыристо, так что царевич даже половину слов и не понял, и коня вниз заставил резко нырнуть. Мимо огненный шквал пронесся, Иван в гриву коня вцепился, на шею ему лег, тошнота от скачков вернулась. Снова опалило жаром, Кощей зашипел, хлыст плетки с диким воем прорезал воздух, хлопали огромные крылья, утробный рык змея оглушал. А потом все полетело кувырком, царевич-таки свалился на песок, когда Карум слишком резко впечатался копытами в берег. Кощея он сбросил еще раньше и сейчас с тонким ржанием стал кататься по мокрому песку, гася пламя. Царевич сел, его огонь почему-то не тронул - плащ волшебный? Рядом с грохотом рухнула туша змея, голов у него поубавилось, одной уже только мотал оглушенно. Иван за клинок схватился - у него только короткий и остался. Где ж Кощей? Правда, ли он такой уж бессмертный? Видать, правда - вон из воды поднимается: половина тела обуглена, волосы с правой стороны до черепа опалил, на правую ногу припадает, но идет, и быстро, плетку крепко в кулаке держит - злой, яростью лицо перекошено, клыки скалит. Подошел Кощей к змею, плетка снова взлетела, хлыст шею чешуйчатую обвил, но не перерубил. Бессмертный потянул хлыст к себе, змей обернулся, на человека отдаленно похож стал, на колени упал, в хлыст руками вцепился, по груди с шеи кровь темная течет, но помирать еще не собирается. - Горан, чтоб тебя демоны три века драли, отвали от меня уже! Все, хватит! Не наигрался еще?! - зло прокричал Кощей, ослабляя хлыст, и подозвал к себе коня, одной рукой змея удерживает, другой в сумке седельной шарит. - Добивай уже, - прохрипел Горан. - Совсем дурак?! - Кощей снял с него петлю и тот склонился, руками в песок упираясь и кровью темной его поливая. - Все, что было, быльем поросло. Я тебя, дурака, и тогда спасал, от самого тебя и спасал! Отвлекал уж, как умел, могу даже сейчас еще раз повиниться за способы, если тебе моих извинений в цепях не хватило, - Бессмертный хотел ему голову поднять, но тот боднул его. - Отвали тогда сам! Отвлекал он! Ты ничего не понимаешь, она другом была мне... а после тебя ушла... - Хороша подруга, ради которой ты головы рубить подставлял! - Кощей за волосы заставил-таки его голову приподнять, шею открывая и стал жидкостью из черной фляги на рану поливать. - А тебе хоть что перепадало? Хоть раз поцеловать себя позволила? - Тебе, скоту, не понять этого... Не подругой – другом! - Это уж точно, мне такое не понять, чтобы разрешать бабе дурной в игры свои играть за счет тебя. Приговорили твою Морану - заигралась, некроманты развелись с тайным храмом, а она богиней себя возомнила, милостью своей дарила, знания запретные выдала. И мне приговор исполнять велели, а то ж я не знаю, что тебе хватит дурости сунуться ее спасать?! - Кощей выговаривал все это, а рана у змея затягивалась. - Так она не сама... что ты с ней сделал?! - змей медленно поднимался с колен. - Заточили ее, в одной из сфер. Не скажу, какой. Эй, не дури только! - Кощей упреждающе плеткой свернутой в него ткнул. Змей остался на песке, на одно колено припав, глаза мутные, кровью налиты. - Марьяну отдай мне! Зачем она тебе?! Она мне люба... И она не такая как ее мать. Отдай... ты должен мне, много должен! - Ее мать? Только не говори, что Морана... м-м-мать ее?! - Морана. А ты не знал? Я думал, ты ее поэтому... - Ты?! - Кощей вдруг подскочил в ярости, за горло его когтями схватил. - Ты знал, что это за игла?! - Только то, что ты можешь меня ею убить. - А мне сказали, что на конце той иглы, представь себе, смерть кощеева, - он отпустил змея и сам на песок уселся, лицо устало ладонью потирая. - Вернее не мне, царевичу... А тебе кто сказал? Ягина? - Да, за племянницей она, видишь, тоже, оказывается, приглядывала. Кощей, отдай мне Марьяну, у нее дар слабенький, она про некромантию и не слышала даже... до тебя. Она хорошая девочка. - И целовать себя позволяет? - Кощей обернулся на него с усмешечкой. - Я сейчас тебе что-нибудь оторву! - Остынь, Горан. Нет у меня твоей Марьяны. Царевич со мной, жених ее... бывший. - Царевич? С тобой? А ты его, что ли... - Я тебе тоже могу что-нибудь оторвать! - Кощей ему кулаком с зажатой в нем плеткой погрозил и с песка тяжело поднялся, проковылял, хромая и морщась к царевичу - тот на песке все это время так и сидел, в плащ волшебный завернувшись. - Эй, ты там как? Живой? - спросил, за плечо тронув. - Живой, более-менее. А ты? - он поднял на него глаза и улыбнулся слабо. - А я, Ваня, бессмертный.