Сказ про то как Иван-царевич смерть Кощееву добывал

Иван проснулся утром, да Кощея рядом не было и как-то так тоскливо сердце обидой екнуло, ну да глупые то мысли были. Встал царевич, воды из кувшина напился, одежду свою подобрал, оделся и отправился Кощея искать, надеясь его найти в тех палатах, где они обычно завтракали. - ...времени мало будет, - услышал Иван голос Кощея. - Не успеешь, я сферу через танос люфт схлопну, я рисковать им не буду ради твоей Марьяши. - Да уж понимаю, - ответил змей. - А точно так получится? Что там сказано в книгах твоих? - Если железо, что рождено вместо жизни, искупать в крови познавшего смерть плоти раньше плотской любви, крови этой откроются сферы, удерживающие в узах смерть. Ну это вольный перевод, конечно, но явно же понятно, что кровью его можно сферу открыть, и именно этого она добивалась, когда иглу эту ему подсунула. Только не ожидала, что я рядом с ним буду и иглу сразу выдерну. И уж как только почует эту кровь снова, уж точно явится. Ты только не раскатывай все свои губищи, успеешь Марьяшу выдернуть - молодец! Но главное ритуал завершить надо, а то за ним все некроманты этого мира гоняться будут, а я не всегда... - А вон и царевич пожаловал! - к досаде Ивана обнаружил его змей, а то он бы еще послушал, о чем там нелюди за его спиной шушукаются. Кощей обернулся, но лицо у него мрачное было и приветственная улыбка кривоватой какой-то вышла: - Проходи, Ваня, садись, поешь. Иван сел рядом с Кощеем и глянул на змея хмуро, но тот ни скалиться, ни насмешничать вопреки ожиданиям не стал. - Горан, только ты все же сразу определись, кто тебе дороже. Морана или Марьяна! На сомнения времени у тебя не будет! Подставишь меня, не прощу! - договорил-таки Кощей то, что, видимо, собирался, а потом снова к царевичу обернулся и вроде прежний уже, с улыбочкой своей слегка насмешливой, тарелку с блинами к нему подвигает. - Ты кушай, Ванечка, кушай, тебе сил теперь много понадобится. Иван хотел было спросить, почему это, но передумал. Мало ли еще снасмешничает про подвиги их ночные. А потом они с Кощеем снова в библиотеке уединились, нелюдь чертил что-то на листке, хмурился, и Ивану тоже дал что-то хитрое перерисовать, только царевич подозревал, что больше для того, чтоб он не скучал. - Давай-давай, руку набивай, - тем не менее велел Кощей. - В ритуалах в линии одной ошибешься или в знаке, и ошибка такая смертью лютой обернуться может. Так что старайся, оно все полезно будет, коли чародейству учиться всерьез собираешься. Царевич кивнул и к рисунку уже с большим вниманием отнесся. Обедать опять вместе сели и змей не утерпел, спросил: - Кощей, готово ведь все, чего медлишь? - Мне день еще нужен... и ночь, - и голос его как-то непривычно прозвучал. - Ты сам говорил, что ждать нам опасно дольше, что сфера с трещиной теперь. - Говорил... но что ж я теперь... Ладно, завтра летим. Завтра. - Хорошо. - Ты мне клятву еще должен. - Принесу. Завтра. - А куда мы летим? - спросил царевич. - К скале той черной, на которой дуб, - ответил Кощей. - Там, где смерть моя. - Так смерть же забрал ты. - Я иглу забрал, Ваня, а смерть... смерть она там. - Как это? - Думаю, что это Морана себя так повеличала. - Так ты не знаешь до сих пор, в чем твоя смерть и как она с этой иглой связана? - Нет, Ваня, одни догадки у меня, вот на месте и выясним. - И что мы там делать будем? - Сферу откроем. - Чтобы Марьяну забрать? - Да, и Морану выманить, чтобы запереть снова окончательно. Если ты, конечно, согласишься на это. - Кощей, не надо... - начал змей. - Заткнись, - бросил Бессмертный, даже не глянув на него. - Мы с тобой, Ваня, после обеда поговорим. Серьезный разговор будет. А пока ешь, не отвлекайся. И ты, Горан, хватит языком молоть, дай поесть спокойно. - Ну и дурак, - фыркнул змей и снова чем-то захрустел. - А ты, Горан, пока делом займись. Слетай за водой - за живой и за мертвой. Да побольше набери. А то я тут подумал, что если мы вместе полетим, как бы на засаду там не нарваться. А ты у нас вроде как зять ей будущий... - Ладно, слетаю, - кивнул змей, дожевывая чью-то ногу. Иван этому раскладу только обрадовался - хоть ненадолго змей из замка уберется. Да и Кощею, оказалось, тоже нужно было совсем наедине с царевичем остаться, да чтобы Горан даже случайно разговору их не помешал. - Вот что, Иван, - начал Кощей, когда они снова в библиотеку ушли и двери тяжелые за ними накрепко затворились. - Ты садись, разговор у нас серьезный дюже, - и стул царевичу подвинул, а сам в кресло напротив него уселся - в то, в котором часто любил уединиться с каким-нибудь увесистым фолиантом. - Ну говори, не томи, - не выдержал Иван. - Если ты домой меня хочешь после всего этого отправить, что ж, отправь, я чай не девица - жениться на мне не надобно. - Да ты чего, Вань? С чего ты взял-то? - Кощей головой покачал. - Я ж тебе сказал уже, что домой я тебя не отпущу. Ты это... только не подумай - я тебя у себя хочу оставить, потому что люб ты мне, а не... ох, усложнил ты мне задачу! - он хлопнул рукой по колену. - Так скажи уже мне прямо! - Мне тебя в жертву принести надо. - Чего?! - Иван опешил. - Как это в жертву? - Ты не бойся, я умереть тебе не дам, но мне надо, чтобы Морана поверила, что я тебя до смерти убью. - Это все ради змея, да? - насупившись, спросил Иван. - Нет, ради того, чтобы нам дальше спокойно жить, а не с некромантами воевать. Я, Ваня, чем больше читаю про все эти ритуалы, тем больше мне тошно становится. И за тобой они охотиться будут, чтобы жертву завершить. Уж лучше я сам, да потом тебя верну, и Моране вырваться не дам. - А если не вернешь? Змей тебя утешит? - Ох, Ваня, ревнивый ты какой, - Кощей ухмыльнулся и вдруг протянул руку, да его со стула сдернул, царевич даже до конца и не понял, как у нелюдя на коленях оказался. - Верну, Ваня, верну, даже не сомневайся, - пообещал и целоваться полез, и царевич, сам себя ругая, губы навстречу раскрыл, язык его бесстыжий опять в рот к себе пустил, и отвечать ему начал, на бедрах у Кощея ерзая и чувствуя, как срамно об него трется. - Я тебя смерти не отдам, - хрипло заверил нелюдь, забираясь ладонями царевичу под рубашку. Ладонь горячая по груди погладила, когтями чуть щекотно царапая, да когда по соскам остро задела, это щекоткой быть перестало, шумно вздохнул царевич, заерзал сильнее. Кощей языком так глубоко полез, что царевичу даже не вздохнуть толком, а пальцами сосок поласкал, да сжал до боли, так что Иван замычал, да вместо боли горячо ему так, что он извернулся и бедра нелюдя оседлал, еще теснее прижимаясь, и естеством своим, уже штаны плотно натянувшим, в него втираясь. Вот же нечисть! Что он сделал-то с ним такое, чтобы царевич вот так совсем стыда лишился?! Кощей его по спине гладит, а губами по шее целует, да так, что от этих поцелуев поди отметины багровые останутся, а царевич только стонет и под губы его подставляется, навстречу бесстыднику выгибаясь, и рубашка у него уже расстегнута... он над этими застежками бился с утра опять, а Кощей коснулся только, они и разошлись, предательницы. А нелюдь ему уже в штаны полез, распустился пояс легко, руки его жадные пропуская, чтобы они крепко зад царевича облапали. Иван задрожал весь, когда острые зубы на соске сомкнулись и палец с когтем в него проник. Как не ранит он его, царевич не понимал, да ему через пару мгновений не до вопросов этих неуместных стало. Чарами своими Кощей беззастенчиво пользовался и в делах своих срамных: штаны на Иване разошлись, так что препятствий никаких рукам его нечестивым не стало и он член царевича возбужденный ладонью обхватил и капельку выступившую по головке подушечкой большого пальца размазал, когтем по щелке провел, не раня, но острых ощущений доставляя так, что Иван дернулся на нем и всхлипом захлебнулся. А Кощей дразнит молодое горячее тело, а сам уже и свой член твердокаменный из штанов выпустил, трется меж ягодиц царевичевых и чуть когтем другой руки, на одной ягодице как раз лежащей, помогает головку едва внутрь проталкивая, да потом позволяя ей выскальзывать, пока Иван не издал беспомощный звук и сам на него не насадился, губы свои, от поцелуев страстных припухшие, кусая. Кощей поймал его под зад, с удовольствием ощущая, как хорошо в ладони крепкие ягодицы ложатся, и по-собственнически когтями их жамкая, стал направлять царевича, поглубже его на себя усаживая, так чтоб аж мошной в него вжиматься. - Ааакххх! - царевич вцепился в плечи нелюдя, зажмурился до звезд перед глазами, а тот стал поддавать бедрами навстречу, толкаясь в него глубоко, стоны вырывая. Иван то сжимал свои бедра, то разводил, горячо бухала кровь в висках. Остро, сладко нутро словно выворачивалось удовольствием от каждого толчка, но пика никак не достигало. Иван сам прогнулся в пояснице, стараясь поймать нужный ритм и ощущение, и тут же вскрикнул в голос, когда член Кощея мощно прошелся внутри по самому чувствительному месту. А потом еще и еще, Иван рот раскрыл, судорожно хватая воздух и почувствовал, как по подбородку слюна потекла. - Мнн... ааа... хха... ааа... - Ивану показалось, что его дугой от судороги выгнуло, пока семя его нелюдю на живот выплескивалось. А тот впился в его ягодицы сильнее и аж подбрасывать его стал, особенно яростно вдалбливаясь в его тело перед тем как кончить. Иван уткнулся ему носом в шею, никак не в силах отдышаться. Сходили в библиотеку на серьезный разговор. Ох, Кощей! - Неужели ты думаешь, Ваня, что я тебя, такого горячего, отпущу? - хрипло прошептал Кощей, когтями в его кудри спутанные зарываясь. - Не отпущу - ни домой, ни на тот свет. Моим будешь, Ваня. Веришь мне? У Ивана сил достало только кивнуть, носом по шее нелюдю мазнув. *** Со змеем они увиделись только утром и тот опять стал с расспросами приставать, когда они на гору черную полетят. Уж и воды он притащил и той, и другой, и Кощею хватит уж с царевичем миловаться - вон заездил молодца уже, что тот еле глаза сегодня продрал. Иван понял, что у него даже краснеть уже сил нет, потому как "серьезным разговором" в библиотеке Кощей не ограничился, и потом они еще и в спальне "поговорили" тоже - не менее серьезно. Удивительно, что не болело у него ничего - не иначе чары опять, а то вряд ли бы ему сидеть сегодня удобно было. Царевич все-таки покраснел, а Кощей ему в чашке что-то подсунул, так в нос при первом глотке шибанувшее, что Иван мигом взбодрился. - Полетим-полетим, вот позавтракаем и полетим. А завидовать чужому счастью некрасиво, - назидательно добавил Кощей, намазывая маслицем ломоть белого хлеба и выкладывая сверху узор из паюсной икры. Горан только вздохнул и от замечаний удержался, дабы Кощея не раздражать и еще больше их отъезд не оттягивать. Кроме того, Бессмертный давеча внушение ему сделал, что коли царевич откажется, то он его неволить не станет, а без него все сильно усложнится. Собрал Кощей все свои инструменты магические, ритуал творить, Иван ему помогал и все дивился на мешок его бездонный. Одежду Ивану новую скелеты справили - кафтан красный, да штаны из кожи тонкой пошитые. - Ну, готов? - спросил нелюдь, подойдя со спины близко. - Если честно, то не очень-то, - обернулся царевич, в глаза его нечеловеческие глянул. - Доверься мне, и все хорошо будет. - Мне это все не нравится. И еще больше не нравится, что змей там будет. - Не ревнуй. - Да не ревную я! Только это мне там умирать, а змей мной в случае чего пожертвует и глазом не моргнет. А ты говоришь, что мне даже меч нельзя с собой взять. - Все еще хуже, Ваня. Я связать тебя должен, - и веревку черную на ладони протянул. - Связать? - Иван нахмурился и на шаг отступил. - Это не страшно, Ваня, иди ко мне, - и улыбнулся так, что царевичу с одной стороны жутко стало, а с другой внутри горячо и в коленках слабость дрогнула. - А у тебя это что? - царевич только заметил черную нитку, что горло нелюдя туго перехватывала. - Ритуал договора на крови. Кто из нас со змеем нарушит, того она удавит. - Ты же бессмертный. - Бессмертный, но с удавкой этой силы лишусь. Скелетом в землю лягу, коли клятвы не исполню. - И в чем твоя клятва? - В том, что Марьяну из сферы выпущу, коли она сама к Горану шагнуть согласится. Но удавки эти не для того, а чтобы Морана поверила, что я клятвой связан, потому и сферу открываю. - И на змее такая же? - Такая. - А он тебе в чем поклялся? - Да ты слышал уже, что не станет мне мешать Морану обратно в сферу заточить. - Что это вообще такое - сферы ваши? - Считай, что мир загробный, Ваня. Ну, веришь мне? Поможешь мне Богиню Смерти в наш мир не пустить? - Ну, связывай, коли надо так. Кощей ближе шагнул, за спину зашел, и царевич почувствовал, как мурашки вдоль позвоночника побежали, особенно когда тот ладони на плечи положил, да вниз по рукам провел, будто ласкал, а не связывать собирался. Царевич дыхание затаил, стоит не шелохнется. Кощей руки ему за спину завел и на запястья легла жесткая веревка, нелюдь сноровисто затянул ее, и совсем не условно, так что сердце у царевича в пятки на миг ушло. "Он бы тебя и так связал, если бы захотел - позволения твоего не спрашивая", - шепнул внутренний голос. Иван против воли напрягся, вытянулся в струнку и дышит тяжело. И вроде пока ничего страшного еще и не происходит, а внутри ком холодный, колючий сворачивается. Кощей царевича за связанные руки к себе потянул, да вдруг к телу своему жесткому притиснул и голову ему заставил назад вывернуть, в кудри когтями вцепившись, да поцеловал в губы крепко, а рукой, которой к себе прижимает, уже и за пояс лезет. Царевич стоит и этак даже вывернуться от него не может, а от того, что веревка в запястья врезается, стоит дернуться, да язык чужой во рту хозяйничает бесцеремонно... ощущения уж больно... странные... и горячие. - Эй, ты чего? - тяжело дыша, ошеломленно спросил царевич, когда тот позволил ему воздуха глотнуть. Но Кощей не ответил, а к столу его направил, да за руки связанные опять потянул, только не к себе, а вверх, так что царевич согнулся в поясе, да в столешницу грудью ткнулся. - Кощей! Ты с ума сошел?! Ты меня что, вот так собираешься? - Собираюсь, Ваня, собираюсь. Я же бессовестный, помнишь? - Отпусти, ночью не наигрался, что ли? Да и змей нас там ждет же... - Подождет, - он оголил царевичу ягодицы и сразу меж ними пальцами полез, там где еще с ночи было горячо и мокро. Иван охнул, чувствуя, как тело предательски отвечает на все это непотребство, и страхи как-то все внутри в другое совсем преобразились. Но Кощей лишь дразняще погладил его там, а потом и до мошонки дотянулся, сжал крепко и потянул одновременно его за связанные руки, еще больше нагибая. - Аккххх... что ж ты делаешь?! Кощей убрал руку, но только затем чтобы добраться до члена царевича с другой стороны и убедиться, что брыкается тот только для приличия. Нелюдь стал втираться ему между ягодиц своим членом, уже снова возбужденным до твердокаменности, да запястья снова вверх потянул, так что веревка в кожу врезалась, а царевич со стыдом, ярко в лицо полыхнувшим, осознал, что страсть от этого разгорается только сильнее. А уж когда Кощей ему вставил, да стал вдалбливаться в еще влажное с ночи от его же семени нутро, снова за руки связанные нагибая сильнее, Иван аж вскрикивал в голос несдержанно, да не от боли эти вскрики были совсем. - Доверять тебе, говоришь? - хрипло спросил царевич, когда уже говорить смог более-менее вразумительно. - А чего? Хорошо же всё... все кончили... - и поцеловал его в поясницу, а потом стал одежду ему в порядок приводить и со стола, наконец, выпрямиться помог. - Ты... ты... вот уж правда - Кощей Бессовестный! - выпалил, все еще красный как клюква, царевич. - И я тебя тоже люблю, Иванушка, - усмехнулся, глазами лукаво блеснув, и ворот рубашки царевичу тщательно оправил. - Да иди ты! - Иван упрямо мотнул головой. - Ну не злись, зато ты теперь веревок этих не боишься. - Я и не боялся, просто неприятно было. Тебе бы понравилось, если бы я тебя связал?! Нет, не отвечай! Кощей только подмигнул ему скабрезно, а потом за плечи приобнял и за собой повел. Вышли они, наконец, снова на ту же площадку над океаном, откуда они давеча к змею улетали, только змей теперь с ними был. Он первым и взлетел, крылья могучие за спиной распустив, да в воздухе уже в ящера огромного летучего обратился, и головы снова три себе отрастил, даром что Кощей недавно ему поголовье-то вроде проредил. Кощей же кликнул своего коня крылатого и царевича опять впереди себя усадил, прижал к себе крепко. Страшно царевичу было, летел он на коне и думал, как же так получилось, что он в жертву себя принести согласился... и ради чего? Ради того, что слишком хорошо ему в объятиях нелюдя? Так хорошо, что забыл себя и на все уже согласен? Как-то от этого неуютно на душе стало и жалким он себя на миг ощутил. Нет, неправда это! Не на то он согласился и не из-за этого. Согласился он не жертвой стать, а поверить... довериться полюбовнику своему. И не потому что в постели с ним хорошо... "а еще на кресле и на столе", - издевательски шепнул внутренний голос, но Иван его прогнал... и стал вспоминать, как Кощей его когда-то из болота вытащил, хотя знал, что царевич за смертью его идет. И как бились они с аспидами, спины друг другу прикрывая. И что нелюдь бессмертный не зарубил наглого юнца, мечом в него тыкавшего, когда уже иглу свою забрал и царевич ему уже по сути и не нужен был... а он ему невесту вернуть пообещал, и к змею в логово пошел и в ловушку из-за него угодил, да потом сам же уговаривал бросить его, да самому домой возвращаться. И в тот поцелуй их первый мог бы просто высушить наивного человечка, цепи стряхнуть и уйти, а сам его защищал и плащ свой волшебный отдал, хотя наверняка предполагал, что ему еще со змеем огнедышащим биться. А потом от боли корчился, когда на царевиче ни пятнышка красного от огня не осталось. И сейчас, когда на жертву эту безумную уговаривал, сказал, что не оставят Ивана в покое и лучше уж он сам... Сам... Иван невольно обернулся, посмотрел через плечо на такое близкое сейчас лицо Кощея, хмурое, сосредоточенное, но у царевича на душе теплее стало. Хотя, когда он увидел приближающийся черный зуб, торчащий из зеленых кудрей леса, в душу снова заполз холодок. Приземлился конь крылатый и ящер снова в личину свою почти человеческую обернулся. Кощей с коня спрыгнул и царевича за пояс, словно девицу снял, к дубу подтащил да там и привязал еще одной веревкой черной, руки у Ивана затекли уже, да еще и в кору твердую теперь вжались. А Кощей чашу достал из мешка своего бездонного, в нее вылил чего-то из баклажки маленькой, да царевичу поднес. Иван посмотрел на него затравленно, да чего уж теперь - оставалось только верить, выпил жидкость терпкую, горькую. Нелюдь же, бормоча что-то себе под нос, принялся чертить на камнях рисунки колдовские. Иван сначала думал, что он заклятия шепчет, но потом пара словечек покрепче донеслась и понял, что ругательства - камни были неровные, а вершина слишком острая, чтобы начертить достаточно большую и правильную звезду, да еще круг. - Ну что, начинаем что ли? - спросил Кощей, выпрямившись. Змей, до того на камне сидевший в задумчивости глубокой, встрепенулся, на ноги поднялся. Кощей к Ивану подошел и губами лишь одними беззвучно шепнул снова: "Верь мне", - а потом иглу достал - наверное, ту самую, что они из яйца добыли, казалось, уж целую вечность назад. Иван дыхание задержал и только неотрывно в глаза его смотрел нечеловеческие. Игла вошла в горло, брызнула струйкой яркая алая кровь, словно игла полая была - Иван видел, как таким вот полым долотом бочку вина пробивают. Хоть и тонка струйка, исправно полил кровушкой царевич камень черный и воздух будто расслоился, поплыл радужными переливами... или то в глазах его мутится от того, что жизнь его вытекает. А Кощей стоит, губами шевелит беззвучно - пересчитывает будто что-то. Змей зычным голосом прокричал в вырисовывающееся в дрожащем воздухе будто зеркальное окошко: - Марьяна, выйди, коли люб я тебе! Покажись мне, голуба-краса! Истомилось сердце мое по тебе, любушка моя! - Негоже умной девушке одной в окошко на змеевы сладки речи выглядывать! - выступила в мареве зеркальном, проявилась будто из омута под гладью озерной, женщина красоты необыкновенной, только Ивану краса ее жутковатой показалась: волос черен как смоль, кожа бледна, а на лице этом белом ярким пятном горят кроваво-красные губы, да глаза, кажущиеся огромными из-за теней темных, их обрамляющих. И рукой своей тонкой с когтями черными, точно как у Кощея, она под локоть Марьяну поддерживала... али удерживала - и не разберешь. И похожи они были чем-то и разные однако совсем. Марьяна хоть и не такая яркая, а кажется, что она жизнью дышит, а у матери ее красота будто нездешняя и неживая. - Горан! Живой! - ахнула Марьяна и голос девичий надломился отчаянно, а Морана лишь крепче руку ее сжала. - Никак у тебя в сватах сам Кощей Бессмертный? - Да уж больно терем твой крепко заперт, теща моя, дай боги, будущая, вот пришлось позвать, чтоб отворить подсобил. - Больно медленно отворяет и молодца мучает вон зря. Ну говорите, сваты, да женишки, возможно, будущие, чего вам надобно?! А то ж жалко парня-то, так он до заката промучается. А ведь тоже женишок... вон жизни даже не пожалел за невестушку дорогую. Даже завидно немного. Все трое хороши. Дала б тебе выбрать, Марьяша, да, боюсь, тут нам самим условия ставить собрались - женишки твои. - Морана, Марьяну отдай мне, - бесхитростно попросил змей и руку протянул. - Только ты уж прости, но свата своего я отпустить должен, как терем твой отворит, - и к удавке своей на шее когтем коснулся. - Продешевил ты, змей, впрочем как всегда, - и Морана тонко улыбнулась. - Да и нешто поверю я, что Костлявый меня выпустит, да и клятвы ваши ерундовые я вижу насквозь. Выбирай, Горан, кого воскрешать будете! - и толкнула Марьяну назад, девушка вскрикнула и полетела куда-то в черный зев колодца. - Горан, нет! - взвыл Кощей, да змей уж сам в сферу кинулся. И Бессмертный в бессильной ярости бросился не то за ним, не то к Моране. Только страшно стало Ивану, что и тот там также сгинет. - Кощей, стой! - крикнул ему вдогонку царевич. И встал нелюдь как вкопанный, вскрикнул в удивлении: - Да что за демоны?! - А то смерть твоя, Кощеюшка, слово его закон для тебя на моем алтаре! - рассмеялась Морана. - Ну что стоишь, царевич? Веревки его из жил мертвецов, да с волос с них срезанных, кровью его пропитаны. Вели им словом и отпустят тебя. - Как это? - выдохнул Иван и вдруг понял, что кровь с него не льется больше. - Просто прикажи, как Кощею велел стоять. - Царевич, отпусти меня немедленно! - Кощей попытался обернуться и тут же аж в лице вытянулся. - Да что за... Царевич не понял, что он там в нем увидел, но привязанным к дубу ему стоять уж точно не хотелось, тем более, что все явно пошло не так, как задумывалось. - Эй, веревки, отпустите меня, - неуверенно проговорил царевич, а те взяли, да и к ногам его осыпались. Иван ошеломленно от дерева отлепился, да за шею схватился и пальцы лишь ощутили что-то твердое под кожей, да и оно ускользнуло куда-то вглубь - а, может, и показалось - онемели руки-то, пока в узах томились. Однако хуже он себя не чувствовал, наоборот, тело будто силой налилось. - Игла моранина - дар великий! - продолжала вещать женщина из-за грани, будто зеркалом бликующей. - Коли поклонишься мне, Иван, станешь князем великим, Повелителем Смерти, некромастером, какого еще свет не видывал, по велению крови твоей орды мертвецов для тебя подымутся, по слову твоему снова в землю лягут. Все создания смерти тебе подвластны будут. И даже вон... Бессмертный! Для тебя единственного он не бессмертный боле. Поквитаться сможешь за все, что он тебе сотворил. - Зачем же так сурово? - на царевича вроде какая-то веселая одурь нашла и сила под кожей плескалась, словно вино молодое. - Он же вон, послушный мне. Будешь мне служить, Кощей? - В какой позе пожелаешь, Ванечка! - глумливо осклабился нелюдь. - Ты, я знаю... - Заткнись! - не выдержал Иван, опять забыл, что шутки с Кощеем шутить - себя только смущать. И осекся нелюдь, глаза только возмущенно вытаращил. - О, и так можно? - царевич аж улыбнулся невольно. - Заткнуть-то его, да! Правда, хорошо? - и улыбку Морана вернула. - Это-то да, вот это мне нравится, - кивнул царевич, а Кощей ему только кулаком погрозил, да клыками клацнул. - Только не получится, Ваня, им вот так править все время. Коли с алтаря моего сойдете, или я его покину, то он снова сильнее тебя будет. И как ты думаешь, что он с тобой после этого всего сделает? Царевич только на Кощея глянул и решил, что эту мысль лучше не развивать, а еще лучше слова нелюдю пока не давать, а то он, чего доброго, еще примется расписывать в красках. Иван вот Морану еще послушает, да, может, еще удумает чего, пока она тут соловьем разливается. Коли она его так уговаривает, то верно сама Кощею ничего сделать не может, да и выйти, видать, из заточения тоже пока не выходит у нее. Так что пусть пока болтает, может, выболтает чего еще. А то ведь про то, что игла эта ее делает, Кощей неправильно разгадал. - Будешь править землями от края до края, Иван, и Марьяна твоя будет, - все сулила Морана. - Не устоит сердце девичье, ты хорош, царевич - пригожий, что картинка дивная, да теперь еще и могуществом одарен будешь. И всего-то надо некромастера предыдущего убить. Неужели отомстить сердце твое не жаждет? И за невесту украденную, и за честь твою поруганную, и за то, что жертвой тебя сделал, кровь задумал выпустить, как из свиньи! Ради дружка своего чешуйчатого! Подумай, как они б Марьяну делить стали... да и стали бы делить?! Иван от слов про поруганную честь вспыхнул весь, хотя мало ли, что Морана там в виду имела, вон, может, на поругание невесты намекает... а царевич все про задницу свою думает. - Вот клинок твой волшебный, - все вела свои песни Морана. - Кровью твоей из алтарного камня выплавленный. Подыми его. Он теперь часть тебя. Видел же, наверное, как Кощей свой из себя вынимал. И ты так же сможешь. Иван завороженно подошел к дубу и средь корней его могучих увидел очертания меча диковинного и стоило лишь руку протянуть, как сам в ладонь скакнул, лег как влитой в захват сам собой сжавшийся и сердце затрепетало от силы его. Иван почувствовал шевеление, обернулся резко и увидел то самое, о чем Морана говорила, как Бессмертный свой меч огромный словно из хребта вытянул, да снова застыл напряженно. Иван оторопело на Кощея уставился, да тот уж ни злобные, ни глумливые гримасы не строил боле, стоял мрачный, голову склонив, да исподлобья взгляды кидал тяжелые, клинок к земле опустив. И взгляд глаз его белесых, с засверкавшими синим зрачками, царевичу ох как не понравился. - Убей его, Иван. И получишь власть такую, какой даже он никогда не имел. Тебя обеты Чернобогу не связывают. Ты ему присяги не давал. Мне дашь, а я тебя в силе ограничивать не стану. И Марьяну, дочь свою ненаглядную, за тебя отдам. Ты не смотри, она в силу войдет, обучу ее, и станет ровней тебе. - Да, про Марьяну это ты хорошо сказала, - согласился царевич, взвешивая в руке клинок и подходя ближе к темной грани, по которой, как Кощей говорил, мир загробный с нашим соприкасался. - Только я, знаешь, нечисти наслушался уже да, видишь ли, к дубу привязанным оказался - как телок жертвенный. С чего мне тебе верить больше чем Кощею? Марьяну-то мне покажи! - Сам позови. Ты же у нас теперь некромастер, - насмешливо ответила Морана и бровь черную свою, и без того крутую, еще затейливей выгнула. Иван руку протянул к колеблющейся грани и она оказалась острой, как бритва, он вроде на нее плашмя ладонь-то положил, а будто она и сквозь прошла и кровью окрасилась. - Марьяна! - позвал царевич и провернулось словно что-то в зеркальной глубине и стало два отражения - в одном Морана, а в другом дочь ее встрепенулась, с мукой на лице будто мрака стенки давящие раздвинула, руки к Ивану простерла. - Иван, твоей буду, верна тебе буду по гроб жизни, только Горана вызволи! Я не вспомню о нем больше, с тобой буду. А коли оставишь его тут, так не смогу забыть, что он из-за меня томится тут! Страшно тут, Иван, так страшно и тошно, что словами не передать! - Не слушай девицу неразумную. Заморочил ее змей речами ядовито-сладостными. Это он умеет! Не она первая, не она последняя, а сорвал бы цветочек, да и за новой красой полетел бы охотиться. Змеи они все такие. А тебя она полюбит настоящей любовью, уж поверь мне, мудрой женщине, Иван. Для любви ты рожден, стоит в глаза твои голубые глянуть. - Полюблю, Иван, полюблю, только не оставляй его здесь, да мою совесть грузом не отягощай. - А что ж ты бросила-то его, что ж в замке-то не дождалась? - не удержался от вопроса царевич. - Я через зеркало Кощея позвать хотела... отвлечь... а пришла Морана. Сказала, что вызволит меня и тебе возвернет. А я... - Марьяна глаза опустила, - я про змея ей все... ну она мне и показала, как он на коленях перед Кощеем стоит и удавка лютая ему горло режет и уж весь песок мокрый от крови его... Ну я и кинулась к нему, да сюда попала... Спаси его, царевич! Я уж оплакала его! Не хочу второй раз... А матушка правду говорит, коли ты такой хороший, да благородный... я же тебя полюбить смогу... наверное... Царевич только подумал о том, что ему и вторая свободная рука нужна, как клинок будто в ладонь втянулся, растекся до локтя кровавым пятном, да в кожу и впитался. Иван второй ладонью в грань окунулся, еще одно отражение кровью своей отворяя и позвал: - Змей Горан! Корчился змей в давящих темных стенах, да стоило Ивану лишь рукой дернуть, как они и отпустили его. И змей туда же, те же самые речи завел: - Вот значит как... что это за игла... ты у нас теперь над гранями хозяин. Иван, ты Марьяне прости все прошлое, не было у нас ничего серьезного, не губи девицу, вызволи из мрака зазеркального. Чего хочешь проси! Любую службу тебе сослужу! - И улетишь, коли я скажу? Сразу и куда скажу? - уточнил Иван. - Да. - Ну, руки мне давайте... или лапы там, у кого что, - царевич руки еще глубже в зазеркалье погрузил и вверх ладонями окровавленными протянул. И Марьяна, и Горан одновременно вложили в его ладони свои руки. Царевич еще мимоходом подивился, что Морана молчит и ничего не возражает. Сжал пальцы, да их обоих и выдернул, а потом также, не выпуская, руки их соединил. - А теперь улетай, Горан. Забирай Марьяну, коли у вас такая любовь, и улетай в свой замок. - Он тебя слушаться не будет. Он змей, а не кости ходячие, - подала наконец голос Морана. - Я слово дал и слово исполню, - змей только, нахмурившись, посмотрел на застывшего молчаливым изваянием Кощея. - Так улетай! Сейчас! - поторопил царевич. - А с ним... - Сейчас! Ты обещал! Горан подхватил смущенную Марьяну на руки и с места взмыл в небо. - Благородный? - усмехнулась Морана. - Что? И Кощея, думаешь, можно не убивать? Иван не ответил, напряженно размышляя, что делать-то теперь дальше. Стоит Моране понять, что они с Кощеем заодно, вдруг она сбежать сможет? Теперь-то сферу эту закрыть надобно, Марьяну-то он со змеем вытащил. Ну коли позвать и вытащить удалось, так, может, и закрыть получится? - Только подумай, Ванечка, - и лицо ее красивое стало совсем злым и заострилось даже будто. - Нешто он в живых оставит единственную тварь в этом мире, что его убить может? Иван уже руки снова к грани протянул, да вдруг застыл оторопело от слов ее злых, в самое сердце кольнувших. Сладкие речи не смогли до царевича достучаться, а эта иголка достала. - Дурачок! - расхохоталась вдруг Морана. - Думаешь, коли ты такой благородный, так и все вокруг оценят? Дуб тебя с иглой в горле, видать, ничему не научил? - Ну чего ты молчишь, Кощей? - Иван развернулся круто к молчаливому нелюдю, а тот отмер, глаза к небу только закатил, головой качая. И тут царевич вспомнил, что говорить ему запретил. - Ох, я дурак! Говори! - Что говорить-то тебе? - мрачно спросил Кощей. - Умолять, чтобы ты меня не убивал? - А ты что... правда, поверил, что я тебя... - Иван совсем растерялся. - Ты человек, Ваня. И стоял, слушал ее, уши развесив. А она тебе такого обещала... Люди, Ваня, и за меньшее родных братьев и отцов лютой смерти предавали... А я тебе кто? - А что... никто? - совсем тихо спросил Иван и голову опустил. - Сам на этот вопрос себе ответь. А я тут стою, к алтарю Мораны прикованный тем, кто убить меня может. А ее-то ты отпустил! - добавил он с бессильной досадой и мечом по камню черному клацнул. Иван снова крутанулся вокруг себя и увидел только тающую тень беззвучно смеющейся женщины. Поворачивался обратно он медленно и сердце в пятки ушло. - Что... правда, убьешь меня теперь? - потерянно спросил Иван, видя, как нелюдь едва сдерживает свою злость и рукоять меча сжимает так, что ости на костяшках пальцев вздыбившиеся вот-вот кожу прорвут. - Ты свободен, Кощей, можешь, двигаться, как захочешь, - добавил и почувствовал, как колет под кожей иголочками его собственный волшебный меч, наружу просится. Кощей с места не сошел, ногами только переступил, да выдохнул тяжело: - Вот убил бы... да дурака этим все равно уму разуму не научишь! Иван вздрогнул и невольно вскинул взгляд на Кощея, каким-то новым чутьем ощутив, как тот меч поднимает, да только нелюдь его обратно в хребет свой втолкнул. - Ладно, оба мы хороши, - примирительно сказал Кощей. - Ну, пойдешь со мной, или теперь верить перестанешь? - и руку ему протянул. Иван шагнул к нему и свою ладонь в его вложил, а тот вдруг дернул его к себе, в объятиях крепких стиснул и поцеловал так, что в коленках слабость опять образовалась, хотя сегодня уж они... царевич опять вспыхнул, припомнив, как Кощей его связанного над столом нагнул. - Занятные ощущения, - задумчиво сказал Кощей, оторвавшись от его губ и как-то по-особому его разглядывая. - Чего? - подозрительно насупился царевич. - Смерть свою целовать. - А тебе теперь со мной вообще... можно? - настороженно спросил Иван. - Запретный плод, особенно сладок, Ванечка. А ты у меня теперь не только горячий, а еще и опасный, - и глазами сверкнул, снова когтями в кудри золотые зарываясь. - Люблю я тебя, царевич, - улыбнулся Кощей и это вроде как без издевки обычной прозвучало, так что Иван только глазами захлопал. - Ты... ты серьезно, что ли? - А похоже, что нет? - Да разве мужчина мужчину любить может? - Ох, Ванечка, - Кощей снова вернулся к своему прежнему глумливому тону, - полетели домой, я тебе еще тридцать три способа покажу, как мужчина мужчину любить может, - и рукой на задницу к царевичу сполз. - Да, иди ты! - Эй-эй, поосторожнее со словами-то, великий некромастер! - Кощей скривился. - Ой, а ты... - Счас пойду! Куда-нибудь подальше... хотя некоторые места... - он снова скабрезно прищурился. - Полетели отсюда, - Иван в очередной раз густо покраснел, прикинув парочку мест, куда он мог Кощея послать... и тот бы немедленно и с удовольствием пошел.