Какая ирония

Когда я проснулся утром, диван в большой комнате был пуст. Плед лежал комком на подлокотнике. Кроме дивана опустела также полка с отцовской курительной трубкой из полудрагоценного камня. В это самое время, около десяти утра, в один из крошечных ломбардов ввалился тощий парень с короткими и всклоченными седыми волосами. Он стащил с носа потёртые тёмные очки, вешая их на воротник видавшей виды майки без рукавов. Из кармана он вытащил горсть ерунды, извлёк из этого хлама необычную курительную трубку и положил на прилавок. Приёмщик взял её в руки и стал осматривать. Когда он готов был выдать вердикт, раздался телефонный звонок. — Подожди, — бросил он посетителю, отвечая на звонок. — Мгм, — ответил тот. Он тихонько постучал пальцами по стеклу прилавка и, вспомнив о чём-то, снова засунул в карман руку, извлекая оттуда мятую пачку жвачки с двумя последними подушечками и нечто, прилипшее к этой пачке. Отправив одну из жвачек в рот, парень развернул прилипшую бумажку и к своему удивлению опознал в бумажке сотню долларов. Мгновенно восстановив в связи с этим события до своей вчерашней отключки, он сунул деньги в карман, взял трубку, отправил туда же и пошёл на выход из ломбарда. — Ты куда? — окликнул его приёмщик. — Попозже зайду, — откликнулся седовласый парень и вышел за дверь, звякнув маленьким колокольчиком. Я не особо надеялся на успех, когда пытался найти беднягу Хайнека на том же месте, где его встретил, но его фантазия оказалась хуже моей, так что, подъезжая к мосту, я увидел его сидящим на бортике ограждения. Заметив машину, он понял, что это я, и, коротко затянувшись сигареткой, быстро слез с бортика, приготовившись, видимо, к бегству. Остановившись в десятке метров, я вылез из машины и крикнул: — Эй! Можем поговорить? — Говори оттуда, — велел он. — Я не собираюсь обращаться в полицию, чтоб ты знал. — Почему я должен верить? — Мне пришлось бы объяснять, что я делал здесь с тобой вчера вечером, когда встретил полицейского, — предположил я. Он подумал пару мгновений и решился подойти ближе. — Окей, ладно, — смилостивился он. — Чего ты хочешь? — Ты завтракал? — Ну, — он поднял брови, глядя на столб за моей спиной. — Курил, — сообщил он. — Хочешь позавтракать? — поинтересовался я. Он смотрел на меня недоверчиво. — Да ладно, — взмахнул я рукой. — Просто халявный завтрак. Сделав последнюю затяжку, он кинул окурок в грязь. — Вафли. Хочу вафли, — сказал он, обходя автомобиль, чтобы сесть на пассажирское. — Тысячу лет не ел вафли. — М-кей, — согласился я, открывая дверцу и усаживаясь за руль. — И это, — сказав так, он сунул руку в карман, возясь внутри, не оканчивая фразу, но и не продолжая. Мы почти доехали по шоссе почти до самой кафешки, где, как я знал, можно было поесть вафель, а он всё ещё копался в кармане, утрамбовывал что-то назад, пока не достал, наконец, курительную трубку. — Не знаю, зачем взял, — сказал он и положил её между сиденьями. — Ух ты, — честно удивился я. — Уже успел порадоваться, что больше её не увижу. Трубка моего отца. Всегда думал, она что-то значит. Но когда я не нашёл её сегодня, то испытал только облегчение. Не так-то она и важна, стало быть, так ведь? — Да мне насрать. Просто это принадлежит тебе, — буркнул док. Да уж, что бы я там не думал о своих сложных взаимоотношениях с отцом, суть этой маленького конфликта была в том, что парень что-то стащил, ему стало не по себе, он вернул это и ему теперь неловко. А тут я со своими глупостями… Меньше всего была нужна вся эта лишняя информация. К счастью, я знал, как это исправить. — Спасибо. — Ага, — отмахнулся он, почёсывая голое плечо. В кафе я накормил его сытным завтраком из яичницы с жареными колбасками, который он с удовольствием уничтожил, припивая кофе, и, когда он уже доедал свою вафлю с ванильным мороженным, я рискнул задать более прямой вопрос. На вопросы менее прямые он в течение завтрака он мычал что-то неопределённое. — Расскажите, пожалуйста, что с вами произошло? — спросил я. Хайнек растеряно взглянул на меня, рассасывая кусочек мороженного. — Ты что, журналист?.. Ты писатель? Ты ёбаный писатель! — почти выкрикнул он. — Но почему сразу… — Нет, парень, — он повертел головой. — Хуй. Хуй, хуй. Соси, ладно? Если это всё, то спасибо, конечно, но я поел и, пожалуй, пойду отсюда нахер. — Один вопрос! — выпалил я. — Блядь, — вякнул он и выдохнул. — Ну? — Тебе есть, где ночевать? Хочешь пожить в моей квартире? — Это два вопроса, грёбаный ты математик, — улыбнулся он. — Хочешь? — повторил я свой настойчивый вопрос. — Ты куда-то уезжаешь? — Да нет, просто есть свободный диван. — Это странно, что ты приглашаешь на свой свободный диван кого-то, вроде меня, — заметил Хайнек. — Я не хочу думать о том, что ты спишь где-то на картонной коробке или в чьей-то блевотине, — пояснил я. Он всё ещё сдержано улыбался. — Это очень мило, — сказал он. — Правда. Но я живу на улице не первый год. Я неплохо научился справляться. — Теперь поучишься справляться с моей квартирой, — не давая ему времени на раздумья, заявил я. — Твою ж, — он усмехнулся, потирая вверх лба пальцем. — Знаешь?.. Какого чёрта? Красавчик зовёт меня пожить в его квартире, а я ещё перебираю. — Да? — Ещё бы… Но если нужна моя почка, говори прямо. Не подмешивай только ничего. Мы и так договоримся. У меня их две. — Не нужна мне почка… — Ну, это пока. Мне надо зайти к другу, забрать сумку. — Что за сумка? — Вещи. — Наркотики? — Одежда, — он сунул в рот кончик деревянной зубочистки. — Зубная щётка, доки, книжки. Вещи. — Я отвезу тебя, — пообещал я, чувствуя себя слегка неловко после собственного предположения. — Спасибо, — поблагодарил он. Мы съездили после завтрака за его сумкой, и я привёз его к себе домой. Он вошёл в светлую дневную комнату. Приблизился к окну, выглядывая во двор. — Можешь занимать подоконник… — Шкафа или полок у тебя не предусмотрено? — спросил он, складывая на подоконник свою сумку. — Где ты стираешь? — На минус первом есть прачечная. — Отлично. — Мелочь в копилке на столе. — Я наменяю. — Лучше возьми горсть мелочи. — Окей. А можно душ принять? — А почему… ну да. Конечно. — Это сколько-нибудь стоит? — уточнил он. — В смысле, ты дорого платишь? Надо вкинуть? — Так, — выдохнул я. — Вот что: я дам тебе чистое полотенце, а ты больше не будешь меня о таком спрашивать. — Понятно, — уяснил он. — Спасибо. — Не за что, — пробормотал я, отправляясь за полотенцем. Когда он вымылся, привёл себя в порядок, постирал все, какие смог найти, вещи, разобрал сумку и сделал с ней всё, что мог сделать, мы сидели и пили чай в кухне. Он взял у меня одну из маек, и сидел в ней, белье и банной простыне, замотав ею бёдра и закинув ногу на ногу. Чистый, ароматный, гладко выбритый, причёсанный, он пил чай из моей чашки, поглядывая в окно, и не производил уже больше развратно-похотливого впечатления. На препода он тоже похож не был. Он был похож на благообразного государственного чиновника или зубного врача, в ориентации которого, однако же, почти не приходилось сомневаться. — Куда хочешь пойти? — спросил я. Он оторвался от созерцания вида за окном и посмотрел на меня, качнув мокрыми и оттого слипшимися местами чёрными ресницами. Подумав, он как-то застенчиво улыбнулся. — Тебе нужно куда-то? — поинтересовался он. — Да нет, — сказал я. По-правде, мне всё ещё нужно было в больницу, но я предпочёл это проигнорировать и соврал, что мне никуда не нужно. — Тогда, если можно, я бы побыл дома, — сказал он, вновь переводя взгляд за стекло и отпивая немного чая из чашки. — И чем занялся? — Просто. Полежал на диване, — пространно произнёс он. — Обязательно заниматься чем-то? — Ну, нет, конечно… — Хм… Было бы хорошо полежать, ничего не делая, — сказал Хайек. — Когда нЕкуда толком прийти, приходится постоянно переходить с места на место. Только проснулся, как уже надо уходить. Нашёл еду, поел и опять уходи. Прикорнул в метро — будят. Устроился на ночь — в три проснулся от холода и не можешь больше спать. Встаёшь, идёшь куда-то, хотя вместо этого лучше бы лечь где-нибудь и поспать. Не хочу, чтобы выглядело так, будто я жалуюсь. Я привык, меня устраивает. Но это не меняет того факта, что очень приятно просто лежать где-то в тёплом месте на мягкой подстилке, может быть, даже зная, что тебя не выгонят раньше, чем ты сам не решишь уйти. Я осознал, что внимательно его слушаю, и поёжился. Он снисходительно оглядывал деревья за окном. — …уйти куда-то, куда сам решил, — добавил он, отпив чаю. — Куда тебе нужно или хочется идти. Так что, если можно, я хотел бы пойти на диван и лечь. Если удалось бы почитать книжку, то я бы помер от удовольствия. Кстати, хочу прояснить один момент: ты планируешь трахнуть меня? Потому что это так выглядит и потому что я не против, только скажи. — Вообще… — начал я, но спохватился, что звучит это вовсе не так, как я бы того хотел. — Нет, нет, я не планирую ничего такого. — Ты немного робкий, поэтому я говорю на всякий случай, — сказал он. — Если хочешь использовать меня, а завтра вышвырнуть обратно, откуда взял, я ни в коем случае не обижусь, понятно? Я отлично позавтракал и постирался, это больше, на что я обычно могу надеяться, так что никаких обид. Но если ты решил помочь мне во имя мировой справедливости, это тоже круто. Правда. — Во имя, блин, того, что когда-то ты рассказал мне про то, кто такой Ньютон и про его чёртово яблоко. Хайнек накрыл чайную чашку ладонью, постукивая пальцем по краю. — Знал бы Исаак Ньютон, каким заковыристым образом его теории порой помогают людям в жизни, — произнёс он. — Думаю, в поисках Грааля и философского камня он изыскивал и более заковыристые пути, — заметил я. Док, глядя в сторону, глубокомысленно кивнул. — Жаль он их так и не нашёл, — сказал Хайнек. — Вам понравилась подушка? — Что? — очнулся он. — Подушка, на которой вы вчера спали. — Почему ты говоришь мне «вы»? — Прости, — смутился я. — Вспомнил, как я вёл физику? — он усмехнулся и принялся вертеть на среднем пальце тоненькое тёмное колечко. — Куинн, к доске… — Вы меня помните? — осторожно спросил я. — Конечно, — с лукавой улыбкой, ответил он. — Ты сидел у окна со своим… С Поттсом. Джон… С Джереми Поттсом. Бесили меня оба своим хихиканьем и летающими бумажками. Сидя над своей чашкой, я ощутил, как меня охватывает смущение, и ужасно покраснел. И ещё я чувствовал тепло, исходящее от его слов. Мне было чертовски приятно слышать об этом, почти до слёз хотелось обнять его сейчас и извиниться за хихиканье, бумажки и маленького ублюдка Поттса с его шуточками. — Потом ты ещё подходил ко мне на выпускном, чтобы сфотаться, — припоминал он. — Вы тогда попросили подождать, а потом куда-то делись. — Да, да… — выдохнул он. — Надо было кое-куда уйти. Но, фак! Какой же ты был красавчик-выпускник… — док покачал головой. — Ебучий Аполлон. Хотя, ты и сейчас. Сейчас даже лучше. Такие плечи… Чем ты занимаешься, напомни? — Я в армии. — Он ещё и в армии! — обмахиваясь рукой, воскликнул Хайнек. — Да ты горяч, мой парень. Я бы с тобой трахнулся. Но, но! Я вижу, ты не охотник до старческих жоп, так что я лучше уберусь уже на диван, пока ты не передумал и не выкинул меня за дверь. — Не то, нет! — остановил его я окриком. — Не потому. Я бы с радостью, честно! Просто не могу. Дело не в том… Ты — очень… — Так ты в отношениях, — сообразил он. — Да, ага, — кивнул я. — И у парня крыша едет, если что-то подозревает. Он тоже, как бы, служит. Не хотел бы я злить человека с доступом к оружейному складу. — Секундочку, а ничего, что я живу у тебя на диване? — испугался Хайнек. — Не-не, — успокоил я. — Он не может ко мне приехать, я к нему приезжаю. — Точно?.. — Сто процентов, — уверенно сказал я. — А ты не такой простой, каким кажешься, Куинн-к-доске, — заметил доктор. — Ладно, я на диван, окей? — Да… Сделать ещё чай? Или бутерброд? — Предпочитаю не есть во время чтения. Чтобы рефлекс не вырабатывался.