Какая ирония

Лето заканчивалось, но осень по-прежнему казалась далёкой. Листья на деревьях по-летнему зеленели, небо было высоким, а белые облака плыли степенно и медлительно, как в июне, но мы стали закрывать на ночь окно над диваном, а рано утром, когда я только выходил на пробежку, в парке стояла холодная прозрачная тишина, совсем не такая, как в тёплые, как молоко с мёдом, месяцы середины лета. К полудню свежесть утра рассеивалась, и после обеда вновь наступало жаркое время суток, но вползало оно украдкой, а не врывалось настырным гостем во все двери и окна, как это было ещё пару-тройку дней назад. В последний уикэнд перед учебным годом все мы, чудесным образом сплочённые общей идеей показать мне чарующие и отрадные сердцу Мими природные красоты, отправились с визитом за город, туда, где в компании неприхотливо натыканных в произвольном порядке садовых яблонь, гнездился небольшой, укрытый пылью, потёртый домик, доставшийся семейству в наследство от матери Мими. Ни за домом, ни за садом толком никто не следил, так что местность встретила нас очарованием своей первородной запущенности, что, однако, выглядело более чем прекрасно. Всё, что могло — газон, клумбы для цветов, прогалы между камнями тропинки, обильно заросло высокой травой. Деревья с остатками прореженных птицами яблок подозрительно толпились за домом. Дальний угол сада плавно переходил в кустарник, который чуть дальше так же плавно переходил в небольшой лесок. Перед домом были уже упомянутые мною клумбы, участок сплошного бурелома, бывший, видимо, когда-то аллеей из сиреневых кустов, а также просторная ровная площадка, равномерно заросшая и поделённая пополам плавным завитком каменной тропинки. В паре метров от дома находилось сооружение, когда-то служившее качелями, которые, видимо, в виду ветхости перекладины или по какой-то иной причине, подпирались снизу большим деревянным ящиком, буквально вросшим в землю и окружённым тонкими ветками проросших маленьких побегов будущих деревьев, так что получалось нечто больше похожее на увитую побегами вьюна беседку с крышей, в которой зияли нескромные дыры. Внутри домика всё было несколько цивильней — Хайнеки приезжали сюда из года в год с тем, чтобы пощипать кислые яблоки и позаниматься всей тот успокаивающей семейной ерундой вроде походов на рыбалку или варки яблочного джема, чем мы, собственно, планировали заняться и теперь. Они трое значились у нас «Хайнеками», а мы были просто «Майк и Аллен». Так казалось проще, кто бы кем друг другу не приходился и чью бы фамилию не носил. Не касалось это, разве что, только Джоэля, который как родился под именем Аллена, так никуда из-под этого имени деваться и не собирался, и такой расклад всех устраивал. Пока взрослые были заняты ежегодными скучными заботами, а я, как гость, не мог им пока в этом помочь, Джоэль утащил меня в свой уголок и показал весь набор развлечений для таких поездок — был в арсенале и футбольный мяч, и ракетки, и сачок, и его личная удочка с кучей разноцветных наживок больше предназначенных для рассматривания, чем для использования по назначению. Мы всё ещё занимались изучением игрушек и коллекций жуков с прошлых поездок, когда Хайнек-старший, переменил шкуру преподавателя колледжа на неприлично милый повседневный наряд, напялил смешную соломенную шляпу и заявил, что пойдёт на реку. Джоэль с почтительным достоинством выразил своё желание присоединиться, а я соврал, что не люблю рыбалку и не стал напрашиваться, посчитав нужным отправить их рыбачить вдвоём. Мне хотелось, чтобы они провели время вместе, тем более перспектива остаться в умиротворённом царстве кухарничающей Мими мне нравилась своей незатейливой простотой и манила перспективой поживиться чем-нибудь вкусненьким. Мы с Мими, оставшись дома, не разговаривали ни о чём, кроме еды, и это было именно то, чего я хотел. Она давала мне одно за другим задания, а я с радостью их выполнял. Думаю, ей доставляло удовольствие мною командовать настолько же, насколько мне беспрекословно ей подчиняться. Едва я заканчивал что-нибудь шинковать, как уже было нужно что-то вымыть, как только я заканчивал с мытьём, нужно было снова что-то начинать шинковать. В конце-концов, когда сделано было уже абсолютно всё из того, что она запланировала, мы вышли на улицу и, кинув поверх навеки застывших качелей мягкий полосатый коврик, остались поджидать Аллена с Джоэлем, сидя на этом коврике и попивая лимонад. Спустя некоторое время, рыболовы, в самом деле, соизволили вернуться. Аллен ещё на подходе, из-за края когда-то белого, а теперь серовато-обшарпанного заборчика потряс садком с рыбой, и я слышал, как вздохнула Мими, подумав, видимо, о том, что теперь с ней надо будет делать и кому она — рыба — вообще нужна. Джоэль нёс в руках какую-то ёмкость, торжественно позволив отцу тащить за собой свои сачок и удочку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ёмкостью служила обрезанная перочинным ножиком бутылка, наполненная водой, в которой преспокойно плавала мелкая рыбёшка. Продемонстрировав всем свой улов и немного поболтав о том, и о сём, мы собрались идти в дом, чтобы пообедать, но Джоэль был не согласен, объявив, что сперва они с Алленом должны вернуться к реке и выпустить рыбу. На предложение сделать это после обеда, Джоэль ответил твёрдым отказом. — А вдруг он умрёт? — веско спросил Джоэль. — Сначала выпустим. — Зачем тогда ты его приносил? — спросила Мими. — Чтобы тебе показать, — ответил сын. — Ну… хорошо. Хороший, — похвалила она. — Но ведь те рыбы уже вон какие, — она кивнула на тех, пойманных на крючок и необратимо почивших, что принёс Аллен. Джоэль подумал мгновение, после чего сказал: — Но, а этот-то ещё живой. После такого ответа Мими развела руками, полностью соглашаясь, а Джо прихватил за руку папашу в панаме и, прижав к груди свою бутыль, понёс рыбу в сторону реки. Мне определённо нравился этот парень. Остальную рыбу, не поддающуюся воскрешению, Мими утрамбовала в пакет и сложила в морозильную камеру холодильника, который ради такого счастья пришлось подключить к электрической сети. — Главное, не забыть её, когда будем уезжать, — бормотала Мими. — Иначе в следующий раз можно не возвращаться. — Я напомню, — пообещал я доверительным тоном, но тут же добавил: — если сам не забуду. — Майкл… — с печалью в голосе проговорила она. — Я поставлю напоминание на телефоне, — успокоил я. — Прямо сейчас. — Так лучше, да, — улыбнулась Мими. После обеда, который с опозданием, но всё-таки свершился, Джоэль вытащил из своих закромов мячик, но, поскольку ни папа в панаме, ни дядя Майк не горели желанием стремглав мчаться на поле, зачинщику пришлось волей-неволей отдыхать вместе со всеми. Замечая, что мелкий дуется, Аллен стал уговаривать его сыграть партию в шашки, после которой они оба растянулись на траве и принялись сочинять истории про выдуманных персонажей, которых им напоминали контуры плывущих по небу облаков. Мими читала какой-то свой журнал, сидя на краю лавки-качели, я, развалившись там же, на противоположном конце импровизированной беседки, листал детектив. Устав поджимать ноги под себя, Мими в какой-то момент улеглась поудобнее, вытянула ножку и водрузила её мне на колено. Я усмехнулся, мы тепло переглянулись, после чего вернулись каждый к своему чтиву. «Забавно, » — только и подумал я. Отдохнув после обеда и ощутив прилив новых сил, мы с Алленом соизволили принять предложение Джоэля погонять мяч. Трава около дома показалась нам слишком высокой, так что мы отправились на луг за дорогой, где растительность была помягче и местность больше была похожа на футбольное поле. — Надо было друга твоего с собой взять, — сказал Аллен. — Какого? — нахмурил брови Джоэль. — Этого, с которым ты на курсы ходишь, — не помня имён, пояснил док. — Да он не друг, — мотнул Джоэль головой. — Так просто. — Понятно, — отозвался Аллен. — А ты что, не хочешь играть? — спросил сын. — Да нет, я… почему? Хочу, конечно, — улыбнулся Хайнек-старший. — Просто людей больше, интересней. — Да ну его, — сказал Джоэль. — Я лучше с вами. — Ну правильно, — степенно произнёс Аллен. — С ним и в городе наиграешься. Джоэль вздохнул и ничего отвечать не стал. Кажется, тот его знакомый не слишком ему нравился, но разбираться в этих тонкостях никому не хотелось, да было и некогда — нам следовало решить, в первую очередь, кому стоять на воротах. Джоэль хотел, чтобы на воротах был я, потому что я круто падаю и вытаскиваю опасные мячи, покрываясь при этом синяками с ног до головы. Я сам хотел больше бегать, чем стоять, поэтому предлагал Аллена. Аллен был рад стоять и не бегать, но Джоэль настаивал, что как раз ему надо бегать, иначе он потеряет всю свою бдительность и никакого голкипера не получится, а получится просто дырка от бублика. Лично я думал, что Джо заставлял Аллена бегать не из-за бубличных дырок, а ради весёлой возни. В процессе борьбы ему волей-неволей приходилось сцепляться с ним, пихаться, толкаться, лягаться и всё, что угодно ещё, и это нравилось ему больше всего в игре в футбол с ним. Ему хотелось контактировать с Алленом, бороться с ним за мяч, хохотать от восторга и недовольно вопить каждый раз, когда Аллен не то случайно, не то нарочно касался скачущего мяча руками. Мы спорили о роли вратаря всё время, пока шли до поляны, а, придя, воткнули две ветки в землю и решили, что не будет у нас никакого вратаря. И так сойдёт. Играли мы до самого вечера. Солнце потихоньку клонилось всё ниже, почти касаясь крон высоких деревьев, и в какой-то момент мы заметили, что Мими идёт к нам через дорогу. Честно говоря, немного неловко почувствовали себя все трое — забылись, нашкодили, а теперь предстояло оправдываться. У Мими в планах, конечно, не было нас отчитывать. Она лишь сказала, что, если мы собираемся ужинать, то самое время нам отправляться в дом, и мы, не способные её рассердить, вытащили из кустов угодивший туда мяч и покинули свой стадион, возвращаясь вместе в дом следом за нашей женщиной. За столом Аллен опрометчиво спросил: — А где рыба? Он взглянул при этом прямо на Мими, а та, остановив вилку с наколотым кусочком у губ, сказала: — Уплыла. Шестым чувством Аллен угадал, что, видимо, ему стоит смириться и не спрашивать лишний раз про рыбу, даже несмотря на то, что это был его улов, которым он немного гордился. За окном сгущались сумерки. Доктор зажёг в доме лампу, и к оконным стеклам сразу стали лепиться крошечные светлые козявки, то исчезающие в темнеющем воздухе, то внезапно стукавшиеся с налёту о холодную прозрачную поверхность. — Не замёрзнем до утра? — спросила Мими, устраивая постель для Джоэля. — Одеяло тёплое, — прокомментировал Аллен. — Ну да, — взбивая одеяло в руках, согласилась она. — Не замёрзнем, — сказал Джо. Застелив все постели, как распорядилась Мими, мы согрели чайник и за чаем стали разбирать коробку со старыми настольными играми, найденную на чердаке, уже не впервые извлекаемую таким образом и разбираемую. Половины карточек и фишек в половине игр не хватало, но это не казалось слишком важным. Удовольствие Хайнеков состояло в том, чтобы показать мне все любимые старые вещицы, некоторым из которых было не больше десяти лет, а некоторые — ещё принадлежавшие их родителям — из середины прошлого века. Мой интерес был в том, чтобы слушать, рассматривать потрёпанные поля, фигурки всадников и королев, картонные монетки и какие-то неясные деревянные игровые приспособления, а вместе с этим узнавать тысячу и одну очаровательную историю про каждого из троих моих рассказчиков. Здесь были рассказы о днях рождения, праздниках и переездах; они вспоминали названия улиц, имена дворовых собак, девочек и мальчиков, живших много лет назад в доме напротив, с которыми игрались игры, которым травились школьные байки, рассказывались шутки, на которых обижались на всю жизнь и которых прощали. Джоэль принимал во всём этом активное участие. Большую часть историй старших он уже знал, что-то с удивлением слышал впервые, а что-то имел и в своём арсенале. Ни Мими, ни Аллен не старались рассказывать его истории за него, так что он вещал о своём почти в том же торжественном тоне преданий старины, которое угадывалось в воспоминаниях взрослых. Когда Хайнеки вдоволь наболтались, было принято решение придумать из игр новую игру по своим правилам, что мы тут же и сделали, немного ссорясь в процессе, но приходя каждый раз к общему решению. Кажется, мы слишком заигрались к эту ерунду, потому что в какой-то момент я почувствовал, что от сидения на полу — а другого места для того, чтобы разложить игру мы не нашли — у меня ноет спина, так что попросив Джоэля поиграть за меня, я сказал, что пойду и пару минут полежу на кровати в соседней комнате. — Ты что, уже спать? — спросил Джоэль. — Да нет, — потирая спину, ответил я. — Спина устала. — Надо доиграть же, — заметил он. — Немного осталось до конца поля. — Я ещё вернусь, — пообещал я. — Полежу только поверх покрывала немного и вернусь. Надо ли говорить, что, немного полежав, я, разумеется, уснул? Никто не стал меня будить, несмотря на то, что я занял кровать Мими. Я проснулся, услышав тихие шаги по комнате — это Аллен принёс на кровать, стоящую в противоположном углу комнаты, уснувшего Джоэля. Уложив его под одеяло, Аллен укрыл его как следует, выпрямился, постоял немного, вздохнув, после чего прокрался на цыпочках обратно через комнату, проходя мимо моего спального места, исчезая за дверью и плотно её за собой закрывая. Затянутое москитной сеткой приоткрытое окошко находилось совсем рядом с моей головой, так что сквозь дрёму я услышал, как Мими с Алленом вышли из дома. Они очень тихо, почти шёпотом, неспешно беседовали, и иногда я слышал и понимал, о чём они говорят. Честное слово, я не знаю, как началось это странное обсуждение, но когда я очнулся, за окном говорили о сексе втроём с моим участием. Я подумал, что, наверное, они шутят. Я ненадолго уснул, и вернулся к подслушиванию уже во время другого разговора. Тогда я уже слышал конкретные слова. Насколько бы не сбавлял Аллен громкость, его тишайший бас всё равно оставался густым и отчётливым. — Я люблю вас обоих, — говорил он. — Ты сам знаешь… — едва слышно отвечала Мими. — Да… По-своему. — Для меня нет никого более близкого, чем ты, — шептал Аллен. — Ты тоже для меня очень много значишь, это неизменно. Но у вас иначе. Не так как у нас с тобой, это не одно и то же. — Конечно, само собой, не одно и тоже. Мы разные люди. Но не меньше. Наступила тишина. — Ты как будто сам себя уговорить хочешь, — сказала Мими, — Не меньше. По-своему, по-другому. Если бы вдруг, не дай бог, со мной что-то случилось, ты бы грустил, очень, потом бы взял себя в руки ради всего и ты знаешь, что это было бы так. Но Майкл… — Что? — Если что-то случится с Майклом, я боюсь, что ты можешь не вернуться, — она помолчала. — Скажи, что мне это только кажется. Я вместе с ней ждал, что ответит доктор. Он обязан был что-то сказать, чтобы смягчить краски, потому что умный, потому что доктор, потому что способен говорить и даже врать, когда очень надо. Но почему-то он продолжал молчать. Какая разница, что мы там друг для друга значим? Ей он должен был сказать, что он вернётся, что бы ни случилось. Мне стало невыносимо дальше лежать, и я понял, что не могу оставить это так. Он молчит, пусть. Пускай меня обвинят в том, что я подслушиваю, но будет намного хуже, если однажды окажусь между этих двух огней, но не смогу ничего сказать, потому не признался сразу, что слышал их разговор и знаю, что он был. Встав с кровати, я прошёл по дому и вышел к ним во двор, освещённый лампой, оставленной на камне дорожки. Доктор и Мими посмотрели на меня. Она — с качелей, на которых сидела, завёрнутая в коричневый плед, он — с раскладного стула со спинкой, приволоченного им из дома ещё днём. Я спустился по скрипнувшим ступеням, сделал пару шагов по тропинке, вошёл в круг света лампы и направился к ним. Я верил, что моё энергичное появление всё им объяснит. Не знаю, что заставило меня так поступить, но я сел рядом с Мими. Наверное, потому что рядом с ней было место, или я хотел видеть Аллена. Так или иначе, я оказался рядом с ней. Они, кажется, оба поняли, что я всё слышал и потому пришёл, и тогда Мими потянулась ко мне, прихватила за затылок и, пригнув до своего роста, обняла. Я уткнулся носом прямо в её тёплую грудь и в этот момент понял, что она всё мне прощает, и ещё понял, почему бы никогда не смог с ней переспать: она была матерью. Не в смысле, что напоминала мне мою или что-то наподобие этого. Нет, она была матерью-всего-живого. Чёрт его знает, почему я это знал. Почему-то знал, и я не смог бы так запросто трахнуть богиню всей мировой природы. Это было для меня слишком трагично, но не для Аллена. Для него это было нормально. Может быть, не сегодня, может быть, давно, но когда-то. Он был Зевсом в рваных штанах, пославшим к черту скульптурные каноны и окладистые бороды, Зевсом, который запросто может возлечь с богиней весны, а она была его Герой с цветами в волосах, и эта Гера обнимала какого-то козлоногого низшего божка с обломками рогов, а Зевс с олимпийским спокойствием взирал на нас с раскладного трона, одобряя это, и во взгляде его угадывалась нежность к каждому из нас. Но несмотря на буквально осязаемые догадки о груди Мими, я не был частью их пары, я принадлежал одному Аллену, как тень или как призрак. Призрак, которого нет. Как кот Шрёдингера, навсегда зависший в суперпозиции. Я был втёсан куда-то Аллену в мозг, и давно уже не испытывал уверенности, что смогу жить вне его тела. Что если он меня из себя вытравит, я не испарюсь тут же на месте, как капля воды под солнцем. Их союз с Мими был союзом двух личностей. Умных и тонких, понимающих и дельных людей. Расстанься они, это будет горько. Пройдёт время, они смогут поговорить об этом, принять необходимые решения и сделать так, как для всех будет лучше. Отношения между нами с Алленом были не между, а внутри нас. Мы никогда не были историей о «вторых половинках», мы не предназначались друг другу. Всё могло случиться иначе, случиться не с нами, мы могли повстречать других людей, в другое время, но по случайности он встретил меня, я — его, именно сейчас, и мы сплавились в один слиток. Расстанься мы и всё раскрошится. Как разделять кофе с молоком на молоко и кофе. Ничего бы не получилось. Мы могли бы разойтись, разругаться, разъехаться; физически, конечно, могли. Находились бы в разных местах, сидели бы каждый в своём углу и не видели смысла что-то с этим делать. То чувство, которое в меньшей степени я уже испытывал, когда, приехав из таунхауса, решил, что Аллен для меня потерян. Тогда я сидел у входной двери, не считая нужным входить в квартиру; потом я жёг его сумку и разбирал документы, пребывая всё в том же глухом оцепенении, которое прошло только тогда, когда я почувствовал Аллена своим плечом и выпил пива, которое он мне предложил. То чувство, которое и он испытал, когда я возник перед ним, и он, серьёзный глава семейства со своим твёрдым решением, понял, что без меня его жизни не существует. Без меня он не встанет с постели, не пойдёт на работу, не выпьет кофе, а, даже если он себя переборет и излечится, он будет вспоминать этот день, когда я стоял напротив него, всю оставшуюся жизнь. Так что он приехал, потому что не мог не приехать. Всё остальное в жизни Аллена, что не касалось меня, как раз-таки снимало негативные последствия нашего злоупотребления друг другом, как пенку накипи с бульона. Те вещи, которые были у Аллена с Мими, — спасали его от чрезмерного сосредоточения на важности нашей с ним чувственной связи. А наши с ним взаимные происшествия давали ему ежедневную порцию смысла «здесь и сейчас», выбивая из него вместе с оргазмами всю скопившуюся нервозность. И только тогда у него появились силы без шлюханий под мостом, без спонтанной ругани или нарастающего нервного напряжения строить конструктивное общение с умной женщиной, какой была мать его ребёнка, когда он хорошенько, до смачного хлюпанья, пропитался мной, как коньячный бисквит. Однажды я спросил дока, почему, когда он уже был со мной, он не мог просто мне рассказать о своей семье, не уезжать и ничего не скрывать. В ответ он задумчиво потянулся, не слишком напрягаясь, но и не зная, куда бы лучше отвести взгляд, чтобы не пересекаться с моим, что-то сам про себя подумал и как-то так непритязательно уплёлся из комнаты прочь с моих глаз. Вышел и ничего не сказал. Я остался один на один со своим вопросом и мог только пожать плечами. Сейчас, конечно, я понимаю. Не было там ещё, что говорить и кому. Да и того, кто должен был это сказать, ещё не существовало. А когда всё появилось, то и произошло, как произошло. Никто из нас не делал предположений, почему всё случилось именно так. Ничего тут не было особенного, просто трое слегка перекошенных людей, случайным образом сшитых нитками судьбы, затаив дыхание, сидели на пороге осени под необъятным пологом млечного пути. Гера обнимала хромого Козла, а Зевс ими любовался. * Мне было так тепло и спокойно, нравился аромат, исходящий от Мими и то, что она меня обнимает, и именно поэтому, хотя впоследствии я и чувствовал себя неловко в связи с этим, я пригрелся под краем коричневого пледа, и сладко заснул, не вынимая носа из выреза её платья. Снова сквозь туман сна я слышал, как Мими сказала: — Может, и этого отнесёшь в кровать? Аллен усмехнулся. — Такого слона не подниму. Позже я каким-то образом очутился на руках Аллена. Мими, осторожно выдернув из-под меня подол, ушла в дом, я ещё долго дрых у Аллена на коленях, укутываемый им в оставленный Герой плед. *** Я проснулся в пять, как по будильнику. Рассвет. — Ну-ка, — вставая, я потормошил Аллена, дремлющего, сунув руки под мышки. Тот проснулся, поднялся и накинул плед на плечи, после чего ушёл в дом. Мне не хотелось выяснять, какого чёрта он не разбудил меня и мы так всю ночь и проторчали во дворе, достаточно было, чтобы после этого он хотя бы поспал пару часов лёжа на нормальной постели. Его спиной, подумал я, займёмся дома. Разобравшись с усатым малолетним бунтарём, возжелавшим бодрствовать всю ночь напролёт, я ушёл на дорогу, надеясь отыскать условно приемлемую трассу для своей обычной пробежки. Когда ближе к десяти все проснулись снова и окончательно, наступило всеобщее утро. За следующие несколько часов мы успели умыть физиономии, обрызгав друг друга с ног до головы, позавтракать, пособирать яблок, чтобы взять их с собой, побегать с ракетками, попить чаю и утрамбовать вещи в мою машину, чтобы ехать в город. Я кинул свои вещи в багажник, предусмотрительно открытый передо мной Алленом, и в этот момент почувствовал, как в кармане вибрирует телефон. Я достал его и взглянул на экран. — Рыба?.. — нахмурился я. — Что? Какая… А! Рыба! — воскликнул я, пугая ничего не понимающего Аллена, и, бросив всё, зашагал к дому. — Мими! Рыба! — выпалил я, входя в дом. Во второй половине дня мы были около дома в таунхаусе, где я помог с вещами, после чего стал ждать доктора. Тот слонялся по дому, не думая о времени: собирал что-то, беседовал с Джоэлем и искал какие-то шмотки, и я готов был предложить ему остаться на ночь, но он не стал меня слушать, сказал, что это невозможно, и чтобы я потушил зад и просто чуть-чуть его подождал. — Нет-нет, — сказал он, всерьёз не думая ни минуты над моим предложением остаться. — Мне надо домой. — Окей, — согласился я. — Я схожу тогда пока в магазин… — Нет, мы сейчас поедем, — повертел Аллен головой, копаясь в шкафу и со свистом отодвигая вешалки. — Дай мне пять минут. — Окей, — сдался я. Готов он был спустя час. — Прости, я знаю, что долго, — повинился он, когда мы уже ехали в мою квартиру. — Я каждый раз откладывал, но всё хотел найти этот обмудский свитер, — он потряс им в руках. — Решил, что отыщу во что б это ни стало. В ответ я ему улыбнулся, и он тут же успокоился, принимаясь степенно складывать свитер в квадратик. В квартале от нашей квартиры, около большого магазина Аллен велел мне тормознуть. — Может быть, я дам тебе денег и ты купишь? — спросил я, припарковавшись и лениво потирая веко пальцем. — Может быть, это я дам тебе денег — и ты купишь? — вернул мне мой хитрый заброс Аллен. — Может, нахер и закажем доставку? — предложил я. — Или роллов купим, — ткнул он пальцем в кафе с японской кухней на вынос. — Или так, — согласился я, ощутив мгновенное облегчение. — Вообще-то, мне надо не за едой, — выбираясь из машины, сказал Аллен. — А зачем? — В аптеку, — он кивнул в сторону соответствующей вывески. — Так что возьми что хочешь, а я пока сбегаю… — Давай наоборот, — заявил я. Аллен сунул руки в карманы джинсов. — Хорошо, К-Доске, я иду с тобой, ты — со мной, это самое продуктивное, на что мы способны. С этими словами он высунул ладошку из кармана, подсовывая под мою, и я взял его за руку. Повёл сперва в кафе за едой, а потом в аптеку, и я всерьёз считал, что это прекрасно, поскольку поход по аптекам обычно означал отсутствие у нас волшебных презервативов из полиуретана, а использовались они, когда некто готовился поработать ртом. Неужели же я заслужил? Тонюсенькие кондомы в индивидуальных упаковках — вещь отличная, но не когда твой партнёр сперва несётся за очками, а потом пытается раскрыть его своими пальцами-сосисками. В таких случаях секс мгновенно превращается из священного акта в комедию положений. Вот они мы страстно целуемся-обнимаемся, и вот уже этот слепошарый парень пытается уцепить кончик упаковки, чтобы раскрыть крошечную коробочку. — Я помогу, — сказал я, лишаясь своего воинственно-сексуального настроя и части эрекции. — Сейчас… — пробормотал Аллен, отклоняясь. — Пить хочется. Сделай мне чай, а? — Охуенно, секс да с чайком… — рассмеялся я, спрыгивая с дивана и унося стояк на кухню, чтобы в его компании делать Аллену чай. — Я уцепился, — похвастался Аллен. — Какой молодец, — отозвался я. — Жди теперь, пока доделаю. Аллен слез с дивана и пришёл ко мне сам. — Дай мне его, — велел он, вставая напротив и принимаясь натягивать презерватив на меня, пока я вынужден был стоять с горячим электрическим чайником в руке и ждать, пока он закончит. — Готово. Нормально? — Идеально просто, — выдохнул я и поставил, наконец, чайник на подставку. — Буду так на работу ходить. — Не будешь, — сказал Аллен таким тоном, что стало ясно, что он мне такого не позволит, хотя тут же обнял за талию и поцеловал за ухом. — Чай, — повернулся я к нему с чашкой. — Пей, давай, быстрее. Сахар нужен? — Нет, — ответил он. Он забрал у меня чашку и подул на горячий напиток, после чего осторожно коснулся поверхности краем губ и сделал крошечный глоток. — Ты в порно не снимался? — спросил я. Аллен, смотря на меня, глотнул чай смелее. — А что? — подозрительно спросил он. — Снимался? — почти уверенный в этом, уточнил я с досадливой усмешкой. — Ты что-то увидел? — поинтересовался Аллен. — Пока нет, но, если есть, я посмотрел бы. — Это очень-очень скучно, — бесцветно сообщил Ал. — Я скину ссылку, но, честное слово, там я… Да пофигу. Забей. Хочу тебя. Аллен залпом выпил полкружки горячего чая, после чего утащил меня обратно на диван и, приудобно расположившись, взял мой член в свой горячий рот, самоотверженно занявшись минетом. — А я ещё хотел мятный попробовать, — бормотал он, выбирая уголки губ, когда я выплюнул первый выдох, едва только кончив. — Латексный у нас, вроде, валяется, да? — Давай в другой раз, окей?.. — шумно дыша, проговорил я. Я сжал его волосы в пальцах, сверкнуло моё обручальное кольцо, он поднял на меня глаза (боже, он шикарен, — подумал я) и я потянул его наверх, чтобы поцеловать положенное количество раз за очередное подтверждение звания мастера спорта по минетам. — Чего тебе хочется? — спросил я. Он ведь определённо мог хотеть в ответ и чего-то другого, но он посмотрел на меня и поинтересовался: — А зачем я, по-твоему, так стараюсь каждый раз? — Чтобы удовольствие мне доставить? — наивно глядя, проговорил я. — Может быть, — сказал Аллен. — Или хочу, чтобы ты проворачивал такое же со мной? Или и то, и другое? — Я понял, дай мне секунду и я нырну вниз, — проговорил я. Освободив себя самого от последствий оргазма, я вернулся к телу супруга и, достав презерватив из другой пачечки, нарядил в эту оболочку член Аллена. С самого начала всё пошло не как обычно, потому что ему взбрело в голову застонать, а я решил, что стану его за это долго мучить и так просто кончить не позволю, и он ни хрена не сможет с этим поделать. Никто из нас не мог ожидать, что в процессе я увлекусь настолько, что в какой-то момент буркну: «да к чёрту!», сковырну с Аллена презерватив и верну его член в свой рот без всяких средств защиты. Сам не знаю почему, но ощущения от лизания пакета спровоцировали у меня в голове взрыв статистики: каков был шанс таким образом что-то кому-то передать? Никакого. Апогеем этой мысли и стало избавление от бесячей плёнки. Для самого Аллена изменилось ничтожно мало — стало разве что мокро, но он всё-равно слегка прифигел от случившегося. А когда кончил, удивился ещё сильнее, потому что, добравшись до его рта, я глубоко и крепко его поцеловал, не стесняясь делиться его спермой, размазывая её между нашими плотно стискиваемыми языками. После первого же такого, хотя и продолжительного, поцелуя, я опомнился. Аллен понял, что на этом у меня всё, и тоже остановился, но, не усматривая в произошедшем ничего страшного, я подумал, что мне всё понравилось. Вытерев губы, я улёгся на кровать, привалившись к Аллену. Мы молчали целых три минуты, потом я, придавленный тяжестью нежных чувств к нему, посмотрел на него, прищурившись из-за руки загадочно и почти хищно, а он, как бы извиняясь за что-то, тихо и чуточку виновато сказал: — Вот… Такая на вкус пися, мой парень. Я продолжал хищно щуриться, пытаясь удержать мышцы лица, чтобы не улыбнуться, но выходило это плохо. Тогда я вжался лбом к его щёку, укладываясь на его ключицы, лишая его возможности пялиться на своё лицо и видеть, как широко я улыбаюсь. Чтобы отогнать ощущение милой неловкости, я вздохнул поглубже и, заметив контур его соска на траектории взгляда, коснулся его пальцами. Полежав со мной на диванчике, Аллен ускакал в душ, а потом занял мой рабочий стол, собираясь поделать свои дела, которые обязательно следовало окончить до завтра. Я собрался пока что-нибудь посмотреть. Спустя пару часов я решил сходить в магазин, натянул штаны с майкой и вышел из дома. Вернулся я спустя четверть часа, за которые док, кажется, и не понял, что меня нет. — Куин… — глядя в телефон, вплывая в комнату, позвал Аллен. Он поднял голову: — Ты куда-то выходил? — По мелочи купить, — ответил я. — А-а, — протянул док. — Слушай, что ты знаешь о Постконтактной профилактике? — О чём? — не сразу понял я. — Постконтактной профилактике. Таблеточки. — А, об этом. Ну, как бы… Я знаю, что она есть. Но сам не… эм. — Ладно, проехали, — кивнул до. — Тогда о доконтактной профилактике что ты знаешь? — Ты уже всё себе там прочитал, — указывая на телефон сказал я. — Что-то и прочитал, — согласился Аллен. — А ты что думаешь? Я сел за стол, собирая информацию по углам своей глупой головы. — Да ничего. Дорого, — припоминая, сказал я. — Нам бы с тобой, наверное, не помешал набор таблеток? И, опять же, тогда тебя можно будет трахать. В смысле… Пожалуй, что профилактика не лишняя, верно? — уточнил Аллен. — Ты хочешь почки потом выбросить? — спросил я. Аллен выдохнул, улыбаясь, и сделал вывод, что раз я говорю про его почки, как джентльмен, то, стало быть, в целом не против того, чтобы позволить ему такое. — Так, притормози, — попросил я, сжав его руку. — На минутку. Давай. Выдохни. Ты работу закончил? — На сегодня. А что… Что? — Есть кое-что. — Окей, ну? — ложась на локоть на стол и заглядывая мне в лицо, спросил Ал. — Мне надо, чтобы ты пошёл со мной на второй анализ. Ты пойдёшь? — Ну да. Мы же с тобой как пара грёбаных лебедей, — проговорил Аллен. — Само собой, пойду. — Просто надо раньше, — пояснил я. — И сдать, и узнать результат. — А что такое? — На работе проверка. Понятия не имею, что они найдут, но хотел бы знать первым. — Понятно-понятно, — сказал док. — Да, конечно, пойдём, когда скажешь. Когда нужно? — Завтра. — Но завтра первый понедельник, когда мне надо… А. Я понял. Ты потому и спрашиваешь. Аллен задумался, кусая край губы. — Я не настаиваю, — заметил я. — Нет-нет… Мне надо придумать, как это сделать, — он задумался. — Я могу и сам. — Можешь… Мгм. Короче, позвони мне за полчаса, — решил он. — Я как-нибудь уйду. Не проблема. — И ещё, — сделав над собой усилие, проговорил я. — И ещё? — поинтересовался Аллен. Совсем немного, но я промолчал, потому что продолжать было трудновато. — Если пройду проверку, то получу назначение в другой город. — Понятно, — сразу, почти не колеблясь, отозвался Аллен. — Я это обдумаю, да? Нам же не кровь из носу надо жить здесь или видеться каждый час. — Да, но, — продолжил я, — тебе переехать не получится из-за секретности, и много чего ещё. — Ты писать мне и звонить будешь? — спросил док. — Да. — Пиши и звони. Приезжать периодически? — Я надеюсь… Я хочу сказать, это может затянуться надолго, — сообщил я, потому что планировал довести именно эту информацию до его сведения. — Ты ещё никуда не уехал, — без тени беспокойства сказал он, приподнимая пальцами мою чёлку и зачёсывая назад. — И кровь твоя пока что в тебе. — Ну… Да, — немного смутившись, согласился я. — Тогда для начала узнаем, поспособствует ли твоей кончине вирус иммунодефицита, — подвёл итог Хайнек, поднимаясь и потирая локоть, на который опирался. — Я постараюсь что-то со всем этим сделать. Но если я всё-таки уеду, тебе стоит вернуться к себе домой, — сказал я. — Вот подрастёшь, — веско начал Аллен, потирая самый уголок локтя, — будешь командовать. Пока что я буду жить там, где муж. — Да, сэр, — с покорным кивком отозвался я, чувствуя, как самую малость становлюсь подкаблучником. Вечером, когда я пришёл из душа, я поймал… Поймал не то слово, поскольку никто от меня не убегал и не прятался. Правильнее сказать: я просто увидел, как доктор по тихой хлопнул пару шотов. Я как раз наливал рядом в стакан молоко, когда он, занюхав костяшкой пальца, завинчивал бутылку с водкой, чтобы убрать её обратно в шкаф. Честно сказать, я и молока-то решил выпить только, чтобы посмотреть вблизи на то, что он делает на кухне. — Ты же знаешь, что можешь сказать мне любую херню, Ал? — спросил я. — Мгм, — убирая бутылку и закрывая шкаф, оглянувшись, улыбнулся он. Я сделал глоток молока. — Тебе не обязательно ради меня держать лицо, ты знаешь? — быстро сказал я. — Я не ради тебя, — усмехнулся Аллен. — Тогда, может, и не надо? — Попу свою неси на диван, — попросил Аллен. — А мы что… это? — растерялся я, угловато размахивая рукой и указывая то на него, то на себя. — А почему не «это»? — покривил губы он. — Только потому что сегодня уже отметились? Или, может, ты не хочешь? Напрасно обвинённый в отсутствии желания, я почувствовал, как оно тут же возникло на ровном месте, мгновенно забыл обо всех предыдущих темах разговора и невольно заулыбался, отставляя стакан из-под молока, вытирая губы и, погасив в кухне свет, отправился доказывать провокатору с дивана ложность предположения. Добравшись в темноте до дивана, я сразу же ткнулся в его губы, обняв рукой за талию. — Поцелуй меня нормально, как днём, — шепнул он. Я приподнял его губы и поцеловал, как он просил, вжимая пальцы в его спину, ощутил трепет, охвативший на пару секунд всё его тело, и с каким-то даже испугом подумал, что это с ним делаю я и всего лишь простым поцелуем. Получив карт-бланш, он долго не переставал меня целовать: наклонял голову, обнимал за плечо и впивался в меня, тихонько кряхтя в поцелуй, обхватывал за шею и лениво обсасывал мой язык, тепло прижимаясь ко мне и следуя за любым моим движением. Может быть, мы только потому вместе, что не смогли удовлетвориться друг другом? — думал я. — Из-за того, что всё это тянется без начала и конца? Всегда думаем, что в запасе что-то круче, и от этого сносит крышу? Иначе я не мог объяснить, почему. Эти его короткие усики, смешные зубы и дыхание, полированное водкой… Мне хотелось поскуливать от того, как сильно я возбуждён, и приложить это было не к чему. Оставалось сжать его ладонь на своём члене или уговорить ещё на минет, и мечтать, мечтать о том, чтобы… чёрт с ним! — о том, чтобы он вломился мне в зад и сделал с ним всё, что пожелает. Или я. Или и то, и другое, или что-нибудь ещё. Воображение переигрывало нас в эту игру, как детей. Когда спустя каких-нибудь пятнадцать минут, по моей шее катилась капля пота, и хотелось прихлопнуть её, как муху, у меня не было сил двинуть рукой. Я устал. Если бы дьявол спросил меня, в каком моменте своей жизни я хотел бы провести вечность, я бы ответил: в этом. После секса, чувствуя какую-то неясную недоговорённость, я опять, было, что-то вякнул, но Аллен, мечтающий лишь о том, чтобы выспаться, утрамбовал меня рукой на ощупь и сказал: — Усни, усни, милый… В конце-концов, я поверил в необходимость этого, и заткнулся, засыпая. Проснувшись утром, не открывая глаз, я дотянулся до звенящего будильника на подоконнике, отключил его и полез с дивана на пол, пытаясь перебраться через ноги Аллена. Тот, мыкнув, поджал их, ёжась под одеялом. Откидывая край простыни, я поднялся на ноги и прошёл к столу. В этот момент Аллен широко зевнул, почесал нос и, приоткрыв рот, приподнял верхнюю губу, обнажая кончики зубов. Я посмотрел на телефон, нахмурив брови, отложил его на стол. Сделал два шага, вернулся, включил камеру, сфоткал алленову рожу, сохранил в альбом и пошёл себе в туалет дальше. Уже стоя там, облокотившись на стену, я подпёр рукой голову и, вспомнив фото, глупо заулыбался.