Феромоны действуют не только на окружающих, но и на самого себя. Отпуская минус, альфа с трудом стабилизируется, потому что феромон запускает как минимум адреналин и норадреналин, не позволяя взять себя в руки. Все три тона так же давят на гуморальную систему, загоняя в состояние возбуждения вне зависимости от силы влияния извне. Перейти от показателя предельного минуса к предельному плюсу по щелчку невозможно, на это требуется время и концентрация или сильный стресс фактор.
Вернулся Хаширама, и правда, пораньше относительно собственных планов и пожеланий его женщины. В доме пахло так, как бывает во время праздников. Много еды, самой разной. Все запахи просто смешались во что-то одно предельно вкусное. Только тошнило. И сложно сказать от чего именно: может с алкоголем перебрал, может было что-то не особо качественное, а может этот душный воздух, пропитанный сладостью и семейным счастьем, так передавил. Он слышал, что практически в соседней комнате много людей разговаривают, кто-то даже смеётся. Может сегодня действительно какой-то праздник? Но, скорее всего, Мито от скуки решила устроить званый ужин, а это всё более или менее близкие знакомые, у каждого из которых своя тысяча вопросов, ответ на который им предельно не интересен, но, конечно, будет ожидаем. Хаширама повесил пальто, тихо проходя вдоль коридора, словно это и не его дом вовсе, просто чтобы не привлекать к себе внимание, и скрылся в спальне. Несколько рассеянно опустился на кровать, скорее по инерции распуская волосы и ослабляя галстук. Неуютно. Это его спальня, он засыпал здесь столько лет, но сейчас поймал себя на мысли, что даже раздеваться здесь не хочет. Такое бывает с людьми, когда они находятся в помещении, где им неприятно быть — они зачастую даже верхнюю одежду стараются не снимать. Только обычно это плюс-минус общественные места, а Хаширама был в сердце своего дома, где по определению должно быть комфортно всегда. Но отчего-то не сегодня. Дверь скрипнула и в комнату заглянула Мито. Окинув взглядом Хашираму, она осторожно вошла, прикрыв за собой дверь, и облокотилась о неё спиной, всё ещё не убирая руки с ручки. В её взгляде было всё: начиная пониманием, от которого тошнило ещё больше, заканчивая обидой на то, что он не дал о себе знать; и будь бы она чуточку менее внимательной, она бы даже не заметила его возвращения. Тем не менее, ни слова на этот счёт, разумеется, не будет. Как всегда. Делай что угодно, Хаши, что угодно, только бы это состояние стабильности и привычности не дрожало. Спи с кем хочешь, проводи вечера с кем хочешь, занимайся, чем хочешь, даже не разговаривай, если тебе это нужно. Выглядела Мито прекрасно, почти так же идеально как всегда, разве что платье на ней было далеко не домашнее, словно их дом — это элитное заведение для массового потребления внимания. Волосы уложены как-то не так, как всегда, накрашена чуть ярче, чем обычно. Но что бы она с собой не делала, это всё ещё Мито, которая так часто сидит на подоконнике в кухне, пьёт вино и смотрит в окно, смакуя свои вязкие мысли, не планируя озвучивать ни одну из них. — Устал? — мягко спросила она, но улыбки на её лице не было, впрочем и сопереживания в голосе не прозвучало. Это просто вопрос, который она обязана задавать из раза в раз, словно ответ хоть когда-нибудь поменяется. — Да, немного, — тихо ответил Хаширама, сминая в руках галстук, не сводя с него взгляда, словно пока он смотрит на него, можно не продолжать раздеваться, и это не будет казаться подозрительным. — Ты не выйдешь к нам? — ещё осторожнее. Она заранее готова к отрицательному ответу, она знает, что получит именно его, но спрашивает. — А я могу не выйти? — чуть исподлобья глянул на жену Хаширама. Он всё делает неправильно. ОН должен был сказать, что она прекрасно выглядит, попросить пару минут на душ и на переодеться, а после со своей классической тёплой улыбкой выйти к гостям, поприветствовать всех, похвалить столь старательно приготовленный ужин. Но он не будет. — Никто не слышал, что ты пришёл, так что можешь, — безэмоционально пожала она плечами. — Ты слышала. — Я привыкла. Эмоции. Самое жалкое оправдание любого своего поступка, любой вброшенной фразы. Ты — взрослый человек, так бери их под контроль. Но что-то внутри неистово сопротивлялось, выкладывая эти эмоции, как козыри на стол, требуя, чтобы это было отбито или принято. Какие, чёрт возьми, все покорные. Как скажешь, всё что угодно, как тебе привычнее. Давай, ещё немного в одном положении, у всех затекли ноги, руки, мысли, но давай, лишь бы не шагу в сторону. Хаширама понимал, что виной тому, что он сказал дальше, была злость не на неё и даже не на него, а на себя самого, на собственную неспособность хоть что-то поменять, хоть кому-то облегчить жизнь, даже если не себе. И в вечном желании искать оправдания в других людях и каких-то событиях, на которые он не мог повлиять. Страх сделать ошибку и взять на себя ответственность привёл его к тому, что он имел. Чёрные глаза, полные слез, поджатые тонкие губы, подведённые карандашом и смятый галстук в собственных руках. — И как тебе? Мито не поняла вопроса, немного нахмурив тонкие брови. Это было не по сценарию. Хаширама в последнее время очень часто возвращался уставшим, с настроением ниже среднего, когда лучшей тактикой поведения было просто не трогать его. Просто уговорить на ужин и оставить его одного. Обычно он не задавал вопросов, ответ на который был больше пары слов. — Как мне «что»? — осторожно переспросила она. — Привыкать, — губы тронула улыбка. — Что случилось? — она оттолкнулась от двери, приблизилась к кровати, опускаясь на колени перед ним, чтобы обнять ладонями руку своего мужчины. Он совсем не в порядке. Любой человек иногда понимает, что прикинуться глупым будет уместно, и Мито не была исключением — она порой пользовалась такой позицией, если это было необходимо. Но глупенькой молоденькой девочкой не была десять лет назад и уж тем более не стала ею сейчас. Всё начало ломаться ещё год назад. Огромная конструкция, которая покрывалась трещинами, разгоняя пыль. Сперва отваливались небольшие кусочки, которые даже не портили общий вид. А сейчас, кажется, рушатся целые башни, грозясь размазать тех любопытных, что подойдут слишком близко. Задавать подобный вопрос сейчас бессмысленно — ответ требует времени и серьёзного разговора, на который не было сил, кажется, ни у кого. Но сегодня произошло что-то важное, важнее чем всё то, что происходило последний год. — Ничего «качественно нового», — уставший вздох мужчины. — Я не хочу, чтобы ты привыкала. Чтобы терпела. Чтобы смирялась. Прощала, забывала, верила. Я не тот человек, который достоин таких жертв. — А это не тебе решать, — отрезала она. — Если у тебя просто нет сил и настроения, то укладывайся спать, необходимости в тебе там нет. Если же ты хочешь поговорить… Хаширама чуть резче, чем стоило, отдёрнул ладонь, поднимаясь с кровати, принимаясь расстёгивать рубашку. Ощущение, что она ведёт себя, как мать, резко показалось раздражающим. Это неуместно. Но поднимать разговор сейчас будет ещё более неуместным, когда дом полон людей, которые отдыхают и ждут хозяйку. — Мне распустить гостей? — ледяным тоном спросила она, сложив руки на груди. — Если ты хочешь поговорить, то… — Я прекрасно знаю, когда и о чём с тобой разговаривать, — обернулся Хаширама. — Вернись к гостям. Им сейчас твоё внимание нужно больше, чем мне. Мито вздёрнула бровь, холодно глянув на дверь. Медленно поднялась, распрямив плечи и сложив руки на груди. — Я сделаю вид, что этого не слышала. Ты устал, ты пьян, ты провёл целый вечер с ним. Вполне сойдёт за оправдание. Спокойной ночи, — она развернулась, но и шагу сделать не успела, как услышала смешок в ответ. — Оправдание, — Хаширама неверяще покачал головой. — Не надо искать мне оправдание, я сам отлично с этой задачей справлюсь. А знаешь, давай. Давай поговорим обо всём сейчас. Мито медленно развернулась, окинув его настолько высокомерным взглядом, словно он был незнакомым ей мужчиной, отпускающим неприличные комплименты. — Обо всём, это, интересно, о чём же? — губа дрогнула. — А остались хоть какие-то загадки? — Хаширама развёл руками, словно сам дом вокруг них во всём виноват. Мито опустила глаза в пол, нервно улыбнулась, что-то очень неприятное прокрутилось в её голове, после чего она вновь вернула взгляд на своего мужа. — Ты наконец решился? Как красиво женщины играют на обидах многих лет. Проблемы актуальны здесь и сейчас, но одним вопросом она бритвой прошлась по всем обещаниям, по всем обдуманно и импульсивно сказанным словам. — Да. Решился. — Уверен, что это не вино в тебе сейчас говорит? — ядовито-сладко протянула она. — А от того, что это так, что-то принципиально поменяется? — Ты протрезвеешь. — За столько лет не вышло, с чего бы вдруг теперь? Беззвучный смешок, она подошла ближе, вглядываясь в родные черты лица так, словно могла найти там какие-то изменения, которые произошли всего за один день, который его не было рядом. Но всё оставалось тем же самым, всё тот же Хаширама, который не умеет врать. — Откуда столько храбрости, Сенджу? — спросила она прямо. — Возможно то, чего я боялся, стало моим единственным желанием сейчас. — Он? Или развод? — она медленно покачала головой, казалось, даже не моргая. — Глупый наивный альфа. Я давно дала бы тебе развод, стоило только попросить. Но с меня довольно унижений, я не собираюсь разговаривать с тобой пьяным, пока в тебе играют чужие феромоны и вера в собственную всесильность. Протрезвеешь — мы обсудим это. О, поверь, мне есть что сказать. Но я не собираюсь тратить силы и распинаться перед воздухом, а сейчас даже он будет более внимательным слушателем. Доброй ночи. Она развернулась на каблуках, уверенно покидая комнату. Может он и ответил бы ей что-то, но она исчезла раньше, чем у него появилась такая возможность. Руки мелко тряслись. Хотелось смеяться и вместе с тем кричать. Раздражающая очевидность случившегося просто зудом чесала голову, спрашивая, мол, какого чёрта она не сделала этого до сих пор. Привыкла. Просто привыкла к его укладу жизни, где всё, как река, течёт в одну сторону и не меняет направление ни в какую погоду. Было бы проще, если бы они кричали, били посуду и бросались хоть какими-то обвинениями. Мито сидела на широком подоконнике, докуривая уже третью сигарету, разглядывая снежную улицу. Хлопья не укладывались на землю покрывалом, а таяли в полёте или уже приземлившись, обещая больше грязи, нежели скорого рождественского настроения, но смотрелось это красиво. Сидеть вот так на кухне и пить вино для неё было не ново, но обычно она делала это в одиночестве, придумывая, чем занять себя на ближайшую неделю. Домохозяйка из неё получилась не очень, но подарить себя какому-то одному делу у неё не вышло. Потеряв возможность стать идеальной женой, она решила и не пытаться. Домработницы успешно создавали уютный быт и без её вмешательства. Годы идут, её мужчина — видный альфа, на которого точат зубы даже те, кому в самом сладком сне не светит, ведь нужно соответствовать. Но чем занять себя теперь, вопрос больше не возникал. Потому что этим утром она сидела на любимой кухне не одна. В паре метров так же молчаливо сидел Хаширама, разглядывая сигарету в длинных пальцах. Она не спала ночью. У неё часто такое бывает, просто сбиваются все режимы, и сейчас присутствовало ощущение, словно за окном глубокий вечер, а она допьёт своё вино и пойдёт отдыхать, как все нормальные люди. Но сейчас утро понедельника. О, Хаширама ненавидел, когда она настолько терялась в собственной свободе от любых обязательств, выпивая и просто блуждая по дому в одном халате. За минувшие два дня оба прилично остыли, и сейчас сложно было даже понять с чего начинать, только в воздухе висело напряжённое ощущение безысходности, потому что, так или иначе, придётся. — Почему сейчас? — спросила она без особого интереса. — Разве этот вопрос не был бы актуален в любой момент времени? — Нет, вопрос не об этом, Хаши. Ты просто очень любишь лёгкие пути, а сейчас просто не получится. Ты же поседеешь, пока будешь разгребать это всё. У тебя впереди один из самых сложных месяцев в году, я прекрасно помню, что собой представляет декабрь. — Не беспокойся о моей работе. — Я беспокоюсь о тебе, — поправила она, а после уверенно вздохнула, свесив ноги с подоконника. — Я не отдам тебе дом. — Забирай, — равнодушно согласился Хаширама. — Я заберу очень многое. — Забирай, — повторил он. — Значит, разойдёмся тихо? Просто откупишься? — Тебе было бы комфортнее в условиях агрессивной делёжки? — не понял Хаширама. — Ты серьёзно хочешь обсудить раздел имущества? О, если об этом разговор — пожалуйста, но, кажется, тут как минимум не хватает твоего юриста. — Мне было бы комфортнее, если бы у меня не оставалось вопросов, а сейчас их настолько много… — Задавай. Мито соскользнула с подоконника, приблизившись к столу. Обновив бокал, она прислонилась к столешнице, почти присев на неё, внимательно глядя на Хашираму, словно на его коже чернилами прописаны эти вопросы. — Знаешь, абсолютно каждый, кому было не лень пророчил мне такой исход. Мать рвала волосы на голове, друзья смеялись за спиной, и все в ожидании, когда ты уже, наконец, сломаешься, когда тебе, наконец, надоест эта имитация семейной жизни, и ты захочешь настоящую. Я тоже ждала. Ты же не думаешь, что я хоть на секунду поверила, что тебе хватит меня? — Всё ещё думаешь, что дело в этом? — Хаширама наклонился ближе, скосив взгляд на бутылку. Ему не стоит, а так явно пошло бы легче. — Дело в ребёнке? В том, что ты не омега? Ну да, разумеется, дело в этом, — он приподнялся с места, опираясь руками о стол. — Да нет… — фыркнула она. — Просто мы на семью были похожи больше до брака. Всё начало ломаться, когда я ещё хотела троих детей, двух собак и морскую свинку. Мы были такими чертовски идеальными, что смешно. Как семья, сбежавшая с того идиотского сериала, что крутят по NBC. Наталкивает на подозрения, что где-то что-то тут нечисто. У меня один вопрос. Доказал? Хаширама скрипнул зубами в надежде, что они просто раскрошатся и не придётся говорить дальше. Как метко. — Каждая уважающая себя омега считает должной доказать, что она не такая, как все, и природа не делает с ней ничего омерзительного. Слышала об этом миллион раз, не видела в живую ни одной. Но вот альфу увидела. И каково это, жить десять лет в ограничениях, чтобы потом понять, что ни черта у тебя не вышло? Хаши, я оправилась бы, — последняя фраза прозвучала уже совершенно без агрессии. — Я любила тебя, я всё ещё люблю тебя, но моя вселенная куда больше, чем один человек. Я прекрасно видела, что с тобой происходит, как ты устаешь от меня, от обязательств; я просила тебя закончить это. Но ты упёрся в мысль о том, что единственное, что важно для тебя в этой жизни — это доказывать всем вокруг и себе в том числе, что ты что-то можешь. Быть с женщиной, отказать омеге 10.0, держать целую редакцию, да что угодно, что ты делал в этой жизни — это доказательства, что ты что-то там можешь. А что ты делал, потому что хочешь? Скажи мне, сейчас ты решился на развод потому что, наконец, понял, что я тебе больше не нужна, или чтобы доказать, что можешь всё же принимать решения? Доказать, что способен поменять свою жизнь и вовсе не застрял в этом состоянии, вовсе не зависим от того, что сделала с тобой жизнь. Чего ты хочешь? Хаширама сверлил взглядом собственную ладонь, которая не смела задрожать при таком пристальном внимании, но казалось, что если он посмотрит в эти карие глаза, всё тело пошлёт его к чёрту. Феромоны, всё ещё плотно сидя на цепи, оскалили зубы, бесконтрольно рыча на источник нервов. — Продолжай, — выдохнул Хаширама, убеждая себя, что ей просто нужно выговориться, пройтись по всем болевым точкам. — Не хочешь отвечать? Это понятно. Давай тогда может о твоей новой пассии? — вскинула она брови. — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. Хаширама вскинул голову, и Мито стоило больших усилий не вжать шею в плечи. Она ощущала тонко поплывший аромат табака, понимала, почему его уловила, и была искренне рада, что он не имеет никакого на неё влияния. — О Мадаре? — переспросил Хаширама, чуть наклонив голову. — Давай. О чём угодно. — О чём угодно, о чём ты будешь молчать? — Я хочу, чтобы у меня перестала болеть голова. И только. Я хочу возвращаться домой, где меня не встречают с огромным букетом ожиданий, накопленным за много лет. Хочу перестать чувствовать себя виноватым за каждое слово. Ты думаешь, я просто хочу нормальную семью? Нет, дорогая, у меня просто ноют руки от того, как туго они перетянуты всем, что так щедро подарил мне наш брак. И я знаю, что твои ноют не меньше. Чем сильнее тяну я, тем больнее тебе, и наоборот. Это уродливое подобие брака, где мне совершенно плевать, как ты провела день, а тебе абсолютно без разницы устал я или нет, но мы снова и снова спрашиваем об этом, отдавая дань больной традиции, потому что мы, чёрт возьми, семья. И я прекрасно знаю, что ты весь день пила, а ты в свою очередь знаешь, с кем я был и чем занимался. Не надо играть в понимающую заботливую супругу и винить во всём тех, кто делает мою жизнь хоть чуточку проще. Я — единственная твоя проблема, я — твоё проклятие, я виноват в том, что у тебя не будет детей, я виноват в том, что у тебя нет семьи и чёртового хомячка. Я виноват в том, что не люблю тебя. Я! Хватит цепляться за Мадару, он ни в чём не виноват, такая же жертва, как и ты. Ты думаешь, ему было просто рядом со мной столько лет? Ты можешь говорить что угодно, давай, пожалуйста, этот разговор был нужен, чтобы ты выплеснула всё, о чём молчала столько лет. О том, сколько всего я не видел, не слышал; о том, как предал твоё доверие, обрёк на самое жалкое существование, просто пользуясь тем, что ты любишь меня. Я ничего не дал тебе взамен, я забрал у тебя всё, и ты сидишь здесь каждый день, пьёшь вино и по инерции дожидаешься меня вечерами, как собака, которая ждёт хозяина… Звонкая пощёчина прервала поток мыслей. Мито слезла со стола, отходя к окну, прикуривая новую сигарету. Пауза продлилась недолго. — Почему сейчас, да? — усмехнулся Хаширама, оборачиваясь к жене, сверля взглядом её тонкую спину. — Да потому что то пекло, что ждёт меня в декабре и рядом не стояло с тем, о чём я думаю каждую секунду своего существования, находясь в этом доме. Хочешь, это будет предательство. Хочешь — искупление вины. Может я сволочь, может, наоборот, пытаюсь сделать что-то хорошее ради тебя, может из эгоистичного желания отдохнуть. Так или иначе, мы разводимся. И раз уж твоя вселенная куда больше… — Да, пожалуйста, — огрызнулась она. — Завтра же начнём. Я надеюсь, ты понимаешь, что на этот вопрос нужно будет время? Я не исчезну из твоей жизни за сутки. — Я не прошу тебя исчезнуть. Она резко обернулась. — Но ты этого хочешь. Ты такой чертовски запутавшийся, уставший, а ещё благородный, потому что тебе меня жалко и ты щедро даруешь свободу всем нам. Спасибо. Не вопрос — я всё сделаю. И ты можешь смело начинать вить новое гнездышко с другой дожидающейся тебя собакой. Но абсолютно все твои отношения будут выглядеть одинаково. Потому что проблема в тебе. Та же самая схема: ты пойдёшь к Мадаре, с ним будет просто, он же любит тебя, он не скажет тебе «нет». Тебе нужна семья, нужен кто-то, кто будет тебя понимать, холить и лелеять, прощать тебя и всячески оберегать. Ты берёшь готового на всё человека, на которого тебе по большому счету плевать, но с ним будет удобно… доказать. Ведь все твои проблемы из-за меня. Да-да-да, я ни в чём не виновата — это всё череда ошибок и случайностей, твоей вины и моего непонимания. Но уйдя в новую семью, к нормальной омеге, ты докажешь, что дело было во мне. Блестящий план! Ни черта у тебя не выйдет, Сенджу, — огрызнулась она. — А это уже… — Конечно же, это меня не касается. Я просто рисую глупому ребёнку картинку его будущего, — она потушила сигарету, возвращаясь к Хашираме на расстояние полуметра. — Потому что никто не будет ждать, что его однажды всё-таки полюбят. Ни я. Ни он. И твоя прекрасная схема спасения от головной боли даст огромную трещину, когда ты, наконец, это осознаешь. — И? — не прерывая зрительного контакта, спросил он. — Так ликуй. — С чего бы вдруг? С того, что Хаширама Сенджу в очередной раз облажался? Настолько клише, что даже не интересно. Со мной всё ясно. Мадару пожалей. — Ещё раз, оставь его уже… — Это ты оставь его в покое. Он нашёл тебе идеальную замену, с которой у него есть шанс прожить менее калечную жизнь, нежели ту, что ему можешь подарить ты. Хаширама медленно приподнял бровь. — Замену? — Ух ты… это что, альфячье что-то проснулось? — усмехнулась она. — Тебе не идёт. Она взяла бокал со стола, сделав один осторожный глоток, и спокойно продолжила. — А ты хочешь сказать, не замечал вообще ничего? Как это на тебя похоже. Да, Хаши, насколько мне известно, он в отношениях, которые обещают быть вполне себе неплохими. Неловко, да? Побег-то корявым получается. Я всё ещё думаю, что он не скажет тебе «нет», хотя стоило бы, да и Тобирама не похож на тех, кто будет устраивать кровную бойню ради омеги. Но… Тебе нужен год или два, чтобы восстановиться, разобраться в себе и понять, что именно даст тебе то безмятежное спокойствие. А прыгать из одной кровати в другую, хах, от женщины к десятке, вот это я понимаю экстремальный взлёт, — это тебе не поможет. Сейчас серьёзно, Хаши, без обид. Я давно понимала, что у тебя сорвёт крышу, и это будет выглядеть вот так. — она обвела ладонью кухню. — Я не в обиде, даже учитывая то, что ты назвал меня псиной. Поэтому считай это дружеским советом… — вздох. — Отдохни. Она отставила бокал и направилась в другую комнату, словно под играющую только в её голове музыку. Кажется, с вином она всё же перебрала, иначе и половины бы не сказала. Но сейчас ей было легче, чем в последние пару месяцев. На самом деле она и вправду не особо в обиде, просто не до конца подготовилась к этому грандиозному мероприятию. Рука Хаширамы дрогнула, но всё же не снесла содержимое стола, хотя иррациональное желание что-то сломать или разбить сейчас было профилирующим. Оперевшись ладонями о стол, он прикрыл глаза. Он не понимал, что настолько сильно подкосило последние остатки контроля — слишком много причин злиться на всё, на всех. Губы искривились в болезненной улыбке. Он снова просчитался. После того, что он увидел в баре в минувшую пятницу, он принял несколько решений. Первое, самое главное: пора что-то глобально менять. Развод — да, разумеется. Он несколько вечеров вытаскивал Мадару к себе, потому что именно после общения с ним ощущал острую потребность что-то поменять, очевидно, что именно этот человек, сам того не зная, был единственным, кто способен подтолкнуть к принятию давно сделанного выбора. Очередное использование, кто ж отрицает? Но… нихрена не так это работает. Стоило бы оставить Мадару. А уж после того, как Мито отыграла финальный аккорд своей речи — тем более. Но всё, что дала эта информация, так это бесконтрольную злость, что впитывается в стены едким табаком: пытающим, мешающим дышать кислородом и доводящим до тошноты алкогольным остатком высокоградусного. Нет, Хаширама не строил воздушных замков насчёт этой омеги и уж тем более не собирался делать из Мадары замену старому укладу жизни на новый, такой прекрасный и безоблачный. Ещё вчера он засыпал с мыслями о том, что ему и вправду стоит взять перерыв, съехать на новую квартиру и уделить время себе. Да хоть чёртовой медитации, но мысли нужно привести в порядок. Мито нужно вычеркнуть из обязательного пункта в расписании на каждый день. А Мадару лучше вообще из жизни. Как там? Вселенная намного больше? О, у Мадары тоже, наверняка. Столько лет он был рядом, но не столько потому что действительно этого хотел, а потому что цепь держали очень крепко. Вычеркните работу, вычеркните приятельские отношения, вычеркните весь этот фарс — и останется только крепкая рука альфы, который хочет, чтобы эта омега просто была рядом. Отвратительно, не так ли? Прямо сейчас Хаширама ощущал как собственная ладонь делает ещё один оборот цепи вокруг, натягивая крепче вопреки искреннему желанию не делать ему больно вновь. Степень того, насколько сильно это его изматывало, колола глаза в тот день. Так отчего же не порадуешься неплохому способу облегчить это всё? Мито могла ошибаться, могла наделать ненужных выводов, могла сказать это назло. Но прямо сейчас Хаширама убрал эту чистейшую монету в карман собственного пальто. Остался только один принципиально важный вопрос. Это ревность или чувство собственничества? Какого чёрта Тобирама решил, что ему нужен Мадара? И как красиво этот факт был скрыт и выставлен как нечто, что просто нет смысла освещать. Потому что в противном случае Мито бы об этом просто не узнала. И чем же это величать: рациональным желанием иметь такую во всём всем подходящую омегу, или же внезапно вспыхнувшими чувствами? Потому что во второе Хаширама ни на йоту не верил, а за первое прямо сейчас был готов отпиливать палец за пальцем тупой ржавой пилой. Куда делся добропорядочный альфа, решивший переписать жизнь с чистого листа и всё сделать правильно — вопрос хороший, но его себе Хаширама задавать не стал. Просто накинул пальто на плечи, вышел из квартиры и упал за руль. В голове не было ни одной мысли, которая бы отслеживала траекторию его пути. Только тлеющая злость, поджигающая его сигареты, что он вставлял в зубы, пожалуй, со слишком уж частой периодичностью, и почти мазохистское удовольствие от предстоящих проблем, которые так или иначе обязаны будут закончиться. Та самая форма раздражения, что вынуждала улыбаться. Уже покидая салон авто около офиса, он вспомнил о грядущем собрании акционеров, к которому наверняка стоило бы подготовиться. Хотя бы самую малость посвятить себя в курс событий. Звонок он принял на автомате. — Сенджу, — хлопок дверцей. Короткий кивок секретаршам с ресепшена первого этажа. — Мадара сегодня в офисе? Голос идентифицировался сразу, а вот суть вопроса не пожелала. Хаширама остановился посреди холла, глядя в пространство перед собой пустым взглядом. Мимо проходящий мальчишка с архивов тормознул, меняя вектор пути, подальше от источника столь ядовитого феромона. Какого чёрта происходит вообще? Косые взгляды росли в геометрической прогрессии. Самые сообразительные уже придумали себе дела подальше отсюда, пока более тугие склоняли головы, уже придумывая как будут щемиться. Отравляющее вещество постепенно достигло каждого угла. — Сегодня понедельник, — ровно произнёс Хаширама. — Я не могу до него дозвониться, решил, что ты можешь знать, с кем у него встреча и во сколько его можно поймать. Бровь больно прострелило от непривычного жеста. — Ты резко забыл номер ресепшена? — возможно, прозвучало это грубо, но отслеживать свой тон Хаширама не имел ни малейшего желания. — Не хотел отвлекать от работы по-настоящему занятых людей. Значит, не знаешь? — По-настоящему занятых людей? С каких пор Мадара им не является? В понедельник. — С тех самых пор, как тебя это больше не касается, — отрезал Тобирама. — Но мой вопрос о сводных ведомостях за ноябрь достаточно важен для того, чтобы тревожить твоих занятых работников в утро понедельника? — Эта информация есть и… — Я прекрасно знаю, где и у кого есть информация, которая мне нужна. И если я сказал тебе, что мне нужен Мадара, значит, мне нужен Мадара. Не лезь в то, в чём вообще ничего не понимаешь, твоя задача — принимать готовую выполненную работу и хвалить своих сотрудников, а не мешаться под ногами перед сдачей всех отчётностей за год. До связи. Гудки окрасили и без того царапающий психику разговор в белое полотно, что перекрыло все связи с внешним миром. Потому что в противном случае всё спущенное было бы также оперативно собрано обратно. А сейчас Хаширама забыл о том, что он альфа, что у него есть какие-то особенности, которые могут повлечь очень неприятные последствия. Саске, облокотившись почти всем корпусом о стойку ресепшена, зажимал два телефона около ушей, изображая лютую мигрень. — Это решаемый вопрос, — ответил он обоим, а после убрал одну трубку и продолжил. — Но с Вашего позволения перенесём на среду, — снова смена трубки, — разумеется-разумеется, в четверг будет удобно? Насколько же однотипные звонки. Наруто снова свалил в отдел Мей, чтобы помозолить Хинате глаза — горите женщины в женском Аду. Дейдара весь день на студии, и ни сообщения, ни звонка — ничего. Наверное, активно мирится с Сасори, потому что когда Дей вернулся, он не исчезал с офисного этажа, а если и исчезал, то куда угодно, но не на студийные. Пока Сасори не решил наведаться. Это было страшно. Минусящий альфа его категории, почти насильно утаскивающий омегу — это правда жутко; все инстинкты просят вмешаться вопреки логике, но Саске вовремя прикусил провод телефона, молча проводив этих двоих взглядом. А ещё Итачи вернулся, но утром пронёсся мимо и слова не сказав — видимо, утро было очень тяжёлым, а опоздание почти в двадцать минут могло бы быть наказуемым. Минато пришёл ещё позже. Не для начальства пишется график работы, скажите спасибо, что вообще приехал. Как всегда цветущий, в своём лучшем расположении духа. Подкинул пару презентов: один персонально Саске, парочку, которые нужно раздать. Поблагодарил за проститутку, пообещал ответную услугу — Саске на пару прядей точно поседел. Мадара приехал ещё позже. Как обычно, словно только что с подиума сошёл. Стервозная походка, господи. Саске точно не рискнул бы его остановить, но бессмертные были. И то как Мадара тормозил по пути к своему кабинету — отдельный элемент ситкома. Каждая новая остановка — плюс пара грамм раздражения на лицо. Саске был не тупым, прекрасно понимал, что минут через двадцать нужно заглянуть с утренним кофе, а ещё через пятнадцать приносить все материалы, задавать вопросы и сообщать о том, что важно. Даже если пожар и эвакуация, полчаса на то, чтобы окунуться в работу начальству необходимо. — Ты долго мимо будешь бегать? — бросил почти через весь холл Саске брату, когда в зоне видимости не осталось никого из важных фигур. Итачи оглянулся, хотел отмахнуться, но Саске помахал ему письмами, а это аргумент куда весомее, чем «я соскучился». — Чаю, Мистер Учиха? — О, нет, я позавтракал, спасибо, — Итачи взял в руки письма, понимая, что они адресованы не ему. — И в чём юмор? — Приманка. Твой склад неразобранной почты лежит на твоём столе, не видел разве? Я даже бантиком перевязал. — А… Так это моя почта? — Я бы тоже просто выбросил, — согласился Саске. — Я тебя тысячу лет не видел, а ты тут носишься и даже не поздоровался. Как-то некрасиво получается. — Почему на выходные не заскочил? — прозвучало как ответная претензия. — Мало ли с кем ты их проводишь, — развёл руками Саске. — Зайду, а там… — А там два самца на одного меня, действительно. Они тоже соскучились, кстати. Первого самца мозг нарисовал сразу же: блондинистый такой, породистый, а вот второго… Блять, доберы. Морщинка меж бровей тут же разгладилась, и Саске не сдержал смешка. — Прости, об этом нельзя было не подумать. На самом деле я думал, но у Наруто сессия, он бывает тут два раза в неделю и знаешь, где торчит? Хинате шоколадки носит. Девочки у нас любят сладкое, да? А ещё цветочки там, побрякушки, всякие милые открыточки. Он тупой и не понимает, что лыжи не едут или как? Итачи приподнял брови, наконец достраивая в голове картинку. А… Аааа… Так об этом блондине была речь? Забавно, когда Саске признался, что по альфам, мозг упорно рисовал кого-то достаточно брутального и крепкого, способного заткнуть этот вечно открытый рот одним движением. Не то чтобы Минато подходил под это описание… Ладно, не то чтобы не подходил. Но такое милое? почти детское создание? Вау. — Как много нынче альф обращают внимание на женщин, — покачал он головой. — Видимо, женщины пошли качественнее омег, — буркнул Саске. — Вообще не понимаю. Проехали, у меня вот какой вопрос… Минато, который шёл с готовым макетом календаря, объясняя Мадаре причину, по которой он собирается обчищать не свой отдел по страницам, резко умолк, заметив Итачи на ресепшене. Губы всего на секунду тронула улыбка, и он уже даже поймал мысль снова, продолжая что-то говорить, как осёкся уже от взгляда Мадары. — Я же ничего толком и не рассказал, да? — произнёс Минато, снова покосившись на стол ресепшена. — Там много, на обеде, окей? — Я обедаю не с тобой, — развёл руки Мадара. — Но, так и быть, подумаю. — Я думаю, если ты уже дал обещание, я найду себе жертву, которая со мной пообедает. — Бедный мальчик. Минато закрыл макет, вручив его Мадаре. — Я всё сказал, можешь забрать мой разворот, если это настолько принципиально важно. Но ты не заберёшь. Кто у мамы главная звёздочка? — секундная голливудская улыбка, и Минато подошёл к стойке, облокотившись о неё позади Итачи. Саске резко прервался, чем испортил вообще всё впечатление. — Он сзади, да? — обречённо-разочарованно спросил Итачи. — Понятия не имею о чём речь, — проявил мастерство актёрского таланта Саске. — Доброе утро, — обернулся Итачи, окинув Минато беглым взглядом. — Вы обещали скинуть мне итоги работы, но как-то выходные прошли, а моя почта пуста. — Мог бы просто позвонить, — заверил Минато. — Звонить начальству в выходной день — первый признак некомпетентности, — проинформировал Саске. — Поэтому от тебя звонков больше, чем от всей редакции вместе взятой? — поинтересовался Минато, краем глаза замечая, что компания становится больше. Мадара как-то не решил уйти по своим делам. — Я звоню только в случае крайней необходимости, а не по личным… Рабоче-личным… Вот всяким вот таким вот Вашим делам. Вот. — Таким вот нашим делам? — вскинул бровь Минато, глянув на Итачи, мол, что ты ему уже рассказал? Но Итачи не из тех, что вообще хоть что-то лишнее болтнёт, даже в процессе отрывания ногтей. — Доброе утро, Мистер Учиха, — поприветствовал Итачи Мадару, проигнорировав собственно весь детский сад, развернувшийся перед глазами. — Доброе, Итачи. Пока ты был в Лос-Анджелесе, я ознакомился с твоей статьёй о Монике Тарси. Думаю, она всё же войдёт в январский выпуск. Достойная работа. По лицу видно, настолько ему приятно, ну, с ума сойти. Минато, сощурив глаза, глянул на друга. — И отвратительное исполнение, — ответный взгляд. — Но это уже тебе благодарности. Что касается Жан-Поля Готье… Жду не менее проработанного проекта и такой же волшебной статьи. Минато глянул ещё раз на Итачи с той самой улыбкой а-ля «я же говорил, что ты лучший», словно он как-то активно его проталкивал и… Первый разворот не считается. И Моника не считается. И календарь не считается. А что там у Итачи было ещё шумного? Мм? Где хоть какая-то благодарность наставнику? Забыли про мужчину, альфу и всех остальных, кто тоже хотел внимания. — Итачи забирает проект по Готье? — не поверил Саске. — Простите. Это просто очень сильно. Скошенный взгляд в сторону Минато. Нет, серьёзно, как это работает? Просто потому что он смотрит на него сейчас такими глазами, у Итачи есть вообще всё что угодно? Ах да, только что Мадара лично подчеркнул, что это его инициатива. Исключительный талант и никакого личного отношения. Ага-да-конечно-ясно-понятно. — Там нижнее бельё, да? — уточнил Минато. — Если опять оставит подарочки, я… Смешок очень тактично был сдержан, а вот пойманный взгляд никуда уже не спрячешь. Итачи настрой явно не поддержал. Ну да, чистый профессионализм, какие тут могут быть шутки. Взгляд на губы… Чёрт, он видит его в первый раз после поездки, и сейчас один этот короткий жест стал напоминанием того, чем закончилась командировка, и что Итачи ему должен. Кстати об этом, Минато покосился на Мадару. Он же тоже желание проиграл. Страшно представить, как сейчас будет выглядеть реализация, но это честно. Первыми дрогнули брови Мадары. Как человек, не участвующий в разговоре, имеющий предельно рассеянное внимание, он первый уловил тонкий знакомый нижний тон горького табака и сладковатого виски, который обыгрывал удушливость угарного газа. Запах очень лёгкий, очень тонкий… Но источника ещё даже на этаже не было. Следующим резко в сторону лифта повернул голову Саске, вмиг теряя на лице улыбку. Тревожность проснулась раньше, чем обоняние. Минато, зачарованный тонкой линией губ, самый последний осознал, что где-то что-то горит. Чуть наклонив голову, он глянул за спину Итачи в сторону всё того же лифта. — А я так посмотрю, он совсем бессмертный, — произнёс он, едва шевеля губами. Ладонь Мадары хлёстко ударила в грудь Минато, прежде чем он успел сделать хоть шаг. — Сделай так, чтобы тут все не попадали в обморок, — заледеневшим голосом приказал он, двинувшись в сторону лифта, дверцы которого с тихим лязгом разъехались, пропуская просто лютую дозу феромона альфы Х-категории. Саске выдал свой полный плюс, понимая, что он тут жалкое звено, но из всех инстинктов сработал тот, который обязуется защищать. Вслед за скошенной травой поплыл густой бергамот. Итачи не успел сообразить как оказался за спиной Минато, но когда до его головы дошли тяжёлые ноты табака, сам не удержался и уткнулся носом между лопаток мужчины, который собой представлял предельный уровень возможной защиты. Но это всё блекло на фоне того, как всё помещение застилалось бесконечным плетением красных цветущих кустов. Поглощающий почти все тона вокруг бархатный аромат роз — гарантия, что никого не подкосит. Чёрт, это сцена из супергеройского фильма, потому что развернувшаяся битва феромонов по эпичности ничуть не уступала. Не будь бы это главенствующее начальство, Саске бы уже начал искать трек в телефоне. А в след за шутками в голове проснулся инстинкт, умоляющий лечь на землю и накрыть голову руками. В такие моменты Саске был готов орать в горло, что он по омегам. — Видимо, что-то очень страшное, — выдохнул Саске, покосившись на Минато и только потом заметив, где во всём этом перформансе находится Итачи. Потрясающе. Насколько природа взяла верх у обоих — никто из них ни на секунду не задумался… Забавно, это не заслуга Минато, просто инстинкт, но избавиться от чувства благодарности это не помогло. — Уведи его, — попросил Саске, которому было откровенно плевать на весь остальной офис, плюса Мадары хватит, чтобы все перенесли Хашираму как минимум на ногах. Минато может и хотел бы что-то сказать, но понимание того, что Итачи сейчас вжимается в него в попытке избавиться от фантомного насилия минуса Х, переубедило. Лёгкий поворот, Минато обнял Итачи за плечо, всё ещё прижимая к себе, и направился куда-нибудь подальше, явно не к себе в кабинет или в кафетерий, а ещё дальше, может даже по чёрному на другой этаж. Просто Итачи сейчас в состоянии, словно выпил что-то не очень качественное в огромном количестве. Это пройдёт через минут десять, при отсутствии источника запаха и при наличии мощного плюса другого альфы, который, к счастью, имелся. Хаширама, проходящий мимо, всё ещё с трудом отдавал себе отчёт в том, насколько плачевно его состояние. Если бы не военного масштаба плюсы, может даже и не догадался бы. Так или иначе он держал путь к кабинету, и вышагнувший навстречу к нему Мадара остался полностью проигнорированным. Он успокоится. Как и всегда. Немного времени, своего родного кабинета, мыслей вне этого Ада, где эта омега играет главную роль — и он успокоится. Не надо лезть к нему посреди блядского холла, чтобы выяснять отношения. Мадара, осознавший, что его сейчас просто профессионально проигнорировали, поразился, как зубы не треснули. Разворот на каблуках, и он направился следом за нестабильным альфой, прекрасно понимая, что ещё минута такого насильственного давления и начнёт шатать. Да что, блять, у него приключилось? Проходя мимо Саске, он бросил вскользь: — Если нужны будут отгулы — заявления у меня на столе до часу. Я подпишу. Саске кивнул, но в сторону компа даже не покосился, растекаясь по столу и читая мантры. Плюс Мадары шлифовал больное сознание как никогда сладко, сейчас он мог бы просто повеситься на грудь этой омеги и жить его запахом. И да, разумная часть сознания кричала что-то вроде: «Да вы чё?!», пока не разумная просто скулила, потому что ей плохо, больно, не понятно куда бежать и что делать, Мадара, можно ещё, не уходи, нет, постой. Хаширама вошёл в кабинет, не тронув дверь, прекрасно понимая, что за ним следует Мадара, чтобы объяснить ему, в чём он не прав. Скинув пальто, он развернулся, присаживаясь на край стола, уже готовый выпроводить его сейчас же. — Если ты собираешься выносить мне мозги насчёт корректности моего поведения — закрой дверь с той стороны, — процедил он, понимая, что присутствие Мадары здесь сейчас влияет на него всё хуже. Злость бесформенной жидкостью разъедала всё внутри. Мадара закрыл дверь, но изнутри, сцепив руки в замок, глядя на Хашираму без тени улыбки. Предварительная тишина длиною секунд в пять, чтобы дать понять, что никуда он не пойдёт и разговор будет серьёзным. Плевать, что колени косит, плевать, что организм трещит, как стекло, по которому долбят арматурой. Точка растущего минуса очень скоро перевалит за десять, и у Мадары не останется выбора, кроме как подчиниться. А пока… — Корректность твоего поведения — не моя забота, а вот состояние моих людей — весьма. Великодушно прошу прощения за эти слова, но твоё присутствие в этом здании никогда не было критичным, так что я бы настоятельно рекомендовал тебе спускать пар где-нибудь в другом месте. Настоятельно, Хаширама, как минимум из банального уважения к собственным нервам, раз остальные тебя не волнуют. Уже второй человек за день говорит ему, что его значимость в редакции — плёвое дело. Можешь здесь не находиться, можешь вообще ничего не делать, просто принимай работу и хвали. Браво. Интересно, насколько в одну сторону направлен их вектор понимания всех обязанностей Хаширамы. Сенджу наклонил голову так, словно в шейном отделе позвоночника что-то сломалось. О работе, значит, хочешь? Потрясающе. Закольцованная мысль в голове не могла найти выхода. Ладно Тобирама, он просто альфа, который без конца тычется мордой во что-то, что кажется ему прагматичным, нашёл отличный вариант, вроде как даже свободный. Идиотская ошибка, это ему ещё нужно будет осознать в полной мере. Но ты-то куда? Брат, значит. С чего бы вдруг? Одного Сенджу на другого? Как всё просто решается, вы посмотрите на это, столько лет таких настоящих чувств, что доводят до слёз, и вот так просто к другому, чем-то похожему, настолько близкому. Интересно, каково это плакать в объятиях одного Сенджу за то, что он издевается, не отвергая и не принимая, а параллельно спать с другим Сенджу, и, зная Тобираму, не просто спать. Нет, что вы, какими бы несерьёзными сейчас ни были их отношения — это уже не просто секс ради секса. А даже если бы так. Всё в порядке? Любишь же, так почему из всех вариантов ты решил спать с моим братом. Трахал бы своего Намикадзе, давно пора, вот тут вообще вопросов бы не возникло. Новая мысль в голове, которая заставила улыбнуться. А не благородное ли это спасение несчастной омеги от тирании жестокого альфы? В таком случае Тобираме орден выдавать нужно, а не пальцы отрезать. М-м-м, какие нынче благородные пошли альфы в рыцарских доспехах. Мадара сильнее сжал зубы, запрокидывая голову, чтобы сделать максимально глубокий вдох. — Скажи на милость, какого чёрта ты творишь? — процедил он, закрывая глаза. — А на что это похоже? — спросил Хаши на удивление спокойным ровным тоном. — На массовую ликвидацию, — с хрустом в шее Мадара вернул голову в нормальное положение. А после решился на совсем уж отчаянное действие, оттолкнувшись от двери, направляясь к эпицентру этого катаклизма. — С тотальными последствиями, которые ни ты, ни я, ни святая Дева Мария не разгребёт. Ты не возьмёшь себя в руки. Хаширама наблюдал за каждым шагом почти с интересом. Забавно. Это должно быть больно, но он всё ещё идёт навстречу, не показывая, что сейчас сломается. Он всегда так делает. А потом приходит в себя долгим недомоганием, но сохранить лицо для него всегда было важнее, чем уберечь физическое состояние. Как же хотелось выплюнуть это чёртовое «Я всё знаю!», но ответом на это будет что-то, что вгрызётся в голову ещё сильнее. Ах, не моё дело? Так что ж ты несчастную жертву из себя строишь, утешаясь в руках далеко не стороннего человека? Хаширама отвёл взгляд, перехватывая какой-то элемент интерьера собственного кабинета. Ну да, точно, он же в офисе. — Ну, если ты собираешься стоять у меня над душой и ждать, пока я соберу вещи и исчезну — да, не возьму. — Тебе никто не собирается предоставлять время на то, чтобы успокоиться. — Ну так выведи меня насильно, — вернул взгляд на собеседника Хаширама. Мадара вскинул брови, и это выглядело почти комично в сложившейся ситуации. Что за игры и принципиальность в вопросах работы всей редакции. Остановится всё вплоть до типографии, а ему абсолютно плевать. — Тебе в смысле поиграться захотелось? — не понял Мадара. — Песочница на улице. Хаширама усмехнулся, мягко качнув головой. Возможно, влияние длительного плюса, возведенного на твёрдую отметку 10.5, возможно, влияние персонально Мадары, но когда он злится за судьбу редакции, это правда почти мило. Но, так или иначе, альфа внутри начал наводить порядки, собирая свои минуса. — Тебя Тобирама искал, — вспомнилось вдруг ему. — Я в курсе. Хаширама, я не шучу, убирайся из офиса. Ты не в себе. Он в курсе. Прекрасно, а к чему была эта авантюра с посредником в лице гендиректора? Какая-то акция демонстрации или просто в поломанный телефон всем офисом играем? Мадара, только сейчас заметив, что вроде как дышать стало чуточку легче, пришёл к выводу, что всё-таки стабилизировать этого идиота сейчас возможно и, скорее всего, будет даже проще, чем разбираться в детском, неизвестно откуда взявшемся принципе. Потом, правда, всё равно стоит настучать за настолько идиотское поведение, но пока проще так. — А ты смешной, — усмехнулся Хаширама. — Жертвенное спасение во славу всего коллектива? Как только плюс Мадары стал в значительной степени сильнее, но начал давить на голову равно так, как и подобает. Как первые пару бокалов вина, обнимая и расслабляя. Мадара закатил глаза, протягивая руки к Хаши, чтобы захватить его в объятия, ближе к себе, ближе к его персональному оружию, что погасит в нём любое желание что-то бурчать и уж тем более злиться. Хаширама, всё ещё держащий ладони на столе, как-то совсем уж растерянно приподнял их, не сразу решаясь обнять в ответ. Это ненормально. Последний раз Мадара вырывался из его объятий, мечтал оказаться подальше, а сейчас настолько свободно, настолько отверженно, игнорируя остроты на грани оскорблений, обнимает… потому что это нужно. Руки обвили талию, а лицо уткнулось в грудь. Легкие было необходимо полностью окунуть в цветущий аромат, чтобы он разлился по каждой венке, сквозь все капилляры. Насколько приятно вдыхать. Вы когда-нибудь задумывались, насколько это абсолютно автономное действие приятно само по себе: с ним уходит часть сил, да, но, сколько эмоций он отпускает прочь от тела, насколько это физически облегчает собственный организм. — Хорошо, смешной тут только я, — произнёс Хаширама, не готовый отпустить Мадару хоть куда-то от себя. Да, чёртов эгоист, да, за всё это ему уже готовят место в Аду, да, Мадара не заслужил подобного отношения… Но Тобирама может катиться к чёрту — эта омега ему не достанется. И никому не достанется. Она останется рядом. Пальцы Мадары опустились на голову Хаширамы, ласково проходясь по затылку, чтобы потом собраться в некрепкий кулак, пережав несколько прядей. Оттянув голову Хаширамы от себя, он, не опуская подбородка, смерил его отнюдь не ласковым взглядом. — Успокоился? — Больно, — недовольно произнёс Хаширама, но жесту повиновался. — Сейчас будет ещё больнее, да? — Совсем крыша поехала? — на довольно высокой ноте процедил Мадара, опасно улыбнувшись. — Я не могу вообразить себе ни одной причины, из-за которой ты мог бы себе позволить явиться сюда в таком состоянии. И даже не пытайся. — Я не собирался, — признался Хаширама, пытаясь не улыбаться. Не надо, у Мадары режим начальника, наверное, ему будет проще позлиться… Господи, как же швыряет из состояния в состояние: сперва хочется загрызть его на этом самом столе, чтобы всякие левые не косились в его сторону, а сейчас почти невинно улыбаться, обнимая. Что вообще происходит? Кажется, существует какое-то заболевание, ведь другого объяснения голова просто не находила. — Я всё ещё настаиваю на том, чтобы ты покинул офис. Твоё присутствие здесь совершенно бессмысленно. Во всяком случае сегодня. — Я никуда не поеду. — Поедешь. — Пообедаем? — улыбнулся он, понимая, что сморозил лютую чушь. — Плохая идея, да? Хаширама прекрасно понимал, что с ужинами они покончили в минувшую пятницу. Да и, откровенно говоря, больше не было смысла в этих вечерних беседах под вино. Своё практическое назначение они выполнили. Но как же хотелось услышать, что всё ещё «да», всё ещё «всё что хочешь». Длинные пальцы второй руки Мадары легли на непривычно бледное лицо. То, что Хаширама спит плохо было заметно давно, по крайней мере тем, кто хорошо его знал. А сейчас это уже станет очевидно любому. По-хорошему отправить бы домой отсыпаться, вот только не спит он явно не из-за отсутствия такой возможности. Мадара всё ещё немного сердился, но сколько в этих глазах сейчас было заботы, специфично островатой, когда во имя чужого блага и рукоприкладства не жалко. Попробуй, мало ли, вдруг возымеет эффект. Пробуй что угодно, делай или не делай, говори или вот так вот просто молчи, только рядом. Хаширама поймал себя на ощущении, что рядом с Мадарой весь остальной мир тактично обосабливается от них, оставляя наедине. Не важно для чего: для бессмысленных бесед, шуток за гранью, или уже даже не шуток, для ссор и выяснений отношений, или… Они никогда не ссорились. Мадара никогда не злился на него искренне, по-настоящему, без примеси работы и всем очевидной ответственности за её исполнение. Даже тем вечером это был просто всплеск эмоций внутри самого себя и побег от них, вылившийся в такую форму. Но не злость, а если и она, то не та, о которой говорят люди, произнося это слово. Как ты злишься? А как грустишь? Что рисуется на этом лице морщинками, когда ты предельно счастлив? Кажется, ткни в любую эмоцию, Хаширама видел лишь демо-версию. Наверное, пауза затянулась, и это вполне сойдёт за ответ. Видимо, самое время будить ответственного взрослого и уезжать. Но состояние стабилизировалось, необходимость побега отпала, а Мадара всё ещё не дал ответа, и пусть он будет миллион раз очевидным, пока он не прозвучал, Хаширама всё также будет смотреть в его глаза, зачаровываясь сменой оттенков. — Завтра… Мне нужно будет уехать. Возможно на пару дней, возможно меня не будет чуть больше, но обещаю вернуться к Рождеству с былым настроем и полным сил. Поэтому никаких приватизаций твоих выходных, пятничных вечеров и в принципе чего угодно в ближайшее время. Мне показалось, что просто обед не потянет на что-то криминальное, — манипуляции подключились, прелестно. — Но если нет, то я уеду без лишних комментариев прямо сейчас. Он прекрасно понимал, что не похож сейчас на человека, которому просто сказать «нет». Мадара нежно подцепил фалангой указательного пальца подбородок альфы, чуть приподнимая лицо выше. — Знаешь, у меня появилась идея. Доверишься? Хаширама мягко кивнул, приподнимаясь со стола, резко создавая обратную разницу в росте. Взгляд бегло пронёсся по лицу, словно пытаясь запомнить каждую ресничку, каждую мимическую морщинку, каждую клеточку кожи. Кажется система немного подзависла, но на её перезагрузку требуются ресурсы, которыми в данный момент никто не обладает. — Как и всегда. Итачи повёл взглядом по пространству перед собой, понимая, что находится в какой-то незнакомой части офиса. Он очень плохо помнил, как тут оказался. Нет, это не похоже на отключку или что-то ещё, но он прекрасно помнил, что его придерживали и нещадно подпитывали бергамотом. И, впрочем, продолжают и сейчас. Первое желание — прильнуть ближе, провести носом по открытым участкам кожи в районе шеи, а второе, уже куда более трезвое — отпрянуть. Потому что сидели они на каком-то зелёном диванчике в сомнительном положении. Минато сидел, Итачи полулежал на нём, пока он поглаживал пряди волос. А он точно не отрубился в процессе? Так, стоп, хватит тактильных излишеств. — Я смотрю, тебе лучше, — Минато убрал руку сразу же, позволяя Итачи сесть нормально. — В порядке. Итачи понимал, что прошло пару минут: они просто сели, Итачи просто прислонился, ничего не случилось, но ощущение такое, словно из ленты памяти вырезали маленький кусочек, в котором произошло очень много всего важного. И чувство это не очень приятное. — Это случается очень редко, видимо, у него совсем крыша едет. Ты всё ещё чертовски бледный. Может, чаю? — обеспокоенно спросил Минато. — Я могу отпустить тебя домой пораньше. В принципе, могу и сейчас, если совсем дурно. — Очень много заботы. Не нужно, я в порядке. Выходной — это, конечно, звучит заманчиво, но лучше подобрать все хвосты до того, как я возьмусь за проект с Мистером Готье. — Какие хвосты, Итачи? — мягко улыбнулся Минато. — Их оказалось довольно много. Всё то, что я собирал перед поездкой, но ещё не успел принести Вам. — Мы снова на «Вы»? — Минато одним взглядом пробежался по помещению, где не было никого, только тихо гудел кулер. — Мы в офисе, — напомнил Итачи. — Да. Но мы одни. Я понимаю, тебе неуютно рядом с Мадарой, но вот сейчас определённо точно дело не в офисе. Мне не нравится твой внешний вид, Итачи, точно всё нормально? Итачи ещё раз уверенно кивнул, пытаясь встать, но его достаточно нежно удержали подле себя. — Давай с хвостами потом, я помогу, если что. Я могу отвезти тебя домой. — Господи, это случается с каждым, да и довольно часто, я в порядке, ещё минут через десять вообще буду свежим и прекрасным, хватит, — Итачи отдёрнул руку, но вставать второй раз не решился. — Не ворчи. — Я не… — Нет, ворчишь. Я не знаю, как вести себя в такой ситуации, тебе плохо, а я пытаюсь помочь. Просто помолчи и смирись с тем, что вот такой вот я гиперзаботливый придурок. Вот через десять минут и поговорим, а пока ты белый как труп и выглядишь так, словно упадёшь, если встанешь. — Смирись? — не понял Итачи, поворачивая голову с недовольным прищуром. — Да с хрена ли? — У тебя нет альтернатив. — Вообще-то есть. — Да-да, — согласно кивнул Минато, набирая сообщение Саске, чтобы выяснить геолокацию Хаширамы. Только что покинул офис вместе с Мадарой. Ага, а вот это интересно. Что за специфическая форма нейтрализации проблемы? Минато повёл плечом, чуть меняя положение на диване, всматриваясь в сообщение. Ага. Вот так просто? Ни черта не осмысленный взгляд на Итачи, словно тот знает всю историю «от» и «до», а новые события передаются телепатически. Смешок. — Насильно удерживать не буду. Итачи демонстративно покосился на руку, что лежала поверх его плеча. Мда? — Это всё очень мило, спасибо, но я пойду работать, — Итачи без лишних слов встал с места, пытаясь понять в какую ему вообще сторону. — Загляни ко мне сегодня, хорошо? — Как скажете. — Скажешь, — поправил вслед Минато, но внимание уже снова было приковано к телефону. Какого чёрта, Мадара? Привычка надевать солнцезащитные очки за рулём — это какое-то проклятье, но хорошо, что сейчас весьма солнечный зимний день, иначе его тайна стала бы предметом как минимум вопросов. По крайней мере, Минато регулярно с этого ржёт. Мадара повернул голову, растягивая на губах самодовольную улыбку, оставляя на руле одну руку, а второй вытаскивая сигареты. Хаширама пристегнулся сам, выправляя волосы из-за спины. Вроде голова более менее прояснилась, значит время расслабляться, но до конца не получалось. Это не значит, что он не сможет улыбнуться и буднично поинтересоваться: — Ты решил выдать мою идею за свою, и мы едем обедать? Всё так легко и просто. Они поедут куда-нибудь, будут говорить ни о чём, избегая всех тем, что являются камнями, которых стало настолько много, что можно построить из них прочную крепость, а потому разговоры в принципе ни о чём. — И да, и нет. В твоём воображении я и кухня никогда не соприкасались? По крайней мере, в прямом функциональном аспекте. Ответ сформировался достаточно быстро. — Ты умеешь готовить? Это может прозвучать обидно, но обычно настолько талантливые люди хороши в чём-то одном. Но правда в том, что ничего удивительного в этом не было. Это очередное полунаигранное поведение, потому что если уж ты в обстановке настолько лёгкой и свободной, то задавай глупые вопросы, смейся и желательно не смотри на него, иначе опять в голову полезет что-то лишнее. Что-то тёплое, что приводит к ощущению потери чего-то важного. Что-то острое, что носит имя его брата. Что-то болезненное о десяти годах. Что-то до ужаса сексуальное, как, например, вопрос, они едут сейчас к Мадаре домой? Взгляд совершенно неосмысленный, благо, что направлен был на лобовое стекло. Оказываясь у кого-то дома, важно у кого и зачем. У Мадары. Без причины. Никаких привычных обременений в виде проблем, которые нужно решать с глазу на глаз, никаких срочных дел. С чего вдруг настолько абсурдная идея? Как насчёт того, чтобы привезти мужчину в номер, где кроме кровати вообще ничего больше нет, чтобы поговорить об искусстве? Хах. Мадара медленно, предельно демонстративно повернул голову, вынуждая обратить на него своё внимание. Вскинутая бровь должна была быть видна даже из-под очков. Талантлив в чём-то одном? Хаширама же уплыл куда-то очень далеко в своих рассуждениях, поэтому вопрос на лице даже при желании утаить бы не вышло. О чём они разговаривали? О талантах. Ах, да. Это же чертовски профессиональная омега, которая шутит о сексе всегда когда стоит, и когда это давно уже лишнее. Талантлив в постели? Какая тонкая грань между комплиментом и оскорблением. — О, наверное, обидно прозвучало? Совершенно забыл, что ты ещё и журналист на вес золота, — усмехнулся Хаширама, понимая, что не озвученная пошлость приобрела основание с его подачи. Так всё же комплимент, да? На губах Мадары замерла настолько неверящая улыбка, что он даже забыл, что он за рулём. — Я вот понять сейчас не могу. Ты на что нарываешься, родной, согласившись ехать ко мне домой, параллельно бросаясь такими вызовами? Актуальный опыт ничему не научил, ммм? Шутить о проблеме — это, пожалуй, один из лучших навыков, которому Мадара научился у Намикадзе. — Не этому явно, — отчего-то слишком задумчиво произнёс Хаширама. На шутки явно реагировать нужно иначе. О чём говорил Мадара? О том, что может потащить его в кровать или о том, что не надо с ним играться, ведь это чревато срывами? Явно о первом, хотя опасения вызвало только второе. Что-то принципиально бы поменялось, если бы они переспали, например, сегодня же? Нет, неправильно поставлен вопрос. Что принципиально поменялось бы для него? Он всё это время мог делать с Хаширамой что угодно, но не делал, самостоятельно посадив себя на цепь и сев рядом. По щелчку это всё не исчезнет, всё должно быть удобно для этого альфы, верно? Поэтому отдавшись разово, он, скорее всего, сделает пару шагов назад, покорно опустив голову и перейдя на «Вы». О, это бы очень разозлило. Почему? Сложный вопрос на самом деле, потому что все очевидные ответы на него слишком поверхностные. Но, наверное, суть всё же в том, что переспать с ним было бы своего рода границей, после которой Хаширама бы уже не смог сделать ни шагу назад и соответственно не дал бы его сделать Мадаре. Просто спать с ним? Хаширама скосил взгляд, осознав, что Мадара всё ещё ждёт какого-то ответа, вероятно, на какой-то вопрос, но о чём они говорили, он как-то подзабыл. — Что? — Меняемся ролями? — Резко захотел быть сверху? — … что? — качнул головой Мадара, а после по самой бессмертной классике жанра изогнул бровь. — Этой роли у тебя пока не было. — Провокации? Нет, моя специализация — выводить на эти провокации тебя, с другой я не справлюсь. Так что я буду тебя подначивать, ты будешь меня провоцировать, я сорвусь, никто по итогу не виноват. Разве не идеальный план? Откровенно флиртовать, сидя в одной машине, направляясь к нему в квартиру, где ничего кроме предельно безобидного приёма пищи их не ждёт — звучит как идиотский план. — Так вот какой хернёй мы страдали все эти годы. Нужно было поделиться схемой чуть раньше, я бы не оплошал. — Ну, так исправляйся, в чём проблема? — Не проблема. Но разве актуально? Зубы скрипнули. Оставалось надеяться, что причина отсутствия актуальности не носит одинаковую с ним фамилию. Да бросьте, это же в любом случае не серьёзно, да? Сейчас, глядя на Мадару, его улыбочку, чуть виднеющуюся бровь из-под границы солнцезащитных очков, Хаширама был в этом более чем уверен. Хотя стоило бы увидеть брата, мнение резко бы ушло в противоположную сторону. Потрясающе то, что оба решили скрыть это. Да, разумеется, всё выглядит так, словно ничего не прячется, просто с чего бы делиться этой информацией. Это их жизни, и никто ничем не обязан Хашираме. Может, ещё отчет в письменном виде? Но нет. Скрыли. По чьей инициативе? Обоюдное решение? Зачем? Мадаре неудобно. Скорее всего он просто считает, что это некрасиво, в конце концов, делиться своими чувствами с одним, а параллельно спать с его братом — звучит и вправду мерзко, но почему нет, никто никому не клялся хранить обет безбрачия. — Ты выпадаешь, — констатировал Мадара, и Хаши медленно повернул на него голову. Былая милая улыбка, споткнувшись о неприятные мысли, осталась валяться там. — Не знаю, что ты пережёвываешь в своей голове так тщательно, но это явно плохая идея, если наша задача расслабить тебя. Ещё один поворот, ведущий в родной двор. Секунда, вторая, машина чётко въехала в личное парковочное место и остановилась. Мадара снял очки, окинув Хашираму таким взглядом, что стало физически неуютно. Я всё знаю и всё понимаю. Примерно так это воспринималось. Только нет, ни черта не так. А после Мадара отстегнул ремень и вышел из машины первым. Приличного хозяина он из себя строить не стал. Поэтому едва открыв дверь, он бросил ёмкое «располагайся» и оставил гостя одного, решив что сперва ему нужно переодеться. Сейчас бы ещё в костюме у плиты стоять. Домашние штаны, удобная футболка — это было быстро. Собрать аккуратно волосы, вот это было бы долгим квестом, поэтому выбор пал в пользу скорости — чёрт знает какой пучок, просто в целях безопасности. Потому что какими бы ни были его волосы роскошными, доставать их из еды никто не будет в восторге. Вернулся Мадара так же быстро, как и испарился, сразу же проходя мимо Хаширамы на кухню. После состоявшегося разговора подтвердить, что готовка это его конёк — уже необходимость, а значит стоит самую малость подумать чем удивлять, под какой аккомпанемент и сколько это всё займёт времени. Стоит начать с вина. Всегда стоит. — Ты же ничего на ближайшие пару часов не планировал важного и срочного, я надеюсь? — бросил он через плечо. Ответа не последовало, пришлось обернуться в поисках хотя бы выражения лица. О, господи, разморозьте его кто-нибудь. Хаширама стоял у стены, облокотившись о неё плечом, глядя на Мадару так, словно он какой-то экспонат редкой выставки, который полон глубокого смысла, нужно только понять его, потратив на рассматривание пару часов по меньшей мере. Во всяком случае, на людей обычно так не смотрят. — Всё в порядке? — уточнил Мадара. — Да, — равнодушно ответил Хаширама, чем подтвердил, что нет, он не задумался, нет, не ушёл в себя. Он правда просто смотрит. Предельно спокойно, но не без толики интереса. Мадара окинул взглядом собственную одежду. Да, приятно познакомиться, самый стильный человек Нью-Йорка по версии GQ. Кажется, люди именно так сходят с ума. Сменяют настроение со скоростью тасовки карт, теряют нить собственных мыслей, безбожно зависают из-за самых простых и обыденных вещей. Например, из-за выбившейся из общей прически прядки волос на шее, что лежала на плече, из-за складки на немного помятой футболке… Это смешно. Эта одежда не идёт ему. Но ведь все люди дома облачаются во что-то предельно простое и удобное. Мадара словно живёт на обложке, у него нет дел вне мира, обвитого софитами и камерами, он всегда в центре внимания и всегда с иголочки. А сейчас… Кто это? И самый главный вопрос в студию. Хаширама видел Мадару в разных амплуа: от повседневной классики до сетки на теле и каблуках, от спортивного костюма, до почти полностью обнажённого тела. Почему в этих идиотских домашних тряпках он смотрится привлекательнее, чем когда-либо? Это личное. В этом огромном и сложном мире, где каждый, кто знает имя Мадары, ждёт от него идеальности во всём. Ему ведь раздеться легче, чем показаться вот таким вот: лохматым, домашним, совершенно не глянцевым. И сколько людей тебя таким видели? Без стоячих отглаженных воротничков и дорогих тканей известных брендов — самой притягивающей внимание точкой становятся глаза. Они всегда были теми же самыми, не важно, сонными и уставшими, или вообще накрашенными, они всегда были ровно теми же. Но не сейчас. Словно кто-то случайно задел регулятор фокуса, мистическим образом настроив его идеально. И теперь всё, что будет показано, отличится качеством, которое барахлило столько лет. Можешь надеть что угодно, можешь вообще ничего не надевать, это лицо теперь останется таким же. Чётким и бесконечно красивым. На секунду даже стало страшно от мысли, что такие люди и правда существуют. И вот он говорил что-то о влюблённости? Вспоминался тот дерзкий молодой юноша, осознавший, что мир изначально перед ним на коленях просто по факту его существования, а значит ответа «Нет» не существует. Вот он знал, что он такое, по крайней мере отчасти. А знал ли этот Мадара насколько он… Слово Хаширама не подобрал. Просто не смог, потому что подходящего, кажется, ни в одной лексике известных ему языков не было. Речь даже не о красоте, с ней всё понятно, это что-то чуть выше в иерархии привлекательности. Мадара отчётливо кивнул, и этот жест своего рода смирение с тем, что Хаширама сегодня сам не свой и вот с такими вот сомнительными подписаниями придётся смириться. Поэтому он просто развернулся обратно. Всё-таки итальянское. Мерло и сладкое. Мясо в микроволновку на полчаса. Профессиональные повара убили бы его за такое издевательство. Оливковое и сливочное масло, смесь перцев, соль, мука. Вишня и вишнёвая паста также нашли место. — Что предпочитаешь пить? — спросил Мадара, не оборачиваясь. Он всё ещё стоит там же и смотрит? Вообще-то это жутко. — Не планировал пить сегодня. — Главное правило этого дома: гость пьёт. Минимум — вино, максимум — меня. Шутить о своих тонах каждый представитель пахнущих может бесконечно, у каждого есть перечень базовых шуток, особых, с подтекстом и без. Но смеха и даже какой-то осмысленной улыбки фраза не встретила. — Этой шутке авторства Намикадзе очень-очень много лет, — добавил Мадара. О, это очень похоже на Минато, как и вся информация, которую о нём выдает Мадара в непомерном количестве. Интересно, он сам отслеживает, насколько много о нём говорит? С одной стороны, вряд ли у Мадары есть кто-то ещё, очевидно, что если рядом с тобой на постоянной основе один человек, ты будешь делать отсылки на него почти в каждой фразе. Но это альфа. Подходящий тебе по тональности. По возрасту, интересам, чему угодно вообще. Сколько раз они думали о том, чтобы сойтись? Сколько раз пытались? Очевидно, что не вышло, но их история наверняка богата вечерами, о которых лучше никому кроме них двоих не знать. — Не люблю отходить от правил. Мне нужно выбрать между «вином» и «тобой» или между сортами? — Начать всё равно рекомендую с чего-нибудь послаще, а мною уже можно закончить. Зачем ограничивать себя? — Мадара развернулся с пузатой бутылочкой, оплетённой соломенной корзинкой. — Моё любимое, домашнее, дважды в год в сезон привозимое из Кампании. Бутылочка опустилась на барный стол. Потом ещё две. Следом Мадара достал из холодильника несколько сортов сыра и винограда, быстро сооружая из этого красивый аперитив. Всё идеально. Ещё бы сигарету в пальцы, а они остались в пальто. Пришлось ускользнуть ненадолго, потому что готовить без сигарет просто невозможно, даже если сейчас он просто ждёт, пока техника всё сделает за него. Когда же он вернулся, Хаширама уже занял место за столом, чем бесконечно порадовал. Давай уже, отвлекись хотя бы самую малость. — Все удовольствия разом? — усмехнулся Хаширама, наблюдая, как в тонких пальцах поджигается сигарета. — Не все, — покачал головой Мадара, остро улыбнувшись. — Но это было бы проблематично, что-то бы явно пострадало. А я всё-таки обещал вкусный ужин, а не обугленное подобие. Хаширама согласно кивнул, тоже потянувшись к сигаретам с немым вопросом: «можно ли»? Мадара кивнул на автомате, подвигая ближе к нему бутылку, мол, разливай. — Тебе нужно выпить, — настоятельная рекомендация. — Возможно. — Совершенно точно. — Думаешь, я не пробовал? — Со мной? Нет. — Так выпить или напиться? — со смешком переспросил Хаширама, затягиваясь. Последнее время он много курит. Обычно сигареты так или иначе отталкивали по понятным причинам родства. Но никотин всё же наркотик, а одна зависимость так или иначе отвлекает от другой. Круговорот отвлечений без какого-либо результата. С чего вдруг фатальность это что-то плохое? — А что тебя расслабит больше? Ты ведь за этим здесь, верно? — Верно. — Тогда начинай делать это насильно. Знаешь такой эффект, когда насильственная улыбка в какой-то момент начинает на самом деле поднимать настроение? Вперёд. — Мне сделать… что? — не понял Хаширама, прокрутил варианты в голове и всё же зацепился за один рычажок, который можно было бы потянуть. — Думаешь, будет уместно? — Сегодня за уместность будешь беспокоиться ты? Хаширама иронично улыбнулся, отпил из бокала и прикрыл глаза. Поворот шеи по кругу, плечи повело назад, а предохранители с двух самых безобидных тонов осторожно сняты и отложены, пока комната переполнялась базой и верхним тоном до краёв и больше, сгущая воздух вокруг. Обнуляться — всё же сложный процесс, и каким бы привычным он ни был, это энергозатратно. Отпустить всё — это как долго и протяжно кричать, опустошая эмоции. Легче станет так или иначе. Улыбка тронула губы моментально, стоило им уловить этот запах. Ведь запах ощущаешь не носом — ты ощущаешь его всем телом, каждой мышцей тела, что моментально и расслабляются под успокаивающим воздействием верхнего тона, и застывают на позиции старта. Глубокий, ничем не прикрываемый вдох. Какой же чертовски у него сложный многогранный плюс. Впору закрыть глаза, чтобы воображение полностью дорисовало глухой лес, куда ещё никогда не ступала нога человека. Где воздух настолько чистый, что режет хлеще горного ветра, где многовековые деревья покрыты толстым слоем мха, а под каждым кустом ягоды и грибы. Где пахнет дикой свободой, одиночеством, от которого не хочется бежать, в котором хочется уснуть, желательно, навсегда. Наверное, у него даже зрачки расширились, как у наркомана, а губы дрогнули, пронзаемые электричеством онемения. Мадара тяжело сглотнул, разминая губы улыбкой, и как-то неуверенно пробежался взглядом по комнате. — Без комментариев. Хаширама на самом деле ощутил, что стало легче. Насколько выматывает минус и насколько расслабляет плюс, с ума сойти. Одинаковый механизм с такими разными побочными. Действительно, как улыбка поднимает настроение, так и плюс заставляет ощутить себя легче. Хаширама облокотился о стойку локтем, с внезапно прорезавшейся улыбкой глядя на Мадару. — Не думаешь же ты, что это природная дисфункциональность? Обычно, когда я остаюсь на самом деле один, меня подрывает до максимумов. Не помню в какой момент решил, что это хорошая идея для имиджа, но теперь я никуда от этого не денусь. Поэтому на нулях и с парфюмом. Загадочные обстоятельства: альфа от которого пахнет химией. Наверняка кто-то из D- категории, хах. — Наверное, не мне судить, но, по-моему, природное всё-таки лучше, чем этот ужасный запах парфюма? Намикадзе как-то подсел на эту дрянь, когда активно покорял бет. Я думал, я убью его. Благо, это продлилось недолго, но этот месяц я запомню на всю жизнь. Я даже квартиру терпеть не могу выветривать химией после течки. Более менее нормально дела обстоят с благовониями, но их надо сжечь несколько пачек, прежде чем тут станет чем дышать. В общем, мир бет и женщин для меня сложно воспринимаемый. Джейден даже ароматизированные свечи на дух не переносит. Очень много информации разом. Неприятной, интересной, смешной — очень разной. Мозг зацепился за самое безопасное. — Минато покорял бет?.. Зачем? — Учился искусству физической любви без помощи феромонов. Хаширама сделал вид, что понял, дал себе секунду и ещё раз нахмурился. — Звучит как подготовка к жизни после неудачной метки. Впрочем, это Намикадзе, нечему удивляться, неверное, пора бы привыкнуть. — Просто однажды по его больной самооценке проехался один весьма интересный мальчишка-бета. Отсюда и столь забавный опыт. Помимо феромонов, повышать скилл рук, рта и члена — тоже полезно, — пожал плечами Мадара, в целом соглашаясь с политикой Минато. Он бы поступал также, будь альфой. — Наверное. Мне сложно представить секс с кем-то, кто не альфа. Я бы сказал, как и любой омеге, но мне бы съездили по лицу, если бы он был сейчас здесь, — усмехнулся Мадара. — Он? — Он-он, — кивнул Мадара, через секунду осознавая, что, кажется, его не поняли. — А, ты же не в курсе… Итачи. Он же по омегам и откровенно бортует Намикадзе. Хаширама обречённо засмеялся, хотя информация была не особо смешной. Что-то подсказывало, что они вдвоём если не заняты друг другом, то обожают шутки о том, что объекты их чувств каличные. Один по женщинам, другой по омегам. Сложно представить сколько смешных фраз можно сгенерировать, но у Хаши уже было штук семь сразу же. — Я, в общем-то, не смею его судить, но это забавно. Удачи ему. — Мхе, — Мадара как-то невнятно отмахнулся, делая глоток из бокала. — Если мальчик не сбежит от него в самое ближайшее время, что-то да выгорит. По крайней мере, я очень на это надеюсь, кто-то же должен в конце концов унаследовать эти мерзкие глазёнки. — У Минато красивые глаза, — согласился Хаширама, не важно в какой форме подан этот комплимент. — Но, кажется, одна аллергия у меня всё же есть. И как так вышло, что вы достались мне нерушимым комплектом? — Мы вместе с университета, с моего первого курса, — Мадара возвёл взгляд к потолку, отчитываясь. — Одиннадцать лет уже, получается. Это он притащил нас в твою редакцию, я вообще-то в Central хотел. В итоге он приволок меня на собеседование чуть ли ни за волосы. — Гениальная случайность — слепи себе начальника сам. А хотя… ты мне начальник больше, чем ему, — покачал он головой. — Ты хотел к той стерве? Серьёзно, что ли? — Да ты мне тоже мудаком казался, так-то, — фыркнул Мадара. — Но Фредди был лапочкой, и это вторая причина, почему я остался — его легко было подсидеть. — Сейчас ещё скажи, что это были твои хитрые манипуляции, а не моё взвешенное решение. Мадара закусил губу, растягивая улыбку. — Молчу, босс. — С ума сойти. Ты ведь и меня так подсидеть можешь, — задумчиво провёл пальцами по подбородку Хаширама, а после окинул комнату взглядом, словно впервые понял, где находится. — И возможно прямо сейчас в процессе. Езжай отдыхать, говорил он, ты тут не обязателен, убеждал он, я сделаю всё за тебя, им даже комфортнее со мной будет. Ну, приехали. Мадара хрипло рассмеялся, едва не пролив вино. — Было бы забавно, но знаешь, мне будет слишком скучно, потому что, во-первых — будет слишком скучно работать, во-вторых — будет слишком скучно работать не под тобой. Так что ещё раз — расслабься, Сенджу, не нужно мне твоё кресло. По крайней мере не в качестве рабочего, — ну как тут удержаться от подмигивания сквозь плотную завесу сигаретного дыма? Господи, насколько же легко живётся в этом настроении, а когда внутренности ещё и разрывает от наслаждения с каждым вздохом, вообще не думаешь над тем, что и зачем говоришь. Стоп. И кто тут отдыхает? Мадара не успел задаться вопросом уместности наличия сейчас собственного запаха — этот красивый сорняк уже прорастал вокруг каждого угла. Хаширама прикрыл глаза, слишком затянув кивок в движении. — Работать подо мной в моём кресле, но не в качестве рабочего… Это бизнес-план на следующий год? — Всё-таки начать оправдывать титул, которым меня венчает весь город как минимум? — задумчиво протянул Мадара, будто обдумывал действительно хорошую идею. — Не коммуницировал со всем городом. Что же приклеилось к тебе? Я импотент, приятно познакомиться, — протянул руку Хаширама, усмехнувшись. Мадара протянул руку, пожимая чужую ладонь. — А я подстилка женатого импотента, взаимно. Собственно, этим же и заслужил своё кресло — на твоём, видимо, устаю постоянно скакать. Хаширама наигранно вскинул бровь. — Так сказал бы, я бы давно прикупил новое, более удобное. — Так проблема же в твоём члене, а не в кресле, разве не об этом разговор? — А если о нём, то как, прости, ты умудрился заработать кресло, если мне без разницы на мне ты или нет? — А я вот тоже задаюсь этим вопросом. Что-то явно не сходится, да и импотентом тебя по большей части только Намикадзе называет. — От него я не слышал этой шутки, видимо, он за своё кресло не так активно держится. Буду ждать компенсации за моральную травму. — Я думаю, тут обратная схема: он слишком держится за своё место, чтобы ты от него эту шутку услышал. — Но я же услышал. Я думаю, в твоей способности делиться личным у него сомнений нет. Или ты сейчас его предал? — Личным? — с иронией переспросил Мадара. — Я думаю, он мне это простит. Более чем уверен. — Зависит от того, какие я предприму меры. В глазах слишком ярко мелькнул один из самых бережно хранимых чертят. — О, давай мы сейчас не будем о моей, пожалуй, самой грязной фантазии. — Передозировка минусом? — не понял Хаширама. — Сомнительные фантазии. — О, не беспокойся, я проконтролировал бы, — мягко заверил Мадара, кладя руку на сердце. — Групповушки с Намикадзе мне в жизни не хватало. Спасибо, мистер Психолог, я, пожалуй, запишусь к другому. — Никто не говорил про групповушку. По крайней мере, сейчас, — быстро исправился Мадара, сдерживая смешок. — Я бы просто понаблюдал, иначе какой смысл сие действия? Моя же фантазия. — А ты очень высокого мнения о своей выдержке. — О, поверь, я очень, — протянул последнее слово Мадара, — высокого мнения о своей выдержке. Хаширама с подозрением покосился на Мадару. — Ну, чисто физически это же невозможно. А впрочем, мечтай на что хочешь, тоже мне критик нашёлся. Мадара решил, что пора вернуться к готовке. Увы, техника пока не научилась шинковать и чистить вишню от косточек. По крайней мере та техника, которой он обладал. Спустившись с барного стула, он вернулся к стойке, доставая один из любимых ножей. — Два альфы? Или два настолько высокотональных? Или конкретно ты с Намикадзе? Хотя, да, ты прав, оставим моего мальчика твоему брату. У него явно получится. Забавная атмосфера идиотских шуток посыпалась, как карточный домик, при упоминании Тобирамы. А неплохо начали, но, кажется, это всё же бессмысленно. — Ты спишь с ним? Нож замер на несколько секунд, а после продолжил с той же скоростью шинковать. Это вопрос, на который не существует других ответов, кроме как честного, потому что они всё заведут в тупик, откуда не выбраться. А зачем? — Да. Не то, чтобы это не было ожидаемым ответом, но Хаширама, оказывается, бесконечно желал, чтобы ему солгали. Всё в порядке. Он уже знал об этом, не было повода сомневаться. Ничего нового прямо сейчас не произошло, поэтому можно просто допить этот бокал разом и вернуться к разговору о… Мито чувствовала что-то похожее? Каждый раз. Это должно было быть что-то другое, потому что человек, с которым ты не находишься в отношениях, априори не может тебе изменить. Но почему ком в горле так отчаянно похож на тошноту от понимания, что тебя променяли на другого. Никаких обещаний, никаких отношений, вообще ничего, что могло бы хотя бы самую малость поцарапать совесть Мадары — он не сделал ничего плохого, страшного или отвратительного. Более того, вот тебе честность, ты спросил, ты получил ответ. Никакой лжи или увиливаний, никто ничего не скрывает. Хаширама отвёл голову в сторону, понимая, что ему на самом деле физически некомфортно, а эта тошнота не фантомная. — И когда вы планировали дать мне знать об этом? — сорвалось это с губ само. Предельно эгоистичный вопрос, ответ на который Хаширама и сам прекрасно знал. Мадара пожал плечами, всё ещё не отвлекаясь от готовки. — Не то чтобы ранее я делился с тобой информацией о своих альфах. А почему твой брат решил не ставить тебя в известность, мне кажется, меня не касается. «Своих альфах». Фраза не просто порезала, она осталась в голове, продолжая резать всё глубже и глубже. Уже твой альфа? — Как ты себе это представляешь? Вот отчёт от инвесторов с нашей последней встречи, отчёт о запуске кадрового обмена, а, и, кстати, я сплю с твоим братом? Я бы не стал врать тебе или что-то скрывать от тебя. Но обычно чем-то подобным делятся, если как минимум есть планы на более серьёзную форму отношений. — И как давно? — Полгода примерно. Прекрасно. Именно факт того, что это Тобирама настолько злил, но почему именно Хаширама уже не был уверен. Если бы концентрация злости крутилась вокруг того, что Мадара потянул пальцы к тому, к чему не смел, всё было бы предельно просто. Но нет, дело не в этом. В том, что это ни кто-то случайный, незнакомый, а вполне конкретный и известный человек? Да вот же, Намикадзе всегда фантомным призраком где-то рядом, но эта история бы мало того, что не удивила, не разозлила бы. Это что-то другое, что именно он не мог нащупать. Просто до треска в иссохшей от злости голове бесило, что это Тобирама. Хотя кто, если не он? О, они похожи. Так или иначе, братья всегда похожи. В этом дело? Так почему не я? Почему я оказался на линейке выбора в принципе и умудрился ему проиграть, даже не зная этого? А вот тут стоп. Хаширама прикрыл глаза, понимая, что его куда-то не туда скосило. Словно это он столько лет находился рядом, терпел всё, что подкидывал ему этот капризный омега, проглатывал все его решения и всплески настроения в ожидании какого-то разрешения, полный надежды и огромного чувства необходимости в человеке. Нет. Было наоборот. Или не было? Хаширама проморгался, глядя на всю свою жизнь, как на детский рисунок, который охватил огромный период времени карикатурными зарисовками. Мадара всегда был тем человеком, рядом с которым ему было хорошо, пусть и не всегда спокойно, как он любил говорить. К нему тянуло без оттенка химии в воздухе. Была сотня причин отвернуться, сотня причин сделать шаг назад, а потом бежать, не оглядываясь, но Хаширама не смог этого сделать, потому что потребность в нём встала на одну линейку с базовыми нуждами живого существа. Зависимость. Необходимость. Потребность. Сколько ещё можно подобрать синонимов к такому простому определению? Смешок, переросший в смех. Кажется, это повод написать целую книгу о десяти годах чувств, которые не желали идентифицироваться. Хаширама просто любит его. Настолько давно, что при всём желании не получится вспомнить, когда ошарашенность нахальностью мальчишки стала настолько плотно перевязанным в каждой точке чувством. И это настолько не похоже на то, как он любил Мито, хотя сомнений в том, что это тоже была любовь — не было, просто ни одной закрытой двери изначально. Сразу в позицию максимум. А в этой истории столько ключей было сломано, чтобы открыть хотя бы одну дверцу, а за ней еще сотни других прямо по коридору, дальше и дальше, вперёд и вперёд. А нужно было вообще вправо. Что ж, прекрасно, а где путь обратно в реальность, где он сидит на кухне и тихо смеётся, раскачивая в руках бокал с вином. А рядом молчит Мадара. Значит, просто спите? Ничего серьёзного, никаких планов, просто трахаетесь регулярно на протяжении полугода. Ревность на вкус кислит. Металлом. — Считаешь, что это меня не касается? — после смеха этот вопрос звучал как угроза, пусть и задан был почти ласково. — Я не знаю, насколько у вас доверительные отношения с ним и почему… — Я спросил, что ты думаешь на этот счёт, а не он. Мадара высыпал содержимое разделочной доски на противень, продолжив нарезать уже то, в чём необходимости не было. Автоматика начала давать сбой. — Не важно, что я думаю на этот счёт. Да, касается, он твой брат. Хаширама приподнялся с барного стула, неторопливо приближаясь к омеге со спины. Визуальный ряд полностью во власти обнажённой шеи с этой проклятой прядкой волос, а голова в чувстве уродливой ревности, и оно отчаянно требует обоснования. — Но, тем не менее, я узнаю об этом только через полгода. Если вы просто спите, и это не та информация, которой есть смысл со мной делиться, почему ты настолько боишься сказать мне, что это не моё дело? Мадара отложил нож, опираясь руками о стол. Присутствие человека прямо за спиной ощущается слишком отчётливо. И не в голосе дело, не в феромонах, они вообще тут не плясали. Просто неуютное состояние. Только поворачиваться всё ещё не хотелось. — Потому что он твой… — повторить это в третий раз не вышло, грубо перебили. — А дело только в нём? Всё, хватит, Мадара резко развернулся, не ожидая, что он настолько близко, но, тем не менее, жест от этого мягче не стал. — Теперь ты знаешь. И что поменялось? Фраза должна была хлестануть по лицу. Должна была заставить успокоиться и прекратить уже этот бессмысленный допрос. Но рука, которая надавила на шею, притянув к себе, не вписывалась в сценарий. Губы впились настолько агрессивно, что действие не сразу идентифицировалось как поцелуй. Крепкая рука обвила тело, сжимая в объятиях, от которых могут остаться следы на белой коже, другая зарылась в волосы, уничтожая пучок к чёртовой матери. В таком поцелуе даже ответ не нужен, просто расслабься, всё сделают без твоего участия, или сопротивляйся, толку-то — в нём силы, как в голодном медведе. Но это просто порыв, потому что сам поцелуй трансформировался во что-то куда более мягкое, но в разы более глубокое, нежели просто насильственное затыкание. Мадара возможно бы даже подумал, что это определённо новое достижение. Потому что в кои-то веке они оба трезвые, и это не детские, полные инородной искренности, прикосновения губ, вроде тех, что были в последнюю пятницу или на приёме в честь дня рождения. Слишком долго. Мадара вдруг вспомнил, что у него есть руки, но они почему-то обнимают Хашираму в ответ, пока губы жадно отвечают на незнакомую форму ласки. Остатки самообладания альфы перетёрлись в пыль. Он словно был на цепи всё это время, а выпутавшись из оков, как идиот, сидел без возможности двинуть руками, потому что они привыкли быть в одном положении. Пока перед глазами напротив находилось то, ради чего не жаль было рвать цепи ценой собственных костей. Дорвался. Если поцелуи о чём-то говорят, то Хаширама сейчас сказал даже больше, чем понимал сам. Прости. За столько лет, за собственную глупость, за страх, за ошибки, за то, что тебе пришлось столько ждать и за то, что срок годности проклятья всё ещё не истёк. Только, пожалуйста, не убегай, не бойся, не исчезай. Останься рядом ещё ненадолго, совсем чуть-чуть, и вообще всё будет возможно: любой каприз, любое желание — только оставайся рядом. — Да, действительно, что? — выдохнул в губы ошалевшему Мадаре, который подобно началу этого безумия упустил и конец. И немного не сообразил, когда собственные ноги сделали эти несколько шагов до дивана под воздействием руки, что всё ещё была на талии. Разгон альфы 10.0 взял свой отсчёт в эту секунду, и потребуется совсем немного времени, прежде чем он достигнет своего апогея. Секунд десять, которые потратились на то, чтобы уложить Мадару на этот диван. Не то чтобы осторожно. Не то чтобы добровольно. А просто нет смысла спрашивать, он в любом случае хочет этого и в любом случае скажет «нет». Потому что лучше спать с братом человека, которого любишь, чем покуситься на его семейное счастье. Верно? Нет больше никакой семьи, нет больше никаких причин, нет больше вопросов. Есть только Мадара в этих идиотских домашних шмотках и огромное количество чувств, которые никуда не выплёскивались: они копились из года в год, маскируясь рациональной частью сознания под что угодно другое. Мадара облизнул губы, не зная, засмеяться ему или на полном серьёзе остановить этого, чёрт знает с чего вообще решившегося на отчаянные меры, придурка. Технически это всё ещё возможно. — Ты мой, — пальцы нежно прошлись по шее, освобождая её от мешающихся прядей волос, чтобы уже губы могли коснуться тонкой кожи. — И я не собираюсь делить тебя с кем-либо ещё. С братом. С Намикадзе. С любым другим альфой, который подойдёт тебе по баллам. Какие громкие заявления. И пусть от них подкашивается вообще всё, что способно подкашиваться — это смешно и горько. Что-то о больном чувстве собственничества альф и смене собственного статуса, да? Он обязательно обмозгует это, может даже что-то озвучит, но прямо сейчас дышать бы нормально начать, а потом уже думать. Настолько густая концентрация всех трёх тонов просто вычёркивала из вдоха кислород. — Уверен, что потянешь последствия этой приватизации? — всё же насмешливым тоном спросил он. — Уверен, что ты мне с этим поможешь, — произнёс Хаширама в ответ. Мадара не планировал сопротивляться, Господь, да откуда бы взялись на это силы. Было же что-то в голове, когда она ещё выстраивала план на сегодняшний день. Привезти его сюда, сдобрить едой, беседой, возможно, исключительно асексуальной частью расслабляющих феромонов. Так когда же всё пошло не так? Наверное, лет восемь назад. Когда они впервые увидели друг друга. А может когда Мадара понял, что он влюблён? Или спустя года, когда маленькой рациональной частью внутри понимал, что это взаимно? Да как-то не так, недостаточно, иначе — обременено обязательствами, женой, какими-то там личными аргументами. Или, может, прошедшим ужином, когда он впервые так открыто обнажил, что у него на душе? Или секундой назад, когда понял, что больше не хочет сопротивляться? Вот он, твой альфа, твой полностью. Тебе принадлежит это в равной степени, как и ему, он не сопротивляется сейчас, его всегда можно было забрать себе. Повязать, вызвать зависимость. Влюбить. Всегда это было доступно. Но разве сломленный собственной природой альфа — это человек? Разве омега, использующая природное преимущество перед женщиной — человек? Кажется, нет. Но всё обязано было закончится в этой плоскости. Мадара сам резко дёрнул мужчину на себя, перехватывая губы своими, пальцами впиваясь в чужие волосы, притягивая Хашираму ближе. Они впервые не пьяные, впервые наедине, и как неудачно, что у Хаширамы совершенно не сработали все аварийные рычаги. Нет, не человек, но помогите сейчас об этом вспомнить. Запахи на столь высоких показателях в какой-то момент начинают терять своё сходство с чем-то реальным, чем-то, в честь чего их называют, потому что сейчас Хаширама не понимал, где здесь винный осадок, где роза, а где сладкий трюфель, но ощущал, как оплетает по рукам базовый тон, как пережимает горло минус, и как впивается пальцами в мозг плюс, предлагая не размениваться на нежности. Возможно, с Мадарой и хотелось быть нежным, но получится ли хоть когда-нибудь? Насколько нужно быть им пресыщенным, чтобы тело не ломало от каждой ни на то потраченной секунды. Самая жестокая проверка на выдержку — это источающая все свои баллы десятка. И если ты всё ещё можешь целовать, а не вгрызаться в его кожу, раздевать, а не рвать на нём одежду — ты уже прошёл её. Вот так. Всё очень просто. Диван в гостиной, средь бела дня, без алкоголя и долгого предварительного флирта, без провокаций и тонких заигрываний. Не важно, что и когда рисовала голова каждого из них, это жажда и она не может утоляться медленно и красиво. Это что-то почти животное, что требует той степени контактности, которую можно накрутить только пресечением собственного желания на протяжении восьми долгих лет. Зубы всё же прошили шею под ухом, и как бы пылко не реагировало тело омеги на подобное обращение, боль на секунду отрезвила. Именно боль в шее. Сантиметров пять дальше, самую малость больше давления и он был бы помечен. О, эта мысль сама как концентрированный афродизиак, до дрожи в дыхании и мурашек по всей спине. Она чем-то горячим растекается по венам, а достигая головы, бьёт сильнее любого существующего в мире алкоголя. Но нет. Нельзя. Пожалуйста. Мадара потянулся, то ли чтобы выбраться из-под прижимающего к дивану тела, то ли чтобы развернуться, потому что, так или иначе, ему необходимо спрятать шею. Из всей существующей контрацепции — это сейчас важнее всего. Только где в этой блядской гостиной они лежат? Точно есть. Они вообще везде есть, но в спальне проще, они в тумбочке. — Мне нужно… — Пластырь? — выдохнул Хаширама снова в шею, заметив, что след остался ни черта не такой, какие обычно величают поцелуями страсти. Это больше походит на форму насилия. — Да, нужно. Холодок прошёлся по спине. Мадара не сомневался в Хашираме, это было необходимо ему самому, чтобы расслабиться в полной мере. Это даже скорее привычка, нежели реальная защита, но она нужна просто для себя. Он так думал до этой секунды. А сейчас стало страшно. Альфы обычно не любят этот кусок пластиковой пленки, но кто бы их спрашивал. Но когда альфа сам признаёт его необходимость… Прокусил сейчас, да? Класс. Пальцы, не выходя на связь с мозгом, автоматически прошлись по собственной шее. Больной ублюдок. — Кажется, тебе стоило сперва поесть, — бросил он, всё же выбираясь с дивана, и не очень крепкой походкой приблизился к полкам, где точно пару дней назад видел одну новую упаковку. Хаширама не планировал молча дожидаться его возвращения, смирно занимая место на диване. Он двинулся следом, обнимая Мадару со спины. На бледную руку, что держала в руках искомое, легла ладонь, забирая пластырь себе. Разорвав бумажную упаковку, Хаширама отодвинул окончательно развалившийся хвост, обнажая длинную тонкую шею. Поцелуй чуть выше выпирающего позвонка, затянувшийся, пожалуй, чуточку дольше. Очень опасный момент для того, чтобы потерять над собой контроль, потому что это та самая точка, что распускала феромоны по венам, отравляя воздух. Кожа настолько маняще пахла, что Хаширама был готов поклясться, что чувствует сладкий вкус трюфеля на губах, играющий винным послевкусием. Как его можно не съесть? Как можно не хотеть поставить точку, ведь один укус и все, не нужно больше никаких разговоров, объяснений, слов в принципе. Это крепче венчания. Мадара с прикрытыми глазами чуть запрокинул голову, потому что подобные прикосновения — это не то, что можно пережить, твёрдо стоя на ногах, и одновременно потому, что это самый простой способ отстранить шею. Хаширама приложил пластырь точно посередине, обнимающе-скользящим движением фиксируя его на всей поверхности кожи, ровно до точки нахлёста спереди. Теперь в ближайшие пару часов о метках можно забыть. Руки, всё ещё лежащие на талии, стянули футболку, а губы переместились на обнажённое плечо. — Стоя? Хаширама развернул его к себе, перехватывая губы в поцелуй, ощущая как по его плечам скользят руки к пуговицам рубашки. Мадара отошёл от спонтанности произошедшего, отошёл от укуса, и, кажется, более менее адаптировался к дозировке 10.0. А потому удивляться перехваченной инициативе бессмысленно. До спальни они не доберутся. Хаширама снова оказался на диване, Мадара сверху на его коленях, избавляя его от чёртовой рубашки. Пальцы, едва не царапая, прошлись по всей поверхности обнажившейся кожи. Спасибо, что будучи сорокалетним успешным женатым мужчиной, который лучше любого беты как минимум в десять раз просто априори, он не забросил здоровый образ жизни и спорт. А ведь мог бы, и всё ещё бы оставался самым-самым. Самым привлекательным, самым желанным, самым идеальным. Но он кажется решил соответствовать всему этому объективно, поэтому под чувствительной кожей подушечек пальцев так отчётливо ощущались все рельефы. Руки не остановились в своём путешествии вниз. Это какая-то очень мазохистская игра с собой, когда тело сводит от желания сделать всё как можно быстрее, но ты намеренно играешься, растягиваешь момент, увлекаясь прелюдией, которая сведёт тебя с ума возможно раньше, чем получится сделать хоть что-то. Кроме того, что Хаширама балансировал на грани между тем, чтобы любить этого человека физически каждым прикосновением, каждым поцелуем и тем, чтобы снять его наконец с себя, закончив эти игры, и просто взять, он ещё заново строил всё своё представление о Мадаре. Столько лет знать, что этот человек обладает тональностью 10.0, но не осознавать этого совершенно. Даже сейчас. Тело чувствовало влияние сильной омеги, но отказывалось это понимать. Сбивчивые мысли, жаждущие всего и сразу: мало контактности, мало целовать, мало вжимать в себя его бёдра, мало будет вбиваться в его тело — его слишком мало, хотя вот он перед тобой, сможешь делать всё одновременно? И, пожалуй, смог бы, закрыв просто глаза, просто расслабившись и подарив себя процессу, это ведь секс с десяткой, что может быть более желанным? Ещё раз, эта десятка и Мадара — две истории, нигде не пересекающиеся между собой. И сейчас он был именно с Мадарой, а не с очередной высокотональной омегой, реально способной удивить. — У тебя всё ещё есть желание думать о чём-то параллельно? — на грани слышимости выдохнул Мадара, лишь на секунду уловив в глазах оттенок того, что замечал в нём на протяжении всего дня, каждый раз, когда он подвисал. Руки больно надавили на бёдра, там точно останутся следы. Хотя где они по итогу не останутся? На лице? Болезненный поцелуй, завершённый укусом. Нет, видимо на лице тоже что-то останется. На губах. — О ком-то, — приспустить с него штаны оказалось чертовски сложной задачей, поэтому плевать на столь интересное положение. Пару секунд спустя Мадара оказался на лопатках полностью обнажённым. — Об одной омеге, о которой не думать больше не представляется возможным. Я только что поставил себе диагноз. Думаешь просто болеть столько лет и потратить всего день на то, чтобы понять, чем именно? Когда ты обнимаешь кого-то обнажёнными ногами, ты так или иначе становишься в разы доверчивее. И слышать что-то подобное приятно. Пусть сколько угодно это будет ошибкой, некорректно выраженной мыслью, обманом — это всё равно до спазмов в горле приятно. Но, пожалуйста, не нужно, Мадара прогнулся в теле сильнее, очень тонко намекая, что оно жаждет внимания куда больше, чем влюблённое сознание тёплых слов. — Для диагнозов время ещё будет, а сейчас будь здесь, со мной. Ты же хотел расслабиться, верно? — Полагаю, расслабиться сейчас нужно тебе. Смешок в ответ перерос в стон, потому что иронизировать с фраз, которые стоит говорить неопытным мальчикам довольно сложно, когда в твоё тело проникает альфа. С ни черта не скромными данными. Это чувство слишком давно было до истерики желанным, чтобы оказаться неприятным даже в самой малой своей доле. А дальше в пору было заскулить. Разумеется, ему не нужна долгая и заботливая подготовка, он влажный и очень жаждущий в себя что-нибудь принять, это понятно, но… Мадара хватанул ртом воздух, впиваясь пальцами в широкие плечи, не стесняясь наградить стонами за столь усердное старание. Желание забыться в этой омеге приобрело довольно грубое оформление, но Хаширама в принципе редко нежничал. Сейчас же он вообще настроения не улавливал, только давление феромонов и желание вытащить из Мадары больше, чем тот вознамерился дать. Шутить? Нет. Инициативничать? Нет. Можешь стонать. Базовый процесс отключения человека и пробуждения альфы сегодня чертовски барахлил, потому что человек не собирался покидать площадку — тут Мадара, он давно хотел это увидеть. Только руководить процессом ни черта не выходило, подпитывало другое существо: то самое, которое жаждало подчинять и насыщаться. Взращенное с непомерным чувством собственничества, уже принявшее решение, что эта омега его, и других вариантов даже в альтернативных вселенных фантазировать никому нельзя. Моё. Наверное, для альфы — это самое естественное поведение, но каждая мысль, каждое желание, каждое прикосновение клеймилось на том самом не уснувшем человеке. Пожалуй, не окажись бы на этой шее пластыря, он бы всё же не удержался. И не пожалел бы. Такого количества волос, распластанных на одной поверхности, Мадаре видеть не приходилось. Смесь тёплого коричневого, отливающего благородным шоколадом и едва различимой россыпью золотого на свету, и глубокого чёрного, не пропускающего ни единого отблеска. Бездумно пальцы гладили их, перебирали, и в этой механике сейчас было всё сосредоточение сознания. Потому что больше не нужно. Казалось, что начни думать, и это станет огромным снежным комом, готовым превратиться в стихийное бедствие в любой момент. Поэтому лучше не надо. Не надо задавать очевидные вопросы, ответы на которые давно и всеобъемлюще знаешь. Не надо верить во что-то, проникаться чем-то, думать за кого-то. Принимать. Как данность. Простую. Без двойного, тройного дна. Без сложностей, без проблем. Это просто есть. Воздух в комнате всё ещё был густым и словно заряженным, потому что каждый вдох требовал усилий. Возможно, дело было в том, что тело впервые за столь долгое время на самом деле устало. Непривычно расслабленное, сытое, удовлетворённое. А всё, что происходило за окном этой квартиры, что было куда более реально и важно, чем-то, что случилось в этой комнате, теряло краски и казалось слишком незначительным, чтобы ради этого вынуждать себя подниматься и что-то делать. Пришлось действительно прибегнуть к резервным запасам воли, чтобы заставить себя встать. В конце концов, всё то, что произошло, произошло не так, как принято, под покровом ночи, а посреди рабочего дня в понедельник, когда сам Мадара должен быть в офисе, по уши в делах. Декабрь всё-таки. Наверное, в Аду всегда декабрь, и временами немного лютого февраля. Мадара сел на диване, запустив пальцы в растрёпанную шевелюру, глядя перед собой. Такое состояние иногда бывает по вечерам, после сложного дня, когда силы остаются только на то, чтобы расстегнуть рубашку и максимум стащить с себя штаны. Тряхнув головой и проморгавшись, он всё же заставил себя встать и уйти, потому что душ сейчас — вопрос первой необходимости. Мадара наскоро оделся в новый отглаженный до хруста костюм, собрал волосы в подобие хвоста и, прихватив с собой ключи, всё же не удержался, чтобы не посмотреть на Хашираму напоследок. Снова никого не предупредив, решил перетасовать все карты на столе. Причём, и взброшенные, и те, что на руках. Смотреть на него сейчас казалось даже неправильнее, чем трахаться с ним. С чего бы Мадаре вообще это видеть? Нет, ты должен был встать, одеться, как ни в чём не бывало отряхнуть помятый пиджак и уехать в офис. И Мадара вместе с ним. Так, как всегда было, без намёка на смену полюсов. Так, чтобы можно было считать, что они просто хорошо поговорили. Как должны были. Но с этим человеком всегда было так, как Мадара не привык. В грудной клетке что-то истерично тряслось в паническом испуге. Ощущение как при свободном полёте, только за единственным исключением — тебе завязали глаза и не сказали, где уже Земля. То, насколько эгоистичным является этот поступок со стороны Хаширамы, Мадара решил не думать. Зачем? Всё равно прекрасно знает, а толку-то. Было ли желание поехать в офис каким-то бессознательным желанием, чтобы все узнали? Усмешка. Может быть. То, насколько у Хаширамы крепкие принципы? Или, может быть, чтобы пустить волну сплетен о явно херовом положении дел внутри семьи Сенджу? Минато ему голову оторвёт. Эта мысль показалась смешной до желания рассмеяться. Мадара всё же вернулся буквально на секунду, чтобы достать из шкафа тонкий, но мягкий плед, и, возможно, нежнее, чем сам от себя ожидал, прикрыть обнажённые плечи уснувшего альфы. Возможно, когда он вёрнется, его уже здесь не будет. И чёрт знает, хорошо бы это было или плохо. Прекрасный отпуск обязательно должен быть чем-то испорчен. Сладкое послевкусие просто жизненно необходимо перебить чем-то предельно горьким. И это горькое, оказавшееся тонной макулатуры, сейчас делало физически больше. Ну, можно не надо? Минато лежал головой на столе, собираясь с силами, чтобы разрешить все накопившиеся за время его отсутствия проблемы одним щелчком. Но даже будь он всесилен, хватило бы максимум наполовину. Минато устало приподнял руку и щёлкнул пальцами, но, разумеется, ничего не произошло. Неплохо бы хотя бы призвать ведьму. Это вообще нормально, исчезнуть посреди рабочего дня, и ладно бы на час или два, но уже сколько времени прошло, ну, серьёзно, где ты? О параллельном отсутствии Хаширамы Минато старался не думать. Ну, как старался. Подумал, пришёл к выводу, что Мадара не настолько крышей протёк, чтобы после последних событий подтирать слюнки этому папаше. Дайте уже этому идиоту детскую тушку нянчить, глядишь и адекватнее станет. Минато подвигал по поверхности стола телефон, вызов с которого ни разу не был принят. Мадара мог быть банально занят, он в принципе часто занят, особенно, если не выходные и он не в офисе, значит, это наверняка что-то предельно важное, не имеющее отлагательств. Да? Ну, да же? С Итачи тоже всё ни черта не понятно. Очевидно, что после такого стресса и шока ни о какой адекватности говорить нельзя, но Минато же не десять лет, он прекрасно видел, что дело не в этом. Итачи, который на период их прекрасного отпуска снял свои доспехи, наскоро облачился в них обратно. Это даже во взгляде видно, в словах, в жестах. И если всё действительно так, то на кой-чёрт нужны были эти три недели? Эти разговоры, та ночь, все эти признания. Всё только усложнит, если совсем не сломает, конечно. Слишком рано. Разве что только давить без тени сожаления, не предлагая, а требуя. Что тоже плохая практика на самом деле. Но кто знает, что действенно именно в этом критическом случае. Итого. Бумаги всё ещё на столе, Мадара всё ещё не в офисе, Итачи за соседней стеночкой, но по ощущениям ещё дальше, чем друг. За что хвататься? Рука легла на пачку сигарет. Именно в этот момент прокатилась мягкая трель звоночка с ресепшена. — Да, солнце? — Ам… Тут, в общем, Мистер Учиха вернулся, Вы просили сразу предупредить Вас. Но, если честно, мне кажется, что к нему сейчас… — Спасибо, — перебил Минато, не желая слушать, что там кажется его безусловно гениальному и талантливому секретарю. Все дела подождут, даже те, что пылают адским пламенем. Отбросив всё, Минато быстрым шагом направился в кабинет, распахивая дверь без стука. Речь понеслась сама собой: — Объясни мне, пожалуйста, очевидно глупому и недалёкому, другого объяснения, почему я абсолютно не понимаю нахрена, просто нет, какого чёрта ты… Минато споткнулся на середине пути от двери до стола, замерев, как животное, которое почуяло опасность. Инстинкты осознали проблему прежде, чем она осозналась в голове и оформилась в слова. Плохо. Ужасно плохо. Чужой минус. Очень сильный, слишком сильный для чего угодно, кроме… — Нет, — тихо и почти с отчаянием покачал головой Минато, поднимая глаза на друга, словно феромоны могли пятнами осесть на его коже и их можно было увидеть. — Что ты наделал… Он не смог сделать больше ни шагу — это чужая территория, обведённая жирной линией. Гуляй вокруг границы, но не смей внутрь. И осознавать, что источник этого убивающего запаха Мадара, оказалось просто невозможно. Когда голова распознала табак, в той самой концентрации, когда начинает просачиваться уже и лёгкий подтон виски, Минато и вовсе опустил плечи, не понимая, как на это реагировать. Они трахались. Вот буквально только что. Мысль прошлась по мозгу раскалённым ножом, рассекая его надвое, без шанса наложить швы. Эта мразь трогала его. Настолько утонуть в собственной вседозволенности, чтобы докатиться до такого? Десять лет что-то же держало, неужели последние следы совести окончательно стёрлись под тяжестью скуки и недотраха? Да кого угодно трогай, но не его, не смей. Размеренный глубокий вдох. Хаширама жить не должен после этого, не то что оставаться в здравии и с целым лицом. Пальцы перебрали воздух в неимоверном желании испытать боль от столкновения с поверхностью чужого тела. — То, чего от меня ожидали, я полагаю, — произнёс Мадара. Слишком спокойно. Словно речь о работе или каком-то проекте, где пришлось поступить не очень красиво. Словно о какой-то мелочи, которая не требовала от него ничего. Ты серьёзно? Переступить границу сложно, но ноги сами повели к столу. Оперевшись о него руками, Минато почти с безумием оглядел это лицо, ощущая, как крошится собственное от сдерживаемой агрессии, что начинается с мимики и удушающего озона. — Ты совсем с ума сошёл? — на выдохе прошептал Минато, настолько внимательно вглядываясь в глаза напротив, словно это ни что-то живое, ни что-то человеческое, а колодец, на дне которого лежат весьма материальные ответы. — То, что произошло и для меня неожиданно. Поэтому не впадай в истерику. — А… Сюрприз, значит? Как подарок на Рождество? Смотри, что умею. Так? — Минато… — Я, блять, похож на того, кто просто примет это? — сквозь зубы выплюнул Минато. — Это слишком. Давай, включай голову, нахер эти феромоны, нахер эти влажные, внезапно ставшие реальностью, мечты, — щелчок перед лицом. — Включи свою долбанную голову. Что ты наделал? — Что я наделал? — спокойно наклонил голову Мадара, дожидаясь ответа. — Всего лишь позволил… — А когда я запрещал? Прилетело как пощечина. Больно и звонко. Минато даже чуть голову отвёл, словно это было физическое действие. Правда только в том, что тело защищено кожей, а внутри никакой защиты нет, поэтому сразу по оголённым нервам. Что же ты делаешь, Мадара? Ему можно всё. Ему всегда было можно абсолютно всё. Но одна маленькая ниточка держала Хашираму над пропастью того яда, который был в нём всегда. И эта ниточка заключалась в такой простой детали. Он не трогал его. А теперь просто как кусок мяса после голодовки, забыв о том, что это за человек, что за огромный мир у него внутри. Просто потому что плохо, в семье всё не хорошо, потому что нужно отвлечься. Так отвлекайся на тех, за кого не придут по твою душу, бессмертное создание. — Не то, чтобы я вёз его к себе на квартиру, чтобы трахнуть. Ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы это понимать. Просто… — слишком сложно вдаваться в объяснения, когда сам не разобрался даже в самом банальном. — Я без понятия, что у него происходит, окей? И почему он вдруг сейчас решил сменить мой статус. Не представляю, вот честно, и тот факт, что он решил, что трахнуть меня — лучшая идея, на его совести. Не то, чтобы у меня был выбор, вообще-то. — Выбор? — Минато усмехнулся. — Ну, давай. Расскажи мне о том, как тебя лишили выбора. Расскажи о том, как заставили столько времени быть рядом, ожидая команды. Расскажи, как заставляли загибаться и искать помощи. Расскажи мне! Расскажи, как заставили плакать. А я помолчу. Это же моя главная задача, верно? Закрыть рот и принимать как есть. Пожалеть в нужный момент. Утешить, да? Приласкать, если необходимо, позлиться, если уместно, и закрыть глаза, если так удобно. Только… только… Истерический выдох и сразу же вдох. — Только я всё это знаю. Мадара смотрел на Минато предельно уставшим взглядом, поддерживая голову пальцами, упирающимися в висок. Круговорот очевидных фактов, настолько утомительных и бессмысленных, что даже успокаивать его не хотелось. Ему нужно выплеснуть эмоции, пусть выплескивает. Да пусть хоть все 10.5 обжигающе холодным, только быстрее бы закончилось. Минато прав. И что с того? Пусть это будет одно ёмкое замечание или речитатив на пару сотен тысяч слов. Ничего это не изменит, да и менять то нечего. Как только объяснить ему, что ничего не случилось? Абсолютно ничего. — Я не просил тебя закрыть рот. Говори. В этом есть смысл? Давай. Продолжай. — Ты серьёзно… — Я серьёзно и чертовски давно. Я не знаю, что произошло. Я не имею ни малейшего представления, почему это произошло. Вопрос во мне? Да по инерции. Меня должен был напугать ярлык шлюхи? Не смеши. У тебя вопросы, у меня они тоже есть. — Да мне абсолютно плевать, какие детальки у него не так встали и почему он решил, что ему всё можно. Я не понимаю, как ты…. — Я люблю его, Минато, — напомнил Мадара, отвечая разом на все вопросы и претензии. — Как бы сильно это не нравилось тебе, мне, ему, Мито, Тобираме или… Мадара осёкся, понимая, что подошёл к ещё более неприятной части разговора. Действительно. То, что у них происходит с Хаширамой — актуальная тенденция, которую Мадара старается доносить до друга в актуальном порядке. А вот что касается младшего Сенджу… Тяжёлый выдох, глаза, возведённые к потолку. — Я — его. Так он мне сказал, — смешок. — Правда, сразу после того, как я признался, что сплю с его братом. Минато проморгался. Что произошло за эти три недели? Его словно год не было, а то и больше. — Ты делаешь… Что? — Я сплю с Тобирамой. — О. Это всё резко объясняет, — качнул головой Минато, дожидаясь хоть каких-то деталей и пояснений, но у Мадары на этом, кажется, всё. Просто переспал с Хаширамой, просто спал с Тобирамой, просто вклинился в эту проклятую семью и трахает всех по очереди. Классические будни Учиха. Тем не менее, этот разговор необходимо отложить на верхнюю полку для лучших времен, потому что задавать вопросы у Минато не было настроения. — Спасибо, что держишь в курсе событий. Что-то ещё? Мадара даже подумал о том, чтобы по-идиотски виновато закусить губу, потому что тут действительно было чем поделиться. И давно. — Я не помню, как потерял тот момент, когда должен был тебе это рассказать. Летом мне очень понадобилась помощь младшего Сенджу. Опустим подробности, но он весьма охотно откликнулся. Мило с его стороны. Потом несколько встреч по этому вопросу, пара ужинов, постель. Ты прекрасно знаешь, как это работает. -… летом? — не понял Минато. Пытаясь посчитать, казалось бы, до ужаса простую вещь. Летом, это уже, простите, сколько? — Полгода? Мадара кивнул головой, наконец возвращая взгляд на друга. — Да, Минато, полгода. И этот факт очень чётко проехался по психике Хаширамы почему-то. Хах, ну, нескромно предположу, что это определённая форма ревности, которую нам, простым смертным, не понять. В итоге имеем то, что имеем. — Полгода? — ещё раз спросил Минато, потому что с первого раза его, очевидно, не поняли. — Мы просто трахались. Не сказать, что часто, время от времени пересекались. Ноябрьскую течку я провёл с другими альфами. Серьёзно ли я? Нет. Серьёзно ли Тобирама? Тоже очень вряд ли. Ему не нужны проблемы с братом, мне не нужны проблемы с ним же. Как Хаширама узнал — остаётся за кадром моего понимания, — Мадара резко прервался, осознавая то, что озвучил. Действительно, как? Увидел? Нет, точно нет. Учуял? Мадара слишком щепетильно относится к остаткам запаха своих партнёров на себе. Кто-то сказал? Когда они в последний раз пересекались с Тобирамой на нейтральной территории? Минато опустился на стул рядом. Вот паскуда. Значит выёбывать нервы самым жестоким образом с кучей уроков и нравоучений ему за то, что он, не до конца разобравшись в чувствах, не поделился чем-то — это нормально, а самому полгода скрывать нихерово так тянущие на отношения «мы просто трахались» — это, значит, в порядке вещей. Ладно. Это требует отдельного разговора, пока можно опустить, пусть и сквозь стиснутую челюсть. — А теперь секундочку, — пальцы расцепились, расходясь в разные стороны. — Тебя делят два Сенджу, меряясь чёрт пойми чем, ни один из них ничего от тебя не хочет, а ты просто спишь с ними обоими, потому что почему бы и нет. Я верно понимаю ситуацию? Ну, фактически, звучит всё именно так. Но это если убрать огромное количество деталей. — Не совсем. Я не планировал спать с Хаширамой. Его последние порывы, начиная с выгуливания меня по ресторанам каждую пятницу и заканчивая сегодняшним срывом… Это как-то связано? Возможно. Будет смело предположить, но, кажется, у них всё плохо с Мито, и он сбежал от неё. Ко мне. Забавный выбор, но, честно, Минато, я ни на секунду не строил каких-либо радужных иллюзий на его счёт. И наличие Тобирамы в моей постели никак с Хаширамой не было связано до сегодняшнего дня. За исключением течки мне его вполне хватало, осень выдалась слишком сложной, чтобы блядовать. И то, что он рядом, это… удобно, давай так? Мне с ним удобно, как, полагаю, и ему со мной. Этот альфа высечен исключительно под прагматичный деловой подход вообще ко всему, даже к сексу. А меня это вполне устраивает, поэтому я не собираюсь что-либо менять. Какие бы там Хаширама не настроил планы относительно моей приватизации. В конце концов, с него станется, и то, что мы сегодня переспали может оказаться очередным слишком громким для него вбросом, не несущим под собой никаких действительных последствий. — Как интересно в твоей голове сочетаются «исключительно прагматичный подход» и «вряд ли серьёзно», — мелкая моторика решила взять нервы на себя, поэтому ручка, оказавшаяся в пальцах, перебиралась далеко не дружелюбно. — Но с Тобирамой всё понятно. Почему-то не тебе, но давай не будем верить в сказки про Тобираму и секс просто потому, что надо. — Нет. Не на глазах у Хаширамы. — Волчары могли бы устроить кровавый бой. Забавно, что не ради тебя, а просто потому что душа завоевателя требует. Я говорил, что мужиков ты выбираешь отвратительных. Нет? Говорю. К чёрту младшенького. Совет вам да горизонталь. Хаши десять лет косился на тебя, как умалишенный, чтобы из-за какой-то очередной ссоры просто послать нахер все свои принципы? — Минато улыбнулся. — Да конечно. Вот можно просто в порядке общего бреда? Теория. То, что у него в семье голодная холодная война, у которой нет шанса на счастливый финал, не то что не секрет — это достояние общественности. Мито бездетна, Мито пьёт больше, чем ты по праздникам, Мито пилит нашего ангелочка и требует любви. Глупая смелая женщина. Но просто сама идея, что в любой момент её можно оставить и уйти к кому-нибудь, кто примет даже без попытки подумать надо ли, кто пригреет, накормит, даст столь желанное потомство, да и ещё и десяточка… Пахнет очень хорошим планом Б. Но пока план А ещё не сгорел к чертям собачьим, хотелось бы оставаться дочерта хорошим и правильным. А когда последние остатки гордости- хорошее слово, кстати, запиши в словарик, закончатся, и она пошлёт его к чёрту, освободив… Как долго он будет один? Да и зачем? Есть же тут вкусно пахнущий инкубатор, который мечтает, чтобы на него обратили внимание настолько, что можно вообще всё: от наплевательского отношения до раздвинутых в любой момент ног. Без стресса и нервов из одного уютного очага, который сгорел к чертям, в другой, чтобы и его спалить дотла. И вдруг появляется прекрасный высокотональный породистый Сенджу-версия-два. Хашираму бы не тронуло, что вы трахаетесь. Как и меня бы не тронуло. Но это же Тобирама, и все люди, которые знают это имя, кроме тебя, по всей видимости, понимают, чем закончатся ваши ужины и утехи. Ревность? Пхаха. Это даже не собственничество, Мадара. Что пошло не так? Почему он решился? На его совести? Он трахнул тебя из-за того, что ты этого хочешь и тебе это нужно, чтобы ты не забывал, за кого нужно держаться. Всё это, так или иначе, чертовски неприятно, но ни одна колкость не требовала осечки, потому что была правдивой. Мадара понимающе кивнул, мол, браво, потрясающая теория. — Не нравится? — уточнил Минато. — А мне кажется, что очень правдоподобно. И знаешь, что забавно. Никаких признаний. Никаких ухаживаний. Просто однажды он придёт и скажет: «Иди ко мне». — Потянет на целый роман в жанре трагедия. Ты давно хотел написать книгу, бери за сюжет, — Мадара со смешком покачал головой. — Ты удивительным образом из мелочи раздул… вот это. Всё куда проще. — Где он? У себя? — У меня, — признал Мадара. Минато кивнул, словно это очередное подтверждение его слов. — Да. Очень просто. Поздравляю с новообретенным статусом, — Минато уставился взглядом в стену, чувствуя как мысли, подобно дрелям с тонким стержнем, сверлят голову с тысяч разных сторон. — Выходи за меня. Мадара уронил голову набок, осматривая друга так, словно тот предложил ему что-то очень вкусное. — 24-е уже не за горами, Намикадзе. Потерпи чуток, и в Рождество будем делать детей. Как тебе план? — Идеально. Но я ревнивый, так что сперва ты пошлёшь к праотцам обоих ублюдков. Домой Мадара вернулся ближе к девяти вечера, потому что независимо от содержания головы, месяц оставался тяжёлым, а работа недурно отвлекала от любой головной боли, замещая другой. Странное ощущение заходить в свою квартиру, ощущать всё ещё не выветрившийся запах всей мощи Х-представителей, но воспринимать всё так, словно это произошло месяц назад, не раньше. Но это было не так. Поэтому, когда Мадара, раздеваясь на ходу, дошёл до гостиной, альфа всё ещё спал на его диване, закутавшись в плед, скрывшись за своими волосами. Мадара аккуратно подошёл ближе, склоняя набок голову, чтобы рассмотреть спящее лицо. Такое же, как и днём, когда он уезжал. Несколько минут он смотрел, не моргая, чувствуя, как в груди что-то предательски щемит. Да, к такому легко привыкнуть. И следом же резанула зависть. Ко всем разом, кому уже удавалось застать эту картинку. И к той, которой выпала удача наблюдать за этим каждый день. Мадара тряхнул головой. Опомнись. Ещё же несколько часов назад, разговаривая с Минато, всё было предельно понятно и чётко, так куда же тебя так несёт снова? Но в груди не переставало щемить ни после душа, ни после длительной сушки волос, ни после переодевания и возвращения обратно в гостиную. Как же сильно ты устал? Снова улыбка на этих вечно ядовитых губах. Что ж, он явно будет голоден после пробуждения. Недоготовленное мясо отправилось в печь, а сам Мадара упал за барную стойку с сигаретой в пальцах и пристальным взглядом, обращённым на внезапно задержавшегося гостя. Подъём строго по плану, когда запищала печь, оповестив всех о том, что ужин готов. Хаширама безумно не хотел просыпаться. Проигнорировать можно было что угодно. Телефон, будильник, голос Мито — но тут что-то не так. Он не понимал, что может издавать такой звук. Сон был настолько глубоким и тяжёлым, сознание упорно не выныривало из его объятий до последнего. Как же давно он нормально не спал. Запах был вторым колокольчиком, напоминающим, что он не в своей комнате. Что-то съедобное едва пробивалось сквозь полотно живого человеческого запаха, перемешанного и влитого друг в друга. Такую ядерную смесь даст далеко не любой союз альфы и омеги. Проклятие десяти. Хаширама потёрся лицом о плотную ткань подушки, тихо простонал на выдохе и резко сел, оглядывая пространство. Голова неприятно ныла и кружилась, но это всё мелочи, с которыми он умел жить. Взгляд прошёлся по пледу, что свалился с плеч. Заботливо. А потом сознание всё же среагировало на звук, а источник был найден прямо позади омеги, что сидел за барной стойкой, прокуривая квартиру насквозь. Дыма вокруг так много, что в пору поднимать панику, распахивать все окна и прогонять его подручными материалами. Это знак, что что-то не в порядке. Мадара полностью одет, волосы собраны и он не сводит с него взгляда, и, кажется, не сводил ещё задолго до пробуждения. — Ты ездил в офис? — со сна голос чуть осип. Мадара отчётливо кивнул, и этот жест должен был быть заметен даже за пеленой дыма, которая успела образоваться за три четверти часа непрерывного курения. — Там всё хорошо: Льюис подписал, Маргарет я отправил на март, а мистер Каповски согласился на встречу с тобой. Договорились где-то на вторую неделю января. Единственное, я не уверен насчёт Роберта, он не слышался как человек, понявший, чего конкретно хочет. Впрочем, я уверен, это изменится при нашей личной беседе, а не по телефону. Возьму его к концу этой недели. Хаширама устало покачал головой, ясно давая понять, что ничего не понял и понимать не хочет. Мадара серьёзно после всего этого поехал работать? Ладно, это Мадара, чему удивляться, когда мир начнёт крошиться по кусочкам, он будет тем, кто бегает с клеем и скотчем. Хаширама всё же вынудил себя подняться с места. Волосы в незаконно плохом состоянии, но это не особо важно. Сейчас ему нужно было немного контактности, тепла, немного Мадары, или очень-очень много, но определённо точно не работы. Тело прекрасно остыло после того, как кровь перекипела, а мозги чуть подплавились от непривычной дозировки феромона. Но сейчас он в порядке и ему нужно ещё. — Кажется, у меня появился конкурент, — окинув взглядом задымлённую комнату, прокомментировал он. И мягко улыбнулся, давая понять, что всё хорошо. А работа — это лишнее. — Всё в порядке? — спросил он осторожно, поднимаясь с дивана, добираясь до стойки. Слишком уж Мадара казался неестественно спокойным и безразличным. Глаза внимательно рассмотрели каждую чёрточку на лице, словно где-то очень мелко написано, что именно пошло не так. Пальцы забрали сигарету. Одна затяжка, и она потушилась о пепельницу, сломавшись. Слишком зажатая поза, как бы красиво ни смотрелись эти ноги одна на другой. Лёгкий поворот тела, чтобы удобно обнять за талию, уложив голову на плечо. Так должно быть. Пора начать приучать себя к тому, что он имеет на это право. Мадара следил за действиями, словно за кинолентой: с интересом, но без участия, немного недопонимая, что и зачем. Значит, в нежностях тоже нуждается? Хорошо. Аккуратный тонкий выдох. А в груди что-то ухнуло. А треклятый шарик в груди, не дающий вздохнуть, как-то слишком отчётливо для воображаемого дрогнул. — Вполне, — получилось суховато, но этому виной точно выкуренная пачка сигарет. Чтобы сгладить получившийся эффект, пальцы Мадары ласково прошлись по спутанным волосам. — Ты, должно быть, голоден. Идём, мясо наконец готово. Один поцелуй на щеке, отчего-то настолько холодной, словно он только-только с улицы. Хаширама огладил щёку, поворачивая лицо к себе. Ещё один мягкий поцелуй в уголок губ. — Да. Идея превосходная. Обеденный стол, два бокала вина, оперативная базовая сервировка. Холодно. Что-то не в порядке, у подсознания не было вопросов, что именно, в то время как голова, всё ещё с трудом понимала, что он вновь сделал не так, где ошибся настолько, что вновь что-то сломал. Мясо было потрясающим, но даже этот комментарий не собрался в слова, потому что дело не в привыкании, так ведь. Отложив приборы, Хаширама взял в руку бокал. — Ты не моя любовница. Поэтому избавь свою голову от этих мыслей, если они там есть. Нет, я не ошибся, не запутался, не буду оправдываться или сожалеть. Да, я не собираюсь закрывать глаза на всё, что связано с Тобирамой. Считай это ревностью, собственничеством, чем угодно. Есть вопросы, которые я упустил? «А кто я тебе?» Вопросов у Мадары, разумеется, не нашлось. Только неприятно кольнуло где-то везде одновременно. — Я тебя услышал, — кивнул Мадара, словно принял отчёт начальника. — Нет, никаких к тебе вопросов, Хаширама. С твоим братом я разберусь в ближайшее время. — Предоставишь отчёт в письменном виде? — усмехнулся Хаширама, а после тяжело вздохнул. — Я понимаю, насколько всё сейчас выглядит сложно, но обещаю, что у меня будет ответ на любой твой вопрос, которых ко мне нет, когда я вернусь. Шутка по вкусу не пришлась, но сглотнуть придётся. Вместе с вином. Губы растянулись в улыбке. — Мне кажется, или сейчас ты пытаешься меня убедить в том, что всё сложно, обещая ответы на вопросы, которые я задавать не собирался? Ещё раз: я тебя понял, услышал, меня всё устраивает, так зачем сейчас нагнетать? Мадара и сам понимал, что звучит не так. Это не злость, не обида, это просто всё тот же проклятый комок. Всё нормально. Минато его убьёт, но всё нормально, а смена собственного статуса всяко лучше, чем постоянное ощущение возведённой над головой гильотины. — Останешься на ночь? — поинтересовался он уже значительно теплее, отбросив привычный формальный налёт, который просачивался обычно вместе с нервами. — Крайне заманчивое предложение. Но вылет у меня в пять. Так что не думаю, что это будет удобно, — Хаширама снова взялся за приборы. — А ты не зря хвалился. Мадара усмехнулся. Значит, останется. — Весьма щедрый комплимент, — омега повёл головой, обнажая зубы. — Могу ответить тем же. Хаширама подвис на долю секунды, а потом звонко усмехнулся. Ничего нового, это Мадара. — Я думаю, тут должны быть комплименты немного другого формата. Словесно я в них не силён. — Не прошло и десяти лет, чтобы убедиться: Хаширама Сенджу всё-таки больше человек дела, чем слов. Леди и джентльмены, не пропустите. Прости, Минато, но, кажется, тебе ещё всё-таки придётся поддерживать, жалеть и приласкать тогда, когда будет нужно, а значит сейчас можно не переживать о будущем. Мадара приподнялся, уложил ладони на стол и наклонился вплотную к альфе, пользуясь преимуществами длинного тела. Взгляд осязаемо прошёлся по лицу, останавливаясь на губах. — Но раз так, я всё-таки вынужден настаивать на комплиментах другого формата. Поэтому, — взгляд поднялся к карим глазам, — ты остаёшься.Глава XV: О зависимостях и срыве.
10 февраля 2020 г. в 03:17