Старые привычки

Больше всего в представлении, что устроил Шерлок, Майкрофта раздражает порча его имущества. Запятнанные картины уже отослали на профессиональную реставрацию, но вся его коллекция фильмов Хенсли порезана и склеена с домашними видео. Он испортил именно эти фильмы — к счастью, Шерлок не тронул остальные фильмы нуар — но Майкрофт размышляет над его выбором. Шерлок достаточно изучил его вкусы, чтобы знать — он, скорее всего, посмотрит фильм с Хенсли. И по пыльным следам на полках конечно же догадался, какой фильм брат посмотрит следующим. Теперь его любимые фильмы, все они, должны быть осторожно отреставрированы, соотнесены с хаотичной стопкой, брошенной на его кровати в белом конверте. Шерлок даже нацарапал на конверте ухмыляющуюся рожу. Это занимает некоторое время, но Майкрофт более чем способен сам склеить сцены. Он мог бы купить новые копии, но эти принадлежали ему. Его короткий побег в мир, где все хорошо одевались и говорили четко и ясно. Эти фильмы нравились ему еще ребенком, когда он коротал дождливые дни за просмотром того, как детектив Хенсли спасает даму и арестует плохого парня, а иногда изобличает двуличного частного следователя и пристреливает роковую женщину. Там улики имеют смысл, а истории всегда логичны и последовательны. Никто не обнимается, никто не делится сокровенными чувствами, всякий знак симпатии спрятан в остроумных пикировках, а слезы — всегда признак эмоционального манипулирования. Это был вымышленный мир, всегда интуитивно понятный Майкрофту. Шерлок думал, что они дурацкие. Он жаловался на них, называл скучными и требовал, чтобы ему почитали. И Майкрофт нехотя соглашался, по крайней мере, пока Шерлоку не исполнилось пять, и Эвр научила его играть на скрипке. И тогда они вдвоем могли играть часами, бегали по дому с миниатюрными скрипками в маленьких руках, играя отрывки мелодий и стараясь звучать в унисон. Каждый раз, когда они сидели дома, скрипки вытаскивались на свет, и начиналась бесконечная игра, достаточно громкая чтобы Майкрофт не мог разобрать диалоги. Решением оказалось заучить фильмы наизусть. Тогда он мог убавить звук и слушать, как его младшие брат и сестра музицировали, пока детектив Хенсли спасал всех. *** — Личный звонок, третья линия, — говорит Антея, печатая на своем планшете. Она следит за входящими сообщениями, ищет упоминания Багдада. У них есть часовое окно до того, как принимать решение, любая информация может помочь. Они ничего не могут сделать прямо сейчас, так что Майкрофт может и ответить на звонок. Номер лондонский, так что он отбрасывает первую мысль — его родители, которые опять спорят о визитах, и звонят за чем-то, что он не может одобрить, а леди Смоллвуд еще не имеет намерений соглашаться — и гадает, кто же это. Шерлок не звонит, кроме случаев, когда дело касается Майкрофта напрямую, и Майкрофт был бы осведомлен об актуальных проблемах, что требовали решения. Джон Уотсон не звонит, если это не экстренный случай, но о таких случаях леди Смоллвуд уже проинформировала бы его (по крайней мере, Майкрофт надеется, что это так — если Уотсон пробовал связаться с ним, она дала бы необходимую информацию до звонка). Никто другой не поддерживает с Майкрофтом личную связь. — Майкрофт Холмс, — поднимает он трубку. — Привет, это Грег, — говорит Лестрейд. Не то, чего ожидал Майкрофт. — Откуда вы узнали номер? — Позвонил по тому номеру, что вы мне дали, сказал им, что мне надо с вами поговорить. Сообщил что это личное, но Шерлока не касается. Майкрофт невольно фыркнул. Давненько он не слышал таких патетичных нелепостей. — Наши разговоры всегда крутились вокруг Шерлока. Это всегда Шерлок. Антея вопросительно поднимает одну темную бровь, на мгновение отвлекаясь от своего планшета. Майкрофт качает головой; ничего срочного, леди Смоллвуд ничего не надо сообщать. Минутное отвлечение, но у Майкрофта как раз достаточно времени, чтобы этим заняться. Антея переводит взгляд на планшет в своих руках, и выходит из кабинета, все еще сосредоточенной на экране. — Я дал Шерлоку свое слово. Сказал, что присмотрю за вами. — И что именно вы высматриваете? — Лестрейд честный и усердный. Он раскрыл много дел благодаря Шерлоку и получил за них поощрение. Он обязан Шерлоку, и если обещал ему, то будет продолжать это делать, пока не будет доволен. Так что куда легче пройти через это сейчас, чем рискнуть быть прерванным потом. Момент может оказаться неподходящим. — Не обращайте внимания. Предполагаю, вы хотите встретиться лично? — Можем поговорить по телефону, если хотите. Майкрофт чувствует, как на лице появляется отвращение. Телефон — полезный инструмент, но он читает людей куда лучше, если видит их перед собой. К тому же, чем неудобнее он сделает встречу, тем меньше шансов, что Лестрейд продолжит эту тему. — Лучше не надо. Вы в Ярде. Приходите ко мне в офис как закончите на сегодня. — Как вы... — начинает вопрос Лестрейд, будто это не очевидно из окружающих его звуков. — Нет, не хочу знать. До которого часа вы там будете? — На данный момент, предположительно до трех утра, но это в лучшем случае. Лестрейд присвистывает. — И я думал, что это в полиции работают сверхурочно. — Ситуация оставляет желать лучшего. Ах, если бы угрозы безопасности случались в промежутке с девяти до пяти. *** К сожалению, Лестрейд приходит в восемь двадцать три вечера, сразу после того как пришли фотографии наблюдения. — Сядьте, — указывает Майкрофт на самый отдаленный от него стул. — И молчите. — Гав. — Вы только что... — Майкрофт поднимает взгляд от планов на экране своего компьютера — четыре этажа, множество уязвимых точек, двадцать три человека в здании в настоящий момент, а для этой экскурсии изучили только одну комнату и коридор — но правда ли Лестрейд... — гавкнули? — Если будете давать мне команды как дрессированной собаке, — пожимает плечами Лестрейд. Теперь, когда внимание Майкрофта привлечено, Лестрейд садится с легким лукавым выражением лица. — Уходите, или сидите тихо. Тут каждая секунда на счету, — Майкрофт игнорирует другой конец своего кабинета и поднимает фотографии. Он рассматривает их одну за другой, ищет несоответствия и необъяснимые передвижения. Он указывает Антее на важные изображения, потом берет телефон. — Северная лестница, второй пролет, подоконник сменили. Возможен датчик давления. Третий этаж, коридор с запада на восток, комната сто тридцать восемь. Южную стену перекрасили. Первый этаж, второй пожарный выход, за огнетушителем. Майкрофт перетасовал еще раз фотографии. Он не уверен, но лучше сожалеть о том, что сделано, чем наоборот. — Также проверьте лестницу на крышу. Скорее всего, по ней персонал выходит покурить, но все равно проверьте. Он откладывает телефон, и дает Антее закончить с телефонным совещанием. Она более, чем способна с этого момента направлять командующих. Она скажет, если нужна будет его помощь. В лучшем случае, отряды справятся, и ничего не случится. В худшем: он проведет здесь всю ночь, набрасывая дипломатические ответы и разговаривая с очень, очень многими людьми. — Можно спросить, о чем все это было? — когда Майкрофт поднял взгляд, Лестрейд подался вперед на своем стуле, готовый действовать, если нужно. Это лишнее, в данном случае. — Угроза не сиюминутная, — отвечает Майкрофт. — Не волнуйтесь об этом. — Так вы не направляли только что отряд по обезвреживанию? Потому что взрывы из той категории вещей, о которых я волнуюсь. Майкрофт гадает, видно ли его удивление. — Не на британской земле, — допускает он. Это выдает больше, чем надо, но все еще достаточно безопасно, чтобы сказать. — Мне тут можно находиться вообще? — спрашивает Лестрейд, что показывает — он, по крайней мере, осознает масштаб проблем Майкрофта. — Если все пойдет наперекосяк, мы можем поболтать как-нибудь потом. Возможность «поболтать» выставляет ситуацию чем-то обыденным и непринужденным, а не обязательством и долгом. Интересный выбор слов. — Я ничем не могу помочь сейчас, — Майкрофт сделал что мог, но возглавить отряды он не в состоянии. Он не может стрелять вместо них. Недавние события показали это очень ясно. — Но мне надо остаться, пока мы не узнаем результаты. — Выходит, я почитаю об этом в завтрашних газетах? — Надеюсь, нет, — искренне говорит Майкрофт, потому что если дело дойдет до газет, последствия будут куда хуже. Надо будет сделать много, много звонков. Он встает, поправляет манжеты, и направляется к сервизу для чая и стаканам, что стоят на маленьком столике рядом со стулом Лестрейда. — Хотите что-нибудь выпить? Чай, кофе? — Мне лучше воды. Выпью кофеин так поздно — никогда не усну. У Майкрофта нет проблем со сном. Обычно ему кажется, что времени слишком мало для сна, и он отказывается терять его на бессонницу. Он наливает себе чашку чая, Лестрейду стакан воды, и садится на другой стул для гостей. Он дает тишине сгуститься, пока Лестрейд не чувствует себя обязанным заполнить ее. — Слушайте, — говорит Лестрейд, ставя стакан обратно на столик. Кажется, так он обычно начинает фразы, которые не хочет говорить. — Я хотел убедиться, что вы в порядке. После всего, что случилось. — Вы обещали Шерлоку, что присмотрите за мной, я помню. — Да, но... — начинает Лестрейд, потом прерывает себя. Он вздыхает и потирает глаза. — Вы не облегчаете мне задачу, не так ли? — Я же сказал, я в порядке. Есть другие люди, и они уже следят за моей реакцией. Я не понимаю, как я могу сделать это легче для вас. — Не это. В смысле, разговаривать. Узнать кого-то поближе. — Вряд ли это необходимо, — Майкрофт кружит чай в своей чашке, пока там не образуется воронка. На мгновенье, он хочет добавить сахара. Хочет сладкого чая с молоком, как в детстве. Но он взрослый, и пьет свой чай с лимоном. — Вы согласились проверить меня. Я в норме. Вы выполнили свой долг и сдержали обещание. Лестрейд трет свои губы, и тихо просит кого-то избавить его от Холмсов. — Я здесь не потому, что Шерлок попросил меня. Я здесь потому, что все так серьезно, что Шерлок Холмс попросил меня присмотреть за своим братом, которого он обычно терпеть не может. «Обычно» звучит как ложь. Если это не Рождество — праздник, которому Шерлок радуется без всякого логичного объяснения — они не могут находиться в помещении более пяти минут без того, чтобы поссориться. — Я вчера встретился с Джоном за пинтой пива, — продолжает Лестрейд, — и он рассказал мне что произошло. — Эти события засекречены, — резко замечает Майкрофт. Лестрейд даже не моргает. — Поэтому он не пишет о них в своем блоге. Но он хотел все рассказать, а его последний психотерапевт в него стрелял, так что он рассказал мне. — Все рассказал? — уточняет Майкрофт, хотя он знает, что обычно рассказы Уотсона точны и детальны, если не брать во внимание скромное восхваление умственных способностей Шерлока и кричащие заголовки. — Думаю да. Все, что ему было известно, по крайней мере. Майкрофт раздумывает, не спровадить ли Лейстрейда. Потом обдумывает ситуацию в целом и то, как оправдать свои действия, или их отсутствие. Он думает, признаться ли, что это его вина, его заносчивая недальновидность, его фальшивое ощущение безопасности. Что без него всего этого могло не произойти. По крайней мере, Эвр понадобилось бы намного больше лет, чтобы все устроить. — Я не был слишком спортивным ребенком, — говорит Майкрофт, выбирая менее неприятную правду для признаний. — Я боялся высоты, боялся упасть с дерева. Вместо того чтобы задать вопрос, Лестрейд замечает: — Разумный страх, как по мне. — Шерлок же с Эвр лазили по деревьям, забирались везде, куда могли, в самом деле. Я следил за ними, потому что слишком боялся, чтобы присоединиться. Он прекрасно все помнит, как стоял на земле и высматривал между ветками косички Эвр и кудри Шерлока. Эвр всегда находила самое высокое дерево и ждала, пока Шерлок предложит залезть на него. Она всегда подстрекала его залезать все выше и выше. — Я всегда думал, что они упадут. Нет, я всегда думал, что Шерлок упадет. Я никогда не смотрел на Эвр и не волновался за нее. Всегда боялся за Шерлока. — Звучит логично. Когда Майкрофт вопросительно поднимает бровь, Лестрейд слегка улыбается и продолжает. — Он был самым медленным из вас, да? Самым уязвимым. Знаете, думать, что Шерлок был самым тупым — дичайший аспект всего разговора. Часть Майкрофта хочет встать на защиту брата: он все еще умнее подавляющего большинства жителей Лондона. Но если он отвлечется от рассказа, то больше не начнет его никогда. — После Редберда, после того как Виктор Тревор исчез и никто не смог заставить Эвр говорить об этом, она начала рисовать. Картинки, где Шерлок зачеркнут, где он лежит в гробу. Представьте себе, ребенок играет с карандашами, и старательно раскрашивает надгробье брата. Бормоча песенку себе под нос. — Боже, — вырывается у Лестрейда. — Явно время звать защиту прав ребенка. — Наши родители пробовали. Показали ее двум разным психиатрам. Один остался при мнении, что она все еще осознает пропажу Виктора, и фокус на смерти означает всего лишь способ принятия концепции смертности. А другой сказал, что это ее первое столкновение с гибелью и потерей, и она еще не осознала разницу между мертвыми и живыми. — Другими словами, она была достаточно умна, чтобы одурачить врачей, — Лестрейд медленно вдыхает, обдумывая следующие слова. — Такое редко, но случается. Когда выясняется что убийца подросток, который просто не понимает, почему убивать других плохо — это по-настоящему страшно. — Вы сталкивались с таким? — Только дважды, слава Богу. Первый раз это был двадцатилетний, который задушил свою подружку просто, чтобы узнать, что при этом чувствуешь. А второй раз был ребенок двенадцати лет на тот момент. Он убил мальчика на три года младше, потому что хотел себе его портфель. — Лестрейд встряхнул головой, словно чтобы избавиться от воспоминаний. — От этого не избавиться. И когда смотришь запись разговора, или еще хуже — ведешь допрос, ты не можешь избавиться от ощущения неестественности. Ты смотришь им в глаза и видишь, что не хватает какой-то детали. — Думаю, эта деталь называется человечностью. Или состраданием. — Майкрофт криво улыбается. — Но не мне об этом говорить. Лестрейд откидывает голову и закатывает глаза. — Между странным и отстраненным, или, в случае Шерлока — откровенно грубым, есть разница. Большая разница. Майкрофт кивает, принимая довод. Он никогда не питал слабости к психиатрическим ярлыкам, как Шерлок. — Джон упоминал про пожар? Кивая, Лестрейд наливает себе еще стакан воды. Движение экономное, волевое и уверенное. Специально для наблюдающих зрителей. Движение, которое используется при допросах подозреваемых. Майкрофт гадает, что же подозревает о нем Лестрейд. — После того, как она начала называть его Утопленным Редбёрдом, Шерлок... На короткий миг, воспоминания оказываются сильнее него. На мгновенье он вспоминает, как эту песню пели всю ночь напролет, как старые камины и трубы разносили по всему дому высокий голос Эвр и плач Шерлока, такого расстроенного. Он вспоминает, как лежал в своей комнате и не знал, что делать. Он всегда плохо разбирался в эмоциях и даже не надеялся, что сумеет достаточно понять оттенки, чтобы разобраться во всех нелогичных хитросплетениях. Так что он просто лежал и вслушивался в слова песни. Старался найти ответ, который там содержался, по словам Эвр. Это была бессмыслица, но казалось, что ответ рядом, просто он не может дотянуться. Чувство, будто стараешься разобраться в высшей математике, словно пара слов Эвр все озарит и задача станет решаемой. Но Эвр сказала, что «Песня и есть ответ. Только Шерлок может разгадать ее», а Майкрофт недостаточно умный, чтобы решить загадку самому. Он не мог ничем помочь, так что Шерлок продолжал плакать, пока Майкрофт ждал, чтобы кто-то другой вмешался. — Майкрофт? — спрашивает Лестрейд. Его голос мягкий, но Майкрофт все же вздрагивает, когда его выдирают из воспоминаний себя двенадцатилетнего, наблюдающего как дверь в комнату Шерлока открывается, а Шерлок просто стоит застывший, задержавший дыхание, пока Мамочка говорит, успокаивает, убаюкивает его и берет с собой в родительскую спальню на ночь. Руки Майкрофта крепко сжимают чашку. Он заставляет себя расслабить пальцы, и ставит чашку на место, пока что-нибудь не сломал. — Когда мы поняли, что он умер, — продолжает Майкрофт холодным голосом, но это единственный способ все рассказать, — Шерлок перестал разговаривать. Он делал все, как ему было сказано. Ел, одевался, спал, сколько ему говорили, но все без единого звука. Он просто сидел и смотрел в пространство или ходил по саду. Ничего не привлекало его внимание, он ни на что не смотрел, не бегал по окрестностям, просто ходил без цели, а к ужину возвращался. Стоит Майкрофту отвлечься от Лестрейда, который всем своим видом выражает симпатию и тревогу, как он опять видит перед собой Эвр. Такую, какая она была тогда — каштановые волосы, забранные в два высоких хвостика, джинсовая юбка, темно-синяя майка и восхищенный взгляд, наблюдавший за Шерлоком. Слишком яркий и слишком любопытный. Он помнит, как она сказала «Это не навсегда, Майкрофт. Это как сломанная кость — срастется, но в другой форме». — В другой форме? — спрашивает сбитый с толку Лестрейд, и Майкрофт понимает, что сказал это вслух. Если бы он умел краснеть от неловкости, то сейчас был бы ярко-красным. — Так она сказала. Что Шерлок срастется, как сломанная кость. Всегда есть след перелома, всегда есть отличие от изначальной формы, и этого уже не изменить. Она была права. Он никогда не стал прежним. — Майкрофт распрямляет руку на подлокотнике. Ему нельзя брать в руки чашку. — После этого начались рисунки. — И? Майкрофту не нравится, когда его допрашивают. Особенно он не любит неопределенные вопросы, по крайней мере, когда их задают ему. — Что — и? — Ранее вы упоминали пожар. Что случилось? В любое другое время, Майкрофт мог бы рукоплескать инстинктам Лестрейда. Он внимателен к людям и замечает, когда подозреваемый избегает определенной темы. Он не так доволен этим умением сейчас. — Она разожгла огонь. — И? — Шерлок спал с родителями, он все еще молчал. Они были в восточном крыле. Комнаты детей находились в западном. Там пожар и начался. — И маленький безумный гений запер себя в ловушке? Ее должны были спасти? — Она вышла наружу и ждала. Майкрофт глубоко вздыхает, и подавляет воспоминания о дыме и огне, ощущение теплой дверной ручки, что не поддавалась, звуки пламени, от которых трескался деревянный каркас дома. Куда более громкий звук, чем можно было ожидать. — Она заперла дверь в мою комнату. И мне пришлось вылезать через окно. — А вы боялись высоты, — медленно замечает Лестрейд, — она об этом знала, правда? — Да. Наши родители хотели знать, поранился ли я. Эвр хотела знать, всё ещё ли я боюсь высоты.. Майкрофт замолкает, обдумывая, что сказать дальше. Это самый неудобный разговор в его жизни, и это включая каждый раз, когда он застревал на переговорах с премьер министром. В список не входят разговоры с Джеймсом Мориарти и Эвр, по очевидным причинам. — Думаете, вы были целью? — Я был уверен в этом. Хотя я не знал, предполагалось ли меня убить или сломать, как Шерлока. Мои родители... они не приписали этому никакого злого умысла. Недомыслие и непонимание последствий, но они не верили, что она хотела навредить. Майкрофт чувствует, что его лицо скривилось в насмешке, как эхо его давнего детского презрения умственных способностей его родителей. — Хорошо, что дядя Руди вмешался. Он убедил их, что жить с ней в одном доме будет сложно. Что она нуждается в постоянном наблюдении, для ее же безопасности. К счастью, Лестрейд ничего не говорит. — Я смотрел, как пять людей умирают, инспектор. Большинство из них убили. Охранников, что делали свою работу и никак не ожидали такой подставы. Я очень сожалею о своей роли во всем этом, и о принятых мной решениях, что к этому привели. Майкрофт берет свою чашку, держит ее мягко и уверенно. — Меня не преследуют воспоминания. У меня нет бессонницы. Я, согласно всем функциональным параметрам, в порядке.