***
Спустя пару дней в дверь студии Юнги кто-то настойчиво ломится и звонит, явно пытаясь всеми правдами и неправдами попасть в его логово. И кого это там принесло?.. Тяжко вздохнув и медленно отъехав из-за стола, искренне надеясь, что если он долго не будет открывать, то его оставят в покое, Мин всё-таки шаркает до двери, и едва открыв её на щелочку, в студию тут же просачивается блондинистый ураган. — Хён, ты должен это послушать! Удивленно вскинув брови, поражаясь такой наглости и внезапному вторжению, Юнги наблюдает за тем, как Чимин уверенно проходит к столу, выдергивает из компьютера шнур от наушников и подключает к телефону, затем мигом подскакивает к двери, запирает на замок и снова возвращается к столу, усаживаясь на кресло. — Только ты не думай, что я… Я не специально, просто случайно наткнулся, и тут такое, ТАКОЕ! Ты должен это услышать! — Парень взволнованно что-то листает в телефоне, напряженно нахмурив брови, а затем его лицо озаряется и он снова вскидывает взгляд на хёна. — Только не злись, окей? — Чимин-а, о чем ты вообще?.. — закатив в раздражении глаза, спрашивает Юнги, но когда Пак нажимает плей на телефоне, комнату внезапно заполняет то, что с полной уверенностью Юнги может назвать полный пиздец.***
Минута сорок шесть длится, по ощущениям, вечность, а Юнги не знает, как реагировать. Что Пак знает об этом? Почему решил рассказать ему о своей находке, как он вообще наткнулся на это?! Из последних сил стараясь выглядеть так, будто Чимин ему сводку радио-новостей включил, а не хриплые стоны нарастающего возбуждения, Юнги садится на краешек дивана, стискивая виски пальцами, и пялится в телефон Пака, который тот от волнения держит слегка подрагивающими пальцами. — Хён, ты слышишь? — Слышу, не глухой. И что? Что это? — Это же… Ну, один в один… как твой голос, разве нет? — Чимин-а, это просто кто-то похожий, не дури, а? — Хён, это ты не дури! — вспыльчиво кидает Чимин и перематывает запись сначала. Твою мать, Юнги не готов слушать это ещё раз. — Что ты хочешь сказать? — устало вздыхает Юнги. Не палиться, не палиться, не палиться. Только бы не… — Мне кажется, тебя кто-то взломал, — с ужасом в голосе почти шепчет Пак. Он нажимает на паузу, откладывает телефон в сторону и сутулится, доставая лбом почти до колен. — Как так?.. Теперь ведь надо будет вызывать кого-то, чтобы проверили всё наше оборудование, компьютеры, телефоны, ноуты, всё! А вдруг кто-то прямо сейчас нас слышит, а? А я вчера такое с Намджун-хёном обсуждал, блять… — Эй, следи за языком, мелкий, — шикает Мин. — Прости, хён. Просто я… Мне страшно, потому что вот эта вот запись — это точно твой голос. Это твой голос! Это ты! Мы с тобой столько лет вместе, хён, я же тоже музыкант, в конце концов, и я знаю твой голос как свой родной, и… — Чимин-а, хэй, давай не грузись. Это не я. Расслабься. — Но хён! — Чимин! Хватит! Вали отсюда, не мешай работать со своими этими глупостями. Поджав обиженно губы и зло прищурившись, Чимин остервенело выдергивает шнур от наушников из своего телефона, шумно выдыхает (что, Юнги знает, означает крайнюю степень злости и разочарованности) и топает к выходу из студии. Дверь за Паком захлопывается с таким отзвуком обиды и раздражения, что Юнги невольно вздрагивает плечами. Прекрасно. Его личное вдохновение только что обиделось на него. И Мин знает — если Пак обиделся, то сколько продлится это его состояние, предсказать сложно, если не невозможно.***
Спустя две недели Юнги в отчаянии. Аппетита нет, настроения нет. Нихуя нет. Один только Пак в голове: то, как он тяжко вздыхает, когда Юнги находится в одном с ним помещении, и как он бросает косые взгляды на него, как он молчит постоянно, явственно демонстрируя всем своё недовольство, но тут что-то еще… Юнги не может понять, с чего бы это Чимину так злиться из-за каких-то там стонов, которые и годными то назвать сложно?! Он-то знает, какими усилиями ему далась эта запись. Она, кстати, набрала немалую популярность, Юнги проверяет, каждый день, да. Но от этого как-то не становится лучше. Чимин всё равно продолжает молчать, пялиться и дуться. Бесит. И Юнги просто не выдерживает. Ломается. Он до конца пытался сохранять спокойствие и безмятежность монаха кунг-фу на горе Хуашань, но в конце концов взрывается после очередного шумного вздоха парня, затаскивает его, вырывающегося и кричащего что-то про «отвали, хён, ты мне рубашку испортишь от ив-сен-лоран!», за ворот этой самой рубашки в свою студию и пихает на диван. — Сиди и смотри на экран. Чимин снова дуется, но молчит, лишь поправляет измятый воротник и нервно зачесывает пятерней волосы назад. Давняя привычка. — И какого хрена ты вообще забыл на саундклауде… — бормочет Юнги, пока откапывает ту самую аудио-дорожку среди проектов в папке на компьютере. Спустя полминуты он находит тот трек. Точнее сказать, его получасовую версию. И включает в колонках, делая звук как можно громче. Всё равно за дверью никто ничего не услышит, а Пак пусть слушает и осознаёт. Осознаёт… — Ч-что это?.. — заливаясь румянцем и натягивая на пальцы рукава рубашки сипит Чимин, и Юнги хмыкает оттого, каким пришибленным и смущенным сейчас выглядит парень. — Это демо-версия того трека, — отвечает Юнги. Он скрещивает пальцы в замочек и закидывает ногу на ногу, наблюдая за всё больше краснеющим Чимином и рукавами, которые до кончиков закрыли его дрожащие пальцы. — Это мой трек, моя запись, мой голос. Я залил эту запись на SoundCloud. Я. Теперь ты успокоился? Чимин, притянув к себе коленки и уткнувшись в них подбородком, закусывает губы до побеления и кажется совсем не слышит его. Точнее, не его слышит, а запись. Ну конечно, учитывая, сколько раз он наверняка прослушал ее финальную версию на сайте, ему должно быть интересно, что там было в полной. Проходит минут десять. Юнги напряженно следит за мелким, а тот, кажется, и не дышит почти — пялится в экран, следит за звуковой дорожкой с резкими скачками звуковых волн, и сжимает пальцами рукава рубашки. Кажется, он совсем забыл, от какого бренда и сколько стоит эта рубашка, потому что кажется, что он вот-вот прорвет ее ногтями. — Хён… — выдыхает. И смотрит, болезненно так. — Хён, я… Краска стыда покрывает точеное лицо, влажный язык облизывает пересохшие губы. — За… Зачем, хён? — У меня к тебе тот же вопрос, Чимин-а. Юнги перебирается на диванчик, садясь почти вплотную к Паку, мягко касается пальцами его подбородка и заставляет посмотреть на себя. В глазах напротив — поволока, дымка, такая тягучая, что еще немного, и Юнги утонет в ней. В панике глаза метнулись к губам, но и тут его сердце делает болезненный «ух», потому что так хочется, а нельзя. — Зачем слушал это, мм? Говори. — Хён, я просто… Я не знаю. — Не хочешь говорить? — Не хочу. — Мне самому догадаться, мелкий? Или как? — Хён, я по… пойду, наверное, — занервничал Пак, шумно сглатывая и пытаясь отодвинуться подальше от хёновых рук и глаз. — Пойду, мне ещё на практику, и еще в тренажерку потом, и… — Чимин. Не заставляй хёна спрашивать дважды, окей? Сядь на место. Чим со страху бухается обратно на диван и, как завороженный, смотрит на хёна. Страшно немного, волнительно, а еще ему хочется очень, но нельзя. И Юнги тоже хочется. Но на нельзя он забивает. — Чимин-а. Скажи, что ты делал что-то нехорошее, когда слушал это. Делал ведь? Прежде чем ответить, Чимин думает почти минуту. Ну, или так ему только кажется. На деле же он почти что мгновенно выпаливает немного виновато: — Делал, хён, — и снова сглатывает вязкую слюну, опуская взгляд на уже заметно трясущиеся руки. Тут действительно настолько жарко, или это из-за явно витающего в воздухе напряжения? Окон нет, а так хочется на воздух. — И как, понравился голос хёна, мм? — воркует Юнги. Он неосознанно наклоняется вперед, оглаживает уверенно горячую алую щеку парня, наклоняется еще ближе и шепчет в блестящее серьгами-кольцами ушко: — Может, хочешь услышать вживую? Кажется, температура у бедного Чимина вмиг подскакивает до запретных 40 по Цельсию, потому что это просто слишком: в штанах и так с первых секунд этой проклятой аудиозаписи стало просто космически тесно, так еще и космический голос хёна заставляет его вселенную сжаться до размеров этой самой комнатушки. Кажется, Чимин сейчас позорно кончит лишь от одного этого шепота на ухо. Нельзя, нельзя, неправильно это. Однако, вопреки всему: — Хочу, хён. Юнги резко наваливается на Пака, заставляя того лечь на диван, и сцепляет тонкие запястья по бокам от головы. Чимин почти испуганно смотрит на него в упор, кидает взгляд на закрытую на замок дверь студии, снова смотрит на Юнги и… — Хён, хочу услышать тебя, пожалуйста, — шепчет почти безумно. — Очень хочу. Мин улыбается так, как будто только что наперед получил все подарки, которые ему полагались на день рождения, новый год и рождество за всю его жизнь. Кто бы знал, что мелкий, оказывается, балуется с такими вещами… Кто бы знал, что его вдохновение будет просить его о чем-то таком… — Скажи мне, хён, — просит невинная жертва, глядя на нависшего над ним голодного Юнги. — Можешь сказать мне что-то… — Горячее? — Да… — Что-то настолько горячее и твердое, как твой член? — Фу, хён, ну не настолько же! — Ладно, ладно, — смеется Юнги хриплым полушепотом на ухо, и Чимин буквально дрожит от этого. Еще немного, и трение ширинки оттого, что он неистово ёрзает по дивану под Мином, сделает своё дело. — Ты делал очень, очень нехорошие вещи, Чимин-а. — Ага, я делал. Делал почти каждый вечер, хён. Стоит ли сознаться, какие аудио накопал Юнги на сайте про них двоих? На ум приходит уже полюбившаяся ''sex yoonmin - 2:54''. Создать бы такую же, только настоящую. — Я тоже делал. Хочешь знать, что я представлял, м? — Я… Я хочу. — Я думал о том, как ты бы просил меня сделать это с тобой. Как ты бы прикасался ко мне и стонал от желания кончить быстрее, потому что не можешь больше терпеть. Потому что я не разрешаю тебе. — Ах, хён… — Чимин зажмуривается так сильно, потому что Юнги опускается на него своим весом, и это почти больно и почти заставляет его всхлипнуть. — Ещё хочу. Комната наполняется грудным, громким и почти надрывным стоном. Юнги медленно проезжается по чужой ширинке бедрами, запрокинув голову, а после приближается к мочке покрасневшего ушка Чимина и языком задевает одно колечко. Обхватывает губами, целует, мажет поцелуями дальше по скуле, чмокает кончик носа и оказывается в трех миллиметрах от падения в бездну карих глаз. — Чимин-а… — выдыхает в приоткрытые губы. — Хён… — Неправильно это, — тихим шепотом уже в двух миллиметрах от губ. — Ага. — Но ты ведь не против?.. — Нет. Еще никогда отрицательное «нет» в таком положительном ключе не вызывало в Юнги столько эмоций одновременно. Это и дикое желание на грани с голодом, и смущение немного, и даже страх, потому что это же Чимин, мелкий, чувства к которому под замком и вообще ни для кого! Один миллиметр сокращается до нуля и стремится к отрицательному значению. Потому что первый поцелуй такой невесомый и нежный, ласковый даже, в уголок губ, а затем тормоза срывает, и Юнги впивается в податливые губы так сильно, как будто действительно хочет их съесть. Он старается держаться на весу, но всё равно почти всем весом опускается на чужую грудь. Сердечный ритм 100 уд/мин, жизненные показатели — нестабильны. Это ни в какое сравнение не идет с теми жалкими постанываниями на аудио, это что-то другое — живое, по-настоящему горячее, сладкое в своей нежности и горькое в страсти. Это нельзя сравнить с той ленивой дрочкой, никогда еще Юнги не чувствовал такого сильного желания, как сейчас. Кажется, Чимин тоже. Тихие стоны в переплетенные губы, вяжущая боль, расплавляющая всё, что ниже пояса, и это так приятно, что снова слишком. — Еще я думал о том, насколько красивым ты был бы, если бы я привязал тебя к этому самому креслу и заставил кричать так громко, насколько хватит твоих связок. Ты бы сорвал голос, потому что я бы сделал тебе так приятно, что… — Хён, сделай. Давай, я хочу. — Чимин-а, ты уверен? — вдруг почти трезво спрашивает Юнги. Да, он хочет сделать это, но всё-таки, не будет ли он потом жалеть обо этом? — Хён, хён, пожалуйста! Просто сделай всё, что хочешь. — Тогда садись на кресло. Чимин торопливо перелезает, почти ползком из-за подкашивающихся коленей, с диванчика на кресло, пока Юнги достает все имеющиеся у него свободные шнуры. Чимин беспокойно елозит на краю, потому что уже действительно больно становится в районе ширинки и нужно что-то делать, а Юнги как будто специально медлит. Садист херов. — Юнги, быстрее, пожалуйста, — почти в отчаянии просит Пак. — Подождешь. Оглядев шнуры и провода от музыкальной техники, Юнги прикидывает, хватит ли их, чтобы зафиксировать руки и ноги достаточно крепко, и убедившись, что хватит, подходит к креслу и принимается за дело: сначала запястья — рубашку не снимает, чтобы не повредить кожу связыванием, и джинсы так же оставляет на месте. И лишь когда Юнги привязывает вторую его ногу за бедро к ручкам кресла, Чимин начинает паниковать. А как же раздеться? — Юнги, я в одежде. — Я в курсе. — И? — Ты в ней и останешься, пока я немного поиграю с тобой, ладно?..~ end ~