the fallen ones

Первое, что я чувствую, прежде чем открыть глаза — боль. Но не физическая, скорее моральная. Моральную боль, как принято, человеку тоже тяжело выносить, но это лучше, чем пустота, которую я чувствовала весь последний месяц. Поднимаю веки, которые не кажутся тяжёлыми. Чувство, будто впервые за долгое время, я выспалась. Оглядываю комнату. Стены белые, пол чёрный. На стене весит плазменный телевизор, а ниже расположен камин с полыхающими в нем языками пламени. От вида огня мне становится плохо. Воспоминания криков и душераздирающих воплей бьют в голову. Невольно вспоминаю и мужчину, который сказал, что из-за нашего джина умер его ребёнок. Так вот, из-за чего моральная боль. Перемещаюсь из положения лёжа в положение сидя, на белом кожаном диване. Источником света является лишь огонь в камине. За окном темно, не видно даже звёзд. Встаю на ноги и только тогда замечаю, что я лежала в одном белье. Оглядываю ноги и меня начинает тошнить. Хоть-бы это была просто краска. Краска кровавого цвета. Закутываюсь в плед, которым была укрыта и движусь к окну. Вид открывается на двор, где стоит две чёрных машины, марку и номера которых увидеть не удаётся. Перевожу взгляд на едва горящие угли, а затем смотрю дальше — за ограждения, где моим глазам открывается мрачный и длинный лес. Невольно вспоминаю о том, что видела недавно. Отрывками в голову лезут картинки чернокожих людей, танцующих вокруг меня, необычная музыка и странные слова. А после на мои ноги льют что-то тёплое. Снова опускаю взгляд вниз. Только бы не кровь, господи. — Опять молишь о чем-то бога, — Неожиданно раздается голос позади меня, отчего я подскакиваю на месте и резко оборачиваюсь, — Давай только не в моем доме. Как-то некрасиво получается по отношению ко мне, не находишь? — Громов? — Спрашиваю я, наблюдая за стоящим рядом со мной мужчиной, — Что случилось? Почему я жива? — Уже второй раз спрашиваешь причину, по которой ты жива, — Произносит он, — Потому что я так захотел. Делаю глубокий вздох, поплотнее закутываясь в плед. Представить не могу, как ужасно я сейчас выгляжу. Он, словно читая мои мысли, бросает на меня оценивающий взгляд, — Тебе стоит сходить в душ. — Да, — быстро проговариваю, — Только у себя дома. Где, ты говоришь, я нахожусь? И где моя машина? — Не так много вопросов, хорошенькая, — Отвечает Егор, усмехаясь, — Ты моя гостья на ближайшие несколько дней и сейчас я тебя никуда не отпущу, — Он движется к выходу, — Кому-то же нужно следить за твоим состоянием. Не каждый переносит ритуал вуду. Он выходит, пока я обдумываю его слова. Молодец, Громов. Спасибо за объяснения. Однако он почти сразу же возвращается, протягивая мне пакет с вещами, — Ванная комната напротив. Лиза мне эти вещи дала. — Почему ты, блять, такой спокойный? Какой обряд? — Спрашиваю я, срываясь на крик, — Объясни мне нормально. Он делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Его серые глаза, отсвечивающееся в них пламя. Мне не по себе, — Позже. Как сделаешь свои дела — спускайся вниз. И он удаляется, игнорируя мои остальные возмущения. Вот же сукин сын. Но, понимая, что душ сейчас очень кстати, я движусь в просторную ванную комнату, где начинаю рассматривать себя в зеркало: окровавленные по колени ноги, взъерошенные волосы и размазанная тушь. Плохо дело. Включаю воду в ванной, затыкаю слив. Наливаю пену. Слишком роскошно? В самый раз после тяжёлого дня. Пока набирается вода, осматриваю вещи, которые мне любезно собрала Лиза. Кстати, где она? Из них несколько комплектов нижнего белья, две футболки, два свитера, две пары джинс, пижама, зарядка, зубная щетка и паста, какая-то коробка, тёплые носки. Я здесь, вообще-то, задерживаться не планирую. Однако тёплая пенная ванна действует на меня успокаивающе, отодвигая злость и агрессию на второй план. Смываю макияж, шампунь с волос, но на большее пока не хватает. Обхватываю руками колени и плачу. Беззвучно, но слезы все же выходят из моих глаз. Из-за моего джина умер какой-то ребёнок, покоя мне не даёт демон и, вообще, неизвестно когда и зачем, надо мной совершили обряд вуду. Разве можно здесь оставаться спокойной? Каждый день полон ненависти, зависти, лицемерия, смерти и моей нескончаемой агрессии, провоцируемой страхом неизвестности. Моя жизнь в руках какого-то бандита и я рискую оказаться в тюрьме. Всхлипываю несколько раз, пытаясь избавиться от этого жжения в груди. Мне тяжело. Мысли давят на голову, превращаются в кашеобразный поток, путаются между собой. Раздаётся стук. Ещё несколько, но я не могу ничего ответить. Дверь открывается, но мне все равно, даже не удаётся поднять голову и посмотреть на вошедшего. Спустя несколько секунд чувствую, как на мокрые волосы ложится тёплая ладонь и успокаивающе проводит по ним, — Что случилось? Голос спокойный, мягкий, менее хриплый, чем обычный и более бархатный. Громов присаживается на бортик ванной, продолжая гладить меня по волосам и убирает руку, когда я поднимаю голову. — Жизнь случилась. Отчего мне веселиться? — Проговариваю я, вновь всхлипывая. Его серо-голубые глаза полны усталости. Неимоверной усталости, но и какой-то радости тоже, — Представить не можешь сколько мне пришлось сделать, чтобы эту твою «случившуюся» жизнь спасти. — Ну и не надо было, — Не подумав, бросаю я, — А хотя, черт его знает, ничего в жизни не случается просто так. Извини. Я вытираю с глаз слезы и быстро прихожу в себя. Не нужны мне истерики, да и Громову думаю тоже. Если я не буду держать себя в руках, то кто будет? — За что ты извиняешься? — Раздраженно спрашивает он, — За свои слёзы? Я чувствую злость в его голосе, которую он неумело пытается скрыть. Игнорирую его вопрос, глядя в глаза. Егор тоже молчит. Смелость прервать тишину беру на себя, — Можно тебя попросить? Он усмехается, — Попробуй. — Объясни мне все, начиная от того, кто ты такой, заканчивая тем, почему я не умерла. Точно помню, что мне прострелило легкое, — Делаю паузу, — И, у тебя не найдётся сигареты? Он достаёт пачку из кармана, протягивает мне сигарету, фильтр которой обхватываю мокрыми пальцами, а после прикуривает мне и присаживается на пол, напротив меня. Облокачивается о стену, — Я демон. Да ты и сама это знаешь, не зря же ты разрисовала все стены этими блядскими каракулями. К слову, — Его взгляд становится угрожающим, но голос остается спокойным, — Мы к этому вернёмся, когда тебе станет легче и трогать тебя будет не так жалко. У меня внутри что-то ёкает от этой фразы, но я не подаю вида. — А жива ты потому что я этого захотел, — Продолжает он, — Если бы не мой интерес к тебе, то ты бы ещё при нашей встрече в «Тумане», червей в лесу кормила. У меня есть влияние в некоторых общинах. Племя вуду мне поспособствовало в сохранении твоей жизни. Кровь козла, молитва. Там много деталей, которые тебе знать не надо. — А разве вуду есть в России? Громов смеётся, — Ты много не знаешь, моя хорошенькая. — Спасибо, — Говорю я, — Ты спас мне жизнь. Мгновенно в его глазах загораются огонёчки азарта, а взгляд его становится томным. Егор поднимается с пола, подходит близко ко мне, наклоняется, из-за чего я отодвигаюсь чуть дальше и вжимаюсь в края ванны, — Не хочешь мне отплатить? Слова для меня мало что значат, дорогуша. Делаю глубокий вздох, понимая о чем он, — Я не буду спать с тобой. — А кто-то будет тебя спрашивать? — Он улыбается. Я молчу. Что я могу ответить? Невольно вспоминаю момент, когда оказалась прижата к своей же кровати. Однако Егор ничего не предпринимает, лишь смотрит мне в глаза, — Не переживай, я не насильник. Поднимаю на него взгляд. Он обхватывает холодными пальцами мой подбородок, задирает его и накрывает мои губы своими губами. Стараюсь отстраниться, пихая его в грудь, моча его рубашку, однако он становится настойчивее и из чувственного и мягкого поцелуя, процесс перетекает в что-то более грубое и изучающее. Этот поцелуй со вкусом табака и страсти и волей-неволей, я сама расслабляюсь, отдаваясь в крепкие мужские руки, ложащиеся на мои плечи. Отвечаю на поцелуй, понимая что мне не хватало этого. Сколько у меня не было отношений? Три года точно. Не было времени, да я и не нуждалась в мужчинах. Даже сейчас тот, с кем я целуюсь — противен мне. Может это опять его гипноз? Однако, мне неприятно от самой себя. Как только кладу руку на его затылок и опускаю её к шее, Егор отстраняется, победно ухмыляясь, — Понравилось? — Было и лучше, — Сухо бросаю я, понимая, на что пошла. Мне противно, мерзко. — Очень сомневаюсь в твоих словах, хорошенькая, — Говорит Громов, выходя из комнаты, — Когда-нибудь ты сама отдашься мне. Жду внизу. Сука. Я со злости бью по воде да так сильно, что пена и брызги летят в мое лицо. Быстро смываю с себя остатки геля и пены, становлюсь на холодную плитку и вытираюсь. Сука. — Да чтоб тебя, — Ругаюсь я, надевая белье. Натягиваю чёрное худи такого же цвета легинсы и носки. Вытираю волосы, вешаю мокрое полотенце на батарею и выхожу из ванной. Быстро нахожу лестницу и спускаюсь вниз. Лестница сразу ведёт в столовую, где в центре комнаты с белыми стенами, отделанных под золото в некоторых деталях и узорах, мраморной плиткой, стоит большой круглый стол. Да, дизайнер явно постарался над интерьером. Знакомый голос раздаётся сзади, у уха, обжигая горячим дыханием и немного пугая, — Что будешь? Я поворачиваюсь к Егору и хмурюсь, окидывая его недовольным взглядом. Мужчину, видимо, забавляет такая ситуация, где он пытается меня напугать, — А что у тебя есть? Он пожимает плечами, — мясо, рыба, роллы, пицца, паста. Все, что хочешь, дорогая. — Серьезно? — Вскидываю брови вверх, наблюдая за тем, как он вальяжно движется в кухню. — Нет. Зачем ты тогда спрашиваешь, что я буду? — Проносится в моей голове. Мысль о том, что я целовала абсолютно гадкого мальчишку не даёт мне покоя. Но мысли свои вслух я не озвучиваю. — Я заказал суп и тушеные овощи с курицей из ресторана. Ты можешь выбрать только с чего начать, но съесть должна все и это обязательно, — Егор достаёт из пакета какие-то контейнеры, кладёт вилку и ложку, — Мне нужно ещё кое-куда съездить, поэтому, если захочешь спать — ложись хоть на столе. Весь дом в твоём распоряжении. Он направляется в прихожую, но я его останавливаю, — Устраиваешь мне правильное питание? Снова ухмылка. Дурацкая, мерзкая, противная, — Тебе нужно серьезно заняться своим здоровьем, в особенности после ритуала. Черт, а есть ведь хочется, — И что мне делать после ужина? Он выдыхает, — Я приеду через час и заберу тебя. Веселее будет, а сейчас телек посмотри. Захочешь выйти на улицу — разбитым лицом не отделаешься. Игнорируя все мои возмущения, Громов захлопывает дверь перед моим носом, после чего в скважине раздаётся звон ключей. Закрывает меня, мудила. *** Отужинав, я начала осматривать дом, который представлял из себя три этажа с множеством комнат, начиная от спальни хозяева, заканчивая гардеробной. Также я обнаружила несколько гостевых комнат и рабочий кабинет, куда и направилась. Сам говорил, что весь дом в моем распоряжении. Рабочий кабинет — небольшая комната, вмещающая себя стол из тёмного дерева, обитое, такого же цвета кожей, кресло на колёсиках, однотипный маленький диванчик у двери и шкаф. Ступаю по темному паркету и что-то тревожное, я бы сказала, даже трусливое, сжало мою грудь, словно вот-вот я пойду на преступление, за которое получу суровое наказание. Однако, переборов страх, я все же присаживаюсь за стол, стараясь лишний раз не тронуть деталей. Вожу мышкой компьютера и тот мгновенно загорается. Какой вы непредусмотрительный, Егор Громов. Незаконченный рисунок, набросок, похожий то ли на схему, то ли на карту. Причём, набросок от руки, едва внятный. Понимая, что времени у меня, возможно, нет, быстро делаю снимок схемы на телефон и скрываю документ. Что-то внутри подсказывает, будто все идёт гладко. Чувство, что мне ново, похожее на стопроцентную, не подводящую, интуицию и хоть я не привыкла полагаться на удачу, этой чуйке я следую. Открываю папку на рабочем столе, подписанную «Авраам». Просят ввести пароль. Я хмурюсь, зарываюсь руками в волосы. Была так близка к тому, чтобы узнать о Громове больше, чем он позволяет и эта возможность разрушается о какой-то пароль. Причём, состоящий из четырёх цифр. Правильно говорят, что женским любопытством черт водит. Из розетки торчит зарядка для телефона. Замечательно. Вытаскиваю кабель из блока и подключаю его сначала к компьютеру, а после к своему телефону. Быстро перекидываю папку с файлами на свой гаджет. Невольно в глаза бросаются ещё пару документов и схем, а после и фотографии и я перекидываю на свой телефон все, что не лень. Остаётся восемьдесят семь процентов. Адреналин бьет в голову, руки дрожат. Я закрываю все папки, откуда уже была перекинута информация и оставляю только тот файл, что ещё скачивается на мой телефон. Девяносто шесть процентов, мать его, почему так долго? Внезапно появляется чувство, будто Егор в доме и я фокусируюсь на новом ощущении. Несколько секунд и я будто чувствую, как он проходит в прихожую, снимает куртку и бросает ключи на столик. Девяносто семь процентов. Снимает ботинки, проходит в кухню, а после в столовую, но не находит меня там. Спокойно движется к лестнице и начинает подниматься. Девяносто восемь процентов. Накидываю примерный план действий, чтобы понимать куда отступать, как только загрузка закончится. Егор движется в гостиную на втором этаже, заглядывает в несколько гостевых комнат. Девяносто девять процентов. Уже быстрее движется к лестнице и начинает подниматься на третий этаж. Едва ли ему остаётся несколько ступеней, как загрузка завершается. Быстро нажимаю «готово», закрываю последнюю папку, возвращаю схему на главный экран и нажимаю кнопку на мониторе, чтобы он погас. Вставляю зарядку в розетку. Осторожно выхожу из кабинета, максимально тихо закрывая дверь, проникаю на балкон, находящийся напротив кабинета, не закрываю за собой дверь, чтобы лишний раз не зашуметь. Достаю из кармана пачку сигарет, так благородно оставленную Громовым. Мужчина уже близко. Отламываю половину от сигареты, выкидываю. Прикуриваю и облокачиваюсь на перила. Сзади раздаётся шум. Оборачиваюсь, бросая на Егора спокойный взгляд. Делаю вид, что все в порядке, но меня всю трясёт. Надеюсь, что парень скинет на холод. — Я слышу, как стучит твоё сердце, — Шепчет он, облокачиваясь на стену, позади меня. — Странно себя чувствую, — Говорю я, — Где Лиза? — Дома. Она ничего не знает, я ей хорошо мозги промыл. Я только киваю в ответ. Докуриваю, оставляю бычок в пепельнице и захожу в дом. Тепло вмиг охватывает меня, я успокаиваюсь, понимая что Громов ничего не заподозрил. Нет, невозможно, чтобы меня поймали за этом делом. Не просто же так он уехал, не просто так забыл выключить компьютер. Случайности не случайны. Егор следует вниз, маня меня за собой, спускается на первый этаж и направляется к плите, ставя на неё турку. Я присаживаюсь на кухонную тумбу рядом с ним и только сейчас мне удаётся разглядеть его досконально и спокойно. От мужчины исходит шлейф вкусного мускатного одеколона, смешивающимся с запахом кофе, исходящего от посудины. Его взгляд серо-голубых глаз сосредоточен, направлен в одну точку, — Что конкретно ты чувствуешь? Это было раньше? Егор поднимает на меня взгляд. Наши лица находятся в нескольких сантиметрах друг от друга. — Нет. У меня, кажется, обострилась интуиция и чувствую я лучше. Чувствую где ты находишься, — Отвечаю я, хмурясь. — Ты чувствовала меня с первого этажа? От этого вопроса снова тревога образовывается в моей груди, — Скорее я знала, что ты в доме, — Вру я, — Может услышала просто. — Нет, — Он отрицательно мотает головой, — Все немного иначе. Побудешь рядом со мной пару дней, — В миг его голос с серьёзного меняется на насмешливый, в нем чувствуется какая-то перчинка, — Развлечемся. От этого тона я закатываю глаза, — Не вижу в этом необходимости, переночую у тебя и поеду домой. С последними словами спрыгиваю с тумбы, желая отойти подальше от Громова, но тот резким грубым и сильным движением руки, обхватывает мою талию, а после толкает в мебельную гарнитуру да так сильно, что кажется я услышала хруст дерева и моей поясницы. Больно. — Прости, — Он встаёт напротив, кладя руки по бокам от меня, — Не рассчитал силу. — Можно было бы и вовсе без силы, — Огрызаюсь я, потирая ушибленное место. — Просто хотел повторить тебе, что твоя жизнь все ещё зависит от меня, хорошенькая, — Шепчет он. Очередная волна злости накрывает меня с головой. Хочется взять что-нибудь тяжёлое, да ударить Громова по голове, но понимаю, что мне сейчас это не выгодно. Парень разливает кофе по двум белым чашкам и одну подвигает мне. Стоит отпить немного, как только лампочка в гостиной начинает мигать, а после весь дом погружается во мрак. *** Абсолютно ничего не вижу, развожу руками, нащупывая крепкие мужские плечи и от неожиданности сжимаю их, не желая отпускать. Слышится усмешка. Громов без неё не Громов. С моей же стороны следует цоканье, но пальцы я не разжимаю. На удивление он тёплый, я бы даже сказала, горячий. Егор смотрит на меня и я вижу, как светятся его глаза, таким синим, сапфировым цветом и это завораживает. — Следи за руками, Громов, — Кричу я. — Угомонись, дура. Сама же в меня вцепилась, — Отвечает он. Мой тон явно Егора не устраивает. — Да, но не в ягодицы же, — Говорю я, — Руки убери. Он молчит несколько секунд, прежде чем отвечает, — Но я тебя не трогаю. Однако я чувствую, как что-то сжимает мои бедра и от заявления Громова не могу пошевелиться. Неожиданно произношу тоненьким, напуганным голосом, — Егор, не шути так. Одним только движением, Громов отталкивает меня, заводит за свою спину и хватает что-то. Глаза только начинают привыкать к темноте, я пячусь назад, слыша возню и чей-то писк. Достаю из кармана телефон и включаю фонарик, наводя свет на источник звука и невольно вскрикиваю, — Кто это, мать вашу? Егор держит за бурую шерсть, круглое мохнатое существо с маленькими чёрными глазками и короткими ножками в соломенных башмачках. Ручонки его такие же короткие, поэтому я даже представления не имею, как этому колобку удаётся спокойно передвигаться. Он кряхтит, верещит и ругается себе под нос писклявым голосом. Громов хмурится, — Ты его видишь? — Не должна? — Спрашиваю я, — Так кто это? — Не должна, — Отвечает Егор и хочет уже было что-то сказать мне, как мохнатый колобок вырывается и посмеиваясь убегает, предварительно прыгая мне на грудь, отталкиваясь от неё и направляясь на этаж выше. Я падаю от такой тяжести, ударяюсь копчиком и мне ужасно хочется плакать от того, что этим вечером моя спина страдает. Громов помогает подняться, — Не обращай внимания, это бесы резвятся. Не хочу оставлять тебя одну, поэтому завтра ими займусь. Они у меня попляшут. — Кто резвится? — Кажется, что вот-вот я разревусь от страха и паники. Мне хочется смеяться и плакать одновременно. — Они не опасны, — Начинает Громов, как-бы успокаивая, — Я дома редко бываю, атрибутика здесь стоит разная. Ты не переживай, завтра их не будет. — Так он все-таки не один? — Кажется мои вопросы перерастают в истерику. Я жадно ловлю ртом воздух, прежде чем чувствую, как что-то щипает меня за ногу. Кричу, бесёнок тоже кричит, однако сразу же получает по голове от Громова. Мужчина берет меня на руки и движется наверх, в его голосе слышится усмешка, — А я то думал, что ты посмелее будешь. Я ругаюсь трехэтажным матом, обвивая шею мужчины, прижимаясь к нему ближе, а после изъявляю, — Ты же крутой парень, может телепорт сделать? У меня дома куда безопаснее будет. Перенеси нас, давай. Он смеётся, — Я демон, а не фокусник. Однако мы быстро оказываемся в какой-то комнате. Егор ногой закрывает дверь, бросает меня на кровать, — Здесь ты в безопасности. Я их утром же на новый ковёр пущу. Однако я не чувствую себя в безопасности. Лунный свет падает на тело мужчины, снимающего с себя водолазку и брюки. Я отворачиваюсь, стараясь не смотреть на крепкие мышцы и выделявшийся рельеф. Его это кажется забавляет. Он натягивает футболку, оставаясь в боксёрах и направляется в какую-то комнату при его спальне. — Стой, — Кричу я, — Не оставляй меня одну. Он улыбается, а глаза его кажется светят ещё ярче. — Хочешь сходить со мной в душ? Сука. Я мечусь. Оставаться одной, где меня возможно достанут мохнатые злые колобки или просто посидеть в одной комнате с демоном, который разве что будет голый мыться в метре от меня. — Я смотреть не буду.