Ни о чём не жалеть

В следующую встречу Чонгук узнал, что Джису приехала к отцу на неделю, что её мать живёт в Америке, она иностранка и зовёт дочку Джессика или Джес, но самой ей больше нравится корейская версия её имени, что у неё два щенка и она их очень любит. Джису говорила так много, что Чонгук был уверен: ещё немного, и она непременно расскажет что-нибудь и об отце. Например, почему он не живёт с семьёй, почему родители расстались. Да даже то, что Джису, скажем, любит быть с отцом, было бы Чонгуку в тысячу раз интереснее, чем поток её сознания о себе. Но на рассказе о подружках Тэхён вернулся из другой комнаты, закончив разговор по телефону, и Джису ушла, оставив скрипача, скрипку и Чона наедине. Но Чонгук не мог сосредоточиться на музыке. Ему как никогда хотелось знать, какая история скрыта за грустной улыбкой Тэхёна и почему в присутствии дочери он выглядит таким несчастным. — Знаете, — начал Чон через полчаса. — Вы когда-то задавали мне вопросы — у меня тоже есть несколько. Тэхён, конечно, заметил, что Чонгук рассеян. Он не попадал в ноты, не выдерживал ритм и всей своей сущностью показывал, что причина этого — мистер Ким. Но Тэхён не желал начинать этот разговор. — А ты спросил, чем мы будем заниматься: музыкой или болтовнёй, — напомнил Ким, не глядя на Чонгука. — Я выбираю музыку. — А я — нет, — Чонгук демонстративно отложил скрипку и сел на край кресла — чтобы быть ближе к Тэхёну. — Вы не любите Джису? Вам не нравится, что она тут? Я же вижу, что вы не такой, как обычно. — Всё-то ты видишь, — усмехнулся Тэхён, послушно убирая и свой инструмент. — Если не хочешь заниматься, можешь идти домой. Продолжим в воскресенье. — Но… — попробовал возмутиться Чон. Теперь он не только не получит ответы, но и лишит себя возможности быть рядом с Кимом, остававшемся для него приятным дополнением к скрипке. — Нет, Чонгук. Это не твоё дело, — отрезал Тэхён, вставая. — Я не настроен обсуждать свои дела с кем бы то ни было. — Это лицемерно, — Чонгук тоже встал, с досадой пряча скрипку в футляр. — Зачем спрашивать о чём-то личном, если сам не можешь отвечать? Это не сеанс у психолога, это так не работает! — негодовал он, а потом поднял глаза на Тэхёна, и подался назад от отчаяния, которое было на его лице. — П-простите… — медленно извинился он. В его словах была логика, с этим не поспорил бы и Тэхён, но говорить таким тоном, предъявлять какие-то претензии… Это было неуместно. — Простите, это действительно не моё дело, — повторил он, опуская глаза, и быстро прошёл в коридор. В мозгу Тэхёна, следившего за понурой фигурой Чонгука, торопящегося скорее уйти, сработал сигнал тревоги: Ким так долго пытался подобраться к нему и почти достиг в этом некоторых успехов (в последнее время Чонгук редко, но всё-таки делился историями из своей жизни), а теперь захлопнул перед ним дверь, которая до этого была широко распахнута и обклеена приглашающими плакатами. Можно было бы воспользоваться его интересом и поставить ультиматум — рассказываю я, рассказываешь ты, — но… Тэхён просто не смог ничего сказать. Занятия в воскресенье не было: Ким объяснил, что ему нужно посадить Джису на самолёт, а потом у него какие-то дела. Но Чонгук не сомневался, что настоящей причиной не проводить занятие стала его настойчивость, поэтому, не зная других слов извинения, решил разучить для Тэхёна простенький этюд, о котором тот как-то упоминал. Во вторник Чон продемонстрировал результаты, вызвав на измученном лице Тэхёна болезненную улыбку. Чонгук расценил её как возможность поговорить. — Вы больше ничего не рассказываете, — заметил он. — Это из-за Джису? Вы скучаете по ней? — Чонгук… — начал Тэхён устало, покачав головой. — Я не спрашиваю ничего конкретного, — перебил его Чон. — Я тоже волнуюсь за комфорт на занятиях. И, если вы хотите поделиться, вы можете рассказать мне. Эта простая попытка поддержать отразилась на лице Тэхёна ожесточённостью, которую он поспешил облечь в слова: — Думаешь, мне не с кем поговорить? — М… — коротко отреагировал Чонгук, дёрнувшись, словно его больно толкнули. Действительно. С какой стати рассказывать что-то ему? Тэхён взрослый, он будет рассказывать своим взрослым друзьям о своих взрослых проблемах. — Конечно, — согласился он, кладя подбородок на скрипку и пытаясь что-нибудь наиграть, чтобы хоть немного развеять неловкость. Тэхён наблюдал за тем, как Чонгук опять закрывается, и его сердце разрывалось. С одной стороны — дочка, развод, годы восстановления и ещё куча того, о чём даже вспоминать страшно — не то что говорить. А с другой — Чонгук, с которым ему было удивительно легко и спокойно, как будто он его родственная душа, которая немного опоздала, но вот теперь наконец рядом, осталось только примириться с мыслью о том, что на планете существует человек, который может тебя понять, перед которым не нужно притворяться сильным, когда хочется быть слабым. Тяжело сглотнув, Тэхён положил скрипку и неожиданно раскрыл руки для объятий. — Это странно, но ты, должно быть, уже привык… Можно тебя обнять? Чонгук удивлённо замер, боясь пошевелиться, даже моргнуть, чтобы увидеть, что эта невероятная сцена ему снится. Тэхён часто касался его, но последнюю неделю он был так задумчив и напряжён, что на прикосновения его не оставалось. И этот неожиданный жест отражал критическое отчаяние тактильного человека, лишившегося энергии. Заметив, что Чон медлит, Тэхён уже почти извинился за свою просьбу, но Чонгук быстро отложил скрипку, встал, подошёл к креслу и наклонился, чтобы обнять. Неудобная поза не мешала Чону наслаждаться этими секундами. Делая глубокие вдохи, он поглощал аромат, распространяемый Тэхёном, и никак не мог надышаться, боясь, что вот сейчас придётся отпустить, а он не успеет получить его весь. — Мне очень её не хватает, — прошептал Ким, утыкаясь Чонгуку в плечо. — И так мне действительно легче. Как будто она тут… Спасибо, — Тэхён на несколько секунд прижал Чона чуть сильнее, а потом отпустил. — Прости, если это было неприятно. — Приятно, — смущённо буркнул под нос Чонгук, возвращаясь на своё место и хватаясь за скрипку, как за спасательный круг. — Теперь музыка? — Как пожелаете, — кивнул Чонгук, аккуратно принюхиваясь к себе и ощущая слабый запах, оставшийся после Тэхёна, и отгоняя мысли о том, что объятия могли бы быть чуть дольше и крепче.