Ни о чём не жалеть

Они пили молча. Тэхён умиротворённо — как пьют люди, которые получают от напитка удовольствие, а не пытаются напиться; а Чонгук жадно, больше и больше, надеясь, что алкоголь позволит заглянуть в себя, поможет понять, что его так беспокоит. Но пиво вызвало желание взглянуть на другого человека. — Расскажите про жену, — собрался с духом Чон, когда алкоголя в его организме было достаточно, чтобы задать вопрос напрямую. — А я расскажу что-нибудь про себя. Так, наверно, будет честно? — простодушно предложил он, попробовав применить обмен, о котором думал и сам Тэхён. Ким болезненно улыбнулся. Чонгук всегда казался очаровательным, таким простым и невинным в своём безыскусном любопытстве. Тэхён был влюблён в его непосредственность. Но только если она не касалась его.  — Давай в другой раз? Обещаю, что расскажу, но не сегодня. Такой прекрасный вечер, а ты пытаешься его испортить. — Вы любите её? — не слушая, продолжил Чонгук. — Она разбила вам сердце? Изменила? Вы же назвали скрипку в честь неё? Или Джису? — Хватит, — повышая голос, велел Тэхён. — Если ты не перестанешь, придётся отправить тебя к себе. Впрочем, может, тебе действительно лучше уйти. — Прекрасно, — Чонгук отставил банку, едва её не опрокинув, порывисто встал, небрежно, совсем неуважительно, поклонился и быстрым шагом вышел из комнаты Тэхёна, который теперь окончательно потерял надежду наладить отношения. Он встал и выглянул в окно. Тэхён обещал напоить Чонгука и запереть, если он начнёт буянить. Можно ли считать, что он начал? Пока нет. Он всего лишь разговаривал с какой-то девочкой, холодно улыбаясь и касаясь руками её предплечья. На мгновение Ким расслабился, а потом скептицизм разыграл в его голове возможный сценарий, по которому Чонгук затащит подругу в номер, переспит с ней, она забеременеет… Ким попытался утешиться тем, что Чон сознательный и не станет делать глупости, а потом вспомнил, что он пьян, расслаблен и ему семнадцать. А ещё увидел, что они, кажется, целуются. Через пять минут они уже поднялись и скрылись в номере Чонгука, но поддаться панике Тэхён не успел, потому что через несколько минут в его дверь постучали. На пороге был Чонгук с парой вещей. — Могу я переночевать тут? В моей комнате спит другой человек. — Конечно, — ответил Тэхён, впуская Чонгука и чувствуя тянущийся за ним аромат женского парфюма. Приятный. — Вы… — замялся он, — переспали? — Нет, — фыркнул Чон. — Вы действительно считаете… — он прервался на полуслове, усмехнулся и покачал головой. — Я глупый, мне казалось, вы понимаете меня. Но вы даже хуже остальных. Они хотя бы не притворяются, что им не всё равно. — Просто я видел, что вы целовались, — объяснил Тэхён. — И ты пьян. — Не целовались, — дёрнул плечом Чонгук. — И я не верю, что люди действительно могут переступить через себя из-за алкоголя, — негромко проговорил он, осматриваясь. — Я не хочу разговаривать. Приму душ и лягу на диване, — он поклонился в очередной раз и ушёл в ванную. Так отвратительно на душе у Тэхёна последний раз было, наверно, в то время, о котором он так боялся вспоминать. Разница была лишь в том, что тогда у его тоски хотя бы была причина, а сейчас… Ему просто было паршиво от того, что он не оправдал то ли чужие надежды, то ли свои. Каждый ученик для него был уникальным; да, конечно, он миллион раз думал об этом, когда Чонгук стал к нему ходить, но невидимая грань, всегда мешавшая по-настоящему понять его, как будто стала заметнее и толще после этого вечера. Чонгук так замкнут потому что… Почему? Не может найти того, с кем захочется поделиться своими тревогами и надеждами? Кого он ищет для этого и почему не может найти? Может, ему никто не нужен? Может, он просто самодостаточен и ни в ком не нуждается, а Тэхён со своей родительской заботой его раздражает, а не притягивает, как бывает с другими юными дарованиями, тяготеющими к таланту? Чёрт знает. Тэхён сел на диван и сжал руками голову. Кто бы мог подумать, что Чонгук, скрипка, поездка в Пусан — всё это превратится в вечер сомнений в своих методах? Почему их общение стало похоже на противостояние врагов, когда он всего лишь пытался подружиться? Пожалуй, стоит раскрыться. Ведь однажды Тэхён уже думал об этом — мельком, но всё же. За спиной послышался скрип, и Тэхён сел прямее. — Почему ты так настаиваешь на том, чтобы я рассказал? — спросил он, делая первый осторожный шаг в направлении исповеди. — Неужели это просто любопытство? — Я хочу понять вас, — легко сказал Чонгук, будто ответ на этот вопрос (в отличие от десятка других) всегда был ему известен. — Хочу узнать, что за тьма в ваших глазах, делающая их такими страшными. Хочу знать, чтобы не стать таким же. Он в нерешительности замер у дивана, протягивая руку, чтобы та оказалась над головой Тэхёна, почти опуская, чтобы провести по волосам, а потом, когда Тэхён, помолчав несколько секунд, заговорил, отдёрнул её. — Тогда всё, что тебе нужно помнить: никому не верь и никогда не влюбляйся. По крайней мере в людей. Люби Трикси, музыку, химию — что угодно, но не людей. Сокрушённый этим поздним — для него — признанием, Тэхён откинулся на спинку. Если бы кто-нибудь озвучил этот совет, когда он в нём нуждался, может, сейчас Ким не смотрел бы на мир так опустошённо. — Простите, это было грубо. Я не хотел вас обидеть, — Чонгук сел к нему вполоборота, разглядывая и тихо, одними губами говоря: — Вы так красивы сегодня. Это замечание было совсем не к месту, Чон прекрасно это знал, но не мог ничего с собой поделать. Единственное, в чём алкоголь ещё был против него — поведение рядом с Тэхёном, которое выдавало все скрытые чаяния Чонгука. — Я привык не обращать на твою прямолинейность внимания, — не глядя на него, Ким положил руку ему на плечи и обнял. — И мне нравится, когда ты говоришь то, что думаешь, даже если это звучит жёстко, — он ощутил лёгкий аромат геля для душа и мельком глянул на Чона. Чонгук — белая ворона на фоне остальных мальчишек, Тэхён давно это заметил. Он относится иначе ко всему: начиная мотивами поездки и заканчивая тем, что в его номере лежит отрубившаяся девушка, которую наверняка можно было подержать в сознании ещё минут десять — чтобы сделать свои грязные дела и потом хвалиться перед друзьями. Но Чонгуку это не интересно. — Я хотел бы быть твоим другом, — сказал Тэхён, отвернувшись, но помня длинные ресницы, большой нос и пухлые губы. Помня это лицо, чувствуя запах этого тела и всё ещё не понимая, по каким законам оно живёт. — Но дружба — это компромисс, ты должен идти на уступки. И я буду идти. — А я слышал, что любовь — компромисс, — сглотнув, вставил Чонгук. — Все отношения с людьми — необходимость подстраиваться друг под друга, — не замечая неоднозначность этого комментария, ответил Тэхён. Он повернулся к Чону и грустно усмехнулся. — Что же, я и правда выгляжу так пугающе? Неужели люди, смотрящие мне в глаза, видят там только тоску? Чонгук смотрел долго, внимательно, не моргал, потому что никогда ещё Тэхён не был настолько близко. Но что ответить — Чонгук не представлял. Он только смотрел в эту пустоту и думал, что готов смотреть в неё вечно. И совсем она не страшная, если не бояться. А он никогда не боялся.