Ни о чём не жалеть

Теперь всё было совсем иначе. Теперь говорить можно было не всю правду, и Чонгук только убеждался в том, что Тэхён всё понимает. И ему это не нравится. О взаимности больше не шло речи — надо хотя бы не потерять Тэхёна. А после разговора, случившегося неделю назад, Ким, похоже, был настроен исчезнуть из жизни Чона. Что он может сделать? Попытки поговорить и разобраться точно усугубят ситуацию, играть равнодушие будет слишком сложно, да и не факт, что полезно. Оставалось просто ждать следующего шага Тэхёна, а пока стоило, пожалуй, сосредоточиться на его дочке. Чонгуку, в сущности, было всё равно, кто составит ему компанию этим вечером (если это не Тэхён). Родители давно оставили его в покое и не пытались навязать празднования, родственники ограничивались стандартными пожеланиями и короткими визитами, друзей у него не было, так что Чонгук скорее всего просто пошёл бы к Трикси или вообще остался бы дома — читать, смотреть сериалы или думать. А последний пункт в последнее время и так занимал его слишком часто, потому что человек, который его волновал, всё время оказывался рядом, провоцируя новые мысли. Например, почему Тэхён пришёл на самом деле, почему выбрал недешёвый подарок? Наверно, всё это можно объяснить воспитанностью и любовью (конечно, не той, которой желал Чонгук) к своим ученикам, но Чон предпочитал думать, что за этими жестами есть что-то ещё, что-то приятное. Но тут, обесценивая эти надежды, появлялся другой вопрос: почему Тэхён вёл себя учтиво, но холодно? Что изменилось с их последней встречи? Неужели о том вечере думал не только Чонгук? До чего додумался Тэхён? Жаль, что спрашивать у него смысла нет, но вдруг что-нибудь прояснит Джису? Она болтлива и беспечна — вполне может, при условии, что ей есть что рассказать. Но вряд ли Тэхён действительно делился с ней чем-то, что связано с Чонгуком. А даже если делился — попросил бы не распространяться об этом, и, хоть Джису и болтлива, секреты она наверняка хранить умеет. Скорее всего она будет говорить про своих друзей, подруг, Америку, еду, одежду, животных. Про оперу, в конце концов. Опера, опера… Однажды Чонгук был в опере, и ему настолько не понравилось, что тут он был категоричен в своей нелюбви к музыке. Но даже ради крупиц информации о Тэхёне он будет сидеть спокойно, притворяться, что ему интересно — что угодно. Как и обещала, Джису заехала за Чонгуком ровно в семь. Выглядела прекрасно — в свободном бежевом платье, подчеркивающем изгибы фигуры, — что натолкнуло Чонгука на ещё одно размышление, которое до этого ни разу не приходило ему в голову: она, пожалуй, действительно им интересуется, а он ни в одной из вселенных не сможет ответить ей взаимностью. Он даже хотел соврать, что болен, и никуда не ходить — ведь Тэхён просил не поддерживать её романтические настроения, — но в итоге решил не быть трусом. Лучше просто поговорить с ней и всё объяснить — Чонгук придерживался такого взгляда. Только честность. Опера не произвела ни на Джису, ни на Чона никакого впечатления. Они благородно досидели до конца, но не следили за сюжетом, потому что Джису писала Чонгуку сообщения, а тот их читал. Она рассказывала о том, что уже была в этом театре — «папа выступал в нём дважды», — что оперы ей вообще не нравятся, но эту сильно хвалили её американские подружки и ещё кучу бесполезным мелочей, в которые Чон через некоторое время перестал вчитываться, отсеивая лишнее — всё, что не проходило по ключевым словам «отец» или «папа». Когда выступление закончилось, Джису, продолжая рассказывать про себя и свою жизнь в Америке, повела Чона в ресторан — её любимый. Чонгук молчал, она пару раз пыталась его растормошить, а потом оставила попытки, заполняя тишину, как и ожидалось, неинтересными темами. Всё о ней и лишь пара фраз про Тэхёна, который (настоящий ангел!) во всём её поддерживает и балует своей любовью. Через полтора часа они оказались в парке, и разговорчивость Джису стала сходить на нет. За всё время Чонгук так и не получил то, ради чего пришёл, и это расстраивало. Мало того, что Джису теперь, возможно, влюбится в него ещё сильнее (вдруг она любит благодарных слушателей, которые не перебивают?), так эта жертва с его стороны ещё и будет бессмысленной. — Ты, наверно, считаешь, что я глупая, раз болтаю так много, — вдруг серьёзно сказала Джису, посмотрев на Чонгука, который с удивлением заметил, что у неё такие же глаза, как у Тэхёна — глубокие, печальные, живые. И очень красивые. — Нет. Если мы не обсуждаем теории эволюции, не значит, что тебе нечего сказать, — ответил Чонгук, неожиданно почувствовав интерес к самой Джису. Конечно, завоевать его сердце у неё нет ни единого шанса, но вдруг из неё получится неплохой друг, который и в самом деле может поддержать серьёзные разговоры? Она, пожалуй, может. — Я много болтаю, чтобы не думать, что будет, когда я вернусь. — А что будет? Видимо, это семейное — прятать свою тоску за пустыми разговорами. Только у Тэхёна получается хуже: его боль всегда на виду, а вот о том, что что-то не так в жизни у Джису, Чонгук и не подозревал. — Родители… — вздохнула девушка, опускаясь на ближайшую скамейку и забираясь на неё с ногами. Чон сел рядом. — Я так устала от всего этого… Они вечно ссорятся, даже удивительно, что на людях умудряются вести себя нормально, — она положила голову Чонгуку на плечо; легко, спокойно — как будто так и надо, как будто он рядом только для этого — для утешения дочки Тэхёна, которая наконец говорит что-то действительно важное. — У меня не получается быть буфером, потому что чаще всего они ссорятся именно из-за меня. Мама как-нибудь это закручивает, получается, как будто из-за денег или её нового мужика, пару раз из-за женщин папы… Щёки Чонгука вспыхнули, но он даже не дёрнулся. Продолжал смотреть перед собой, игнорируя заколотившееся сердце. Женщины Тэхёна. Их, видимо, много. Он, похоже, сексуально активен, на сто сорок шесть процентов гетеросексуален и вообще популярен у противоположного (и, видимо, не только) пола, а Чон со своей любовью тут вообще ни к месту. Что же, Чонгук хотел информации о Киме, он её получил. — Интересно, когда-нибудь это кончится? — продолжала Джису, не обращая на задумчивость Чонгука внимания. — Скоро я уеду в Англию учиться. Папа настоял, говорит, там образование лучше. Как бы она не увязалась за мной. А она может. Каждую секунду боится, что я променяю её на папу, как будто не понимает, что такими ограничениями скорее увеличивает вероятность… — она снова тяжело вздохнула, а потом подняла голову и взглянула на Чонгука. — Прости, что гружу всем этим. У меня нет тут настоящих друзей, и иногда мне очень грустно. А папе не расскажешь — он ужасно волнуется. Действуя на инстинктах, Чонгук обнял её за плечи и легонько прижал к себе. Ему от этого не было ни тепло, ни холодно — совершенно никак, — но он просто чувствовал, знал, что от него, как от мужчины, сейчас требуется именно это. Джису оценила этот жест и придвинулась ближе.