Ни о чём не жалеть

После ещё нескольких молчаливых кругов по стадиону Чонгук отвёл Трикси на конюшню и вернулся в общежитие. Время перевалило за полночь, и его с трудом туда пустили, но он был бы не против, даже если бы его не пустили вовсе. Хоть он и уговорил себя отпустить чувства к Тэхёну, заменив их любовью к Трикси и конному спорту, идея пойти на ночёвку к нему не казалась плохой. Интересно, почему Тэхён живёт в таком огромном номере? Он, очевидно, великоват для одного человека. Может, Ким рассчитывал на то, что с ним будет жить кто-то ещё? Женщина? Мужчина? Любовница? Друг? Или вторая комната (наверняка их даже больше двух) для Чонгука? Или Ким просто забронировал первый попавшийся номер? В любом случае, он смог бы его приютить. Но хорошо это не кончилось бы. Чонгук неспешно разделся, ощущая на себе запахи этого бесконечного дня и вспоминая, каким он был. Бессонная ночь, дорога, тренировка, Тэхён, Трикси. Каждая остановка оставила в душе глубокий след. Чонгук был словно чувствительная к прикосновениям извне глина, сохраняющая неизгладимые шрамы от любого воздействия. Этот день сделал его мягким и ещё более восприимчивым. Но только для того, чтобы потом обжечь и превратить в прочный сосуд, который сможет жить (выжить) в этом мире, пока что-нибудь (или кто-нибудь) не разобьёт его вдребезги. Лежа в постели, Чонгук долго смотрел в потолок. Надо поспать, набраться сил, начать готовиться к выступлению, а не к признанию. Надо. И он почти изменил вектор своего мышления, лишь иногда представляя, как Тэхён будет смотреть на него с трибун, как потом они пойдут к нему и… что-нибудь случится. Чон не позволял себе развивать эти мысли, останавливая себя на «чём-нибудь», но не думать совсем не мог. Утром ему стало легче. Наверно, потому что он наконец облёк в слова все свои переживания, назвал вещи своими именами и озвучил такое страшно-сакраментальное «Я так сильно люблю его, что теряю себя», осознав, что любовь, какой бы сильной она ни была, не стоит того, чтобы отказываться от себя. И этого откровения ему хватило, чтобы его любовь с уровня неосознаваемой, подростковой, перешла на уровень серьёзной привязанности, в которой он останется собой, лишившись лишь одного кусочка себя — своего сердца. Даже удивительно, что Трикси меняет его уже второй раз. Хотя нет, неудивительно. С любовью к Тэхёну Чонгук забыл о любви к своему верному другу, бывшему с ним последние восемь лет. Наверно, Чон был так привязан к Трикси, потому что в серьёзный спорт они пришли вместе: маленький Чонгук, до этого сменивший несколько арендованных лошадей и тренеров, и жеребёнок соловой масти. Чон сразу понял, что это его зверь, его спорт — едва увидел подаренную родителями на день рождения Трикси. Наконец вспомнив, какое значение в его жизни имела лошадь, Чонгук немного остыл к Тэхёну. Сейчас необходимо сосредоточиться на соревнованиях. И Чон сосредоточился, сведя их встречи и разговоры к минимуму. Скучая, но уверяя себя, что так лучше — он выговорится после. Это будет важный день. Но это — будущее, которому пока нет места в настоящем. Тренер повторял, что «в этот раз Чонгук точно займет первое место», и Чон верил. Почему бы и нет. Только Трикси после той ночи, хоть и стала послушнее, всё равно оставалась беспокойной, заставляя снова жалеть, что животные не умеют разговаривать и не могут сообщить о своих тревогах и чувствах. Так прошло три дня. На четвёртый были назначены соревнования, к которым, как казалось Чону, он совершенно готов. Если бы не Трикси. В день выступления лошадь была особенно взволнованной. Она дёргалась, даже когда к ней подходил Чонгук, и это не на шутку его беспокоило. Если лошадь неуправляема в конюшне, что с ней будет на площадке? Ожидая своего выступления, Чонгук разговаривал с Трикси, пытаясь её успокоить, но сам вместе с тем нервничал слишком сильно, чтобы она это не почувствовала и его терапия сработала. — Ты точно больна… Что-то с тобой не так. Надо было показать тебя врачам. Почему я задумался об этом только сейчас… Глупый, глупый! — он смотрел на Трикси виновато. У него сжималось сердце, от того, что его другу так плохо, а он не может помочь. — Потерпи немного. Мы выступим, а потом сделаем перерыв, пока не выясним, что с тобой. Мы справимся, справимся со всем вместе. Только, пожалуйста, потерпи… Но слова Чонгука были для неё пустым звуком. Трикси продолжала топтаться на месте и тяжело дышать. Глядя на то, как она мучается, Чон всё-таки решил отказаться от выступления. Трикси очевидно нуждается в помощи, а не в чёртовых конкурах, которые она и так беспробудно видит с самого рождения. Но тренер заявил, что лошадь просто волнуется. — Всё в порядке, не придумывай. Ты тоже разнервничался, но я знаю таких как ты: выйдешь на площадку и тебя отпустит. Там свобода, вызов. Что ещё надо для счастья? — Вы не видите, она не готова? — не сдавался Чонгук, но тренер бросил что-то ещё и поспешно удалился. Когда настало время их выхода, Трикси немного присмирела. Последние полчаса, которые Чон твердил ей, что всё будет хорошо, она стояла с опущенной головой и не шевелилась. Но, как только Чонгук сел в седло, её беспокойство вернулось и даже усилилось. Она часто мотала головой, слабо пыталась сбросить Чонгука и тихо ржала, не понимая, за что её продолжают мучить. — Уложитесь в восемьдесят пять секунд, площадка простая, — напутственно проговорил тренер, хлопая лошадь по спине. — Полторы минуты, и вы свободны! Глядя перед собой напряжённо и стараясь держаться как можно крепче, Чонгук вывел лошадь. Он готовился к тому, что Трикси его сбросит, откажется брать очередной высокий барьер. Он был готов к тому, что придётся падать и вспоминал все уроки, на которых ему объясняли, что делать, чтобы лошадь его не затоптала. Первый барьер Трикси взяла спокойно, то же было со вторым, третьим, пятым. Чонгук даже подумал, что они смогут закончить выступление без последствий и расслабился. Осталось немного, по ощущениям они преодолели больше половины. И преодолели прекрасно — как в свои лучшие времена. Всё было хорошо почти до самого конца, но перед очередным препятствием лошадь резко остановилась и, странно дёрнувшись, скинула Чонгука вперёд. Страшная боль в голове, а следом — вывернутая дико, неестественно, рука, зашумевшие трибуны, бегущие к нему люди, знакомый голос, отчаянно выкрикнувший его имя, и темнота отключённого сознания. Когда Чонгук очнулся, у него страшно болело всё тело. Осмотрев себя, он увидел гипс на руке и фиксирующую повязку на ноге. Чон растерянно коснулся второй рукой головы, нащупав пластырь, и болезненно поморщился. — Господи… — раздалось облегчённое, и Чонгук вздрогнул. Рядом сидел Тэхён, выглядевший настолько испуганным, что Чонгук на мгновение забыл о своей боли и заразился этим непонятным беспричинным страхом. Падение было серьёзным? Чон сильно пострадал? Теперь он умрёт — поэтому Тэхён смотрит на него так? Но голос отвлёк от этих мыслей. — Как ты себя чувствуешь? Помнишь своё имя? Какой сегодня день? — взволнованно спрашивал Тэхён. — Трикси, Трикси! — Чонгук попробовал подняться, но безумная боль в спине уложила его обратно. Тэхён схватил Чона за руку. — Лежи, пожалуйста, ради всего святого! Ты упал, наверно, у тебя сотрясение… Тебе нужен покой. А ты… — он плотно сжал губы и посмотрел измученно. — Трикси, — не успокаивался Чонгук. — Она в порядке? Он так и знал, что всё кончится плохо. Он чувствовал, что лошадь не готова выступать. Он же говорил, он просил! Но чёртов тренер всё равно настаивал. Чонгук подаст на него в суд за то, что заставил мучить его любимицу. — Её осматривают ветеринары. Я пойду к ней, когда удостоверюсь, что ты… — Нет, пожалуйста! — Чонгук отчаянно замотал головой и снова попробовал подняться, со стоном ложась обратно. — Забудь обо мне, пожалуйста, иди к ней сейчас! — взмолился он, так забывшись, что перешёл на «ты». — Пожалуйста… — Хорошо, хорошо, только успокойся, — с трудом выговорил Тэхён, низко опуская голову, а потом порывисто встал и вышел.