Ни о чём не жалеть

В режиме амёбы Чонгук просуществовал недели полторы. Он не следил за датами, но, когда в новостях неожиданно появился Тэхён, пришлось очнуться. Взгляд сразу зацепился за знакомое имя. «Знаменитый скрипач… покидает Сеул…» Сознание мутилось, Чонгук перечитал. Скрипач — это Ким Тэхён? Может, кто-то другой? Стало казаться, что он бредит и придумал эту новость — потому что слишком соскучился по Тэхёну, и затуманенный разум придумал его, вписал в реальность. Но заметка была не одна: сразу несколько порталов писало о том, что мистер Ким уезжает из Сеула на неизвестный срок. Чон жадно проглотил все новые статьи о Тэхёне, в которых, кроме информации об отъезде, не было ничего нового. Вернулся из Америки, отыграл концерт в честь своего приезда, опять уехал, вернулся, ещё концерт; а теперь, видимо, едет обратно в США. Или нет — «источники, близкие к нему, не сообщают эту информацию». Первой мыслью было поехать к Тэхёну домой. Увидеть его, посмотреть в глаза, проверить, точно ли его фантом ещё существует, или он выдумал последние месяцы своей жизни, как и то, что Тэхён может тоже любить его? Хотелось возмутиться, что Ким ничего не сказал ему, что опять сбегает, не попрощавшись, сказать ещё что-нибудь важное, как будто он сказал не всё. Пожаловаться, что ему одиноко, не хватает Тэхёна, его голоса, его рук — его всего. Озвучить слова, которые сложились в предложения от этой новости, с такой силой ударившей по больному: что-то жизненно необходимое исчезло вместе с Тэхёном, и Чонгук был в отчаянии. Но потом в памяти всплыло выученное, но не принятое «Мы попрощались ночью — давай так всё и оставим». Тэхён ничего ему не должен, и он ясно дал понять, что их история дописана — новых глав не будет. Не должно быть, даже если кому-то этого захочется. Сутки ушли на борьбу с собой. Чонгук убеждал себя, что должен отпустить Тэхёна, который за полторы недели его катарсиса превратился в недостижимый идеал, кумира, который где-то там, далеко. Даже не на земле. На него можно смотреть, им можно восторгаться, но контакт с ним невозможен, как с инопланетным существом. Тэхён стал для Чонгука этим самым инопланетянином, который говорит на незнакомом языке и больше не пытается выучить его систему общения, как раньше. Теперь каждый из них сам по себе. Это надо принять. Но Чонгук проиграл в этой борьбе, когда новости обозначили дату отъезда Кима: сегодня. Чонгуку даже пришлось увидеть, что это 28 февраля. Он очнулся очень вовремя, ведь 1 марта начиналось его обучение в университете. Надо было приготовиться хоть как-то, он и так пропустил всё, что мог. Но не об этом волновался Чон, видя число. Тэхён уезжает. Другая страна, континент, часовой пояс. Другая жизнь у них обоих. А всё, что останется у него на память от Тэхёна — чёртова записка и «Я купил тебе билет». И всё? Нет, этого мало, слишком мало, невыносимо мало, нужно больше, нужно что-то, что будет греть, поддерживать жизнь. Или… Наоборот уничтожит окончательно? Что угодно, но ему нужно услышать голос Тэхёна снова. Даже если это глупо и по-детски — к чёрту, ему нужно. Чонгук набрал номер Тэхёна. Трубку не брали, но он упрямо не сбрасывал. Решил звонить, пока Ким не ответит. Правда, он может не ответить вообще. Сменит номер, оборвёт все связи, потому что должен, потому что иначе Чонгук не оставит его в покое, а ему это, должно быть, в тягость и вообще. Вообще… — Зачем ты звонишь? — раздалось громовое, и от того, каким злым может быть голос Тэхёна — такой родной и знакомый, — Чонгук вздрогнул и осознал, насколько глупой была идея звонить. Надо быть взрослым, закончить эту драму, оставить и её, и Кима в прошлом. Надо жить дальше. А он опять тянется и боится открыть глаза, чтобы увидеть, что в его руке больше нет руки Тэхёна. Его Тэхёна больше нет, теперь это другой человек, кто-то чужой — повторяющий, что между ними ничего не может быть. — Не собирался даже сказать, что уезжаешь? — медленно проговорил Чонгук, надеясь, что Ким не слышит, как дрожит голос, вторя всему его телу. Надо бы извиниться и попрощаться — это правильно, — но, если уж он позволил себе эту слабость, он возьмёт от неё всё. — Подумал, ты и так знаешь. В новостях неоправданно много пишут обо мне. Хорошо, что Сеул процветает и больше им говорить, видимо, не о чем, — с заметной иронией проговорил Тэхён. — Новости, конечно, — с упреком сказал Чонгук, и Тэхён глубоко вдохнул, шумно выдыхая в трубку. — А что ты хочешь, чтобы тебе сказал лично я? «Прости, что разбил твоё сердце и не ответил взаимностью»? Не прощай. Ты не должен меня прощать — должен злиться. От любви до ненависти один шаг. Сделай его ради нас обоих. Любовь, ненависть… Слова. Бестолковые и пустые. Чонгуку было нечего сказать, потому что и сам он не признавал, что влечение к Тэхёну — всего лишь какая-то любовь, которой другие называют не только его светлое чувство, но и грязную похоть. Этим словом называют что угодно, как оно же может подходить и тому, что чувствует он? — Куда? — тихо спросил Чонгук, чтобы отвлечься от размышлений, запутывающих ещё сильнее. Тяжёлый вздох, растягивающий секунды, превращая их в минуты, заставил напряжённо сжать телефон. Ждать ли от Тэхёна ответа теперь? Первое время, когда он не отвечал то ли из-за того, что они мало знакомы, то ли из-за чего-то ещё, сменилось периодом, когда Ким позволял себе некоторые вольности и откровения. А потом Пусан, смерть Трикси и ответы на любые вопросы. А затем — финальный штрих, поцелуй, который разрушил всё, что они строили так долго и скрупулёзно. — В Лондон, — сообщил Ким. Бесстрастно, так, будто даёт интервью дотошному поклоннику, заслужившему эту благодать своей настойчивостью. — Джису едет туда учиться. Меня позвали преподавать. Курс на год или больше. — Целый год?.. — в ужасе проговорил Чонгук, мотая головой. Страхи становились реальностью, принимали форму. Тэхён уезжает. Это уже не новости молчащих о важных деталях «источников», это говорит сам Тэхён. Обозначает границы, возводит стену между ними, делает её осязаемой, даже даёт ей название — Лондон. Место, которое Чонгук не представляет. Другая вселенная, в которой не найдётся места ему. — Или больше, — выделяя последнее слово, сказал Ким. — Или больше… — повторил Чон, смотря в пол, а потом резко поднял глаза и, хмурясь, стал вглядываться в темноту своей комнаты. Когда-то он боялся увидеть там монстров, но сейчас его главный страх был прямо перед ним. — Хочешь сбежать? Хотя нет. Пытаешься сбежать? Я останусь тут, даже если ты уедешь. — У меня оказалось достаточно причин согласиться. И ты — одна из них, — Тэхён помолчал, а потом странно простонал. Не просто болезненно, а как-то надрывно, тяжело. И Чонгуку стало больно вдвойне: и за себя, и за Тэхёна, которому приходится выбирать слова, чтобы быть вежливым и не добить его. — Зря ты позвонил. Протолкнув ком в горле, чтобы не мешал говорить — беспомощно хрипеть, истекая кровью в предсмертных судорогах, — Чонгук продолжил слова Кима: — Зря ты вернулся в Сеул, зря мои родители тебя знают, зря они повели меня знакомиться, зря ты смотрел своим тяжёлым взглядом на весь мир вокруг, зря заинтересовал меня этим. Перечислять можно долго… Вслушиваясь в звуки в трубке, он представил Кима, сидящим в кресле. Как и он, в темноте. Тэхён тоже молчал. И не спешил класть трубку. Ждал чего-то ещё. Подбирал слова? Думал о том, что не рассмотрел, насколько серьёзно чувство Чонгука и не расстался с ним раньше, пока не стало поздно? Раскаивался, что ответил на звонок? Мелькнула новая мысль: зачем Тэхён сделал это, если так не хотел с ним разговаривать? Великодушно позволил насладиться Его Величеством в последний раз? Или ему самому хотелось поговорить с Чонгуком? Не ради кого-то, а ради себя, ради того, чтобы удовлетворить свою тоску по его юности и беззаботности, которые подпитывали Тэхёна эти месяцы. — Зачем… — начал Чон, но Ким не дал договорить — перебил сразу. — Не спрашивай — я и сам не знаю. Наверно, не смог уехать молча и сейчас. На тебя и так столько навалилось, и тут ещё я и всё это… — Всё это, — с грустной усмешкой выдохнул Чонгук, а потом, выпрямившись, закрыл глаза и заговорил другим голосом. Снова тем же, что и в Пусане. Дерзко, обнажая свою душу, но не жалея об этом. — Я кажусь жалким даже себе. Страшно подумать, каким меня видишь ты. — Не думай об этом. Думай об учёбе. Ты прекрасный человек — не позволь глупой подростковой влюблённости испортить тебе жизнь. — Если бы… Если бы это было только подростковое. Снова воцарилась тишина. Разговор, которого не должно было случиться, затягивался, но ни Тэхён, ни Чонгук, не знали, как его закончить. Как заканчивают такие разговоры? Чонгуку стало казаться, что они сидят рядом, и он чувствует задумчивость Кима, дышит с ним одним воздухом. И так же не понимает, что говорить. — На часах царапина, — сказал вдруг Чон, вспомнив, что заметил её, когда возвращался из Пусана и ещё был относительно в себе. — Что? — На часах, которые ты мне подарил. Видимо, от падения с Трикси. Теперь они будут напоминать не только тебя, но и её. — Ты должен от них избавиться. — Не хочу. Действительно, у него ведь всегда будут часы Кима. Чон так к ним привык, что забыл, от кого они, забыл тот день, когда Тэхён их вручил. Просто принимал их как данность, что-то, что должно быть у него. — Все делают то, что не хотят. Но есть слово «должен» — оно важнее желаний. Попроси родителей купить новые, заработай сам. Ты не можешь их оставить. — Да, конечно, — машинально согласился Чонгук. Только чтобы Тэхён перестал уговаривать его выбросить самую дорогую в его жизни вещь. Он ни за что это не сделает. Рукой, с которой где-то на днях сняли гипс (Чонгук заметил это, только когда она зачесалась, и он неожиданно смог удовлетворить зуд), Чон измученно провёл по лицу. — После твоего возвращения из Америки ты сказал мне, что рано или поздно больно быть перестанет. От любви. Помнишь? Я говорил о тебе в тот день… — он на несколько мгновений перенёсся в то время, и позволил себе небольшую паузу. Сердце разрывалось, отдавая Тэхёну последние кусочки. — Я сделаю всё, чтобы так и было. Спасибо, что поговорил со мной сегодня. И отключил звонок.