Ни о чём не жалеть

Конечно, Чонгук не сможет забыть Тэхёна разом. Одного этого решения недостаточно — жить без Кима придётся учиться. Так же тяжело и мучительно, как когда-то Чонгук учился жить с мыслями о нём. Только теперь не будет никакой надежды на светлое будущее. Даже если оно наступит, то точно с кем-то другим. А Кима лучше оставить кому-то более подходящему ему по возрасту, положению, чему-нибудь ещё… Да, так будет правильно, так и надо, так и должно было случиться. Теперь Чонгук такой же поклонник, всего лишь слушатель, как и все остальные. Только он откажется и от этой роли. Больше никаких форумов, видео, музыки. Чон избавится от любого напоминания о Киме, сделает всё, чтобы перестало ныть в груди — как обещал себе и Тэхёну. Сложнее всего было то, что Ким оставался для Чонгука идеалом. Он повёл себя в какой-то степени мудро: позволил поставить ту точку, которая успокоит Чонгука, а не остановил его на своей, которую навязал в записке. Он поговорил с ним, был относительно откровенен. И мысли об этом вызывали не ненависть, к которой советовал обратиться Тэхён, а уважение, с которого, похоже, когда-то всё и началось. Но Чонгук старался об этом не думать. Ни о чём не думать. Началось, продолжалось, кончилось — опять пустые слова, за которыми ничего, кроме разочарования. Сунын, Соллаль* — всё было Чонгуку фоном, когда в его жизни был Тэхён, но теперь, когда он ушёл, Чон решил сделать фоном Кима и сосредоточился на учёбе. Очень кстати в его жизни появился университет. Биоинженерия. Сложная профессия, требующая, как он читал, большой концентрации. И Чон с лёгкостью был готов отдать всего себя. Время было ему больше не нужно. Оно может тратиться на Тэхёна, а этого нельзя допустить. Пора начать новую жизнь, в которой не будет ни конного спорта, ни людей из прошлого — на то она и новая, чтобы писать свою историю на чистом листе, на котором не осталось ничего. Таким листом видел себя Чонгук. Он занимал себя с утра до позднего вечера. Занятия, библиотека, рефераты, самообразование, спортзал, заменяющий занятия с Трикси. В коротких перерывах Чонгук вполне успешно не думал о Тэхёне. Чужой человек; чужой — как бы сильно он ни желал сделать его своим. Просто известный скрипач, злой взрослый. Чу-жой. Но, когда самоубеждение давало сбой, Чонгук вспоминал разговоры с Тэхёном, его прикосновения, даже поцелуй и своё болезненное признание. Всё, что тонкой красной линией прочертило его жизнь, разделив её на «до» и «после». Чон стал ещё молчаливее. Он предпочитал кассы самообслуживания и более тяжёлые задания, если они не требовали поиск компаньона. За затворничество его прозвали немым и даже подшучивали над ним за то, что он ни с кем не разговаривает, но Чонгуку было совершенно всё равно, что о нём думают другие. Эти люди для него были никем, и сделать их кем-то он не стремился. Они сами по себе, он сам по себе. Человек против мира. Его обычная позиция, которая в университете проявилась особенно резко. В школе всем было плевать на него, но в университете он стал белой вороной, залетевшей не в те края. И его видели, замечали и тыкали пальцем. Не агрессивно, часто за глаза. Но он и сам понимал, что люди не любят тех, кто выделяется, и рано или поздно это может создать проблемы. В попытках влиться в общество, которое всегда было ему чуждо, прошло три месяца. Одинаковые дни и ночи, сменяющие друг друга. Чонгук ни с кем не общался, но, как и раньше, не страдал от этого. Ему никто не нужен. Он и с Тэхёном-то делился своими новостями, только потому что это Тэхён и ему вроде как не всё равно. Было когда-то. Однажды Чонгук подумал, что он имеет право написать Тэхёну смс. В память о старой дружбе. Что-нибудь бытовое, рутинное. Просто узнать, как у него дела, рассказать, как дела у него. Но он тут же одёрнул себя. Тэхён не ответит. Можно было бы воспользоваться его молчанием, рассказать, что заболел ангиной (в первую же неделю в университете), что завалил контрольную (из-за того что болел и не знал, что будут проверять), пожаловаться, как ему неуютно в новой роли — роли студента. Но зачем? К чему это всё? Очередная слабость, которая никому не нужна. А Чонгук ведь решил быть сильным. Но в его броне неожиданно пробил брешь другой человек. Новый или старый? — Люди злые — знаю по себе, — заговорило рядом знакомым голосом, когда Чонгук как обычно сидел в библиотеке. В самом дальнем углу — так, чтобы его не трогали. Но Чимин его всё-таки нашёл. — Конечно, всё это не моё дело, но мне, знаешь, жалко… — он замялся и на выдохе договорил: — тебя. Мерзкое чувство, знаю. Но ты слишком выделяешься. Представь, что с тобой будет, если кто-то узнает, что ты не такой, как они? Тебя будут смешивать c говном каждый день. И каким бы сильным и независимым ты ни был — к концу обучения сойдёшь с ума. Если дотянешь. Постояв рядом несколько секунд, он сел на соседний стул и попытался заглянуть в лицо склонившемуся над тетрадями Чонгуку. Тот не реагировал. — Это, конечно, не моё дело… может, я вообще пожалею… — повторил он, а потом набрал в грудь воздух и, раздувая щёки, выдохнул. — Ты же такой, как я? Такой как я. А какой он? В школе Чимин не скрывал свою ориентацию, за что был мишенью для многочисленных шуток, большинство из которых звучали унизительно. И, хоть Чонгук и относился к мнению людей равнодушно, слышать те же шутки в свой адрес ему всё-таки не хотелось. Рука с ручкой замерла всего на секунду, и Чонгук снова продолжил писать, не отвлекаясь. — Не знаю, почему так решил. Флюиды какие-то от тебя идут… — Чимин постучал по столу пальцами. — Это нормально. Ну, то есть, ты сам всё понимаешь: в нашей стране быть геем запрещено. Не государственным законом, а общественным. Но мы ведь не выбираем, какими нам рождаться, — он напряжённо прочистил горло, ожидая, что Чонгук ответит хоть что-нибудь, но тот продолжал что-то писать, как будто не услышал те же слова, которыми заклеймил себя в тот день, когда, загоняя Трикси, пытался осознать свою влюблённость и понять, что с ней делать. — Нам нужно держаться вместе. Я пока не представляю, где искать друзей. Многие уже стайками ходят. Учились в одной школе и вместе поступили. Тяжело понять, кто тебя примет и не станет насмехаться. Лучше ты, чем никого. Взаимовыгода, понимаешь? Я нашёл пару друзей-девушек, потому что с ними всегда проще. Главное сразу обозначить, что шансов нет. Но осторожно — чтобы не начали мстить и не растрепали всем. Есть такие. За это я не люблю женщин: пакостят, не думая о последствиях. Но у меня есть Ди. Может, видел? Европейка. Диана. По обмену из Финляндии. Прекрасный человек. А ещё ширма, знаешь. Мы часто ходим вместе и при необходимости обнимаемся. Она вообще славная. Я рад, что нашёл её. Забавная история, на самом деле… — он запустил пальцы в волосы и сел свободнее. — Студенческие вечеринки иногда могут приносить пользу. Но всё-таки… — Чимин резко стал серьёзнее и выпрямился. — Это не то, понимаешь? Я не хочу с тобой затусить, тем более, что у меня… — он прочистил горло. — Не суть важно. В этом плане ты мне не нравишься. Но было бы полезно иметь того, с кем у тебя общие интересы. Интересы. Влечение к своему полу — интерес? Так это называется? Это… Каждое новое слово притягивало к себе ещё несколько, кружа в мыслях, путая. Чонгук не мог остановиться ни на одном, отчётливо видя лишь мелькающее «друг». Нужен ли ему кто-то? Он давно ответил для себя отрицательно. Никто и никогда. Но Чимин… Он забавный. Умудрился рассказать всё о себе за несколько минут. Выложил всё, даже не зная наверняка, что Чонгук не окажется тем, кто раскроет его тайну. Пошёл ва-банк, надеясь, что это поможет найти кого-то близкого. Чонгук едва заметно дёрнул головой. Ему не было страшно, что над ним станут шутить. Его невозможно задеть даже правдой — он давно сказал себе всё. Его пугало только то, что шутки будут мешать ему учиться. Ему было жалко не себя, а качество своего образования. Но он продолжал молчать, ни единым жестом не показывая, что не только слышит слова Чимина, но и понимает их, чувствует, что ему нужен друг. Такой же как он. — Ну ладно, знаешь что? Иди к чёрту. Я хотел помочь, но ты, видимо, слишком хорош для чужой помощи. И ладно. Когда тебя начнут травить, уже будет поздно, — зло выдохнув, Чимин встал и, постояв несколько секунд, ещё давая шанс поучаствовать в разговоре, развернулся и решительно зашагал прочь от Чона, что-то бубня себе под нос. Только тогда Чонгук поднял голову. Медленно. Боялся, что Чимин обернётся, и увидит, что ему не всё равно. Когда Пак скрылся за стеллажами, Чон оторвал ручку от бумаги, аккуратно положил её на стол и закрыл лицо руками. Чимин попал в самую суть, озвучил всё, что появилось в новой жизни. Злые люди, стайки бывших одноклассников, общество, гей… Он посмотрел на бумагу перед собой. Там были эти же слова. Те несколько минут, что Чимин говорил, Чонгук писал их, совершенно забыв, чем занимался до этого. Писал, страдал, думал, но не мог ответить и открыться перед кем-то в ответ.