Ни о чём не жалеть

Чонгук вернулся в зал и стал следить за Минхёком снова. Тот больше не смотрел на него. Вёл себя так же, как обычно, но теперь Чону казалось, что что-то всё-таки изменилось. Ли чувствует себя увереннее, потому что считает, что сломал его волю? Чонгук согласился пойти к нему домой, несмотря на то, что у них даже не было полноценных свиданий, и это было глупо, словно инстинкт самосохранения перестал работать. Но, когда Минхёк подошёл к нему, беспокойство отступило. — Идём? — он опёрся одной рукой о спинку сидения, бывшего перед Чоном, а второй — о то, на котором сидел Чонгук, и склонился над ним. — Я живу рядом, но ты помнишь, где метро, чтобы сбежать, если Чимин всё-таки окажется прав, — сообщил Минхёк, а затем выпрямился и направился к выходу. — Почему он ненавидит тебя? — Чонгук встал и последовал за ним. Похоже, Ли понимает людей лучше, чем Чон, надо пользоваться его знанием. Пожалуй, именно поэтому он и согласился пойти с ним — впитать немного чужой мудрости. А о цене за это Чонгук подумает потом. — Боится, что я тебя обижу. И ревнует, потому что теперь он не единственный твой друг. А ещё я старше — неизвестно чему могу тебя научить, — Минхёк вышел из здания театра, ведя за собой Чонгука. — Ещё его волнует, что ты ни разу не пытался меня поцеловать, — вспомнил Чон, испытав стыд, а следом — омерзение. Потому что его это почему-то беспокоит тоже. — Его ли, — хмыкнул Минхёк тихо. — Потому что ты не дал бы себя поцеловать, а я… — он резко остановился и посмотрел на экран зазвонившего телефона. — Ну вот опять, — вздохнул он, отвечая. — Да? Нет. Нет, — механически говорил он. — Я не сомневаюсь в твоём даре убеждения. Да. НЕТ. Зачем? Представь, что у меня инсульт, и я не могу тебе помочь. Нет у меня инсульта. Но может случиться, если ты не прекратишь звонить по пустякам! — он поморщился и сунул телефон в карман. — Проблемы? — поинтересовался Чонгук, вспоминая Пусан и… нет, нельзя его вспоминать. — Не бери в голову. Мы все заслужили отдых. Минхёк шёл довольно быстро, словно торопился скорее увести Чонгука подальше от людских глаз, но Чон не боялся. Что Ли может с ним сделать? Изнасилует? Убьёт? В конце концов, Чонгук имеет неплохую физическую подготовку, а вот Минхёк выглядит хилым. Если он решит напасть, Чонгук побьёт его. Надо только внимательнее следить за тем, что ему предложат пить. — Билеты на спектакль дорогие? Я мог бы заплатить, — сменил тему Чон. — А я мог бы тебя не звать, если бы хотел больше денег, — Минхёк оживился. — Тебе понравилось? Когда мы решили ставить Дюма, я был почти уверен, что никто не придёт, — он свернул в один из переулков и взял Чонгука за руку, продолжая при этом говорить так, словно этот жест не должен был тронуть никого из них. Но Чонгука тронул. Он поёжился. Снова хотелось бежать. Подальше и поскорее. Но, слушая увлёченного Ли, Чонгук пересилил себя, и его обмякшая кисть ответила Минхёку, который, кажется, даже не заметил эту секундную борьбу в своём собеседнике. — Кого сейчас интересует зарубежная классика? Хорошо, что я ошибся, а то меня бы уволили, — он усмехнулся. — И это было бы не смешно, так что я действительно рад, что пришло столько людей. И рад, что пришёл ты, — он мельком глянул на Чонгука, а потом кивнул на дверь, у которой они встали. — Here we are. Память больно ударила в груди снова. У Чонгука перехватило дыхание. «Беги, беги, беги!» — твердило сознание. Но Чонгук не прислушался к нему и в этот раз. Что это? Смелость? Глупость? Отчаяние? Чонгук даст этому чувству название потом, когда разберётся с тем, что происходит. Если разберётся. Они поднялись, Минхёк молчал. Перестал играть соблазнителя, но не перестал соблазнять, потому что рука продолжала крепко держать руку Чона. — Моё скромное жилище, — представил он, всё-таки отпуская, но лишь на несколько секунд — чтобы закрыть за спиной Чонгука дверь, а потом прижать его к этой самой двери и поцеловать. Сердце испуганно ускорилось, и Чон попытался оттолкнуть Минхёка. Этот поцелуй отличался от того, что было с Джису или Тэхёном, по стольким параметрам, что Чонгук заблудился в своих чувствах. Он не понимал, что чувствует, но всё-таки ответил, вспоминая Тэхёна и представляя его на месте Минхёка. Потому что его ещё тянет к Киму и потому что когда-то Тэхён точно так же стоял, непонимающе хлопая ресницами, и решал, стоит ли ему ответить на поцелуй. Но у Чонгука всё иначе. Где-то в глубине души, так глубоко, куда никогда не проникали мысли ни об одном живом существе, он догадывался, что значит это приглашение. Но Чон не успел, не захотел, испугался задуматься над сутью этого вечера и формулировки «хочу тебя». Минхёк озвучил свои намерения прямым текстом, но невинный Чон подумал, что это… это несерьёзно, это метафора, за которой простая дружеская беседа, немного вина и, может, пара пьяных поцелуев. Но Минхёк пропустил прелюдии и разговоры, и у Чонгука подкосились колени. От искреннего страха, что этот вечер… Он станет особенным? Или как это назвать? Связь с реальностью растворялась в руках Минхёка, которые скользнули к молнии куртки и потянули замок вниз. Не так Чонгук представлял свой первый раз. И совсем не с этим человеком. Он снова слабо надавил на грудь Ли, пытаясь его оттолкнуть, но тот прижался сильнее, слегка расставляя коленом его ноги. Паника. Отчаяние. Телефон. Телефон? — Дьявол, — ругнулся Минхёк, отходя от ошалевшего Чонгука. — Пожалуйста, оставь меня в пок… — сквозь зубы начал говорить Ли, а потом раздался звонок в дверь, подаривший ещё одного Минхёка — испуганного, с безумным удивлённым взглядом, в котором смешалось столько эмоций, что Чонгук не успевал их рассмотреть. Минхёк отключил звонок и толкнул Чонгука к одной из дверей. — Сиди тихо, — велел он, возвращаясь в коридор. — Мудрое решение. Если бы ты не открыл, было бы только хуже, — заявил гость, и Минхёк ругнулся снова, но на этот раз менее цензурно. — Не люблю, когда ты ругаешься. Как ты можешь портить своё прекрасное лицо такими некрасивыми словами? — Что тебе нужно, Чангюн? — стараясь говорить тише, спросил Минхёк. Но не выходило, и Чонгук отлично слышал каждый злобный вдох. — Зачем ты припёрся сюда вообще? Мне съехать или какого, твою мать, хрена ты тут забыл? — Поговорить хочу. Соскучился. — Руки убрал, животное! — рявкнул Минхёк, и Чонгук, прислонившийся ухом к двери, вздрогнул. — Поговорили уже. Исчезни из моей жизни. Я всё тебе сказал. Дальше послышался неясный бубнёж, и Чонгук прижался к двери сильнее. Им руководило то ли любопытство, то ли… Нет, любопытство. Только оно владело Чоном, который даже не пытался оправдаться и просто стоял и слушал. — Ты как всегда был на высоте, — похвалил Чангюн, видимо, решив апеллировать к той сфере жизни, которая занимала Минхёка больше других. Но сейчас это не сработало. — Да, я — классный. А вот ты, видимо, тупой. Или что с тобой не так? Я сказал, что всё кончено. Но ты названиваешь, как не в себя, и посмел явиться. — А чего ты нервничаешь? — злорадствовал голос. — Боишься, что твоя малютка испугается и сбежит? Я испортил вам, девочки, вечер? Какая досада. Чонгук смущённо сжался и слегка отстранился. — Он миленький, я даже готов тебя простить за… — Что? — перебил его Минхёк, натянуто засмеявшись. — Ты? Простить меня? Меня? Я ничего тебе не сделал, я не… — он прочистил горло. — Вали, пока я не вызвал полицию. Снова неясный комментарий со стороны Чангюна, а потом непонятные звуки, кажется, борьбы. А дальше — тишина. Абсолютная. Чонгук даже подумал, что Минхёк в опасности и его надо спасать. Но через минуту заговорили снова. — Прости… Я… Ты же знаешь, от безысходности всё это. Скучаю каждую секунду, и только сейчас понял, как сильно мне тебя не хватает. Когда всё по-настоящему, и я точно знаю, что ты меня больше не простишь. Но, может, всё-таки… Невнятное шуршание превратилось в беспощадный в своей уверенности голос Минхёка, от которого даже у Чонгука, бывшего лишь слушателем, а не адресатом этой речи, похолодели руки. — Хотелось бы мне быть дураком, но я и так был им слишком долго. Ты хорошо говоришь. Так каждый раз: ты просто заговариваешь мне зубы, и я всё забываю. Это и называется любовью: я был слеп к твоим недостаткам полтора года. И само то, что сейчас я вижу иначе, говорит, что я не люблю тебя больше. Не так, как раньше. Не существует волшебной палочки, которая помогла бы мне забыть эти отношения. Но сегодня мы поставим точку. Ты очень мучаешь меня. И хуже всего мне от того, что ты не уходишь из моей жизни. Всегда где-то рядом, заглядываешь за плечо, когда я занят тем, что больше тебя не касается. Разговор Минхёка с его бывшим чертовски походил на то, что недавно было у Чонгука с Тэхёном. Обоим тяжело говорить. И каждое слово, как рисунок, выжженный на дереве, остаётся навсегда. Так же нужно прощаться, так же не существует слов, чтобы сделать разговор лёгким. Чонгук прижался лбом к двери, внимая каждому слову. В том, что говорил Минхёк, было так много боли, что даже Чимин со всеми его драмами вместе взятыми был не таким страдальцем, как казалось Чону раньше. Но почему Ли не выглядит так, словно ему тяжело просыпаться по утрам? Чимин, несмотря на притворство, всегда глубоко несчастен, Тэхён… неизвестная трагедия смотрит на мир его глазами, но о том, как несчастен Минхёк, Чонгук никогда бы не догадался, не стань он свидетелем этого разговора. — Я не верю в вечную любовь. А даже если бы верил, не позволил бы жалкой привязанности управлять своей жизнью. Пожалуйста, оставь меня. Не звони, не приходи туда, где я бываю. Живи той жизнью, которой тебе не хватало, пока мы были вместе, — по звуку Чонгук догадался, что Минхёк открыл дверь, чтобы выгнать нежеланного гостя. — Я сменю номер и уйду с работы, если ты не оставишь меня. Если действительно любишь меня хоть немного, не заставляй делать всё это, потому что в этом театре, которым я дышу с семи лет, вся моя жизнь. Ты убьёшь меня, вынудив уйти. Но я не позволю мной манипулировать. Я прозрел — спасибо за урок.