Ни о чём не жалеть

Ничего не ответив, Чангюн, видимо ушёл. Захлопнулась дверь, и снова наступила тишина. Чонгук постоял немного в нерешительности. В квартире всё ещё было темно, но неуютно Чонгуку было не из-за тьмы чужого дома. Он чувствовал вину за то, что услышал. Он нарушил нечто священное, вмешался своим присутствием в исповедь грешника. И Чон должен понести наказание за это. Только какое? В коридоре послышался шорох, и Чонгук, приоткрыв дверь, выглянул. В темноте светился огонёк сигареты. Тень Минхёка дышала ровно, спокойно. Он сделал глубокую затяжку и медленно, словно смакует, выдохнул. Сделав беззвучный шаг к нему, Чон остановился. Тэхён лечил его объятиями, когда Чонгук был так потрясён и потерян, что не чувствовал ничего, кроме пустоты. Помогут ли объятия Минхёку? Что может быть спасением для такого человека? В темноте не было видно почти ничего, но Чонгук, чувства которого обострялись каждый раз, когда он был с Минхёком, знал, что Ли смотрит на него. Осматривает, но ничего не видит. И молчит, хотя мог бы опять сказать что-то такое, что действует на подсознание, гипнотизирует, как флейта заклинателя змей. — Хочешь поговорить? — спросил Чонгук, всё-таки не посмев подойти ближе и прикоснуться. Его личные переживания о том, что он, слабоумно и отважно, пришёл к тому, кто, судя по всему, собирался просто с ним переспать, стали пеплом, который он развеет над своим здравомыслием когда-нибудь потом. Откладывать рефлексию удобно. Главное — не задумываться о том, что это признак слабости. И Чонгук не задумывался. Да, он слаб, и что с того? Пока это не мешает жить, это не важно. Минхёк нуждался в ком-то, кто заберёт часть его печали себе. И Чонгуку было не жалко ничего, чтобы помочь кому-то. Помочь Минхёку. Тэхён был рядом в критический момент — Чон должен вернуть вселенной этот долг. Но Минхёк отказывался от помощи. — Хочу, чтобы ты ушёл, — он включил свет и, смотря в сторону кухни, мимо Чонгука, который оттуда вышел, сощурился. Лицо было бесстрастным, но Чон чувствовал боль, скрытую за равнодушием. Чонгук хотел сказать, что ему жаль, хотел спросить, может ли он как-нибудь ему помочь, но любой вариант был неподходящим. Даже несмотря на то, как плохо он знал Минхёка, было очевидно, что жалость нужна ему ещё меньше, чем собеседник. — Тогда… — Чон подошёл ближе, пытаясь сдержать потребность рассмотреть, как величественно, красиво страдает Минхёк. — Тогда я пойду? — Хорошего вечера, — Ли мельком глянул на него и улыбнулся совершенно пустой улыбкой, а потом прошёл на кухню и стряхнул пепел на стол, видимо, в пепельницу. — Я позвоню. Рука Чона на ручке двери замерла. Он услышал новую интонацию в голосе, становившемся знакомым. Так звучит Минхёк, говорящий неправду. Хотелось добавить что-то ещё, но Минхёк не будет с ним разговаривать. Если даже Чонгук понимает, насколько неприятно Ли его присутствие, то что чувствует сам Минхёк? Ненависть? Или всё не так плохо, как Чонгуку кажется? — Прости, что оказался не в том месте не в то время, — вздохнул Чон, постоял ещё несколько секунд, надеясь, что Минхёк ответит хоть что-нибудь, и, не получив больше ничего, вышел. Успокаивая Чимина, Чонгук написал, что ушёл и попросил не злорадствовать. Да, Чимин был прав, Чона звали не на чай, но всё меркло на фоне эмоциональной неудовлетворённости, которую Чонгук испытывал от этого вечера. Никаких разговоров по душам или просто дружеских бесед. Ничего — Минхёк прогнал его, отказался от помощи. Может, она ему и не нужна? Попрощавшись с Чангюном, он выглядел напряжённым, но его угнетённость могла быть бутафорской. Он же артист — может сыграть любую эмоцию, разыграть целый спектакль, пусть даже зрителей будет всего пара человек. Только зачем бы он стал это делать? Чонгук и так был готов на любое безумство, потому что ему не хотелось сопротивляться, хотелось посмотреть, что будет, если перестать бороться и поплыть по течению. У всех есть прошлое. У Чона оно тихое, печальное. У Минхёка — балласт, тянущий на дно. И он постеснялся того, что кто-то увидел этот балласт, не задумываясь о том, что это не отвратило Чонгука, а наоборот — притягивало. Та же боль, то же разочарование. Разное в деталях, но единое в общей картине мира. Вернувшись домой, Чонгук всё ещё испытывал вину. Пытался что-нибудь написать Минхёку, но каждый раз удалял набранный текст, потому что всё было пустое и бесполезное. К чёрту слова утешения. Нужно это Минхёку или нет — он не хочет никого видеть или слышать. Это он дал понять ясно. И Чонгуку оставалось только повиноваться. Рутина поглотила снова, только теперь из неё пропал Минхёк. Он позвонил через пару дней, сказал, что хочет встретиться, но времени опять нет, потому что театр, какие-то дела и так далее, а потом ограничивался парой смс в неделю, чтобы только подтвердить, что Чонгук был прав: Минхёк не простит ему то, что он услышал. Чон тосковал по этому собеседнику, но у него оставалась работа, оставался Чимин и Тэн. Последний укреплялся в звании лучшего друга, обогнав Чимина, с которым можно было говорить не на все темы. Чонгук ходил к Тэну почти каждый день, утром или вечером — хотя бы ненадолго, просто проведать, погладить по заинтересованной морде, удостовериться, что Тэн в порядке. Хотелось заякориться, видеть, ощущать, что кто-то ещё остался рядом и готов выслушать. А вот говорить пока не хотелось. Через месяц общение с Минхёком окончательно сошло на нет, но Чонгук не навязывался. Пускай Минхёк был лишь залётной птицей в его жизни. Он подарил столько неоднозначных эмоций, что Чонгук всё равно ему благодарен. Но иногда Чону всё-таки хотелось узнать, как у него дела, как театр, оставил ли Чангюн его в покое. Может, Минхёк нашёл себе кого-нибудь и больше не страдает? Может, он и не страдал? Но ответы на эти вопросы, видимо, останутся при Минхёке. Недели сменяли друг друга, Чонгук жил спокойно и в какой-то степени даже счастливо. Его жизнь была ровной, одинаковой, но он любил постоянство и был рад видеть одинаковые дни без тревог и переживаний. Лишь одна вещь вызывала трепет в душе: возвращение Тэхёна. Он уехал на год. Или больше? Чонгуку казалось, что он должен вернуться хотя бы ненадолго. Конечно, мистер Ким не станет сообщать ему о своих планах, но, может, в честь его возвращения организуется концерт? Можно будет взглянуть на Тэхёна, прикрывшись музыкой. Но прошёл март, апрель, май, июнь, а новостей о Тэхёне не было. Он пропал с радаров, способных его уловить. Ни Чимин, ни Чонгук не следили за новостями о нём. Впрочем, Пак, может, и следил, но Чон об этом не знал. Он забывал своё прошлое, отпускал и его, и Тэхёна и тосковал только по Минхёку, общение с которым оборвалось без достойного прощания. Не то что с Кимом — они прощались так много раз, что, встреться они снова, пожалуй, сложно будет подобрать слова для беседы. Чонгук почти забыл о том, что Тэхён может вернуться — в Сеул из Лондона, откуда-то, где он жил, пока они не виделись, — когда, гуляя по Мёндону, куда он забрёл случайно, увидел знакомое лицо. Сначала Чон даже не поверил, что это действительно Тэхён. Но ему не показалось. Прекрасный Ким, ставший за эти полтора года ещё прекраснее, стоял у уличных стеллажей с какой-то туристической дребеденью и что-то искал. Чонгук смотрит на Тэхёна так, будто видит впервые, будто ему не известна каждая родинка на его лице, будто он не знает тоску в серых глазах наизусть. Но он смотрит, разглядывает — любуется. Видя Тэхёна, Чонгук испытывает лёгкую, пассивную боль. В глубине души, он, конечно, хотел его увидеть, но не ждал, что это действительно случится. Ведь Тэхён где-то далеко. Недостижимая звезда, которая больше не освещает его жизнь. А теперь он тут. Можно подойти, поздороваться, спросить, как дела. Это же не звонок, это случайная встреча — за неё Тэхён не будет зол? Чонгук подаётся вперёд. Про себя репетирует «Здравствуй, как ты?» А потом застывает на месте, увидев тёмное пятно рядом с Тэхёном. Девушка. Европейка. Не та, что была на фотографиях, но тоже красивая. Наверно. На фоне Тэхёна для Чона уродливы все. Она что-то говорит, Тэхён улыбается и увлечённо кивает, а потом сердце Чонгука пропускает пару ударов. Ким наклоняется и касается её губ. Непринуждённо. Быстро, но нежно. Секунда, вторая, третья. Чонгук продолжает смотреть. Не может отвернуться. Делает вдох и, прерываясь, выдыхает. Взгляд становится пустым. Руки покалывают. Тело слабеет. Перед глазами темнеет, сознание мутится, но остаётся в теле. Прокля́тое. Больно. Чонгук поднимает руку, смотрит на неё, а потом прижимает к груди и закрывает глаза, надеясь, что, когда он их откроет, Тэхёна не будет. Этот мираж растворится. Но Тэхён продолжает что-то выбирать, девушка с ним рядом что-то болтает, а Чонгук продолжает не понимать, что он должен делать теперь. Куда бежать? Даже Тэн кажется бессильным против этой безумной встречи, к которой Чонгук оказался не готов.