Ни о чём не жалеть

Несколько мгновений Минхёк постоял рядом с комнатой Кихёна, словно принимал последнее, самое важное решение, а потом глубоко вздохнул и посмотрел на Чонгука так, как никогда до этого не смотрел. Что скрывается за этим взглядом? О чём думает Минхёк? Чонгук старался уловить любые изменения в его фигуре. Лицо, как и всегда, бесстрастно, но его Чон больше не пытался изучать. Руки… Одна застыла на уровне живота, видимо, после того, как Ли закрыл дверь в детскую, вторая была вытянута вдоль тела. Дыхание ровное, если не считать тот предсмертный тяжёлый вздох. Чонгук не понимал ничего, но интуитивно чувствовал, что Минхёку тяжело. Но почему? Что вынуждает его загадочную фигуру быть такой напряжённой? — Я долго решал: приходить или нет, — заговорил Минхёк, и огонь в его глазах погас, сделав взгляд стеклянным. — Не хотелось давать тебе возможность сказать то, что заставит меня передумать. Было очевидно, что ты найдёшь, чем остановить меня, но я до последнего не хотел верить, что мне не всё равно. Утром я думал: разберусь с этим за пять минут, но в итоге один из своих немногочисленных полноценных выходных потратил на мысли о тебе. И страшное осознание пришло: я не могу проигнорировать тебя, как раньше, не могу притвориться, что тебя не существует, потому что ты неожиданно появился в моей системе координат, и к тебе успели привязаться другие точки, — он сделал короткую паузу. — Твоё сообщение расставило всё по местам. Ты злишься на себя за то, что ещё любишь, и на меня за то, что теперь я знаю. Не потому что ты сам захотел довериться мне, а потому что я вижу больше, чем люди хотят показать. А дальше злоба на ситуацию и свою слабость: ты написал агрессивно, как будто хочешь что-то кому-то доказать, компенсируешь за мой счёт какую-то ошибку. И я спрашивал себя: что ты сделал, что тебе так стыдно передо мной? За что ты чувствуешь себя виноватым? — согнутая рука опустилась, и Минхёк встал напротив Чонгука, который смотрел на него, не моргая. — Всё так по-дурацки. Я знаю, что это пороховая бочка, которой меня разорвёт однажды. Разорвёт нас обоих. Он попробует тебя поцеловать, и влюблённый в него когда-то давно мальчишка забудет все данные мне обещания, потому что их давал не он. Сколько бы ты ни клялся в верности, но через год, два, пять — кто знает, сколько мы будем вместе? — ты изменишь мне. С ним; только он может разрушить построенные тобой стены, ведь ты строил их для него. И только ему вручил ключ. Всё было так просто раньше. Я эгоист. Все люди эгоисты. Никаких мотивов. Я помогал не тебе, а себе. Нужно было кем-то заполнить время, подвернулся ты — заполняю тобой. Никаких обязательств и обещаний. Ты был забавным, но таким же пустым, как любой другой. Но как-то странно всё получилось, легко и естественно. Мы просто сошлись. Никто никому ничего не должен, ты ничего не требуешь и не спрашиваешь, не пытаешься узнать, «что между нами», не просишь обещать вечной любви. Даёшь то, что мне нужно, берёшь то, что я давал всем другим. И теперь я здесь. Не просто наступаю на грабли, а отплясываю на них чечётку, — Минхёк, злясь на себя, усмехнулся. — И задаю себе вопрос: почему, Минхёк, зачем ты делаешь это с собой? И не могу ответить. Надеюсь, что время со мной сделает тебя сильнее и ты сможешь ему противостоять? Верю, что боль, которую ты причинишь мне, будет стоить минут счастья и умиротворения? Сколько времени мне понадобится, чтобы порвать и с тобой? Бомба замедленного действия. Я даже представляю, как это будет: я забудусь, и как гром среди ясного неба твоё «мы поцеловались». Это случится однажды. Но может, ты станешь тем, кто сделает меня великим? Я буду так горевать, что превзойду себя? Моё сердце тоже может кровоточить, но я не трачу свои ресурсы впустую и использую даже энергию отчаяния. Так было всегда, и так будет, даже если мы расстанемся, — Минхёк помолчал пару секунд. — Я не хочу оставаться с тобой сегодня. Я и так слишком разочарован в себе, а ты непременно попытаешься меня утешить, добьёшься успеха, и я не вынесу из презрения к себе никаких уроков, — он безэмоционально обнял Чонгука за плечи, так, как делают по инерции, не вкладывая даже частичку своей души в такой жест. — Ты тоже подумай обо всём этом и реши для себя, что делать дальше. Мы в ответе за тех, кого приручили — готов ли ты нести ответственность за моё разбитое сердце, если оступишься? — он мотнул головой, словно попытался сбросить с себя что-то мешающее. — Я всю неделю буду в театре; руководство хочет сменить репертуар и к этому привлекли меня… — Чонгук, предчувствуя катастрофу, схватил Минхёка за предплечье. Ли взглянул на его руку, а потом в глаза. — Если бы я хотел уйти, ты не услышал бы от меня ни слова. Но ты услышал достаточно, чтобы сделать правильные выводы, — он чмокнул Чона в щёку и вышел из комнаты. Оставшись в одиночестве, Чонгук опустился на пол. Сил добраться до постели не осталось — всё забрал монолог Минхёка, который был почти таким же мучительным как его собственный — Тэхёну. Разница была лишь в том, что Чонгук раскрывался, зная, что после его признания наступит конец, а Минхёк, обдумав всё, доверил своё сердце, рассчитывая на то, что его будут беречь. Чонгук услышал от Минхёка ещё одну исповедь. На этот раз она предназначалась ему, и вынести её было в миллион раз сложнее. Всю неделю Чонгук не смел даже написать Минхёку, но воспроизводил его слова в памяти снова и снова, осознавая, насколько ценен этот щедрый подарок актёра, ненадолго снявшего маску. И ни на секунду Чон не забывал о том, что в выходные они поговорят и готовился рассказать всё о себе, доказав, что больше ему не больно и не страшно за своё прошлое. Чона волновало только будущее. Чтобы отвлечься, когда Чиён забрала Кихёна, Чонгук пошёл на конюшню. Безумно хотелось насладиться животной силой Тэна, но расслабиться не получалось, потому что мысли были где-то далеко, и конь это чувствовал. Добавляя Чонгуку тем для раздумий, Чанмин сообщил, что у Лукаса появился спонсор, почти полностью покрывавший содержание лошади. «Некий Ли Минхёк». Видимо, и он нашёл в лошадях что-то для себя. Сначала Чонгук обрадовался тому, что дорогой ему человек разделил его интерес, а потом появилась тоска: что, если они расстанутся? Не сейчас, но в ближайшее время. Минхёк проник в ещё одно светлое место, добавив и ему элемент страданий. В пятницу Чиён вернула Кихёна Чону. Она всё реже оставляла ребёнка у себя, ссылаясь на какие-то дела, но Чонгук был не против, потому что не слишком доверял ей и так и не проснувшемуся материнскому инстинкту. Когда малыш был с ним, Чонгуку было спокойнее. Но его всё ещё волновала неопределённость в отношениях с Минхёком. Для себя Чонгук решил, что он действительно дорожит Ли и хочет быть с ним; пожалуй, он даже будет готов отказаться от дружбы с Тэхёном, если она станет представлять какую-то опасность, но… Вдруг Минхёк прав и однажды Чонгук вспомнит трепет, с которым сердце реагировало на первую любовь, и поддастся ему? Даже если Минхёк простит ему такую слабость, сам Чон будет ненавидеть себя за боль, источником которой станет. И что тогда? Новый кризис для них обоих? Зачем жить на пороховой бочке, о которой известно им обоим? Но, не видя Тэхёна, Чонгук не сомневался, что ему нечего бояться. Он сделал свой выбор и уверен в нём.