Ни о чём не жалеть

Чонгук остался у Минхёка на ночь, несмотря на все попытки себя выпроводить. Два упрямства согласились на компромисс, но Чон видел, как непросто он дался Минхёку, который терпел, очевидно, невыносимую головную боль и стонал, только когда становилось совсем невыносимо. Утром Чонгук ушёл, но пообещал вернуться вечером. — У тебя есть день, чтобы примириться с моим присутствием. Ключи я заберу, чтобы не тревожить тебя, — предупредил он, игнорируя тяжёлый взгляд Минхёка. Ли, кажется, ненавидел его за эту настойчивость. Но вместе с тем в глубине души обожал за то, что кто-то оказался таким же уверенным в своих действиях, как он. Ему нравилось быть под чьей-то опекой, потому что в этом проявлялась не слабость, где кто-то выше, а кто-то ниже, а партнёрство, где обе стороны равны. И это было лучше, чем только доминировать. После учёбы Чонгук заехал домой, повидался с Кихёном, извинился перед матерью за то, что опять должен уйти — он выбрал именно слово «должен», потому что состояние Минхёка виделось ему достаточно критичным для него, — и поехал к Ли. Минхёк выглядел так же паршиво, даже как будто немного хуже, но теперь он хотя бы не пытался прогнать Чонгука. Привык, не сопротивлялся заботе, которой его неожиданно окружили. И много молчал, не комментируя ничего из того, на что раньше он нашёл бы подходящую реплику. В таком режиме Чонгук прожил следующие две недели. Это невольно напомнило то страшное время, когда он загонял себя, чтобы ни на мгновение не просыпаться от забытья. Сейчас тоже было тяжело, но Чонгук не жаловался. Видел, что Минхёку было ещё хуже: он страдал и физически, и морально. Работа простаивала, и он беспокоился о том, что продлённый больничный приведёт к увольнению. Он сказал об этом лишь однажды, вскользь, но Чонгук уловил настоящее отчаяние человека, который может лишиться смысла жизни в одночасье. И, кроме волнений за свои экзамены, Чонгук переживал и за Минхёка. Первое время Чонгук почти каждую ночь ночевал у Ли. Так было правильно; и никто не возмущался, кроме разве что Кихёна, который спокойнее всего спал, только когда папа был дома. Чону и самому было важно пройти этот этап вместе с самоуверенным Минхёком, существование рядом с которым неожиданно открыло перед ним новую личность. Раньше Чонгук не обращал на многие вещи внимания, но незначительные детали, точки, как сказал сам Минхёк, привязывали их друг к другу. Минхёк становился другим человеком. Не только потому что он привыкал к Чону и позволял себе слабости, но и потому что сам Чонгук смотрел на него иначе. Этот человек имеет значение. Чонгук больше не заставлял себя приглядываться, как раньше, а действительно замечал, какой Минхёк, если избавить его от шлейфа ловеласа-соблазнителя. Самым ярким наблюдением стало то, что Минхёк очень беспокойно спит. Можно было бы оправдать плохой сон болезнью и тревогой за будущее, но Чонгук и раньше, просыпаясь ночью, видел, что Минхёк не спит. Теперь он ещё чаще просыпался и долго лежал без сна. Конечно, он был с закрытыми глазами, но Чонгук научился узнавать бодрствующего Минхёка по дыханию. Вдох, выдох, пауза, вдох, выдох, пауза. Словно Минхёк дышал по расписанию, по алгоритму, сбитие которого будет означать смерть. В одну из ночей Минхёку приснился кошмар. С тяжёлым стоном, он сел в кровати и вздрогнул от нежного прикосновения Чонгука, который машинально обнял его, даже не до конца проснувшись. Ли удивлённо посмотрел в темноту, а потом поцеловал Чона в щёку и лёг обратно. Всё менялось и становилось серьёзнее. Один раз Минхёка посетил Феликс. Не менее роковой красавец, чем Хёнджин или сам Ли. Горячая троица. Интересно, как они познакомились? Просто потому что красивые люди притягиваются друг к другу? Чонгук решил, что спросит об этом когда-нибудь потом. Может, даже у Хёнджина или Феликса. Но последний понравился Чону ещё меньше, чем первый. Он смотрел, как казалось Чонгуку, надменно, но с любопытством, как на циркового зверька с редкими способностями. Чон лишь перекинулся с ним парой ничего не значащих фраз и, устав от сомнительного внимания, оставил наедине с Минхёком почти сразу. Но тревога не покидала его. У Чона сложилось впечатление, что Феликс и Минхёк спорят. Пассивно, даже вяло, но достаточно очевидно, чтобы по их репликам Чон догадался, что это не просто дружеская беседа. Сам Минхёк, конечно, всё отрицал, но Чонгуку показалось, что спать после этого визита Ли стал ещё хуже. Чиён за время разлуки с Кихёном позвонила лишь раз — удостовериться, что он ещё жив и его не собираются ей возвращать. Чонгук не собирался. Он упомянул о родительских правах, которые не нужны молодой и перспективной (кто она там? Чонгук давно забыл) Чиён. Она согласилась, но подписание документов решили обсудить после нового года. Свой день рождения Чонгук не праздновал. Чимин возмущался тем, что его «бестолковый дружок» испортил праздник и «небось специально отклеивается, чтобы ничего не дарить», но Чон и так не стал бы устраивать шумные гулянки. Они, в отличие от Минхёка, никогда ему не нравились. Впрочем… Если бы Ли был здоров и помог ему организовать что-то такое, может, получилось бы не так уж плохо? Чонгук решил, что постарается выяснить это через год. Ему бы хотелось выяснить это, лишь бы за этот год они не разошлись. Чон иногда (часто) боялся, что всё идёт именно к этому. Когда Минхёк стал поправляться, Чонгук по привычке продолжал ночевать у него. Тоска по Кихёну компенсировалась обязательными видеозвонками перед сном и тем, что у него под рукой был другой ребёнок, только взрослее и требовательнее. Но, даже когда необходимость в том, чтобы приезжать почти каждый день, чтобы поужинать или просто посидеть вместе, отпала, Чонгук соблюдал эту привычку. Ему нравилось готовиться к экзаменам, лёжа рядом с отрабатывающим две недели безделья Минхёком. Нравилась такая жизнь — жизнь с кем-то. И все недосказанности окончательно утонули в этом уюте. Но близился декабрь, которого Чонгук боялся не только из-за экзаменов, но и из-за звонка Тэхёна. Чон уже пожалел, что вообще всё это затеял. Мистер Ким разрушит спокойствие сказочного мира, опять вернёт потребность разобраться с собой и Минхёком. Опять влюбит в себя ласковыми взглядами и небрежными прикосновениями. Однажды силы на борьбу со своим прошлым закончатся, и что будет тогда? Чонгуку не хотелось знать. Тэхён, как и обещал, позвонил в декабре. В середине, словно подгадал, когда у Чонгука закончатся последние экзамены и появится возможность встретиться. Интересно, знает ли он о Кихёне? О Минхёке — так уж получилось — Тэхён узнал из первых рук, застал на месте преступления. А что на счёт ребёнка и истории, которая привела к его появлению? Чонгук допускал мысли о том, что Тэхён интересовался им. Почему бы и нет? Или… С какой стати, да? Когда Тэхён позвонил, Минхек был рядом. Что-то печатал и не отвлёкся даже на секунду. Только когда Чон встал и направился в сторону кухни, поднял на него взгляд. Чонгук встретился с ним глазами и, закусив губу, остановился. Ли усмехнулся и вернулся к своим делам, но Чон решил, что уходить после такого многозначительного жеста нельзя, поэтому сел в кресло напротив кровати, на которой был Ли, и нажал зелёную кнопку. — Ты в порядке? — вместо приветствия поинтересовался Тэхён, и Чонгук, смотревший на Минхёка, поспешно опустил глаза. Было стыдно, как будто он изменяет любимому человеку при нём же. — Да, конечно, — Чон прочистил горло и выпрямился, краем глаза заметив, что Минхёк как ни в чём не бывало занимается своими делами. — А ты? Дел стало меньше? — Немного. Ты, кажется, хотел встретиться? Чонгук больно закусил щёку и тяжело, прерывисто, вздохнул. Хотел. И кажется, всё ещё хочет. Из-за того, что в глубине души на что-то надеется, обманывает и себя, и Минхёка попытками забыть Тэхёна, когда вся его сущность тянется к нему? Решительно встав, Чонгук пересел на кровать, ближе к Минхёку. — А ты?.. — всё-таки спросил Чон. Минхёк был прав: колени рядом с Тэхёном всё ещё потряхивались. — Надеюсь, это не очень плохая идея. — Я тоже, — дёрнул уголком губ Чонгук. Улыбаться не получалось. — Как минимум я был бы не прочь узнать, как у тебя появился ребёнок. — Это не самая интересная история, — смутился Чонгук, постеснявшись то ли причины, по которой он появился — его разбитого сердца, — то ли того, что Тэхён знает об этой, как ему когда-то казалось, ошибке. Конечно, теперь Чон обожал Кихёна, но от упоминания о нём при разговоре с Тэхёном стало неприятно. — Я бы всё равно послушал, — мягко настоял Тэхён. — Надеюсь на ответные неинтересные истории, — ответил Чонгук, мысленно возвращаясь к тому, какими были их отношения. Совсем не дружеские, болезненные полосы, которые Чонгук пытался пересечь, вместо того, чтобы двигаться вдоль них. — Думаю, я найду такие для тебя, — пообещал Тэхён, и Чонгук больно зажмурился. Для. Тебя. Слишком интимно. Бежать, надо бежать от ускорявшегося сердца, а не идти прямо в логово своего страха, но Чонгуку хотелось насладиться возможностью узнать что-то о Тэхёне. У них же теперь новые отношения — он наконец сможет задать все вопросы, которые так долго волновали его. — Тогда… — начал Чонгук, ощутив пинок в спину. Он обернулся и прочитал по губам Минхёка отчётливое «Не у него». — В кафе? — послушно озвучил Чон, следя за Минхёком, закатившим глаза. Такой вариант его, похоже, тоже не устроил. Он смотрел недовольно. — В том, где мы были после твоего свидания с Джису? — предположил Тэхён. — В шесть часов в пятницу. Ты будешь свободен? — Да, — вторя своим словам, Чон кивнул. — До встречи, — и закончил разговор, сразу откладывая телефон. — Я бы не хотел умереть от ревности. Придумай мне более эстетичную смерть, если уж решил прикончить, — сказал Минхёк немедленно. — Я остался, чтобы ты знал, что мне нечего от тебя скрывать. Ли закрыл глаза, отложил ноутбук, вытянул руки ладонями вниз и сделал несколько глубоких вдохов, а потом взглянул на Чонгука, выглядя при этом таким же раздражённым, как и раньше. — И где? — В кафе у Сеульского вокзала; мы с тобой были там в первую встречу. — Вот как, — Минхёк сделал ещё один глубокий вдох, не выдыхая, и выглядел при этом так, словно вот-вот улыбнётся своей самой очаровательной улыбкой и начнёт разносить квартиру. — Ты можешь пойти со мной. — Ну да, буду сидеть рядом — уши греть. Понимаешь, насколько это нелепо? Просто… — он помотал головой и вернул ноутбук на колени. — Как будто мне драмы в театре не хватает, — тихо посетовал он, а потом добавил громче: — Просто оставайся тем, кто, ложась спать, считает себя хорошим человеком. Чон посидел на краю кровати ещё немного, а потом придвинулся ближе к Минхёку, вспоминая при этом Тэхёна. Его музыку, голос, руки, лицо. Разум, защищаясь, захотел отшутиться и отбить самую точную фразу Минхёка, характеризующую отношение Чона к Киму. — Но знаешь, если бы я дрожал каждый раз, когда он смотрит мне в глаза, у меня бы развился тремор, — сказал он, понимая, что эта шутка могла бы посмешить их обоих, не будь момент настолько отвратительным. Минхёк, как и ожидалось, неискренне скосил губы и продолжил печатать.