Ни о чём не жалеть

После встречи с Тэхёном Чонгук не знал, куда он должен поехать. К Минхёку? Стыдно. За то, что он обещал себе быть сильным, но разговор — тяжёлый и вместе с тем родной — стёр всё многонедельное отрицание, вернув Тэхёну значимое место в его сердце. Эмоциональная измена казалась Чонгуку особенно жестокой. Чон поехал к себе. К Кихёну. Светлому лучику, разгоняющему тучи. С ним не нужно что-то выдумывать, притворяться, врать, что-то решать. С ним можно быть собой. Любовь к Кихёну стала базовой, непоколебимой, она была призвана возвращать его к важным точкам, если он, задумавшись, ступал не на ту дорогу. Но в этот раз даже Кихён был неспособен помочь Чонгуку. Чонгук метался из комнаты в комнату. Неслышно заходил к Кихёну, проверял, в порядке ли он — ведь хоть кто-то должен быть в порядке, правда? Раз у него не получается, — возвращался к себе, бродя в полумраке, а потом снова шёл к Кихёну. Что он должен делать дальше? Выбрав Минхёка, Чон совершил ошибку? Чонгук иногда запускал руки в карман, но, касаясь телефона, словно обжигался и доставал их, обещая себе, что не станет касаться приятного на ощупь чехла снова. Но через минуту забывался и обжигался опять. Надо позвонить. Отшутиться и объяснить, почему он не приехал. Впрочем, разве он должен что-то кому-то объяснять? У него же ребёнок — всё можно свалить на него. Они встретятся завтра, сегодня Кихён нуждается в Чоне больше, чем Минхёк. Чонгук остановился и чуть не дал себе пощёчину. «Свалить». Низко, жалко, некрасиво. Он никогда не мыслил так. Но что он скажет Минхёку, если и сам не до конца понимает, что этот вечер значил для него? Не включая свет, Чонгук опустился на пол рядом с окном и набрал номер Минхёка. Его он теперь тоже помнил. Выучил на всякий случай. После двух гудков Минхёк сбросил. Чонгук, опустив голову, положил сложенные в замок руки на затылок. Он всё знает. Это не Тэхён, о котором Чонгук мог лишь догадываться. Минхёк знает всё о Чонгуке. То, что он говорит, и ещё лучше то, о чём он молчит. Он знает, что встреча была короткой, знает, что кончилась она плохо и что Чонгук подавлен. Наверно, Минхёк даже сможет разложить чувства Чона от этого вечера, чтобы их можно было собрать в слова. Захотелось поехать к нему и попросить помочь разобраться в себе, но это было бы ещё хуже. Чонгук на всякий случай позвонил снова. На тот раз сбросили после первого же гудка, Чон понимающе кивнул и отложил телефон в сторону, уставившись в окно. Снег припорошил улицы. Он вспомнил далёкое детство. Свой первый снегопад, смех отца и равнодушное внимание матери. Тогда он думал о том, как не хочется уходить с улицы и какими вкусностями пахнет из дома. Удивительно яркая картинка погасла в памяти, словно прогорела, и Чонгук набрал в третий раз. Теперь Минхёк ответил, но не спешил разогнать тучи первой репликой, задающей тон разговору. Его репликой было то, что он не хотел разговаривать и показал это достаточно красноречиво. Чонгук молчал тоже. Не понимал, какие слова покажут, что он мучается, но не только из-за мыслей о неправильности выбора, но и о том, что он не хотел бы причинять Минхёку боль. Она отзеркалит от него и попадёт в Чонгука. Чон не хотел боли для них обоих. Хотелось снова вернуться в его гавань, но она начинала рушиться, как и всё, на что падал взгляд Тэхёна. — Что делаешь? — кое-как начал Чонгук. — Думаю, как не слишком очевидно, но достаточно ясно показать, что ты причиняешь мне боль. Чонгуку хотелось выть. — У тебя получилось… — вздохнул он. И снова тишина. Минхёк вздохнул тоже. Глубокий вдох через нос и шумный выдох ртом. Он часто дышал так в последнее время. Пытался успокоиться и, кажется, достигал в этом успеха, но у Чонгука мерзко щемило сердце от всей этой сцены. Как будто мне не хватает драмы в театре. Теперь Чон перенёс творческие переживания Минхёка в реальную жизнь. — Убедись, что ты не путаешь благодарность с любовью, — заговорил Минхёк. — Я оказался рядом, когда тебе была нужна помощь, но это не делает тебя обязанным мне. Разберись в себе. Мне… — Минхёк прервался. — Быть вместе в печали и в радости — сказки для маленьких принцесс. Мы оба выросли из возраста, когда в это можно было верить. И в наших отношениях не осталось радости — только печаль. Минхёк помолчал, а потом, не прощаясь, положил трубку. Чонгук посмотрел на экран, сообщающий, что звонок закончен, и едва не стал перезванивать. Было мерзко от каждой составляющей этого вечера. От кафе, от Тэхёна, от своего поведения, от этого разговора. Чонгук застыл в одной позе и следующие полчаса просидел в ней, не очень активно размышляя о словах Минхёка. Любовь и благодарность. Может, к Тэхёну у Чона именно последняя? Он с непривычки принял её за что-то более сильное, а на самом деле всё так просто? А что с Минхёком? Тоже благодарность? Нет, Чон не настолько беспомощен и глуп, чтобы не видеть, насколько эти понятия различны. Он мало знает о любви, но благодарность не может быть такой всепоглощающей. Часы показывали начало одиннадцатого, когда Чонгук встал. Ноги успели затечь, но он был так поглощён эмоциями, что даже не заметил этого. Качнулся, но тут же зашагал увереннее. Зашёл к Кихёну, который мирно спал, а потом отправился к Джин-Хо, чтобы снова отпроситься. — Что-то случилось? — поинтересовалась она, но не из-за искреннего желания узнать, что происходит с Чонгуком, а из-за банального женского любопытства. — Ничего особенного. Просто… Я могу уехать? Если скажешь, что тебе это неудобно, я останусь. — Можешь идти, — ответила Джин-Хо, и Чон поклонился и ушёл, пару минут размышлений потратив на то, что появление Кихёна наладило отношения с матерью, превратив их из соседских в более-менее дружеские. Метро ещё работало, поэтому Чонгук поехал на нём. Торопиться было некуда, хоть вариант с такси и был бы комфортнее. Но он всё ещё жил на родительские деньги. Свои он начнёт зарабатывать только в январе: за высокую успеваемость его обещали взять на полставки на практику. Доехав до дома Минхёка, Чонгук стоял у подъезда. Скамеек не было, поэтому он опёрся на стену и следил за окнами Ли, в которых не было света. Подниматься без приглашения не хотелось, но хотелось поговорить. Сейчас — как никогда сильно. Чонгук закрыл глаза и представил лежащего в постели Минхёка. Какие чувства он вызывает? Жалость? Влечение? Равнодушие? Ничего конкретного, просто желание быть рядом. Чон поёжился от холода — внутреннего и внешнего — и открыл сообщения. «Знаешь, о чём я иногда думаю, ложась спать? Кроме планов на день и подведения итогов. О том, как мне уютно засыпать с тобой и как мне не хватает тебя, если мы спим по отдельности. Если это ты называешь благодарностью — ты глупый, и мы оба будем разочарованы в том, что я влюбился в идиота». Чон поднял глаза к окну, в котором всё ещё было темно, а потом опустил их на экран. Минхёк не отвечал. Должно быть, придумывал очередной хлёсткий ответ, от которого внутри Чонгука всё перевернётся. Или искал способ, как наказать Чона за этот вечер, как будто его молчания было недостаточно. Тело, истощённое переживаниями, слабело. Чонгук вспомнил, что последний раз он ел утром. Был так увлечён, что мысли о приёме пищи казались лишними. В животе тихо заурчало, и Чонгук смущённо спрятал руки в карман, продолжая следить за окнами. Знобило. Минхёк не отвечал. Стоит ли Чонгуку бросить всё и вернуться домой? Стоит, определённо стоит. Он столько бегал за Тэхёном, натыкаясь на оставляемые им ловушки, что пора бы уже научиться отпускать людей. Но с этим у Чонгука было плохо. Наверно, потому что на подсознательном уровне Чонгук чувствовал скрытые мотивы тех, за кем продолжал следовать. Тэхён, на самом деле, влюблён. Не безумно, дико, как он, а тихо, пассивно, спокойно. Его любовь выше романтической чепухи, о которой думают подростки, она возвышенная — платоническая. Минхёк не хочет расставаться. Он пытается смириться с его прошлым. А ещё он плохо спит и хочет рассказать о причине бессонницы — Чонгук не мог это объяснить, но чувствовал в каждом жесте Ли желание раскрыться и попытки перестроиться ради него. Потому что им обоим это нужно, обоим этого хочется. Чонгук провёл по лицу руками и потёр ладони, желая согреться. Может, он стоит не под теми окнами? Может, сейчас он должен быть у двери Тэхёна — чтобы добиться ответов на свои вопросы, которых мистер Ким так виртуозно избегает? Телефон завибрировал. «Купи соджу, безумно хочется напиться». От этого сообщения в груди стало теплее, но боль продолжала разъедать изнутри. Почему всё стало так сложно? Когда-то их отношения были воздушными, как летний ветерок, ласкающий кожу, а теперь наступила зима, обжигающая холодом. «Почему теперь всё так сложно?» — написал он, почему-то боясь встречаться с Минхёком лично, как будто он может сказать что-то очень страшное, что Чон не сможет принять. «Потому что нам перестало быть всё равно», — ответил Минхёк, и Чонгук взволнованно кашлянул, отвлекая ресурсы тела от сердца, которое ныло всё сильнее с каждой секундой.