Ни о чём не жалеть

Время после выписки и до самой премьеры Минхёк и Чонгук почти не общались. Ли все силы отдавал последним приготовлениям, но всё-таки попросил Чона прийти. Побыть с ним, — так он сказал, обозначая роль Чона в этом вечере. И Чонгук отпросился с работы и готовился посвятить Минхёку не только вечер. В конце концов, они давно не были вместе без страха разбудить Кихёна или без мыслей Ли о работе. Так совпало, что после разговора о ВИЧ до постели они в основном добирались, чтобы спать. В день премьеры они договорились, что Чонгук зайдёт за Минхёком и до театра они пойдут вместе. Ли хотел прогуляться, избавиться от слабого мандража и отдохнуть, если только паникёры-артисты позволят это сделать. А Чонгук испытывал от всего этого незнакомое волнение, как будто он причастен к театральной магии тоже — просто потому что он настолько близко к главному волшебнику этого вечера, он видит его до того, когда тот начнёт играть, и может уловить мгновение, когда человек становится актёром. Правда, у Минхёка это всегда происходило довольно незаметно. У Чона давно были свои ключи, поэтому он, сделав предупредительный звонок в дверь, открыл сам. Играла музыка, но хозяин не вышел ему навстречу, как ожидал Чонгук. Чон прошёл в спальню, видя на кровати лежащего Ли, который не выглядел как человек, готовый идти на премьеру своей постановки. Ему явно не хватало какой-нибудь фирменной рубашки (чего-нибудь неяркого, бордового или тёмно-зелёного). Зато Чонгук заметил серьёзное изменение в Минхёке. — Покрасился? — удивлённо сказал Чонгук, входя. За всё время знакомства с Ли он видел его в оттенках от белого до нежно-рыжего. Сейчас перед ним был шатен, выглядевший неприлично горячим с новым цветом волос. — Да. Я симпатяга, не правда ли? — Минхёк, не глядя на него, небрежно провёл по волосам и, сладко зевнув, потянулся. — Ты что, пьян? — Чон нахмурился, присаживаясь на кровать. Ему, конечно, было интересно узнать Минхёка под градусом, но сейчас момент явно был неподходящий. Взгляд скользнул на волосы снова. Сменить причёску он решил тоже под влиянием алкоголя? — Почему ты такой серьёзный всё время? — жалобно заговорил Ли. — Тебе кто-нибудь говорил, что это странно? — Господи… — не поверил своим глазам Чонгук. — Ты серьёзно напился перед премьерой? — Это добавит мне особый шарм, — шмыгнул носом Минхёк. — Ты с ума сошёл, — понижая голос, покачал головой Чон, наклоняясь к Ли и принюхиваясь. — Погоди-ка… — Не мог постоять в дверях ещё минутку? Я столько реплик приготовил, — цокнул языком Минхёк, садясь и выпрямляясь. — Конечно, я не пил. Пока. Но после — не пытайся меня остановить. Я планирую превратиться в озорную свинью и делать с тобой всякие непотребства. Чонгук сощурился. — Какие, например? — Чонгук вспомнил Минхёка и секс. Никаких непотребств; Ли был изобретательным, но не делал ничего из ряда вон. — Свяжу тебя, — мечтательно проговорил Минхёк. — И повязку на глаза. Будешь полностью в моей власти. Чонгук смущённо прочистил горло. Ролевые игры его не привлекали, но Минхёк описывал это, как нечто такое, что непременно оставит его, кхм, удовлетворённым. — Или нет. Мы просто немного выпьем и выйдем из зоны комфорта, именуемого кроватью. Кухонный стол получил от нас неоправданно мало внимания. А он такой широкий… Волна возбуждения прокатилась от порозовевшего лица к паху, и Чон заинтересованно закусил губу. Минхёк притянул Чонгука к себе, заваливаясь вместе с ним на кровать. — Давай никуда не пойдём. Я сделал всё, что мог. Если они провалятся — что ж, я им уже не помогу, — Минхёк уткнулся Чонгуку в шею и глубоко вдохнул. — Ишь как надушился. И нарядился. Может, лучше с тебя всё это снять? — он слегка оттянул белую футболку Чона и поцеловал ключицу. — Если мы не опоздаем — снимай, — согласился Чон, с трудом скрывая интерес к этому предложению. — Жалкие пятнадцать минут? Нет, я не отпущу тебя до рассвета, — Минхёк, оставив Чона лежать, встал. — Если, напившись, вообще смогу шевелиться. Потому что я не шучу: я буду пьяным и похотливым. Но второе состояние может нейтрализоваться первым. И тогда только пьяным мерзким брюзгой, который будет жаловаться на жизнь. — Я бы послушал, — хмыкнул Чонгук, вставая и поправляя слегка смятую бесцеремонностью Минхёка одежду. — Наслушаешься ещё, — безрадостно пообещал Ли. По пути к театру они продолжали говорить. Минхёк набросал несколько чувственных сценариев для совместного досуга, скидывая все входящие звонки, и Чонгук ждал окончания вечера сильнее, чем самого представления, которое, если верить Минхёку, обещало быть восхитительным. Чонгуку всё ещё нравился театр, но, когда на него накладывались мелкие детали, позволяющие проникнуть не просто в суть спектакля — в его сердце, его создание, Чон проживал его с особенным воодушевлением. Глядя на сцену, он вспоминал, например, как Минхёк рассказывал о проблемах со здоровьем у упрямого актёра, всё-таки осилившего главную роль и игравшего её безупречно — так, как это сделал бы сам Ли, — и видел его игру совершенно иначе. На этот раз желающих высказать своё восхищение режиссёру и труппе было больше, чем когда-либо, но Чонгук наблюдал за ходящим между гостями Минхёком без жадности, а с удовольствием. Отрадно видеть любимого человека в его стихии. Минхёк улыбался, не переставая; часто встречался с Чонгуком глазами, но подошёл всего раз — шутливо пожаловаться, что устал от внимания. В одиночестве Чон пробыл около часа. Может, меньше — Чонгук не смотрел на время, он смотрел на Минхёка и думал, как ему идёт каштановый, как он талантлив, потом о работе, учёбе, о Кихёне. Среди цепочек размышлений мелькнул Тэхён. В контексте того, что малыш Юки (так его звал Намджун, сложив первый слог имени и фамилию), если ему суждено стать музыкантом, должен будет заниматься с самым лучшим учителем. А таковым казался только мистер Ким. Он талантлив не только в музыке, но и в умении влюблять в себя людей. Да, с Чонгуком это вышло не совсем удачно — он влюбился сильнее, чем большинство, глубже и серьёзнее, — но эта же способность Тэхёна учит искренне любить и музыку. Через некоторое время Минхёк, видимо, поговорил со всеми самыми большими поклонниками и нашёл минутку для Чонгука. — Мне приятно, что столько людей в восторге, но ты только посмотри, как их много. Скоро выпьют всё шампанское, и мне придётся отдать припасённую для нас бутылку, — он поиграл бровями, и Чонгук вспомнил о планах, которые Ли на него имеет. — Не можешь сбежать, как раньше? Они разойдутся без тебя. — Хорошая идея. Если за полчаса заскучаю, так и поступим. Теперь Минхёк стоял рядом с Чонгуком и подходили уже к ним. Большая часть людей хвалила работу Минхёка и уходила. Единицы были ему знакомы, некоторые пытались представиться, но Чонгук понимал, что Ли не запоминает их. Почти никого. Он быстро улавливал, чьё имя ему пригодится, а кто на этой вечеринке — незаметная фигура, на которую не стоит тратить ресурсы. Но в определённый момент лицо Минхёка резко изменилось. Улыбка исчезла, сменившись страхом настолько живым, что Чонгук немедленно испытал его тоже. Будто и он сейчас увидит страшное чудовище, которое пришло не просто испортить этот вечер, а убить всех присутствующих, уничтожить самым бесчеловечным образом, удостоверившись, что страдает каждый. Но устремив взгляд туда же, куда и Минхёк, Чонгук не увидел ничего особенного. Только парочку — симпатичный парень и девушка чуть ниже него. Но для Минхёка они были призраками, которых он, похоже, боялся сильнее, чем любого чудовища. Кто вызвал такой страх? Парень или девушка? Чонгук осмотрел их обоих. Девушка что-то воодушевлённо говорила, парень кивал и улыбался. Совершенно обычные люди. Чон посмотрел на Минхёка. Он не отрывал от них взгляда, смотря напряжённо и как-то благоговейно. Впервые в жизни Чонгук видел, как Минхёк смотрит на кого-то так. И у него разбилось сердце. Вдребезги, на мелкие кусочки, разлетевшиеся по сторонам так, что их никогда не удастся собрать. Чонгук испытал ту боль, которая, должно быть, мучила Ли в первую встречу Чона и Тэхёна. Минхёк смотрел на кого-то из этих двух точно так же, и всё его мастерство скрытности кануло в Лету. Когда они повернулись в его сторону и махнули рукой, Минхёк махнул им в ответ и тяжело сглотнул. Ты же знаешь — ему больно тебя видеть. Кого было больно видеть Минхёку и почему? Какая драма смыла с лица Арлекина краски? — Тебе очень идёт этот цвет, — подойдя, сказал парень, и Чонгук посмотрел на то, как Минхёк с глупой улыбкой касается своих волос и, по-детски дёрнув плечами, выдыхает с усмешкой. — Тёмные оттенки подчёркивают твою красоту. Чон болезненно поморщился. Это прозвучало так интимно — будто они не просто говорят, а целуются прямо здесь, при нём. Даже поцелуй, пожалуй, был бы не таким нежным, как эти слова, в которых Чон услышал что-то пугающе опасное. Значит, Минхёк перекрасился из-за этого парня? Чонгуку захотелось дать ему пощёчину — чтобы он очнулся и вспомнил, что не один, что вести себя так — гадко и некрасиво. Даже Чон с Тэхёном был не таким. — Ты не предупредил, что придёшь… — он с невыразимой тоской глянул на спутницу парня. — Придёте, что вы придёте. Значит, новый цвет Минхёка — просто совпадение, но Чонгуку было всё равно. Он бессильно сжал кулаки и продолжал наблюдать за трогательной нежностью, которую Минхёк дарил не ему. Ли аккуратно обнял незнакомца, будто боялся повредить хрустальный сосуд с чем-то бесценным и ласково улыбнулся его подруге. — Это сюрприз, — улыбнулся парень. — Я достал бы вам билеты. — Это лишнее, я был рад помочь тебе хоть как-то. А твой друг… Минхёк посмотрел на Чонгука с ужасом. Ли забыл про него. — Чон Чонгук, он… Мы… — Видимо, встречаетесь, — засмеялся человек, протягивая Чону руку. — Меня зовут Ли Джухон. А это моя жена Мунбёль. Джухон? Чонгук нахмурился, припоминая, откуда он может помнить это имя, ответ вертелся на языке, но Чон никак не мог его ухватить. Чон рассеянно пожал руку, вглядываясь в лицо Джухона, как в лицо врага. Адреналин разгонял сердце, Чонгука поглощала ревность, в груди горело нестерпимо — так же, как было с Тэхёном, который флиртовал со всеми подряд в пусанском баре. Но теперь Чонгуку было, что терять, это не просто фантазии и мечты, это реальные отношения, способные разрушиться от взгляда этого непонятно откуда взявшегося Джухона, из-за которого Ли таял, как мороженое на солнце. Чон испугался, что этот человек заберёт у него Минхёка. — Ты, как всегда, великолепен. В последний год мы много слышали о тебе, но никак не было возможности вырваться. Нашей малышке недавно исполнился год! — поделился радостью Джухон. Сообщая новости, он не расставался с улыбкой, и в ней серьёзный Чонгук почему-то видел самую большую для себя опасность. Он весь такой солнечный и положительный, в то время как Чонгук улыбается только по большим праздникам. — Ты всегда хотел детей, — грустно кивнул Минхёк. — Да, и мы очень счастливы, — подтвердил Джухон, нежно обнимая жену за плечи. Та смущённо хихикнула. Больше Минхёк не смотрел на Чонгука. Хорошо хоть, не сказал «мы тоже», чтобы… показать, что он не страдает, хотя всем было очевидно, что он совершил какую-то ошибку, за которую испытывает страшную вину. — Я рад это слышать, — Минхёк сдержанно улыбнулся, как будто можно было не заметить его мертвенную бледность. — Надеюсь, вы хорошо проведёте тут время, а я пойду проверю, всё ли в порядке у остальных гостей, — он слегка склонил голову и решительно отошёл. Нет, сбежал. Чонгук криво поклонился и поспешил за ним, готовясь требовать объяснения. Он догнал Минхёка и почти спросил «Что за херня?», но потом резко остановился, позволяя Минхёку уйти. Как будто что-то физически остановило его. В вечер внезапного возвращения Тэхёна — а для Ли возвращение Джухона, похоже, было таким же неожиданным, — меньше всего Чону хотелось отвечать на вопросы. И, как бы тяжело ему ни было сейчас, он должен дать Минхёку побыть с собой.