Ни о чём не жалеть

Продолжая выполнять роль гостеприимного хозяина, Минхёк ходил между гостями, отвечал на вопросы, но выглядел при этом потерянным. Мысли его, очевидно, были далеко — где-то во времени, принадлежавшем Джухону. Или в будущем — в той минуте, когда Ли всё-таки придётся рассказать про своего призрака Чонгуку? У Чона не было ответа, но он, стараясь держаться, пил шампанское бокал за бокалом и с трудом подавлял ревность, которая не оставила его, даже когда неожиданные гости, тепло попрощавшись с Минхёком, ушли. Чон продолжал чувствовать скрытую опасность и скрыто ненавидеть Ли за неизвестное прошлое. С Чангюном у него было иначе: Минхёк, очевидно, тяжело переживал разрыв с ним, но не ценил — не обожал — его так, как этого чёртового Джухона, который пошатнул уверенность Ли не только в себе, но и вообще в своей жизни. Кем он был для Минхёка, раз смог короткой встречей так потрясти его? Тем же страшным человеком, которым был для Чонгука Тэхён? Для полноты картины им ещё нужна невзаимная влюблённость со стороны Минхёка, безобразные признания и невозможность сохранить даже безобидное общение. Последнего, похоже, у них и не осталось. Они разговаривали дружелюбно, но оба, кажется, не знали, чем живёт каждый из них. Вопросы не давали Чону передышки. Страдает ли Минхёк без собеседника, или их драма разыгралась достаточно давно, чтобы не волноваться об этом? Думает ли Минхёк о том, что надо расстаться и увести у счастливой жены её, очевидно, потрясающего (для Минхёка) Джухона? В чём причина его молчания сейчас, когда объяснения критически необходимы? Стыд или сомнения в выборе? Бунтарство вдруг предложило пойти к Тэхёну. Совершить акт мести, напомнить Минхёку, как больно может быть из-за чужих историй любви. Только заметит ли он уход Чонгука, или Ли так поглощён встречей, что не волнуется даже о ревности со стороны партнёра? Чонгук не представлял, что в его голове. Он вспомнил Джухона. Тот смотрел на Минхёка с нескрываемой болью. Что бы между ними ни произошло, он тоже переживал это тяжело. Может, даже тяжелее, чем Ли. Но его утешила жена. А вот Чонгук, видимо, этого сделать не смог. Чон залпом допил шампанское. Чёртов Джухон. Это имя вдруг всплыло в памяти снова. В написанном виде. Джухон, Джухони… Так Чимин назвал Чонгука в приложении для знакомств. Чонгук провёл по лицу рукой. Так вот почему Минхёк написал ему? Увидел имя любимого человека и на удачу решил познакомиться? От боли, злости и негодования у Чонгука закружилась голова. Все отношения с ним начались с этого чёртового имени — с чёртового человека, который одним взмахом ресниц смог похитить сердце его Минхёка. На вечер, на сутки, на неделю, может, до конца жизни. Теперь Чонгуку было понятно, что чувствовал Минхёк, когда на его вечер пришёл Тэхён. Невыносимую боль, жгучую ревность, разрывающую изнутри. И понятно желание расстаться: какой смысл тянуться к тому, кто всё ещё влюблён в другого. Но Чон старался быть мудрее: Минхёк дал ему шанс, позволил выбору укрепиться — он отплатит ему тем же. Но что Чонгук станет делать, если Ли под впечатлением от встречи решит его бросить и вернётся к Джухону? Правда, зачем Минхёк ему? У него жена, дочка. Чонгук кстати (или нет) вспомнил Кихёна и Чиён. Неприятная параллель, таящая в себе то же море опасности. Если у Чона не останется ни Минхёка, ни Кихёна, он, пожалуй, сойдёт с ума. Когда-то Чон радовался, что Минхёк вызывает множество незнакомых эмоций, даже негативных (как страх и непонимание в их первую ночь), но ревность ему не нравилась совсем. Она разрушительная и бессмысленная, Чонгуку всегда ближе была логика. Надо всё выяснить, а потом уже выбрать для себя, что делать дальше. Правда, «делать» не равно «чувствовать». Но эту проблему он оставит на тот момент, когда Минхёк скажет ему в лицо, что не хочет больше быть вместе. Или наоборот — повторит, что любит, скажет, что больше Джухон ничего для него не значит, и будут они жить долго и счастливо. Если бы. Людей становилось всё меньше, и Чон невольно вспомнил угрозы Минхёка выпить и приставать. Теперь Ли, очевидно, желал только напиться. Причём посильнее, чем до этого. И приставать он вряд ли будет к нему. Скорее к бутылке или к Джухону. Куда Минхёк пойдёт, закончив? К себе? К нему? Куда должен пойти Чонгук? Надо дать Минхёку ещё немного времени, или оставлять его в одиночестве нельзя? Надо показать, что у него есть достойная альтернатива этому самому Джухону, который, кажется, вполне счастлив без него, напомнить Минхёку, что он был счастлив тоже. Чонгук грустно усмехнулся. Был ли он счастлив с ним? Джухон, пожалуй, знал о Минхёке больше, чем огромное ничего, известное Чонгуку. Скоро не осталось почти никого; Чонгук, наблюдая за Ли, продолжал пить шампанское. Минхёк не угадал: оно не кончилось. Или он всё-таки пожертвовал свою бутылку за ненадобностью? Плевать. Чонгук был пьян, но это никак не отражалось на разуме, только тело было тяжело удерживать в стоячем положении, поэтому он опирался на стену, будто это он её поддерживает, а не она его. Когда остались только они, Чон медленно подошёл к Минхёку. — Ну что, я могу пойти с тобой, или помчишься к нему? — сказал Чон. Минхёк движением опытного кукловода выключал свет, разогнав тех, кто мог это сделать за него. В зале для приёма было довольно чисто: лишь несколько одноразовых стаканчиков с соком или водой, стоящих на столе. Публика Минхёка была достаточно культурной, чтобы не устроить хаос. Но даже с тем, что осталось, Ли, очевидно, собирался разобраться не сегодня. — Или ты опять надеялся, что я уйду? Может, мне надо сбежать, как ты? Минхёк не отвечал. Не спорил, не прогонял, не пытался ничего объяснить. Молча принимал волны ненависти Чонгука, словно не замечая, как они бьются о корму его корабля. — Поговори со мной, — не выдержал Чонгук. Минхёк посмотрел на Чонгука печально. — Вселенная показала мне твоё слабое место, а потом, в отместку нам обоим, заставила тебя смотреть на моё. Прости, что ты это видел, — Ли притянул Чона к себе и коснулся губами виска. Память яркой молнией осветила день в Пусане. Тэхён, пробывший с ним неделю после смерти Трикси, баловал Чонгука нежностью, но тогда Чон не то что не замечал — не осознавал её как нежность. Какие-то действия, прикосновения — они ничего не значили для Чонгука. И только сейчас, когда момента хуже невозможно было придумать, Чон вспомнил, как Тэхён рассказал забавную историю про смычки и игрушки, а потом усмехнулся — Чон даже услышал в ушах его слабый смешок — и уткнулся носом в его висок. Совсем как Минхёк. Чон отстранился и посмотрел на Ли недоумевающе, но вопрос у него был только к себе. Почему раз за разом он возвращается мыслями к Тэхёну? Почему все эти проклятые воспоминания не вытесняются другими, более яркими, заметными, приятными? То же чувствуют все люди с несчастной первой любовью? — Ты думаешь о нём, когда мы вместе? — спросил Чонгук. Ревность уступила место любопытству исследователя, который познаёт себя каждый новый день. Или Чону просто стало всё равно, что ответит Минхёк? Он не чувствует опасности, потому что уверен в Минхёке или потому что ему больше не жалко его потерять? Уверенность Минхёка снова переключилась на ранимость. — Иногда. Недавно… — Минхёк погрузил зал в темноту и, взяв Чонгука за руку, вывел. — Я был у тебя, сидел в кресле, чем-то занимался, уже не помню. Ты сидел рядом, на полу. Как котик, ластился ко мне. И я вспомнил, что он часто так делал. Чонгук понимающе поджал губы. Это было похоже на нефизическую измену, но Чон не винил за это никого: ни себя, ни Минхёка. Это закономерно — думать о том, кто был тебе дорог. И неважно, речь идёт о любви или просто о дружбе. Человек, оставивший след в душе, не может, не должен быть забытым. — И что дальше? — спросил Чон. На улице была невероятно приятная погода — идеальная для долгих ночных прогулок. И, не будь вечер таким вязким и мутным, Чонгук, пожалуй, предложил бы сделать крюк, прежде чем пойти домой. — Наша с ним история закончена. А вот ты, похоже, обладаешь невероятной силой воли, раз смог отпустить свою первую любовь. Между вами ничего не было, но могло быть, когда он вернулся. Ваша история не то что не закончена — не начата толком. А у нас она имела и начало, и конец. Я давно отпустил его, но тот, кто изменил нас, имеет уникальное право видеть нас такими, какими мы были в прошлом, с ними. Вот и всё, — Минхёк, приходя в себя, взял Чонгука за руку. — Пройдёмся? Чонгук с готовностью кивнул. Ему нравилось, когда Минхёк читал его мысли, особенно если это получалось так — естественно, гармонично. — Многовато монологов от меня в последнее время, не находишь? Они прошли мимо дома Минхёка, Чонгук почему-то вспомнил, как встретил Ли впервые, вспомнил запах сигарет, без которого Ли нравится ему намного больше, и свои мысли о том, что он слабоумно и отважно идёт на встречу с кем-то неизвестным. Потому что судьба подталкивает его, а он слишком устал, чтобы сопротивляться. — Мне интересно всё это знать. Твои мысли. Ты рассказываешь, но я всё ещё знаю о тебе слишком мало. Медленно шагая, Минхёк чуть сжал пальцы Чона. За этим жестом Чонгук почувствовал, почти физически ощутил ещё одно ранение в сердце Минхёка. Больше Ли не закрывал его за непробиваемой броней, и попадать в него стало проще. — Рассказывать особо нечего, но влияние театра превратит эту историю в маленькую драму. Как ты уже, конечно, догадался, я написал тебе не из-за ключиц. Из-за имени, его имени… Он был со мной, когда я узнал о диагнозе. Я тогда не понимал, что делать, первые полгода срывался на слёзы через день, но он всегда был рядом. Помогал, хоть я и пытался убежать от любых привязанностей. Мы встречались больше четырёх лет, сначала просто дружили, потом как-то завертелось всё. Я был его единственным… Ну, знаешь… — Минхёк заметно смутился. — Парнем. Это я всегда знал, что я гей, а для него это было тяжело. Вот мы общаемся, дружим, а потом появляется влечение; такое грязное, запретное, неправильное. Он очень тяжело переживал это. А потом я узнал, что такое слава. Сценаристы, актёры, критики — люди, которых я боготворил, стали обо мне говорить. В большинстве отзывов хорошо, слишком хорошо, как будто я всемогущ. И это меня испортило. Слишком много людей оказывало мне знаки внимания, я купался в лести и похвалах, но хранил верность. Правда, лишь физическую — мысленно я переспал со столькими людьми, что и не сосчитать. И я решил расстаться. Не понимал, что одинаковые люди не уживаются. Особенно если примешается конкуренция. Я подумал: на кой чёрт оставаться с тем, кто не живёт искусством, как я? Нужно найти кого-то под стать, такого же горящего. И были бы мы два бенгальских огня. Но меня это не заботило. Я не приходил ночевать, Хони бесился от ревности… — Минхёк сделал паузу, очевидно, из-за ласкового обращения, вырвавшегося случайно. Стараясь делать его не слишком заметным, он сразу продолжил. — А я гулял, не задумываясь над тем, что он чувствует. Появился Чангюн. Он был самым настойчивым, всё время крутился рядом, не давал прохода, говорил, что отобьёт меня, чего бы ему это ни стоило. Я посмеивался, но мне нравились его ухаживания, меня увлекала эта игра. Он набивал мне цену, и я забыл, как много для меня значит Хони. И однажды я просто сказал, что больше его не люблю, и ушёл. Соврал и себе, и ему. А дальше совсем ничего интересного. Чангюн изменял мне, я не хотел верить; когда узнал, мы разошлись, он пообещал, что исправится, сошлись опять, а потом всё по новой. И так полтора года, пока я не смог с этим покончить. Я любил и ненавидел его. Но больнее всего в этих отношениях было не то, что он мне изменял — люди разные, кто-то действительно получает удовольствие от того, чтобы спать со всеми подряд, соблазнять, пытаться быть непойманным, — а то, что из-за него я предал самого замечательного человека на планете, отвернулся от счастья, которое с искренней улыбкой смотрело на меня каждое утро. Мне было мерзко, что я совершил такую ошибку, не понимая, от чего отказываюсь. И вот я здесь. С твоими трясущимися коленками и чувством вины в придачу, — Ли остановился и отпустил Чонгука. Взгляд был устремлён в одну точку. — И теперь мне стыдно перед тобой. Потому что, будь он одинок, я не уверен, что не пошёл бы за ним, — он повернулся к Чонгуку. — Ты замечательный, но наивный голос внутри тихо нашёптывает, что с ним мне было бы лучше. — Вот как… — растерянно проговорил Чонгук, не понимая, как реагировать на эти откровения. Рассказ Ли вызвал в нём и без того множество чувств. Чон вдруг осознал, что Минхёк — обыкновенный человек, совершающий глупые ошибки. Он может быть слепым из-за любви или славы — как все. Маска, в которой он щеголял перед незнакомцами, была заслужена им этими ошибками. Но окончание истории холодной водой окатило его с ног до головы. — Но я расцениваю эти гадкие мысли, как запретный плод. Что-то, что я никогда не узнаю — поэтому оно и волнует меня. Люди фантазёры, и я просто фантазирую. Если бы встал выбор, думаю, я выбрал бы тебя. Ты — осмысленная привязанность, а не горячка молодости. И это важнее… — он попробовал обнять Чона, но тот не дался. Минхёк был к этому готов. — Я знаю, что обидел тебя и подорвал уверенность в себе, своём выборе и своём будущем. Но я не хочу тебе врать, поэтому говорю всю правду. Даже ту, которую предпочёл бы не знать я сам. И вот тебе ещё одна правда: череда случайностей и неподконтрольных нам событий привела нас друг к другу. Хорошо это или плохо, я не знаю. Как и не знаю, надолго ли мы вместе и что станет причиной для разрыва. Но я точно знаю, что, если мы расстанемся, я никогда не соберу себя. Ты вовлёк в мою жизнь слишком много людей. Чимина, своих родителей, мистера Кима и самую яркую точку — Кихёна. Первое время я боялся, что не справлюсь и возненавижу вас обоих. Но глядя на него, я думаю лишь о том, что единственный, кто достоин моей любви — этот маленький человечек, который тянет ко мне свои очаровательные ручонки и продолжает называть Мими, хотя вполне может выговорить моё имя полностью. И я слушаю только этот голос. Он звучит и в твоей голове. Давай сосредоточимся на нём и забудем этот вечер. Коснувшись плеча Чонгука, Минхёк повернул обратно, в сторону дома. Чон постоял в нерешительности несколько секунд. Опять десятки, сотни мыслей, чувств, ощущений. Он тонул в них, пытался выбраться, но не мог понять, что должно стать его берегом. А потом Минхёк назвал имя Кихёна, и топящий его поток усмирился, из цветной вязкой жижи превратившись в прозрачную воду. Защитный механизм выбрал главное и стёр всё остальное. Кихён. Минхёк тоже любит его — и за это можно простить ему прошлые привязанности и болезненную правду. Чонгук достал телефон и спросил у матери, всё ли в порядке у Кихёна. Та почти сразу ответила «да», добавив фотографию, на которой малыш возится с игрушками. Чон улыбнулся, посмотрел на порядком отдалившуюся фигуру Минхёка и быстрым шагом последовал за ним.