Ни о чём не жалеть

После того утреннего звонка Чонгук почти не думал о Тэхёне. Лишь изредка, сталкиваясь с чем-то, напоминающим его особенно настойчиво, он пропускал короткую мысль о том, что такой человек есть, но никогда не углублялся. Настоящее занимало его полностью, не оставляя места прошлому, которое, впрочем, всё-таки нашло лазейку, чтобы вернуться. Чонгук старался относиться к этому с привычным равнодушием — тем, с которым он смотрел на музыку всю жизнь. Она существует, люди посвящают служению ей свои жизни, она становится их смыслом, проводником и вдохновением. Во все эти пункты Чонгук подставил имя Тэхёна, и воспринимать новость о новом учителе Кихёна стало проще. Тем более что заниматься с Кимом будет даже не он. Но слабый страх на мгновение завладел разумом. А вдруг Кихён тоже влюбится в Тэхёна? С остервенением Чонгук помотал головой. Ни за что, никогда, он не допустит этого. Кихён не часто рассказывает о чём-то сам, но всегда открыто отвечает на любые вопросы. Чонгук заметит, если что-то пойдёт не так. Он не позволит ребёнку повторить его судьбу. К тому же Кихён пока не особо интересовался противоположным или своим полом. Люди его в принципе не особо волновали. Он фанатично отдавался только музыке. Однако всё это не слишком утешило Чонгука. Он невольно задумался над тем, какая разница в возрасте между Тэхёном и Кихёном. Киму, кажется, 52, если не больше, а Кихёну всего 4. Какая уж тут любовь. Но тревога за то, что их с Минхёком пример как-то повлияет на выбор Ю, не оставляла Чонгука. При Кихёне они всегда были образцом христианской добродетели. Никаких недопустимых жестов, взглядов или прикосновений. Чонгук восхищался выдержкой Минхёка, который за все секунды воздержания отыгрывался на нём в спальне, и сам давал слабину так редко, что никто, глядя на них со стороны, не догадался бы о каких бы то ни было отношениях. Даже дружеских. Они были заботящимися о Кихёне соседями — не больше. Но кто знает, как мир вокруг себя видит ребёнок. Чонгук присматривался к его интересам, иногда опасаясь, что гомосексуальные флюиды передаются воздушно-капельным путём, но пока Кихён видел лишь музыку. Исполняя предсказания Джин-Хо, Кихён пел, кажется, не зная фальшивых нот. Чонгуку его голос казался настоящим чудом. Не только потому что он чувствовал свою причастность к появлению человека с такими данными, но и потому что объективно Кихён действительно был талантливым. Настоящий алмаз, которому была нужна шлифовка, чтобы превратиться в бриллиант невероятной красоты. И мастером для такого диковинного камня должен был стать кто-то сравнимый с Кихёном по таланту. Руша все ожидания, Кихён невзлюбил Кима. Видимо, у Тэхёна были с ним проблемы — как когда-то с Чонгуком, — но Джин-Хо настаивала на том, чтобы Кихён занимался только с Кимом. И Чон, и Ю не понимали её упрямства. В качестве забастовки ребёнок отказывался петь, но это было наказанием для него, а не для взрослых, поэтому он, ненавидя Джин-Хо, которая первое время собственноручно отводила его к Тэхёну, избавив от этого Чонгука, терпел. Ему понадобилось несколько месяцев, чтобы привыкнуть к Киму и не видеть в нём конфликтующую составляющую своей одержимости. Зато по истечении этого срока Кихён не просто полюбил Тэхёна — он обожал его сильнее, чем Джин-Хо и даже, кажется, Чонгука. Но детскую любовь с Кимом делил ещё Минхёк, к которому Кихён по неизвестным никому причинам привязался очень быстро. И так же сильно, как к Тэхёну. Для Чонгука редкие встречи с Тэхёном проходили спокойно. От романтических мечтаний его воздерживала бесстрастность Минхёка — даже тени ревности не мелькало на его лице. За время совместной жизни он изучил Тэхёна как музыканта и уважал его искусство, согласившись с Джин-Хо: Кихёну нужен именно такой учитель. Чонгук не нашёл, с чем не согласиться. Ли говорил так, словно спорить с ним бесполезно, он лишь озвучил истину, которую нужно принять. И Чон принял. Проверка выдержки Чонгука случилась в конце октября, когда Тэхён вернулся из короткого отпуска, посвящённого дню рождения Джису. Чонгук не задумывался о датах и людях, лишь коротко вспомнил, как поцеловался с дочкой Тэхёна и как неловко ему было потом. Помнила ли об этом Джису? Не похоже, что для неё такие вещи что-то значат. Чонгук пришёл за Кихёном с небольшим опозданием. Он всегда приходил не к самому окончанию уроков, потому что знал, что ребёнок готов заниматься сутками напролёт, и давал ему ещё немного времени. Кажется, Тэхён был ни капли не против. Чон невольно задумался над его мотивами. Деньги за уроки якобы давала Джин-Хо, но Чонгука не покидало ощущение, что на деле Тэхёну никто не платит. Он работает ради себя, ради искусства и ради маленького таланта, который в его руках обещал стать огромным. Но что-то в этом тревожило, тонкой иглой нависало над раной, ожидая момента, чтобы вонзиться в плоть. Позвонив, Чонгук осмотрелся. Обстановка была ему так хорошо известна, как будто он когда-то тут жил. Подростковый разум сохранил в памяти детали, выделив их как важные. Аккуратная серебристая ручка, тёмная дверь, стилизованная под дерево, идеально чистый коврик под ногами. — Я рад тебя видеть, но Кихёна тут нет, — прервал мысли Тэхён. — Джин-Хо забрала его минут пятнадцать назад. Чонгук глянул на часы — на дату. Он и забыл, что миссис Чон попросила забрать внука к себе на ночь. Она скучала по нему, и часто получалось так, что минимум два дня в неделю Кихён ночевал у родителей Чона. — Дырявая голова, — Чонгук сдержанно улыбнулся, поклонился и собрался уходить. — Можешь остаться, раз пришёл, — немедленно говорит Тэхён, как будто они вернулись в то время, когда Чонгук ещё занимался скрипкой. Только без скрипки. Просто ты можешь остаться. Чона затошнило. Голос Тэхёна, говорящий умиротворяюще, приглашает их продолжить с того момента, на котором они остановились, и Чонгук в панике пытается придумать, почему он должен ответить «нет». С другой стороны, чего ему бояться? Это просто дружеский визит, дружеское предложение — всё дружеское. Но Чонгуку представилось осуждающее лицо Минхёка, который видит в этом приглашении что-то большее. Видит его истинную суть, которую никогда не способен уловить Чонгук. Может, в нём ничего и нет? Чон повзрослел и готов к дружбе, поэтому Тэхён предлагает ему лишь такое общение. Никаких влюблённостей. — Почему бы и нет, — Чон пытается улыбнуться, но выходит что-то несуразное, хищный оскал, с которым он будет бросаться на себя, если оступится. В квартире прохладно. Или Чонгуку лишь кажется, что озноб вызван погодой, а не внутренним неодобрением. Он проходит в комнату, в которой они с Тэхёном сидели, когда тот, выпив, рассказывал про Монику, продолжая вливать в себя виски, а Чонгук, внимая каждому звуку, давился колой. Сейчас он, пожалуй, может претендовать на тот же напиток, которым себя решит развлечь Тэхён, только зачем это ему. Пить в компании того, кто вызывает такие реакции, очень плохая идея. Однако, когда Тэхён (должно быть из соображений гостеприимства) предлагает что-нибудь выпить (чай? Кофе? Чонгук сразу подумал про алкоголь, как будто Тэхён просто произнёс вслух его мысли), Чон соглашается. Потому что ему нечего бояться. «И чего ты так нервничаешь, в самом деле?» — спрашивает он себя, но ответа нет. Чонгук не понимает, что не так, лишь видит, что вплотную подходит к обрыву, который когда-то был между ним и Тэхёном, смотрит вниз, в чёрную пустоту, а потом на Кима. Прыгнуть или лучше остаться на своём месте? Прыжок может стоить ему жизни — той жизни, которой он живёт сейчас, — так зачем рисковать, если на другом берегу нет ничего особенного? — Как твои дела? — интересуется Тэхён, подавая ему соджу и садясь на диван напротив кресла, которое приметил для себя Чонгук. Ким выглядит уверенным в себе и неприлично красивым. Левая рука расслабленно держит бокал виски, правая покоится на спинке дивана. Чонгук не хочет рассматривать его с таким вниманием, но не может оторваться, будто воздух пропитан феромонами, и он, как бабочка, летит в пасть цветка-убийцы, который заманивает его себе на ужин. — Всё хорошо. Меня собираются повысить, будут кое-какие люди в подчинении… — говорит Чонгук, озвучивая то, что, пожалуй, волнует его в последнее время сильнее всего. Но ему кажется, что это смешно, будто Тэхён своим вопросом имел в виду что-то другое. — Да и вообще. А какие новости у тебя? Воздух становится тяжёлым, каким-то пыльным. Дышать невозможно. Как себя вести, что говорить? Притвориться, что ничего не было? Даже если исключить фразы, показывающие, что он всё помнит, сам Тэхён чувствует себя довольно свободным в использовании намёков на что-то такое, что глухим ударом отзывается в груди. Чонгук всё сильнее запутывается, не понимает, как общаться с Тэхёном. Какая может быть дружба после неоднозначного прошлого, которое у них было? Нужно встать и уйти. И больше никогда не пытаться что-то изменить. Только тело налилось свинцом и держит Чонгука на месте. Заставляет наблюдать за тем, как его волшебный мир меняется, приобретая уродливые очертания страданий. Смутная догадка приходит в голову только теперь — годы спустя. Может, Тэхён испугался, что Чонгук не будет ему равным? Кто-то молодой, незрелый, слабый — он не достоин его любви? Тэхён решил, что ради такого человека не стоит рисковать жизнью и карьерой. Чонгук вглядывается в лицо Кима, ища подтверждения своей догадке, но его не было. Тэхён смотрит доброжелательно — так же, как и всегда. Разве что тоска серых глаз лишилась последнего радостного огонька, который раньше иногда загорался при встречах с Чонгуком. Теперь в глубине сознания Кима не осталось никаких светлых пятен, лишь бесконечный мрак, поглотивший хозяина. — Поездка в Америку — я говорил, что Джису вернулась в штаты? — прошла неплохо. А больше никаких новостей. Я просто мирно доживаю свой век. Чонгук не делает и глотка. Он и так пьян. Смотрит на Тэхёна, не отрываясь, и видит, что тот ему врёт. Так явно и очевидно, словно Ким — чёрно-белая картинка, от которой красными пятнами расходятся слова лжи. Чонгук отходит от края обрыва, усмехается и, разбежавшись, прыгает. — А на самом деле? — пытается добраться до истины Чонгук. Неловкость перетекает в слабую злость. Рядом с Тэхёном Чонгук чувствует себя брошенным ребёнком, обрывками вспоминает Пусан, музыку, поцелуй, признание и никакого ответа от Тэхёна. Просыпается детская обида, но теперь она не импульсивная, а повзрослевшая, обдумавшая удары, нанесённые ей, и жаждущая мести. Чон делает крупный глоток и мутным взглядом смотрит перед собой. Где-то там перед ним Тэхён, но он его не видит, потому что на самом деле смотрит внутрь себя. Он вдруг понимает, зачем решил выпить: понадеялся, что это приведёт его в чувства, но пока получалось наоборот. — Ты прав, — с изменившимся настроением, словно сигаретный дым, выдыхает Тэхён. Сначала он смотрит на Чонгука испуганно — не может поверить, что тот увидел его ложь, — но потом почти физически снимает с лица маску и становится таким несчастным, что у Чонгука замирает сердце. — Джису почти не была со мной. Всё время со своим парнем. Вроде всё серьёзно; я понимаю, к чему ей стареющий отец, который не знает молодежных веяний, даже не интересуется ими… — задумчивая фигура Тэхёна сидит неподвижно, отчего сделанный голодный глоток кажется потусторонним вмешательством, как если бы статуя начала двигаться. — Это было больно, хоть и ожидаемо. Захотелось обнять Тэхёна, но не так, как обычно хочется обнимать Минхёка — чтобы передать часть своего тепла, поделиться энергией, а как-то иначе. Чон не понимает, в чём отличие, и остаётся сидеть. — Кихён делает успехи, — меняет тему Тэхён. Чонгук задумчиво кивает, позволяя ему это. Да, Кихён золотой ребёнок. — Ты, должно быть, гордишься, — продолжает Тэхён. — Когда Джису стала проявлять интерес к музыке, я был рад. Ей было, кажется, тоже около четырёх. Может, немного больше. В доме всё время звучала музыка, хоть Моника и не особо музицировала. Да и от меня малышка мало что слышала: я набирал популярность и редко бывал дома. Но она была окружена музыкой. Непонятно откуда взявшаяся петля давно покоится на шее, но только сейчас Чонгук осознаёт, что она начинает затягиваться, лишая кислорода. Тэхён возрождает то время, когда между ними не было признаний и чувств, обещая откровенные истории, которых Чон так неистово желал. Теперь для того, чтобы их получить, он должен сделать всего ничего: позволить привязать себя, как прежде. — Я лишь хочу, чтобы он нашёл себя и был счастлив, — отвечает Чонгук, возвращая петлю обратно — в руки погонщика. — Мне всё равно. Наверно, с большим энтузиазмом я бы принял его желание иметь дело с лошадьми. В этом есть какая-то извращённая жестокость. Тэхён не бежит от Чонгука, когда замечает, что он взволнован, он наблюдает, как учёный за тяжёлым экспериментом, в который нельзя вмешиваться, чтобы не повредить исследованию. Несколько минут они молчат, а потом Тэхён вдруг начинает монолог, как будто он один, наедине с собой и своими демонами, борется с ними из последних сил, хоть и знает, что не сможет победить. Тэхён вспоминает о двух годах работы в Великобритании, говорит, что несколько раз приезжал в Сеул. Чонгук думает, что он не знал об этих приездах, а Ким рассказывает так, как будто причин знать нет и не может быть — с чего бы ученику знать об учителе рутинные вещи. О подружках Тэхён упоминает лишь вскользь, подтверждает, что пользовался вниманием, которое ему оказывали, даёт понять, что та девица, с которой Чонгук видел Тэхёна, лишь одна из. Каждый раз Ким приезжал с кем-то новым, играя, показывал красоты родного города и уезжал обратно, чтобы к следующему визиту найти кого-то ещё. Она не уникальна. Как, должно быть, и Чонгук для Тэхёна. Просто влюблённый ученик. Один из. Петля опять на шее и затягивается крепче. Чонгуку снова важно и интересно, чем жил Тэхён, каким воздухом он дышал. Его бы отрезвило смс Минхёка — ведь Ли так тонко и точно чувствует, когда Чонгуку нужна его помощь, — но в этот раз он молчит. Не чувствует зова о помощи или надеется, что Чон справится своими силами? Теперь понятно, почему Чонгук относительно спокойно принял Джухона: сам он всей своей сущностью кричит о том, что выбрал бы Тэхёна, поступи от него хоть один очевидный, однозначный сигнал, который не нужно разгадывать. Собственное чувство вины не позволило упрекать за слабость кого-то другого, когда сам Чон так же безволен. Тэхён возрождает в памяти самое сложное для Чонгука время. Отказ, запутанность, потерянность. У него не было никакой возможности разобраться со своими чувствами, обратиться к единственному, кто его понимал — ничего. Пустота и одиночество. Чем тогда жил Чонгук? Тэхёном, но лишь сначала, пока Чимин, игнорируя его нелюдимость, не влез в его жизнь, добавив в неё красок. Чону отчаянно захотелось отблагодарить друга за упорство снова. Ведь если бы не он… Чонгук поднимает глаза на замолчавшего Тэхёна и видит себя — слабого и несчастного, убитого непониманием людей, которые всё время чего-то от него хотят, и тем, что единственный, кто был ему близок, ушёл. Тот Чонгук не пережил бы Кихёна и Чиён. Чон допивает соджу. Он мягкий и податливый. Тот же напиток, который при Минхёке позволял ему трезво мыслить, при Тэхёне превращает его в расплавленный воск, из которого можно слепить что угодно. Если Тэхён предложит остаться на ночь — дружески, конечно, никакие намёки Чонгук не позволит продолжить, — Чон останется. Но Ким, без интереса глянув на время, говорит, что Чонгуку, пожалуй, пора. Аккуратно прогоняет, потому что улавливает сомнительное брожение, начавшееся в голове Чона. Как будто он не сам его вызвал. — Конечно, — не спорит Чонгук, но подняться не получается. Во всём теле слабость и тяжесть этого вечера. Глаза закрываются, хотя он не хочет спать. Нет, так мутит Чонгука явно не из-за Тэхёна.