Ни о чём не жалеть

Выйдя, Минхёк сел на тротуар и открыл приложение с такси. Чонгук присел рядом, смотря, как Ли уточняет адрес гостиницы в сообщении, отправленном Чоном, настраивает своё точное местоположение, отправляет заявку. Минута молчания, контрастирующая тишина. Запах, звуки, атмосфера улицы. И никакого разврата и греха. Непонятно откуда Минхёк достал сигарету и медленно закурил. Чонгук сложил руки в замок и опустил голову. Бессилие и безысходность. Его стал обволакивать ненавистный сигаретный дым, но Чон ничего не говорил. Сейчас обещание не возвращаться к старым привычкам, данное Минхёком себе и Чонгуку, не имело никакого значения. Каждый атом изменил направление, следуя новому пути, мир вокруг казался мукой — дунешь и разлетится. Проследив за тем, как Минхёк делает глубокие затяжки, Чон забрал у него сигарету и прислонил её к губам. Аккуратно вдохнул. На этот раз кашля не было, но и удовольствия тоже. Ли не отреагировал. Так и смотрел перед собой, как будто там, вдали — истина, которую он тщетно силится найти. Подъехало такси. Чонгук сделал ещё несколько затяжек. Ничего. Минхёк забрал сигарету, затянулся дважды, умелым движением потушил о бордюр и бросил в сторону мусорки. Ехали молча. Минхёк, положив руки на колени, смотрел в окно. О чём-то думал, делал для себя какие-то выводы, успокаивался. Теперь это была не струна, а воздух, который её окружает. Он внимает любой вибрации, но ничего не даёт сам по себе. Минхёк обладал потрясающей способностью перетягивать всё внимание на себя. Чонгук успел забыть обо всём и обо всех. Даже если его мать сейчас в постели с Тэхёном — ему плевать. Что, в сущности, в этом плохого? Физическое — чепуха, не стоящая переживаний. В номере было пусто. Джин-Хо, похоже, забрала Кихёна спать к себе. Было тихо и за стеной, у Тэхёна; ни звука, хотя время почти детское — половина первого. Всё так же устремив взгляд перед собой, будто он один, Минхёк отправился в душ. Чонгук хотел пойти за ним, но понял, как нелепо это будет. Говорить нечего, близость не нужна им обоим. Он остался в комнате. Сел на кровать, пытаясь собрать этот вечер по частям. Что-то страшное происходило с Минхёком в Пусане, но он не хочет говорить об этом, и Чонгук не станет спрашивать. Пускай все его страшные тайны останутся с ним. Чону придётся смириться с этим. Минхёк боится разочаровать его, но ещё больше он боится вернуться в то время, назвать вещи своими именами — а иначе он не сможет — и утопится в ненависти к себе. Чонгук примет это, потому что видит, что за молчанием не просто душевные переживания — за ними целая летопись, сломавшая Минхёка. Это не история о несчастной любви мальчишки из богатой семьи, это трагедия ребёнка, судьба которого наносила ему удар за ударом, проверяла, насколько крепка плоть под её орудием. Но Ли выдержал. Не один, при помощи брата и друзей, но теперь на стороне Минхёка стало на одного человека больше. Минмин похорошел не только телом, но и душой. Сколько лет прошло с тех пор, как Минхёк совершал те ошибки, за которые продолжал наказывать себя и сейчас? Они знакомы пять с половиной лет, но тогда Ли казался вполне сформировавшейся личностью — той, которая была перед Чонгуком и сейчас. Чон задумался о сроках. Рука потянулась к цепочке. Пять лет... Они действительно встречаются настолько давно? Чонгук не заметил эти года, несмотря на все тяжёлые моменты и признания, которые омрачали первое время. Ему было тепло и уютно, он по умолчанию принимал любой порок, с которым Минхёк его знакомил, потому что так должно быть, это его обязанность. И новые ошибки Чонгук тоже принимал безропотно — потому что месяцы до этого показали, что Минхёк хороший человек и надёжный партнёр, которому он может доверить не только свою жизнь, но и жизнь Кихёна. Ужасы жизни с ВИЧ-инфицированным тоже проходили мимо. У Минхёка бывали редкие вспышки агрессии, но Чонгук так к ним привык, что считал их частью характера Ли, а не последствиями недостаточно глубокой психотерапии. Изменилось ли что-то теперь? Наркотики и беспорядочный секс. Чонгук закусил губу. О последнем он догадывался и так. Образ Ли позволял такие фантазии и подгонял к ним декорации. Минхёк — камасутра, знающая десятки поз и умеющая их использовать, а не старый американский журнал для домохозяек, как Чонгук. Очевидно, Ли взял этот опыт не из воздуха. Но, пока камасутра служила ему, Чон отгонял ревность к прошлой жизни Минхёка. С этой гранью он смирился. А наркотики? Сейчас Ли был чист. Никаких зависимостей, если не считать театр и, пожалуй, Кихёна. Когда Минхёк вышел, Чонгук всё так же сидел. Ли опустился рядом, но не слишком близко — боялся осквернить. Чон привстал и сел ближе. Минхёк вздохнул. — Если я начну вспоминать всю боль, которую причинил мне этот город, меня не останется. Не стоило возвращаться. Пусан не для меня, это слишком тёмная глава моего прошлого. Чонгук кивнул. Он уже понял, что о причинах нелюбви Минхёка к Пусану ему не узнать. Ли замолчал. Чон встал, чтобы пойти в душ тоже, но Минхёк аккуратно взял его руку. — Хочу задать тебе вопрос, но не знаю, что стану делать, если ты ответишь «да». Чонгук заглянул в глаза, смотрящие на него с детским страхом человека, боящегося получить новый удар, упрёк за ошибку, за которую он уже наказал себя так сурово, как только смог. — Нет. Что бы там ни было — нет. Если «да» тебе не нравится, я отвечаю «нет», — Чон погладил Минхёка по голове, сел обратно и поцеловал в висок, как тысячу раз до этого делал с ним Ли. Но это не утешило. Минхёк как будто стал ещё более несчастным. Закрыв глаза, он лёг на спину. — Почему ты всё время такой? Это лицемерие? Невозможно любить так, чтобы прощать всё. Или это не любовь, а безразличие? У Чона вырвалась усмешка. Но не нервная, надрывная, а способная перерасти в полноценную улыбку. В одно мгновение внутреннее напряжение ослабло. — Как же ты можешь не видеть себя таким, каким тебя вижу я? — Чон встал. — Ты, человек, который по одному моему взгляду догадался, что я позвонил своему бывшему, а не написал сообщение, ты, Минхёк, который так много раз обезоруживал меня своими меткими фразами, проникающими в самое сознание? — Ли приподнялся и посмотрел на Чона внимательно, но недоверчиво. — Как ты можешь серьёзно всё это говорить и считать себя плохим, когда на самом деле ты такой замечательный, что у меня не хватает слов? — Чонгук наклонился и легонько стукнул Минхёка по лбу. — Глупый, — усмехнулся снова и ушёл. Должно быть, Минхёк остался в недоумении, но Чонгук только в таком сценарии не чувствовал себя разбитым. Главная проблема Ли — страх потерять тех, кто ему дорог сейчас, вернуться к тому прошлому, в котором он был несчастен, и всё, что может сделать Чон — показать, что страх не имеет под собой оснований. Прошлое Минхёка не касалось Чонгука, поэтому он мог с ним смириться. В их отношениях Ли был источником света, а не тьмы, как он сам говорил про себя. Если Минхёк чувствует себя уязвимым, Чонгук будет его сильной стороной, ширмой, за которой он успеет найти нужную маску — своё настоящее лицо — и надеть её на место. Чон станет для Минмуна тем, кем он сам был для него с самого начала их отношений. Если сегодня Минхёк не уверен в себе, Чонгук будет уверен в нём за них обоих. Чонгук не позволит им утонуть в воспоминаниях. Настал момент поменяться ролями. Хотя бы на один вечер. Вернувшись из душа, Чон обнаружил Минхёка у окна. В руке был бокал с шампанским, Ли был печальным, но не разбитым, как до этого, следил за городом и снова был собой. Чонгук глянул на часы. Его день кончился, но разве это должно кому-то помешать всё-таки отпраздновать? Правда, что именно они будут праздновать? Что в голове у Минхёка? У Минмуна? У Минмина? У Мими, вероятно, Кихён — хотя бы с этим просто. Чон осмотрелся, нашёл бутылку, налил немного себе. На возню позади Минхёк не отреагировал, поэтому Чонгук на несколько секунд в нерешительности замер. Может, он хочет выпить в одиночестве? Постояв немного, Чон всё-таки шагнул к Минхёку. Тот обернулся, улыбнулся устало, будто этот бесконечный день забрал все его силы, чокнулся с Чонгуком, допил свой напиток залпом, подождал, пока Чон сделает пару глотков, забрал бокал, поставил его на пол и поцеловал так, словно они не целовались год. Минхёк не практиковал «секс в любой непонятной ситуации», но сейчас он, пожалуй, был бы понятнее, чем любой из разговоров и объяснений. Шаткое единение душ, закреплённое близостью тел. Чонгуку этот план нравился, как и страстный Минхёк, который каждым поцелуем твердил слова благодарности — за то, что его поддержали, не оставили, когда он поддался своим демонам и дал слабину. Отстранившись, Чонгук быстро допил шампанское и толкнул Минхёка к кровати со всей своей решительностью. Он собирался атаковать ещё одну стену, и лучшего момента было не найти. В глазах Минхёка появилась насмешливость. Любой каприз за ваши деньги. Он руководит процессом и может либо запретить, либо позволить что-то сделать. Но сейчас Чонгуку казалось, что горит зелёный свет. Мысленно Минхёк протягивает ладонь, и Чон вкладывает в неё свою руку. Ещё один шаг доверия. Однажды они уже пытались, и с тех пор Чонгук иногда задумывался о том, что брезгливый Минхёк знает его похоть на вкус, а Чон даже не может её представить. Не то чтобы ему это было по-настоящему интересно, но запрет провоцировал ещё большее желание. Попробовать, рискнуть, ведь Минхёк болен и какой-то шанс заразиться есть. Но Чонгук никогда не верил в призрачные шансы. Может, зря, но Ли не сопротивлялся. Позволил себя раздеть и наблюдал за каждым движением так внимательно, что, кажется, перестал чувствовать удовольствие от старательных прикосновений. Или боялся расслабиться? Головой или телом? Они уснули около трёх. После секса долго болтали ни о чём, обходя болезненные темы, но с готовностью рассуждая о глупостях, вроде запаха постельного белья. Американские горки для настроения кончились. Второй день в Пусане прошёл нейтрально. После выступления опять была праздничная трапеза и совместная прогулка. Кихён воодушевлённо вещал о том, как ему понравилось (кому же не понравится побеждать с огромным отрывом), взрослые, думая о чём-то своём, молчали. В диалоге участвовал только Тэхён. С Минхёком он не разговаривал. Исчезли и их многозначительные взгляды, говорящие больше слов. Теперь они были просто незнакомцами без какой-либо истории. Интересно, о каких чертях говорил Минхёк? Чонгук в глазах Кима не видел никаких пороков, только тоску. Может, Ли ошибся и увидел то, что ближе ему? Каждый видит то, что хочет? Или тоска — неудовлетворённая похоть, просто Минхёк смог её расшифровать? Чонгук ясно понял, что никогда не проникнет в эту душу так же глубоко, как Ли. Даже если Чонгук и Тэхён когда-нибудь подружатся (что вряд ли), он не станет рассказывать такие вещи. О таком не принято рассказывать никому. В Сеул возвращались все, кроме Тэхёна. Он сослался на дела, вынуждающие его остаться ещё на несколько дней. На прощание Минхёк и Тэхён замешкались. Чонгуку показалось, что Ким извинился. Не словами, а понятными только им одним взглядами. Узнает ли Чон когда-нибудь, что за история за ними скрыта? Как и ожидалось, поездка в Пусан ни для кого не прошла незамеченной. Джин-Хо стала удивительно молчаливой даже для себя, Кихён, словно компенсируя её немногословность, повторял, как хорошо он выступил, а Минхёк… Минхёк стал ещё отчаяннее защищать отношения, которые начались для них обоих случайно. Это проявлялось в мелочах. Взгляд, задержавшийся дольше обычного, более ласковая улыбка. Заметив это, Чонгук понял, что действительно любим. И это вызвало страх. Вдруг он не оправдает это доверие? Вдруг ответной любви не хватит для такого человека, как Минхёк? Однажды Джин-Хо заметила, как необычна их пара. Разговор, как и все беседы с матерью, был прямым и беспощадным: если это серьёзно, вы можете прийти на празднование Соллаля вместе. «Это серьёзно? Но почему? Вы слишком разные. Есть ли у вас хоть одна общая черта?» Тогда Чонгук был слишком воодушевлён совместной жизнью и не обратил на эти вопросы внимания, потом боялся задуматься и найти неприятный ответ. И только теперь, когда они были привязаны друг к другу критически крепкими узами, он вспомнил, как всё начиналось. Минхёк терпеливо тянул его за собой, как будто знал, что раскрытие этой души будет щедро вознаграждено. А что давал ему Чонгук? Ты держишь меня в тонусе. Это чушь, ради которой не стоило столько стараться. Чон с новой силой стал бояться не удержать Минхёка рядом, поэтому спокойный месяц спустя он решил использовать один из упомянутых в Пусане пунктов. Когда-то он думал, что секс в общественных местах для животных и бездомных, но Минхёк изменил отношение ко многим вещам. Это может получиться интересно. Скажем, в театре. Там наверняка найдётся укромное место. Главное, не задумываться над тем, сколько таких мест Минхёк уже изучил там с другими. Чонгук оставил Кихёна у родителей, чтобы устроить полноценный романтический вечер. На часах было начало девятого. Должно быть, людей в театре почти не осталось. Может, только труппа Минхёка? Надо поймать Ли где-нибудь на выходе из зала и куда-нибудь утащить. Чонгук думал об этом так много, что стал желать этого сильнее, чем было прилично для юноши его воспитания. Но планы изменились из-за неожиданно раздавшегося звонка. Намджун. «Приезжай, надо поговорить». Голос встревоженный, печальный. Но у Чонгука не было ни одной версии, о чём они будут беседовать.