Ни о чём не жалеть

Следующим значимым событием стал субботний звонок в середине апреля. Восемь часов — раннее, по масштабам Чонгука, утро и уверенный голос Чимина, предлагающего встретиться. «Обязательно сегодня, завтра уже будет сложнее». Идя на встречу с другом, Чонгук восстановил в памяти последний месяц. Тэна выкупили через неделю после «семейного» визита на конюшню, Кихён готовится к новому большому конкурсу в Тэгу (хотя бы не в Пусане!), Минхёк лечится по старой схеме, Намджун всё ещё невыносимо скучает по жене, несмотря на то, что с её смерти прошёл целый год. А как дела у Чимина? Что последним рассказывал он? Яркой вспышкой вспомнился день рождения Чимина. Университетские и рабочие знакомые — с возрастом знакомых у него стало больше — и Хосок, весь вечер смотревший по сторонам и молчавший. Это был октябрь и с тех пор они успели расстаться, но Пак ничего не объяснял. Просто расстались — и всё. Сказал только, что нашёл ему неплохую замену — безымянного парня из смежной команды разработчиков, к которой его привлекли работать. Новости продолжались матерью Чимина, которая недавно (в феврале?) вышла замуж, а заканчивались трёхцветной кошкой, которую завёл Пак. Больше всего информации было про последнюю: Чимин обожал её и часто присылал фотографии. Пару раз внутри Чона что-то дрогнуло, он даже думал о том, чтобы завести кого-нибудь и себе, но потом вспоминал, сколько людей он уже успел завести, хоть и не пытался, и решил пока ограничиться ими. А ещё опыт Тэна… Кошкам лучше иметь более заботливых хозяев, чем он. Когда Чонгук пришёл, Чимин уже ждал его за столиком. Выглядел взволнованным. — Я уезжаю вечером, — начал Пак, не дождавшись, когда Чонгук сядет. Тот замер, смотря непонимающе. — Что? Куда? Почему? Чон снова прокрутил в памяти сообщения, которые присылал Чимин за последние полгода. Отъездов там не было. — Садись-садись, я заказал кофе. Ты же любишь кофе? Я ненавижу, но ты, кажется, любишь. Боже, так волнуюсь. А вдруг зря я всё это затеял? Я познакомился с парнем, я тебе говорил, но не особо. Не думал, что что-то выйдет, а тут он уезжает в Тэгу на год — по работе — и зовёт меня с собой. В общем, я согласился. С работой договорился, я давно уже из дома работаю, так что проблем не должно возникнуть. Тянул до последнего, не говорил тебе — не верил, что действительно решусь. Фух, — на одном дыхании выговорил Чимин, и постучал по столу ладонью, выводя Чона, смотрящего на него ошарашенно, из задумчивости. — Что скажешь? Я дурак, да? Бросать всё ради какого-то парня. Честно говоря, это настоящее безумие: он младше на пять лет, но я таким в его возрасте не был. Чёрт, даже и сейчас я не такой. Потому-то он так мне и нравится: он тот, кем мне никогда не стать. Яркий, харизматичный. И его улыбка… — Чимин закусил губу. — Знаешь, я раньше не верил, что за чью-то улыбку можно отдать душу. А теперь вижу её каждый день. С трудом Чонгук собрал то, что выплеснул на него Чимин. Парень, работа, Тэгу, отъезд. «Я дурак, да?» Дурак ли? Может, именно из таких событий и должна состоять жизнь, чтобы жить её было не жалко и не скучно — спонтанных, вызывающих возбуждённую дрожь? Чон повторил всё снова. Парень, отъезд… Ещё одна зияющая дыра в его жизни. — Ты, кажется, доволен? — рассеянно спросил он. Переводя новые впечатления на себя, Чонгук вспомнил, что он младше Минхёка на шесть лет. Начиная с ним общение, Чон не задумывался о возрасте. По сравнению с Тэхёном, где разница действительно была, пять или десять лет казались бы мелочью. А ещё Чонгук не думал, что «что-то выйдет». А когда вышло, они просто не говорили об этом. Возраст — пустая цифра. Как заметил Чимин, кто-то светится в двадцать три, а кто-то не находит свой свет и к сорока. — Да, пожалуй, — ответил Чимин, но без энтузиазма. И причину такой пассивности Чонгук, похоже, знал. — А Хосок?.. Несмотря на бесконечный поток информации о жизни Чимина, свои влюблённости он замалчивал. Кто-то появился, с кем-то расстался. Никаких подробностей. Чонгук знал только то, что Хосок — тот самый человек, которому Пак написал записку ещё в университете. После стычки с ним же Чонгук и нашёл Чимина побитым. Потом они вроде как сошлись, но в этих отношениях Чимин казался несчастным и предпочитал оставлять всё, связанное с ними, при себе. Когда-то невыносимо давно Чимин рассказывал про парня, свой первый поцелуй и тяжесть признания и отрицания общества. Тогда всё было в новинку, Чонгук не понимал ни друга, ни себя — ничего не понимал, собирал всё новое, что видел, но не знал, как это пристроить в своём мировоззрении. Но теперь любая новая информация идеально входила в специально приготовленное для неё место, заполняла собой всё, не оставляя зазоров. Впрочем, Чонгук всегда был готов принять всё. Но сейчас из неразобранного хлама прошлого возникло название города. Пусан. Парень Чимина был из Пусана. Это неприятное место испортило жизнь не только ему и Минхёку. А теперь — Тэгу. Интересно, насколько счастливым станет для них этот город? — Да… — Чимин махнул рукой и погрустнел. Погас, совсем как Минхёк, когда Чонгук случайно наступал на мину его непостижимого мира. — Расстались и расстались. Тяжело было, конечно. Ну и ладно. Чонгук помолчал, ощущая свою призрачную власть: лёгкая, незатейливая манипуляция, которая позволит Чимину высказать то, о чём он молчал несколько лет. Вопросы и утешающие слова сейчас были ни к чему. Через несколько секунд Пак действительно заговорил. — Сначала получаешь из-за него тумаки, а потом он признаётся тебе в любви, и всё такое волшебное. Ты просто герой американской подростковой комедии с хэппи эндом. Но в итоге получается только энд и никакого хэппи. Человек, который всю жизнь считал себя натуралом, не может вот так всё забыть и переступить через себя. С Каем проще: он гей. Никаких шагов в сторону и расстрелов. Идёшь по прямой уверенно, а не чинишь каждую яму на дороге, попутно собирая по частям и себя. Так что всё в прошлом, — он снова махнул рукой, попытался усмехнуться, но вышло неубедительно и удивительно больно. — Ты всегда можешь рассказать мне обо всём, — сказал Чонгук. И от этих слов, от самого их смысла, закололи кончики пальцев. Дружба и доверие — прекрасное сочетание, которое он и сам осознавал не всегда. — Я знаю, но не хочу ныть. В первую очередь, сам: чем больше жалуешься, тем сильнее себя жалеешь и тем меньше делаешь. На столе появился кофе. Чимин забрал его со стороны Чонгука и глотнул. Взгляд оставался печальным. Снова воцарилось молчание. Власть превратилась в беспомощность. Чонгук никогда не был для Чимина хорошим другом, человеком, которому хотелось бы пожаловаться и выговориться, а ведь сам Пак, пожалуй, выслушал бы что угодно. Но себя он приучил молчать о таких вещах. — Прости, я паршивый друг. Хочу тебе помочь, но не представляю как, — признал Чонгук, жалея, что спросил про Хосока, испортил это прекрасное утро. — Дружба — понятие весьма относительное. Твой дружок научил меня. Не обязательно знать о каждом передвижении твоего тела, чтобы говорить, что мы дружим. Если у меня будут проблемы — я позвоню тебе. Ты выслушаешь и поддержишь. Это дружба. А не болтовня по выходным. Чонгук осмотрел лицо Пака и виновато улыбнулся. Чон не стал бы звонить никому. Ни одна из проблем не заставила бы его позвонить кому-то, кроме, пожалуй, Минхёка. Так он себя воспитал: справляйся сам или готовься шагнуть с вышки. — Ты никогда не позвонишь мне — я знаю, — опередил ответ Чона Чимин. — Такой уж ты человек: не так реагируешь на дерьмо, как я. — Позвоню, — Чонгук пересел к Чимину и обнял его за плечи. — Однажды обязательно позвоню. — Звони мне, когда всё будет хорошо, договорились? Это, знаешь, тоже хороший повод потрепаться, — он задумался, подбирая причины для звонка. — Если вы, не знаю, скажем, решите пожениться. — Ох!.. — стушевался Чонгук, подсознательно радуясь, что нашёлся повод немного разбавить драму. — Не решим. Впрочем, если говорить откровенно, Чон об этом думал — искал ответный подарок, демонстрирующий его привязанность к Ли. Чонгуку понравилась идея с кольцом. Окольцевать, пометить блистательного Минхёка, показать всем, что он занят. Это символ не только для них двоих, но и для общественности. Наверно, хорошо, что Джин-Хо до этого не дожила. Несмотря на свою прогрессивность и терпимость, такой шаг она бы вряд ли одобрила. А что сказал бы Минхёк? Принял бы этот штамп? Конечно, с точки зрения закона это не будет значить ничего. Однополые браки и Южная Корея несовместимы. Но это всё-таки показало бы, что серьёзно настроен не только Ли, но и Чонгук. Тогда же Чон думал и о Тэхёне. Поздравил бы он их или проигнорировал? Он же против таких отношений, кажется. Чонгук даже размышлял о том, как мистер Ким делал предложение своей бывшей жене. Красиво и продуманно или неловко и неумело? А как бы такой важный подарок преподнёс сам Чонгук? Устроил бы романтический ужин или оставил бы где-нибудь, чтобы Минхёк нашёл, пока Чона нет рядом? — Мин романтик, если ты не заметил, — продолжал Чимин, но Чонгук тут же его перебил. — Мин? Чимин не пояснил придуманное для Минхёка имя, но по-особенному улыбнулся; и в этой улыбке Чонгук увидел историю. Такую же, как у него самого с Хёнджином и Феликсом. Связь, которая появляется между людьми из-за того, что они стремятся быть достойными друзьями и партнёрами, связь, которая появляется даже тогда, когда ты о ней не задумываешься. — Он, знаешь, бесил меня первое время, мы и сейчас грызёмся, но так, чисто чтобы развлечься, — Пак подхватил эту тему. — Но чёрт, ты понимаешь, как тебе повезло? Не будь вы вместе, я бы точно попробовал с ним замутить. Он как чёртов Иисус. Нет, правда: слишком хорош. Что-то у него наверняка должно быть плохим… Не знаю… Член? Признайся: там крючок от бабушкиной спицы? Тощий и короткий? Если нет, то его надо запретить на этой планете. Внутренний голос Чона, сначала повторявший про себя, что понимает, какой он везунчик, заговорил иначе, когда Чимин сказал про недостатки. У идеального Минхёка есть изъяны, которые могут напугать, но для Чонгука они давно перестали существовать. Да, Минхёк идеальный. «Чёртов Иисус». Прекрасный Минхёк, с которым Чону очень повезло. — Надо запретить, — скромно согласился Чонгук, удивляясь, как по-разному Ли и Пак вели себя друг с другом, втроём или наедине с ним. Чимин восхищался Минхёком, Минхёк напоминал важность Чимина. Невероятные отношения. — Спасибо, это ведь вроде как ты нас познакомил. Чон болезненно усмехнулся, потому что эта мысль притянула другую: причину, по которой он искал какое-нибудь знакомство. И это на контрасте с приятной беседой стало вонзённым в сердце ножом. Конечно, Чон искренне благодарен за то, что боль, связанная с Тэхёном, привела к Минхёку, сам Ким привёл к нему, но Чон предпочёл бы не знать этой боли. — До сих пор не верю, что ты сошёлся с человеком из приложения, — покачал головой Чимин. — Но я рад, зверски рад за вас, ребята. Ты очень изменился благодаря ему. Он сделал тебя таким классным. То есть, нет, конечно, ты сам сделал, но я вот что хочу сказать: ты выглядишь счастливым, и это делает тебя в миллион раз красивее и лучше, чем ты был раньше или был бы без него. Просто потому что ты, знаешь, тоже светишься. Понимаешь? Улыбка, когда говоришь о нём, философская задумчивость, мягкие плавные движения — он наделил тебя всем этим, как волшебством, поделился тем, чего у него в избытке. Ты живёшь, а не пытаешься выжить. И Кихён… Что бы ты ни думал, а он пошёл тебе на пользу тоже. Ребёнок… — Чимин мечтательно выдохнул. — Я бы хотел ребёнка. Дети — цветы жизни, и всё такое. Не зря же говорят. Но вообще я просто действительно счастлив за тебя. Чонгук слушал Чимина внимательно. Всё так. Минхёк сделал его лучше, помог ему выжить и показал, что жизнь, пожалуй, не так уж и плоха, как ему казалось, когда ушла Трикси, а потом его покинул и Тэхён. Кихён — сердце его существования, пресловутый цветок, вокруг которого крутится его сюжет. И это действительно хорошо, а не страшно. Глаза предательски защипало, и Чонгук потёр их пальцами. — Ох, чёрт, ты чего! — смутился Чимин. — Ну вот, сейчас и я заплачу. А я не хочу перед Каем предстать сопляком. Я, знаешь, вроде как веду. Не к лицу мне будет разрыдаться. — Надеюсь, однажды, ты будешь счастлив и за себя, Чим-Чим, — Чонгук, сентиментальность которого достигла высшей степени в беседе с кем-то заинтересованным, с тем, кто похвалил его самого, его жизнь и тех, кто был ему дорог, посмотрел на Чимина с благодарностью и обнял снова. Совсем так же — слегка нелепо, но искренне, — как в их первый вечер. — Ну что это! — не поддавался Пак. — Прощаемся не навсегда, а слюни развели, как я не знаю кто, — он похлопал Чона по спине. — Надеюсь, мы оба будем счастливы, — он решительно кивнул, а потом встал. — Пора бежать, пока мы не дошли до ещё каких-нибудь трогательных сцен. Мы и так слишком расчувствовались, — он потрепал Чона за волосы, поспешно вышел, помахал с улицы, показав пальцами сердечко, а потом, засмеявшись, ускорился и скрылся.