Ни о чём не жалеть

Купив в ближайшем магазине соджу и кое-какие закуски, Чонгук поднялся к номеру Тэхёна. Друг — вот кем станет знаменитый скрипач для него. Ведь когда-то речь шла о дружбе — а потом Чон всё испортил своей любовью. Может, Тэгу позволит им всё исправить? Правда, однажды Ким говорил, что у него тяжёлые отношения с понятием дружбы… Когда же это было? В какой из десятка неловких разговоров, случившихся между ними? Явно, будто Минхёк стоит рядом, зазвучали его слова: кому ты не доверяешь: себе или ему? Почему он вообще должен кому-то не доверять? Чонгук тряхнул головой и взглянул на дверь, у которой стоял, как на врата в новый мир. Пора отпустить все тревоги. Никакого внутреннего голоса, говорящего, что ничего хорошего из совместного вечера не получится, что ему надо убегать, а не идти к своей пропасти снова, когда он, как казалось, только смог из неё выбраться. Спокойствие. Тэхён — друг, ни на что другое Чонгук не претендует. Чон прислушался. Вдруг Тэхён занят? Пошёл в бар, найти себе компанию на вечер, расслабиться и тоже отпустить все волнения. Такие люди, как казалось Чонгуку, ищут утешения именно в телесном. К чему болтовня, разговоры по душам, громкие фразы и откровения, когда у человечества существует секс? Видимо, в Чоне заговорил Минхёк. Или Тэхён? Не дав закончить мысль, дверь открылась. — Это ты, — Тэхён выглядел слегка разочарованным. — А ты ждал кого-то ещё? Действительно, зачем куда-то идти, когда можно вызвать подружку на дом? Или дружка? Чонгук в красках представил Тэхёна с мужчиной. Кем-то таким же подтянутым, привлекательным. Или, может, с лысым толстячком, который компенсирует неказистую внешность чудесными навыками в постели. На эти фантазии тело Чона отреагировало бодрее, чем на Минни.  — Нет, — ответил Ким, не прогоняя Чонгука, впуская его внутрь и закрывая за ним. Что значит это «нет»? Не ждал кого-то другого или не ждал никого? Чон потёр лоб, надеясь, что этот жест позволит избавиться от навязчивых вопросов. Здесь и сейчас — вот, что ему необходимо. — Я подумал, может, ты захочешь выпить, — Чонгук прошёл за Тэхёном и поставил покупки на столик у кресла, в котором Ким был в его предыдущий визит. — Прошлый раз это кончилось паршиво, — заметил Ким, и Чон виновато потупил взгляд. Когда они пили в прошлый раз, он был болен, потерял сознание и всё повторял… — Здесь и сейчас, — сказал Чонгук вслух. — Давай на этот вечер оставим всё, что между нами когда-либо было. Я пришёл, потому что хочу с тобой пообщаться. Без контекста и прошлого. Просто поговорить. Ни о чём. Понимаешь? — он сел на диван, который, как ему показалось, ещё хранил его тепло, и посмотрел на Тэхёна. Атмосфера в комнате, как магический шар, показала зелёный свет. — Понимаю, — Тэхён выудил из принесённого Чоном пакета соджу, протянул одну бутылку ему, а вторую взял себе. — Только позволь мне извиниться. С моими мотивами относительно Кихёна мы разобрались, а вот моя реплика до этого… Я не хотел оскорбить ни тебя, ни… — он кашлянул. — Ни его. Чонгук вернулся на два с половиной часа назад. Злость, сравнение с Минхёком, негодование. События, случившиеся после этого разговора, перекрыли слова Кима перед концертом. — Вы действительно похожи… — признал Чонгук, делая глоток соджу. Удивительная лёгкость разлилась по телу, словно это не просто напиток, который он пил множество раз, а нечто уникальное, способное существовать лишь в созданной ими вселенной — в этом конкретном моменте. — У вас с Минхёком, кажется, непростые отношения, — он сделал случайную паузу, испытав дискомфорт из-за того, что назвал имя Ли. Как будто Тэхён пытался избежать имён, а он всё-таки его вставил. — Вы были знакомы раньше? — Нет, — Тэхён сел в кресло. — По рекомендации я пришёл на его спектакль, там мы встретились впервые. Потом он был на моём концерте, но мы не общались — о нём мне сообщила ассистентка. А отношения… Никаких отношений. У нас просто есть общий знакомый — вот и всё. — Со стороны это выглядело сложнее, чем ты говоришь. — Со стороны всегда видится не так, как есть на самом деле, — философски заметил Тэхён, и Чонгуку пришлось принять этот ответ. Ким не станет ничего пояснять. У них есть «общий знакомый», что бы это обозначение ни значило. Нестерпимо захотелось спросить, почему Тэхён так быстро забыл всю грубость, показанную Чонгуком, но это, пожалуй, было и так понятно: потому что он взрослый человек. Он объясняет Чонгуку простые истины и не испытывает обиду за жёсткие или глупые предположения. Учит менее мудрого знакомого. Друг… Неужели они действительно смогут дружить? Какой будет эта дружба? — Чувствуешь себя одиноко? — заговорил Тэхён, и Чонгук почувствовал, что этим вопросом Ким забирает инициативу себе. Что бы Чон ни сказал и ни спросил дальше, теперь она в руках Тэхёна. Но так даже лучше: может, Ким создаст каркас, облепив который, они не распрощаются. — Тут нет ни Минхёка, ни Джин-Хо. Укол совести среагировал на последнее имя, и Чонгук приложился к бутылке. — Ты не должен винить себя за то, что не скорбишь, как твой отец, — Тэхён наблюдал за ним с интересом, как за пойманным в джунглях зверем, неизвестным науке. — Думаю, она сильнее волновалась бы за Кихёна, а не за тебя. Прозвучало жестоко, беспощадно, но правдиво. Чонгук посмотрел на Тэхёна, потом на комнату — опять пытался зацепиться за что-нибудь, привязать себя к физическому, а не утопать в понятиях и эмоциях, в которых не разбирается. Ким между тем продолжал. — Когда умирала моя мать, я даже не знал. Это довольно мучительно: о смерти дорогого человека ты узнаёшь постфактум, когда не можешь даже попрощаться. — Расскажешь? — Чонгук не отрывал взгляда от Кима. Тот, напоминая себя осенней версии того года, когда они познакомились, был печален и задумчив. И, чёрт подери, прекрасен в своих голубых штанах и полосатой чёрно-белой кофте. — Хотя я, конечно, не настаиваю. Должно быть, неприятно вспоминать. — Расскажу, — кивнул Тэхён, пустым взглядом уткнувшись в пол. Складывалось впечатление, что он принимал какое-то важное решение. Через несколько секунд он, подняв голову, неискренне улыбнулся, встал и переместился на диван к Чону. — Опять разглядываешь меня, как мартышку, — объяснил он. — Расскажу чуть позже. Это длинная история, для которой я пока слишком трезв. — Напьёшься? — Чонгук неловко дёрнулся. «А зачем ещё ты принёс мне — нам — столько алкоголя?» — спрашивали серые глаза, обратившиеся к Чонгуку. Сердце гадко сжалось. Зачем? — Не помню, когда последний раз напивался. Но немного расслабиться мне не помешает, — он сделал несколько глотков и покачал головой. — Вот так я и живу: пью в компании детей, а не ровесников. Чонгук не стал спорить, что он не ребёнок. Хотел, но лишь секунду. Он достаточно повзрослел, чтобы не говорить об этом. Такой человек, должно быть, мог бы понравиться Тэхёну. Более-менее зрелый, не самозабвенно влюблённый. Такой человек нравился даже самому Чону. И за это он должен благодарить Чимина и Минхёка, а не… Впрочем, и Тэхёна тоже. Только иначе. Несколько минут они молчали. Тэхён как будто подталкивал Чона что-то сказать, а Чонгук готовился это сделать. Готовился полоснуть острым клинком по едва зажившей плоти, проверить, насколько душа ещё способна на неё реагировать. Лёгкий разговор, с которого они начали, готовился стать драматическим. Все их разговоры всегда были только такими. — Я более-менее напился всего раз: в тот вечер, когда переспал с Чиён. Прозвучало больно, как будто Чонгук, не подготовившись, содрал с раны пластырь, обнажая её, позволяя взглянуть на неё, выставляя её напоказ. И Тэхён, и Чонгук, смотрели перед собой. Друг на друга было бы странно, потому что каждый, кажется, понимал, что думает и чувствует другой. И признаться в этом было бы безумно. — Как это было? — Тэхён, всё так же не глядя на него, слегка сдвинул брови, словно этот вопрос причиняет нестерпимую боль и ему. Тяжёлый вздох. Чонгук закрыл глаза, вспоминая тот вечер. Он долго пытался стереть его, но чем активнее были попытки, тем чётче каждое мгновение отпечатывалось в памяти. Он увидел Тэхёна — того самого Тэхёна, который сидел рядом, что-то говорил, спрашивал, просто дышал, — позвонил Чимину, они встретились, куда-то пошли. Чиён появилась почти сразу, вертелась, касалась его, но Чонгук думал не о ней, а о том, как всё это по-дурацки: Тэхён, он сам, секс. К чему это вообще? Зачем ему вообще задумываться об ориентации, если он просто любит — любил — Тэхёна. Но он был настолько разбит, что не понимал, что совершает ошибку. Что случилось бы, повторись история сейчас? Он был бы даже счастлив, что Ким не одинок. Но стал бы Чон тем, кто может радоваться за свою первую любовь, если бы не тот вечер, не тот Тэхён и не тот бестолковый секс? — Глупо, — Чон снова выпил. — Хотелось проверить, как это вообще. Вдруг моё. — И как? — Не понравилось. Мерзко. Не моё. Хотя, знаешь, забавно… — Чонгук измученно усмехнулся — что это, соджу? Почему он так пьян? — Минни, сестра Тэиля, флиртовала со мной, и мне это понравилось. — Вы же не?.. — Нет, конечно, что ты. Я, вроде как, семейный человек, — Чонгук улыбнулся ласково, но помрачнел через секунду — словно спичка, которую не получается зажечь для полноценного огня. — Я был так запутан тогда… Сейчас такие новости принять было бы проще. Рука Тэхёна ободряюще похлопала его по плечу, словно извиняясь. Прости, что меня не было рядом? Прости, что к этому вечеру тебя привёл я? — Кихён замечательный, так что, может, это и к лучшему. «Туман, в котором я жил, не к лучшему», — стукнуло внутри. Чонгук глянул на время. Подаренные Минхёком часы, словно упрёк в чём-то запретном, показали половину десятого. — Позвоню, пожалуй, сестре Тэиля, уточню, как там Юки. Никогда не оставлял его так надолго с кем-то незнакомым. — Они хорошие люди, тебе не стоит волноваться, — успокоил Чонгука Тэхён, а потом повысившимся тоном добавил: — У тебя действительно ребёнок… Фантастика. — Я и сам не до конца к этому привык. Действую на автомате, потому что так положено. Родительский инстинкт делает всё за меня. С Минхёком такие разговоры никогда не случались. О таком они либо не говорили, потому что Ли и так всё знал, либо говорили с иным оттенком. Совсем не так, как с Тэхёном, беседа с которым была больше похожа на разговор с собой, со своим вторым я, альтер эго, улучшенной версией, которая может подсказать и помочь. Чонгуку было приятно от того, что он действительно может говорить всё, что думает, и получает ту же правду от Тэхёна. Получает же? Он будет с ним честен? Чонгук поговорил с Минни, послушал удовлетворённый смех Кихёна, убедился, что Тэиль всё ещё поёт ему восторженные дифирамбы, и отключился. Всё это время Тэхён наблюдал за ним, Чон чувствовал его холодный взгляд, рассматривающий каждую мышцу на лице так, будто они способны говорить и расскажут все его секреты; но, едва Чонгук завершил звонок, Ким отвернулся, словно потерял интерес. — Даже странно, что у такого неразговорчивого ребёнка, похоже, нашёлся друг, — хмыкнул Чон. — Они дополняют друг друга. Тэиль настоящий ангел. Добрый, отзывчивый — никакой закулисной игры, как у Кихёна. И это довольно странно, учитывая, что малыш Ю окружён любовью. К чему ему изворачиваться? — С кем поведёшься, — кисло хмыкнул Чонгук, намекая то ли на Минхёка, то ли на Джин-Хо, то ли на Тэхёна. — Зачем ты так рассматривал меня? — спросил Чон, глядя на Тэхёна в отместку. Всё те же манящие серые глаза, губы со слегка опущенными вниз уголками. Всё так же прекрасен, как и раньше, разве что вокруг глаз прибавилось морщин, но и они не делали Тэхёна менее красивым, лишь оттеняли его удивительную, уничтожающую притягательность, его гармоничное феминное изящество. — Не перестаю удивляться тому, как ты вырос. — Ещё скажи, что помнишь меня, когда я под стол ходил, — сощурился Чонгук. Тэхён пил уже вторую бутылку, как будто каждое слово нуждалось в алкогольной подпитке, и он боялся пропустить хоть секунду без дозы. — Не помню, — ответил Тэхён. — Думаю, нас знакомили, когда я был в Сеуле… Джису тогда было около четырёх. Тебе, очевидно, тоже. Скорее всего, твои родители приходили и привели тебя, — он глянул на Чонгука, словно забыл его лицо и хотел проверить, точно ли оно не сохранилось в памяти, а потом вздохнул и замолчал. Чонгук его не торопил. Он знал, что Тэхён расскажет, расскажет всё. Всё, что он решил рассказать. Ни словом больше, ни словом меньше. Сам воздух утверждал это правило, установившееся в напряжённой фигуре Тэхёна, созерцание которого неожиданно вызвало в Чонгуке знакомый трепет. Это были не отголоски старого чувства, это было нечто новое. Если раньше чувство появилось из отношений учителя и ученика, то теперь — из дружбы. И оно выглядело более зрелым. Но было менее устойчивым, потому что сейчас у Чонгука есть семья, есть, что терять. — Мрачная история. «Я заметил», — чуть не вырвалось у Чонгука, он даже успел открыть рот. Но промолчал. Воздух стал общим пространством, в котором не требовались такие банальности. — Там будет и про Монику, — Тэхён, опять добавляя что-то неуловимое, посмотрел на Чонгука. — Забавно, как много раз ты спрашивал про неё, не получая ответа. А теперь время вопросов прошло. — И ты сможешь наконец рассказать, — Чонгук опустил глаза. Что-то во взгляде Тэхёна пугало, опять утягивало в тьму, которая была мрачнее, чем когда бы то ни было. Сплошная тьма без светлых пятен, густая, всепоглощающая. Тэхён собирался совершить главную исповедь своей жизненной драмы? Или лишь начать? — Что же, — тянул Тэхён, а потом, словно человек, ныряющий в ледяную воду сразу, с головой, а не аккуратно, привыкая к холоду, продолжил. — Как ты знаешь, я уехал в США с Моникой. Мы поженились тут, потом была церемония с её не доехавшими до нас родственниками — всё, как полагается, — Тэхён говорил брезгливо. — Несколько лет всё было довольно… — он задумался, подбирая слово, а потом пожал плечами. — Знаешь, всё было плохо. Просто плохо. Меня, как иностранца, почти не знающего язык, не хотели брать на работу, особенно с учётом того, как много своих, местных звёзд, которых нужно лишь немного подсветить софитами. Денег не было, она ждала принца, который её обеспечит, а принц уходил в шесть утра и возвращался в час ночи, не зная отдыха и выходных. Но я был упрям. «Без скрипки я перестану существовать, надо держаться». Хотя я каждый день думал, что сдаться проще. Она давила, настаивала, что я должен найти другую работу, что музыка не приносит денег, но я пахал, играл в барах и кафе, иногда выступая с такими песнями, от которых хотелось выть, — Ким сделал паузу, и у Чонгука по телу пробежали мурашки. Куда-то делся весь воздух. — Один в чужой стране — я верил всему, что она говорила, потому что других советчиков у меня не было. Стыдно за доверчивость, стыдно, что я поддался на уговоры и уехал с ней тогда. Хотя, кто знает, что было бы, останься я тут? Вряд ли моя карьера повторила бы американский успех. — Эту историю ты тоже расскажешь? Тэхён раскрывался и раскрывал Чонгука плавно. Аккуратно, шаг за шагом. Где-то сказать, где-то дождаться вопроса, где-то спросить. Словно опытный кукловод, он вертел в руках свою беззащитную куклу, которая даже не понимала, что она в чужой власти. — Не сегодня. Тут слишком много подводных камней, которые меня утопят, — он в пустом жесте растянул губы и продолжил, побоявшись, что промедление утопит его тоже. — Она была месяце на шестом, когда пришло письмо. «Мама не дождалась тебя, похороны седьмого числа — это был июнь, — надеюсь, ты приедешь». Я сначала подумал, что это ошибка, но строгий почерк отца и его лаконичность не вызывали сомнений: это правда. Но что же это за «не дождалась»? Я не понимал, ведь до этого никаких новостей из дома не было. Я надавил на Монику, и она сказала, что все письма перехватывала. А это почтальон отдал мне лично в руки, я в тот день освободился под утро и меня отпустили отоспаться, — новая пауза. Теперь никакой игры — лишь концентрированная печаль, за которой скрыто ещё больше страданий, чем Ким позволял себе озвучить. — Я так ненавидел её … Эта дрянь просто побоялась, что я не вернусь… — Тэхён шумно выдохнул, делая глоток соджу. — В общем, я побывал в Сеуле, похоронил маму, уехал обратно. А через месяц заболел отец. Я уже купил билеты, чтобы поехать к нему — прогнозы были неутешительные, — и Моника неожиданно легла в больницу. Встал выбор. Я думал ехать в Корею, но отец уговорил остаться. «Нужно сохранить семью, а я никуда не денусь», — сказал он. Я остался, — Тэхён вздохнул. — Они с мамой очень любили друг друга. Думаю, он умер от тоски. Позвонили какие-то родственники: «Он просил его кремировать, похорон не будет». Я был так потрясён в тот день. У меня не осталось никого, мой мир перестал быть моим. Потом я узнал, что никакое сохранение ей не было нужно — она снова побоялась отпустить меня. Гадкая, гадкая женщина… — Тэхён в мученическом выражении сдвинув брови, заговорил быстрее, спеша скорее проскочить ещё одну болезненную остановку. — В добавок ко всему этому она мне изменяла. Я узнал, когда в роддом пришёл мужчина, волновавшийся за её здоровье. Видимо, думал, что она носит его ребёнка. Но ты видел Джису… В ней мои гены, потому что любовник Моники — один из — был европейцем. Ради дочери мы кое-как продолжили жить вместе. А потом… Я, как она и надеялась, стал богатым и знаменитым. И как только встал на ноги, подал на развод. Та жизнь, те люди, которые помогли мне повзрослеть — всё это показало, что самопожертвование ничего не стоит, если, умирая, ты будешь жалеть о прожитой жизни. Может, я поступил плохо, она умоляла простить её, обещала исправиться, но сейчас я не жалею о своём выборе. Надо было уйти раньше, но я беспокоился за Джису. Молчание. Тишина. Соджу в руке не ощущается, оно полностью внутри, размывает реальность, придумывает метафоры. Боль, страшная боль. Тэхёна или уже Чонгука? А может, Минхёка? Он ведь тоже страдал. Его истории — едва зажившие, свежие раны, а у Тэхёна — далёкие, как будто выдуманные, рентгеновские снимки старой травмы. Но сейчас грудь Чонгука разрывала боль Кима, который вдруг заговорил опять. — Тогда же я определил для себя принцип, по которому стараюсь жить по сей день, — он вдруг посмотрел на Чонгука невыразимо. Рука поднялась и нежно коснулась щеки Чона. Тэхён склонил голову набок. — Я вижу в твоём взгляде, что ты тоже живёшь этим правилом. Наверно, поэтому мы и можем говорить на одном языке. Я никогда не делаю то, о чём буду жалеть. А если делаю, не жалею ни о чём. Сердце Чонгука застучало быстрее. Оно, в отличие от хозяина, чувствовало опасность, боялось её, но Чон, заметив ускоренное сердцебиение, почти засмеялся: откуда этот страх? Он чувствует себя в безопасности, он расслаблен, доволен этим вечером. Чонгук смотрел на Тэхёна не моргая. Кукла отдала хозяину всего себя, каждую частицу тела и разума. Мир вокруг перестал существовать, перед Чонгуком были глаза, освещённые мягким светом лампы, и растянутые в болезненной улыбке губы. Чон посмотрел на них, Ким не шевельнулся. Он уже сделал всё, чтобы создать момент, предстать слабым, уязвимым, открытым. Впервые за всё время их знакомства. Хмель выбил остатки рациональности, и Чон, подавшись вперёд, поцеловал Тэхёна.