Ни о чём не жалеть

Всю дорогу Чонгук молчал — думал. Сначала о Тэхёне. Не хотел, но мысли сами собой лезли в голову. Он переспал с его матерью — это прозвучало грязно, будто на Чона вылили грязную зловонную жижу, облили ею с ног до головы. Фантазия, когда-то рассматривающая Кима в постели с женщинами, нарисовала на месте одной из его любовниц Джин-Хо. Мерзко. Знает ли Намджун, что жена ему изменила? Должен ли Чонгук об этом сказать? Может, у них были свободные отношения, и такие ночи измен были в ходе вещей? Чон вспомнил безутешность отца, и ему стало ещё хуже. Если он не знает, осквернять для любящего человека её образ не стоит. Дальше размышления сместились. Говоря о той ночи в Пусане, Тэхён сказал, что «позволил этому случиться». Манипулятор воспользовался чужой слабостью, взял отчаяние в свои руки и выжал из него выгоду для себя, обставив всё как акт доброй воли. И такого человека Чонгук полюбил когда-то? Больше Тэхён не казался невинным и добрым. Чонгук ясно видел вечер в Тэгу, словно некачественно снятое кино с некрасивым сюжетом. Вопросы, слова, истории — всё это было манипуляцией. Будь Чонгук свободен, они бы переспали, и Чон даже не заметил бы сцену, которую обставили для него. Но сейчас он видел все огрехи, потому что декорации не вписались в его сюжет. Они были противоестественными и фальшивыми. Вспоминая поцелуй и свои чувства, Чонгук тёр губы, хотел его смыть и забыть навсегда. Если бы такой поцелуй случился восемь лет назад в Пусане, Чонгук так и остался бы заперт в своей клетке. Но тогда Тэхён сделал всё, чтобы оттолкнуть, а теперь… Чего он, в самом деле, хотел? Воздух дышал похотью, и принадлежала она не только Чонгуку. Тэхён хотел продолжения, создал условия, веря, что выдержки Чонгука не хватит. Хватило, только повод ли это для гордости. Что на всё это скажет Минхёк? Конечно, Чон признается сразу же. Постарается подобрать какие-нибудь наиболее мягкие формулировки, но примет вину, признает её, покается. А может, Минхёк поймёт всё, лишь взглянув на него. Хотелось схватиться за голову и, крича в никуда, сбежать. Но, пока до признания не дошло, Чонгук решил воспользоваться присутствием Ли в своей жизни ещё немного. Взять всё, что успеет. «Кихён, похоже, знает, в каких мы отношениях. То есть, что мы в принципе в них», — написал Чон, с горькой усмешкой переводя взгляд с телефона, на Ю, болтающего с Тэилем о мультсериале, который начал смотреть последний. Отношения, как же. С ними можно прощаться. «У него потрясающая логика, ты замечал? — ответил Минхёк через десять минут. — Начал он издалека: а вот мы дружим, да? Ты, папа, я. Дружим, говорю. Но вижу, что вопрос-то не в этом, но сформулировать он его не может, не понимает, за что зацепиться, на что опираться. Смотрит выразительно, ждёт, пока я подскажу. Я сказал, что мы с тобой дружим по-особенному — не так, как я с ним. Очень близко. Он кивнул так, словно мы обсуждали бюджет какой-нибудь Италии на следующий год, и ушёл. А дальше нашёл всё сам — при помощи своего лучшего друга планшета. Это, кстати, тоже забавно. Сначала он стал искать просто «дружба». Хотел бы я видеть его лицо в момент, когда он читал, что это такое… Но ладно. Потом подключилась логика. «Близкая дружба», «близкая дружба между мальчиками», «гей». Дальше поиски обрываются. Надеюсь, не из-за того, что ему стало противно». Чонгук перечитал сообщение несколько раз. Не только потому что оно было интересным, но и потому что оно было от Минхёка и он давно не писал такие большие тексты. В начале отношений — того непонятного общения, разбавляемого сексом и пустой болтовнёй, — Минхёк часто писал много, вынуждая влюбляться в его красноречие снова и снова. А теперь? Не будет ни Минхёка, ни красноречия. «Он сказал, что на нас ему плевать, но сам он женится на Минни». «Я в пять лет собирался жениться на Монике Беллуччи. А потом что-то пошло не так. Но хорошо, что хотя бы не было негатива. Может, чуть позже он осознает, увидит картинки — это сейчас у него блокировка на нехорошие сайты, — а однажды… Он может увидеть порно с геями, подставит нас — и финита ля комедия. Страшно представить, какие ругательства может придумать его жестокий разум». Чонгук рассеянно посмотрел на Кихёна. В злобе он бывал грозным, но по-настоящему злился не часто. Разозлит ли его осознание нетрадиционных отношений его семьи? Огорчит? Пока в его мировоззрении не было других примеров — семья есть лишь такая, как у него. Два папы, никаких мам. Хотелось верить, что года, прожитые с Минхёком, воспитали в Кихёне хотя бы терпимость или равнодушие. «Что ещё он искал?» — продолжая разговор, спросил Чонгук. «Из последнего, что мне запомнилось, были "танцующие ананасы", "рИОктивный двигОтель", "вИстибулярный аппарат" с одной "п", "скрипка стул сделать". Что он хотел сделать, интересно. Скрипку из стула? Стул из скрипки? Пыточное орудие? Было ещё "прИпОрирование". Надеюсь, препарировать он собирается не нас с тобой». Чон глянул на Кихёна снова. На этот раз с усмешкой. Такие запросы были очень в характере Ю. «Как ты узнал, что он ищет? У него же пароль». «1447». «И что это?» «Понятия не имею, эту информацию я добыл незаконно». Чонгук вгляделся в телефон с тревогой. Способен ли Минхёк на преступление? Он доверял ему Кихёна без малейшего страха. Скорее всего, нет. Быть таким красивым — преступление, но это другая история. Наверно, Минхёк сделал что-то безобидное, вряд ли он стал бы рисковать, чтобы узнать такую мелочь, ведь любую информацию он способен получить хитростью. «Как?» — поинтересовался Чон. Ответ Ли вызвал улыбку. «Подглядел. Только не рассказывай ему, а то нашей дружбе конец. И сам не слишком злоупотребляй, а то он поменяет. Я тоже не часто смотрю, так, для профилактики. Но он тихий, ты же знаешь. Музыка, музыка и ещё раз музыка. Всё остальное — случайно и на один раз». Ты же знаешь. Чонгук, к своему стыду, знал о Кихёне меньше, чем Минхёк. Он знал адрес школы, в которую Кихён ходил раз в неделю — по понедельникам. Там он писал контрольные, чтобы подтвердить, что проходит школьную программу дома. То, что с обычной школой у Кихёна не сложится, никто не сомневался — его сразу отправили на полузаочное обучение. Чонгук знал, сколько стоит эта школа, в каких предметах хорош Кихён, а с какими испытывает проблемы. Но он, в отличие от Ли, плохо представлял, что у ребёнка на душе, какие думы его заботят, что его печалит. Печалит ли что-то? Кихён казался вполне счастливым, если не считать недавнего проигрыша. Впрочем, и с ним он, похоже, тоже неплохо справлялся — при помощи Тэиля. «Я люблю тебя», — написал Чонгук. Он неприлично давно не писал и не говорил об этом. А он ведь действительно любит. Каждый день. Просто не всегда осознаёт это так очевидно. Ответ заставил вздрогнуть. «Я знаю». Как будто знает Минхёк не только о любви, но и обо всём остальном; обо всех грехах, которые Чонгук совершил и совершит. Чон сунул телефон в карман и уткнулся в окно. Хорошо, что рядом была Минни, иначе, если бы кто-то решил похитить Кихёна, Чон этого даже не заметил бы. Впрочем, будь Чонгук один, концентрация нашла бы для себя ресурсы — так, к счастью, работал его разум. Но сейчас можно было отдаться внутреннему, потому что внешнее — сестра Тэиля, попытавшаяся завести беседу, но уловившая потерянность своего компаньона, дети — позволяло. Догадался ли Минхёк о том, что произошло с Чоном в Тэгу? Он мог предположить. Насколько точно он повторил то, что сделал Чон? Насколько он прочувствовал его ощущения? Он должен был понять, что это ничего не значило. Минхёк замечательный — разве может он просто бросить его? Из-за какого-то глупого поцелуя! Нет, он всё поймёт, Чонгук зря так паникует. И всё-таки руки дрожали после его ответа. Словно гильотиной отрезало голову, и она пустым взглядом смотрит на зевак. Когда расходились, Минни предложила поехать с ними — потому что Чонгук ведёт себя странно, и она волнуется. Чон отказался, но понял, что ему предлагали, только уже на подходе к дому. Да, пожалуй, он ведёт себя странно. И почему? Потому что Тэхён опять сказал что-то невероятное, манящее своей тайной и очевидностью, если бы он только умел брать то, что лежит на поверхности, а Минхёк его за это не простит. Чонгук так невообразимо устал, что захотелось прийти, упасть на кровать, закрыть глаза и не открывать их до вечера. Спрятаться от мира. «Я тебя не вижу — и ты на меня не смотри». Очень по-детски, но взрослых советов у него не было. — Минэкин! — завопил Кихён, едва дверь открылась. — Минэкин? — Чонгук вскинул бровь. Из комнаты вышел недоумевающий Минхёк. Он опустился, чтобы обнять Кихёна. — Давно я стал Минэкиным? — Только что! — Ю быстро разулся. — Тебе нравится? Я шёл и вдруг понял, что ты Минэкин. Тебе же нравится? — он посмотрел с таким искренним предвкушением, что Минхёк не посмел бы сказать «нет», даже если бы был в ярости от нового имени. — Звучит оригинально, — улыбнулся Кихёну Минхёк, вешая его курточку на вешалку. Минэкин. Ещё одна личность для Минхёка. — Созвучно с чем-нибудь необычным, — неуклюже поучаствовал Чонгук, проследив за тем, как Кихён убежал в ванную. — С названием корма для собак? — сдавленно посмеялся Минхёк, а потом вдруг поднял на Чонгука глаза, и тот испуганно отшатнулся назад. Это был взгляд кого-то чужого и незнакомого. — Ну здравствуй.