Ни о чём не жалеть

Чонгук набрал номер, чтобы позвонить и разобраться, но после первого же гудка сбросил. Бессмысленно. Минхёк ничего не скажет — он не знает, что сказать, — иначе всё было бы в сообщении. Чонгук постарался быть мудрым. «Поступай, как считаешь нужным». «А уж что вы там делать будете…» — хотел добавить он, но не стал. Хотелось верить Минхёку, а не искать в нём подтверждения того, каким жестоким может быть мир. Даже если Ли ему врёт, Чонгук предпочёл бы пока об этом не знать — растянуть счастье ещё ненадолго. Представился Тэхён. Мудрость, разбавляемая ревностью и недоверием к чужим изъянам, потому что знаешь о своих и боишься, что у визави они тоже будут. Те же, знакомые, роковые — такие же, как у тебя. Отложив телефон, Чон глянул на время. Всего восемь. Он думал, что Минхёк и Кихён не возвращаются, потому что один уговорил другого поесть что-нибудь вкусное, но вредное, а всё было не так. Чонгук принял душ и решил, что попробует уснуть, переспать с пугающими мыслями, чтобы скорее наступило «завтра», когда Минхёк вернётся и всё объяснит. Но сон не шёл. Давно Чонгук не ночевал в этой квартире в одиночестве. Может, даже никогда? Ли, увлекаясь своими творческими знакомыми, мог прийти поздно, но он приходил всегда. А теперь — «переночую тут». И у кого? У чёртового Тэхёна, который нашёл новый способ вмешаться в жизнь Чонгука снова. Кихёна ему оказалось недостаточно. Чон чувствовал себя брошенным и ненужным. Постель, в которой ему бывало тесно, оказалась ужасающе огромной и холодной. Никакой болтовни перед сном, никаких объятий и аккуратных поцелуев, после которых Минхёк тихо шёл проверить, спит ли Кихён, а потом возвращался, запирал дверь и продолжал приставать к Чонгуку. Может, теперь он целует Тэхёна? И не только целует? Могли бы они переспать? В общении друг с другом Минхёк и Тэхён искрились, не пытаясь перещеголять друг друга, но дополняя взаимное сверкание — какой же может быть секс у таких людей? Более страстный и горячий, чем был у Минхёка с Чонгуком, должно быть. Но разве может Ли так поступить с ним? Нет, они, должно быть, просто разговаривают. О Кихёне, о творчестве. А вдруг кому-то стало плохо? Чонгук взволнованно набрал номер Ли и снова сбросил. Минхёк не садист — он бы не стал молчать, если бы причина ночёвки требовала того, чтобы Чонгук о ней знал. «Поступай, как считаешь нужным», — написал ему Чон, видимо, имея в виду и свою осведомлённость. «Говори или не говори, я верю тебе». Должен верить, чтобы оставаться счастливым. Одиночество и отчаяние напомнило Чонгуку о Чимине. В последнее время общение с ним почти прекратилось. В немногословной переписке Чон чувствовал, что Пак жаждет чем-то поделиться, но упрямо молчит — хочет переварить свои беды сам, а не жаловаться сразу. Чонгук вспомнил, каким Чимин был раньше, до отношений с Хосоком: мог легко начать разговор на любую тему и рассказать об ухажёрах своей мамы с такими подробностями, что вставал вопрос, с кем именно из семьи Пак тот в отношениях. А потом бесед и подробностей стало меньше. Чимин поблёк, как выцветшая краска. Не повзрослел, а просто стал бояться счастья, которое было у него слишком краткосрочным. Чонгук знал, что Чимин непременно закончит своё сообщение вопросом «А ты?», поэтому начал с себя. «Привет. Как у тебя дела? Снова молчишь. Ты же помнишь, на чём мы попрощались в Сеуле? Ты можешь рассказать мне всё, что у тебя в голове. Я сегодня ночую один. Минхёк и Кихён почему-то остались у Тэхёна. Подробностей не знаю, версий нет. Волнуюсь, но пытаюсь мыслить логически: чем они могут заниматься? Видимо, просто разговаривают. Больше новостей никаких». Сухо и скупо — словно отчёт. Чонгук перечитал написанный им текст, попытался его облагородить, что-то добавить, но, ничего не придумав, отправил так. Ответ пришёл не сразу. «Я тоже собирался тебе писать, но опять боюсь спугнуть удачу. Хосок приехал ко мне в Тэгу на выходных. Разыскал… И, знаешь, я опять чувствую себя сказочной принцессой. Всё было так волшебно. Просил вернуться, говорил красивые слова, делал громкие признания, от которых у меня всё переворачивалось внутри. И секс… Мы с тобой обычно не обсуждаем такие вещи, но чёрт, мне больше некому сказать, как хорошо мне было. С Каем никогда не бывает ТАК. Но я испытываю вину. Изменил человеку, который меня, кажется, любит, и теперь не знаю, как во всём признаться. Он в командировке, вернётся во вторник, а я уже чувствую себя мудаком. Хорошо, что ты написал, хоть смог выговориться. А так было бы стыдно начинать беседу с соплей — наверно, поэтому я не писал. Минхёк, Тэхён и Кихён? Им бы какое-нибудь прозвище — смогли бы выступать с бродячим цирком; пара клоунов там уже есть. Без обид: они все как на подбор. Смешно будет, если они замутят. Тебе, конечно, не смешно, но они бы могли. Прости, но я, когда вижу их в одном помещении, чувствую, как воздух раскаляется от избытка харизмы и тестостерона, хоть они оба красивые и женственные, как мисс Вселенная. Ладно, я бред несу, да? Если Минхёны решат вступить в отношения, человечество не переживёт такой союз. И мы с тобой тоже. Спасибо, что написал. Расскажи, чем кончится. Я ложусь спать, завтра тяжёлый день. Каждый день, пока Кай не вернётся, тяжёлый. Хорошо хоть, Хосок молчит, не давит. Безумие: в нём открылась удивительная чуткость. «Сам реши, кого любишь больше, я буду ждать». Как будто не знает, кого я выберу. Только как всё это сказать. Надо писать тебе чаще». Действительно надо — и Чону тоже стоит обращаться к Паку не так редко. Небольшая исповедь Чимина успокоила. Порадоваться за воссоединение с Хосоком не получалось — всё осложнял Кай, но само то, что Пак расщедрился на такое сообщение, показывало, что ситуация, хоть в чём-то она и была неприятной, вдохновляла Пака. Глаз зацепился за «Минхёнов», пролистал вперёд, потом назад. Минхёк, Тэхён и Кихён, бродячий цирк. Чонгук вспомнил, как в один из немногочисленных моментов взаимодействия Чимина и Кихёна, первый попросил Ю сыграть «что-нибудь милое, детское, вроде «Twincle, twincle little star»», а Кихён сыграл похоронный марш и посмотрел мрачно, будто готовился играть его на чьих-нибудь похоронах. Например, на чиминовых. Мысли снова перенеслись к Минхёку и Тэхёну. Почему Ли решил остаться у него? Что они делают? В порядке ли Кихён? Они оба обожают его, так что за этот пункт можно не волноваться. Сомнений в том, что эта встреча нацелена лишь на платоническое, становилось всё меньше. Но, может, Чон легче переживал бы физическую измену, а не эмоциональную. Он чувствовал себя бесполезным и ненужным для них обоих. И яростно завидовал способности двух роковых мужчин своей жизни находить общий язык со всеми — особенно друг с другом. Как будто два редких драгоценных камня встретились в одном украшении, чтобы сделать его ещё прекраснее, чем оно могло бы быть с кем-то одним. Чонгук неожиданно начал злиться на Тэхёна: он забрал у него всех, кто был ему дорог. Они оба у него, а Чон должен спать в одиночестве. Эти размышления пометил, как детские. Кихён и Минхёк не его собственность, чтобы так думать. А о чём ещё? В голове Чона побывало много мусора. Он вспомнил экономку мисс Чхве. Судя по виду, ей за пятьдесят — почему она всё ещё мисс, а не миссис? Она симпатичная. Правда, у неё, кажется, больной брат. Или сестра. Аутизм? Или это не у неё? А у кого? Чонгук не обрывал никакую цепочку. Чем абсурднее она была, тем более увлечённо он задавал себе глупые вопросы, надеясь отвлечься. Получалось ненадолго, и через несколько минут Чонгук неизменно возвращался к Тэхёну и Минхёку. В голове возникло новое имя — Тэн. Часы показали начало десятого. Конюшня скоро закроется, но он может хотя бы прогуляться — это лучше, чем сходить с ума дома. Некоторая финансовая свобода позволяла пользоваться такси без необходимости — для комфорта. Чонгук относился к деньгам равнодушно и тратил их, не жалея. Свой собственный труд он рассматривал как занятие, приносящее ему удовольствие, отвлекающее от тяжёлых дум и только потом как нечто, приносящее деньги. Кроме того, Минхёк настаивал на совместном бюджете. Получал он значительно больше Чонгука, но никто не делал на этом акцент. Но иногда Чон замечал в Ли лихорадочность, приводящую к бездумным тратам. Человек из прошлого, видимо, бывший не только несчастным, но и бедным, баловался и сорил деньгами, чтобы забыться. У конюшни Чонгук был без двадцати десять. Представил, как зайдёт, не принеся Тэну никаких гостинцев, начнёт седлать… Нет, седлать его времени не осталось. Но можно просто немного поболтать. Выговориться. Чонгук любил говорить с лошадьми, они были потрясающими слушателями. Но у ворот его вдруг окликнули. — Чон Чонгук? — смутно знакомый силуэт направился к нему. — Ким Мунчоль. Я купил у вас Тэна, — он протянул руку. Чонгук её пожал, про себя отметив, что она ледяная. — И почему же ты тут? С Тэном что-то случилось? Он болен? Коротко вспомнилась Трикси. После её смерти проверки здоровья лошадей на этой конюшне были регулярными, насколько Чонгук знал. — Нет-нет, всё хорошо! Он простудился недавно, но теперь всё в порядке. Я просто выпил немного… Сам не знаю, зачем приехал — лошадь меня пьяного не примет. Но больше некуда податься. Ещё одна потерянная душа, близкая с лошадьми, но не людьми? Чонгук ощутил приязнь к Мунчолю, как к кому-то, кто живёт теми же печалями, что и он. — Почему ты выпил? «Какие тревоги привели тебя сначала к бутылке, а потом к Тэну? Несчастная любовь? Проблемы со здоровьем? Непонимание, одиночество? Предательство? Что тебя волнует?» — Не хотите перекусить со мной? Или выпить? — вместо ответа выдохнул Ким. — Я заплачу за вас. Я всегда за всех плачу, даже если приглашаю не я. Чонгук и алкоголь — настолько отвратительное сочетание, что об этом можно слагать легенды. Но что может пойти не так с малоизвестным Мунчолем? Они видят друг друга чуть ли не первый и наверняка почти последний раз. — Я в состоянии заплатить за себя сам, — мягко ответил Чон. — Да мне не жалко. Покупаю время с собой, словно шлюха, но наоборот, — Мунчоль махнул рукой. — Есть у этого какое-то название? Я плачу за людей, чтобы они побыли со мной. Звучит ничтожно, верно? Так и есть на самом деле. Я долго отрицал, но смысл? Нет смысла. Я никому не нужен, пока они не знают, что моя семья неприлично богата. «Неприлично». Пользоваться мной из-за денег — вот что неприлично. Слушая собеседника, следя за изменениями на его лице, Чонгук пытался угадать причину его несчастья. Деньги? Кто-то страдает из-за того, что их нет, а кто-то — из-за того, что их слишком много. Видимо, Мунчоль из последних. — Я собирался побыть с Тэном… — «ты почти то же самое»? Чонгук вовремя изменил конец своей фразы, — но не отпускать же тебя одного в таком состоянии. — Я первый раз так напился, — сокрушённо покачал головой Мунчоль. — Не собирался, но я просто не понимаю… — он опустился на колени, от чего чистоплотному Чонгуку стало дурно: светлые джинсы Кима коснулись коричневой пыли. — Почему всё так? — Ты расскажешь мне, и тебе полегчает, — Чонгук подхватил нового знакомого под локоть и поднял. — Правда? — Мунчоль на несколько секунд протрезвел, а потом на глаза снова вернулась пелена и он погрустнел. — Врёшь, да? На кой чёрт я тебе сдался, — он кашлянул. — Вернее, вам. На кой чёрт я сдался вам. — Можешь говорить менее формально, — разрешил Чонгук, несмотря на разницу в возрасте. Лет восемь-девять? Неважно. Завтра этот разговор не будет значить ничего, они снова превратятся в незнакомцев, которые ничего друг о друге не знают и не узнают никогда. — Наверно, я должен быть благодарен. И я был бы, не пытайся все подряд через меня добраться до родителей. Вежливость, граничащая с раболепием — всё деньгам, а не мне. Глупому Мунчолю только разочарование. — Я тебя не знаю, — Чон с отеческой заботой отряхнул Киму колени. — Если ты богат, мне плевать. Чужие деньги мне не нужны, у меня есть свои. — Простите, — Мунчоль проследил за действиями Чонгука и хлюпнул носом, словно готовится расплакаться. — Спасибо, — он слегка склонил голову и молча зашагал от конюшни прочь. Больше Мунчоль ничего не говорил. Только изредка поглядывал на идущего рядом Чона, будто не верил, что он действительно идёт с ним. Чонгук и сам не верил. С чего он вдруг пошёл с незнакомцем? Из-за любопытства? Или из-за одиночества, заставляющего страдать и эту прекрасную в своей искренности душу? Они прошли минут пятнадцать, и Мунчоль остановился у одного из простеньких кафе. Мало посадочных мест, мало посетителей, никаких декораций. Подвал жилого дома, но в таких местах обычно самая вкусная еда. — Я не знаю, куда идти, если честно. Меня, как мешок с мусором, обычно возят по городу с водителем. Но сегодня я его отослал. — Можем посидеть тут, — Чон кивнул на дверь, Мунчоль пожал плечами. — Как скажете. — Или пойти куда-то ещё. У тебя есть пожелания? — Нажраться и не думать о том, что меня бросили. Это можно сделать где угодно. Но я могу вызвать машину, если что. — Значит, посидим тут, — Чонгук открыл дверь, впуская Мунчоля. Выпить действительно можно в любом месте, важнее, с кем это делать. Чону нравилось отсутствие прошлого и будущего, в котором мог бы быть Мунчоль. Идеальная компания, чтобы немного расслабиться.