Ни о чём не жалеть

В кафе Мунчоль притих, словно ему стало неловко в компании Чонгука. Как и до этого, он украдкой поглядывал на него, когда тот изучал меню, заказывал соджу и кимбап, проверял, нет ли сообщений в телефоне. — Так что случилось? — словно не замечая его внимания, спросил Чон, а потом нахмурился. — Тебе же есть восемнадцать? Если нет, не смей трогать алкоголь. — Исполнилось пару дней назад, — кивнул Мунчоль печально. — Ничего особенного. Я ведь знал, что так всё и кончится. Так бывает: смотришь на человека и видишь, что в вашем будущем ты в дерьме, а он стоит рядом и хохочет над тобой. Я всё понимал, но всё равно старался. Все карманные на неё тратил. Самая вкусная еда, самые дорогие подарки. И что? «Прости, я устала». От чего ты устала, дура? От того, что тебя облизывают, как сахарную? От внимания? От денег? От чего можно устать с таким, как я? — он откинулся и прислонил ко лбу ладонь тыльной стороной. — Впрочем, всё ясно. Со мной скучно. — Выпей и ни о чём не думай, — предложил Чонгук, нарушая традиции и наливая Киму соджу. — Всё это ненастоящее, — покачал головой Мунчоль, залпом выпивая рюмку. — Алкогольное счастье. Дешёвка. Я просто не понимаю, зачем это происходит, — он повернул голову к Чонгуку, и Чон впервые увидел его лицо так близко. Нетронутое морщинами, оно источало нежность, непорочность, искренность. Чонгуку стало по-настоящему жалко Мунчоля. — Не расстраивайся, первая любовь редко бывает счастливой. — Любовь, как же, — выплюнул Ким. — Не любил я её никогда. Я неуклюжий и неловкий — радовался, что кто-то обратил внимание. А внимание было не мне, а деньгам. И так ведь всегда будет. Можно сменить имя, отказаться от денег и пожить самому, добиться всего самостоятельно. Но так мои пороки скрашиваются деньгами, а без них я буду не просто неудачником, но и нищим, — он отвернулся и, ничего не дожидаясь, сам налил себе и выпил. — И что же у тебя за пороки? — Чон решил пропустить марание рюмок и взял бутылку. Глоток чистого соджу обжёг горло, но следом жар стал тёплым, приятным. Чонгук никогда не пил так — без мыслей и ожиданий. В его жизни редко случались незапланированные встречи, как эта. — Я — маменькин сынок, — Мунчоль взял другую бутылку и глотнул. — Знаешь шутки про недоумков, которым гувернантки завязывают шнурки? — он резко перешёл на «ты». — Это про меня. Никакого опыта ни в чём. Меня воспитывают, словно я — бабочка-однодневка, жизнь которой пытаются искусственно продлить. Может, так и есть и я действительно ни на что не способен — поэтому меня так и оберегают? Сюда не ходи, это не делай, вот тебе лучший телефон, вот лошадка… А каждую попытку возмутиться расценивают как личное оскорбление. «Ты что, не любишь нас? Мы ведь всё ради тебя!..» И вроде логично, я единственный наследник, но я тоже хочу пожить. Хочу ошибаться и получать тумаки. Не такие, когда девушки отказываются со мной встречаться, потому что боятся. Мать всех проверяет чуть ли не на детекторе лжи. «А ты его точно любишь?» За что меня любить-то? Я рохля. Могу написать трактат по философии, но не могу шнурки завязать. — Действительно не можешь? — с неподдельным интересом спросил Чонгук. Мунчоль впервые улыбнулся. — Могу, конечно, это так, к слову. Я пьянею и уже теряю нить разговора. Всё это страшно расстраивает. Надо бы радоваться, что родители так богаты, я и радуюсь чаще всего. Когда могу снять ресторан, когда покупаю лучшие места на концерт любимой группы, когда не выбираю, какую из пяти футболок купить, а просто беру все. Но, когда дело касается чувств, всегда проигрываю. Пора бы уже с кем-то встречаться, а я девственник-неудачник. Они боятся со мной спать, потому что мать следит за каждым моим шагом и выест плешь каждому, кто не дотягивает. Джиён дотягивала, но «устала», блять, — он стукнул себя по губам. — Ах, простите, я же не должен ругаться. «Мунчоль, это некрасиво, ты должен выражать недовольство культурными способами». А лучше не выражать вообще — заткнись до конца жизни, Мунчоль. Это было бы вообще идеально. Чонгук слушал Мунчоля, выпивая ещё и ещё, и головокружение казалось не только алкогольным. Ким напоминал Чону его самого в восемнадцать. С немного другими проблемами и менее страстным желанием выговориться, но с такими же размышлениями, таким же взглядом на жизнь. Он не знал Мунчоля и не мог сказать, что он не так плох, как ему кажется, но ему нравилась его складная речь, красивое лицо, подкупающая простота и агрессивная беспощадность к себе. Никакого жеманства и театральной игры. На фоне других знакомых — почти всех, кроме, пожалуй, Чимина, — Мунчоль был очень привлекательным. — Спасибо, что согласился выслушать, — Ким дружески положил голову Чону на плечо. — Наверно, ты действительно ничего обо мне не знаешь, но, даже если знаешь, я притворюсь, что мне всё равно. Я лишь хочу немного побыть собой. То есть не нытиком — больше мне говорить нечего, правда… Просто не выбирать слова, не вспоминать, какой вилкой есть мясо, а какой рыбу, говорить всё, что в голове. Спасибо, хён. Мне действительно очень не хватало такого разговора. Чонгук невольно улыбнулся. Никто никогда не называл его хёном с такими трогательными интонациями. Захотелось раскрыться перед этим незнакомцем, дать ему ответное откровение, показать, что все люди по-своему несчастны, но каждый может найти успокоение. — Знаешь, я тоже всегда тяжело находил общий язык с людьми. У меня никогда не было друзей. Даже в детском саду я не мог найти хоть кого-то, похожего на меня. Потом была школа, затем — конный спорт; я был почти уверен, что там-то будут те, с кем я смогу разделять свои мысли, но везде одинаково бестолковые парни и пустые девушки, — Чонгук вдруг усмехнулся и глотнул соджу. Мунчоль немного отсел, чтобы смотреть на него. — Забавно, я никогда в жизни никому об этом не рассказывал. Никогда. Даже не задумывался толком. Мне казалось, что друзья — формальность, которой придают слишком большое значение. Но потом у меня появился Чимин и, хоть дружить со мной ему нелегко, я знаю, что дружба это не просто человек, это энергия, настроение, эмоции, чувства. И это бесценно. А ещё Чимин позволил мне забыть мою первую любовь. Не с ним, конечно, я даже не думал никогда, он, наверно, тоже. Хотя… В первый вечер он что-то говорил про иммунитет к моей внешности — мы с ним были знакомы со школы, — может, когда-то он меня и рассматривал, как… Ммм… — он на мгновение задумался, глянул на Мунчоля, рассеянно улыбнулся. Чонгук полностью отдался своему рассказу, не видя смятение собеседника. — Но мы ни разу не были близки даже к какому-нибудь безумному поцелую, за который нам обоим было бы стыдно потом. Кстати, о поцелуях, — увлечённый Чон глотнул ещё соджу и сел свободнее. Мунчоль тоже выпил и отодвинулся ещё немного. — Минмун говорит, что это — чепуха. «Изменить может только разум». И я, кажется, согласен, но мне бы не хотелось, чтобы он с кем-то целовался, кроме меня. Впрочем, не думаю, что он целуется. Все примеры, которые он привёл, были давно. Но я почти уверен, что было там что-то ещё — что-то, о чём он сейчас промолчал. Решил поберечь меня или себя? Но он расскажет. Дождётся момента и расскажет — он всегда так делает, каждый раз, — Чонгук жадно глотнул, не замечая, что табуированный Минхёк вдруг превратился для него в Минмуна. — Момент… Странное слово, да? — заинтересованный взгляд скользнул на Мунчоля, а потом к соджу. — Не само оно, а смысл: какой-то период, в который может случиться что угодно. Или не случиться… — Чонгук окончательно отпустил свои мысли, не фильтруя больше ничего. — Чимин изменил своему нынешнему парню с бывшим, и я не знаю, что тут сказать. Он чувствует себя мудаком, а мог бы я так же? То есть, какая тут может быть ситуация? Я и Тэхён? Сейчас? Никогда. Если бы мы расстались с Минмуном, и я по какой-то дикой случайности стал бы встречаться — «встречаться» — что за бестолковое слово? — с Тэхёном? А потом появился бы Минмун, и я бы с ним переспал. Ох, боже, неужели я мог бы так поступить с кем-то? Это ведь так ужасно, тут так много боли. Впрочем, Тэхён, наверно, сильный? У него столько опыта… И Минмун… Он бы не допустил этого. Или допустил? Это так странно! Как всё это происходит? Почему одни люди живут со своими половинками всю жизнь, а другие не могут и дня усидеть? Чангюн из таких, если верить Минмуну, — глядя перед собой, Чонгук недолго помолчал, приложился к соджу. Поток сознания продолжался, он совершенно забыл, где он и с кем и говорил скорее для себя — неосознаваемо выплёскивал всё, что скрыто волновало его многие месяцы, даже годы. — «Если однажды ты научишься быть таким всегда»… Я понимаю, что он имел в виду, но разве же я могу? Это у него что ни слово, то фонтан, в котором он пытается меня утопить. А я… Сам себя не чувствую в такие моменты. Но он считает, что я могу открыть в себе этот источник и быть таким же, как он сам. Кихён уже сейчас так говорит. Ставит в тупик одним своим словом. У него научился? Не у меня же… Может, у Джин-Хо ещё. Или гены у него такие. Чиён, кажется, тоже была… Могла сказать так, что нечего добавить. Но вообще меня безумно обижает, что за советом Юки всегда идёт к нему. Минэкин то, Минэкин это. Почему не ко мне? Я ведь тоже его люблю. Но я — родитель, а он — подружка. Или как он там сказал… — Чонгук поставил соджу на стол, сдвинул брови и, облокотившись на колени, положил на ладони подбородок. — Тэхён… Это забавно, но мне не хочется о нём рассказывать. О Чимине я и то больше думаю сейчас. А о Мистере Киме… — Чонгук вздохнул тоскливо. — Переболело, перегорело внутри. Я совсем не скучаю. Существует ли хоть один сценарий, в котором мы однажды окажемся вместе? Такая глупость… Интересно, чем они занимаются сейчас? Минмун говорил, что физическое ничего не значит, но я безумно волнуюсь, что с такими соображениями они уже могут не просто разговаривать. Только я не представляю, кто мог бы быть снизу… Минмун, думаю, не хотел бы. Может, только со мной? — ещё один глоток и вздох. — Я стараюсь не думать, но постоянно чувствую, что меня ему не хватает. Нужно быть более раскрепощённым — он очень щедро награждает за секунды, когда я могу не думать о всякой ерунде, вроде… — Чон цокнул языком и шумно выдохнул. — Но я не могу не думать. Меня смущает очень много вещей. Техническая сторона. Вдруг я что-то не то съем, дойдёт до секса, а я… не могу. В начале отношений я несколько раз отказывал ему из-за… разного. О таком не принято говорить, но суть никуда не девается. Интересно, женщины тоже волнуются об этом? Мне кажется, у них как-то проще. Однажды он сказал: «В спонтанном сексе мало романтики. Физиология не слишком дружелюбна к однополым отношениям. Но ты… с тобой не бывает проблем». Конечно, чёрт побери, не бывает! Я внимательно слежу за тем, что, когда и сколько ем, а не тащу в рот, что попало, как иногда делает он. Хотя он даже больший зануда, чем я; начинает питаться плохо, только когда нервничает. Но секс без душа в любой момент бывает лишь в фильмах. В жизни это неприятно. И я постоянно думаю: а вдруг я недостаточно чист? Вдруг он касается меня через силу, не хочет обидеть? Точно ли не возникнет никаких неожиданностей? Это ему хорошо… Впрочем, он, наверно, тоже беспокоится об этом всём. Брезгует — он страшно брезгливый. Он часто перемывает за мной пол — не демонстративно, а так, чтобы я не видел. Но всё должно быть чистым и свежим. Правда, он никогда ничего не говорил, даже в первый раз. Тогда я о таком не задумывался. Даже не помню, как всё было… В душ он меня отправил, конечно, а остальное… Вроде, всё прошло неплохо. Или плохо. Не хочу спрашивать. Зачем мне это знать теперь? Прошлому быть в прошлом. И из-за этого я часто думаю, а не делаю, не могу отдаться целиком. А вдруг Тэхён даст ему то, что не могу дать я? Вдруг именно Тэхён станет тем, кто ему нужен? Вдруг они созданы друг для друга, а моя функция в этой истории — познакомить их… — короткая пауза. — Мне кажется, я никогда в жизни так много не говорил… — задумчиво замолчал, нахмурился, что-то припоминая, а потом резко повернул голову к Мунчолю и, глядя на него с ужасом, закрыл рот ладонью. Он вдруг понял, что заговорился и озвучил всё вслух, рассказал о своей ориентации, не упуская ни одну даже самую безумную мысль. Из-за державшей его в тисках скрытности выложил всё, впервые в жизни не останавливая себя ни в чём. Я знаю про опыт Чимина, про свой собственный… Какой-то опыт сейчас появится и у Чонгука? Он ведь, в сущности, ни с кем случайным никогда не обсуждал свою ориентацию. — Ты гей? — ошарашенно спросил Мунчоль. — Я, кхм… — начал Чонгук, но взрослый взгляд карих глаз, смотрящих с жадностью, тянущихся к неведомому знанию, его остановил. Мунчоль схватил его за куртку. Вот сейчас Чонгука изобьют. Как Чимина когда-то, как, должно быть, Минхёка. Чон подался назад и попытался убрать вцепившиеся в ткань холодные пальцы. Почему же он так заговорился!.. Почему он позволил себе эту исповедь, не удостоверившись, что рядом будет тот, кто сможет её принять? Но через секунду Ким подался вперёд и поцеловал Чона. Глаза Чонгука расширились ещё сильнее. Только этого ему не хватало! Разговоры и события замелькали в памяти. Вечер в Пусане, смерть Трикси, длинный монолог, идущий из самой души, поцелуй и расставание. Зачем он это вспомнил? Чонгук не отвечал. Чувствовал себя Тэхёном. Отеческий интерес, дружеская симпатия, пьяный поцелуй без продолжения (о чём-то таком и говорил Минхёк?) Но Мунчоль вложил в этот жест что-то такое, о чём Чонгук думал с Кимом. И это испугало. Чон отстранил Мунчоля и неловко улыбнулся. — А я думал, я пьян, — попытался превратить всё в шутку Чонгук, но отчаяние в глазах напротив придавало серьёзность каждому атому. — Я поцеловал не потому что пьян, боже… — Мунчоль уткнулся в пол пустым взглядом, выглядя потерянным. — Прости, пожалуйста! — бешено глянул на Чона. — Я вспоминал тебя с тех пор, как купил Тэна. Первое время каждый день приходил на конюшню, ничтожество! Надеялся, что ты вернёшься и с тобой получится поболтать, хотя бы просто посмотреть на тебя — ты самый красивый из всех, кого я видел. Если бы я знал, что ты гей… Я бы давно разыскал тебя, в маминой охране у меня есть знакомый, он в тайне от неё ищет для меня всякие вещи — то, что я не могу попросить, зная, что это потом передадут родителям. — Мне кажется, из моей речи ты должен был уловить, что «я другому отдана и буду век ему верна», — не поддавался драматичности Мунчоля Чонгук, не понимая, что происходит, отвечая то, что советует подсознание. — Ты меня прости за то, что я всё это наговорил. Не представляю, что на меня нашло. — Нет, мне было очень интересно, — Мунчоль замотал головой и попытался взять Чона за руку. Тот аккуратно её забрал. — Прости, но у меня всё-таки есть… — Чон огляделся, выбирая слово, за которое их не линчуют. Если за неудачную попытку поцелуя люди с вилами ещё не начали на них охоту. В кафе кроме них была одна девушка, внимание которой было приковано к телефону. — Ты очарователен, но у меня есть любимый человек. — Да, конечно, я знаю, прости, — Ким понимающе кивнул и немного отсел. — Давай притворимся, что этого вечера не было? Пожалуйста. Иди. Я прямо сейчас вызову водителя и меня подберут, — он достал телефон, посмотрел на экран, а потом рука с ним опустилась на диван, и Мунчоль посмотрел перед собой с горестной усмешкой. — Подберут. Как окурок. Подобрать и выкинуть в ближайшую мусорку. Уйди, пожалуйста. В Чоне боролось два желания. Первое, простое и очевидное — уйти. Ему самому было стыдно оставаться, да и Мунчоль нуждался в одиночестве не меньше. Второе — неуловимое и неизвестное. Но оно побеждало. Чонгук достал деньги, положил пару купюр на стол и придвинулся, вынуждая Мунчоля посмотреть на себя. — Не признавайся в своих недостатках. Если их видишь ты, не значит, что их видят все. Ты замечательный. Люби себя, — он поддался короткому порыву и погладил Кима по голове. — И найди друга. Хорошие люди вокруг — вот что помогает жить, — Чон встал, посмотрел на Мунчоля пару секунд, наклонился, чтобы утешающе обнять, и вышел.