Трещины в стенах

— Тенденция херни в моей жизни не меняется, начиная с одиннадцати лет. Ну, твою же ма-а-ать. Куда пропал мой утюг? Хёнджин сокрушается, делает лицо великомученика и в последний раз, с такой надеждой и верой в глазах, открывает полку. Конечно, с прошлого ничего не изменилось, и техника магическим образом там не появилась. Сынмин косит взглядом на мужчину, сидящего рядом, и понимает, что из своих братьев (еще одного Ким, разумеется, не видел) Хёнджин самый красивый. Может, пока что все дело в возрасте, потому что этот мужчина старше репетитора лет на десять так точно. У него прямой нос с небольшой горбинкой, темные волосы с несколькими седыми прядками у висков и тонкие губы. Хён выше своего старшего брата почти на голову, да и хёнджиновская мимика богаче. — Господи, помилуй, — голос низкий, но в нем чувствуется какая-то доброта, что ли, а еще очень сильный акцент. Остается только гадать, где он проживает. — Ты оставил его остывать на подоконнике. И правда. Оранжевый утюг, который работает от провода, спокойно себе стоит рядом с цветочным горшком. Мин и не заметил. — *Балли! — орет Хёнджин, после забирая пропажу. — Спас меня от позора мятой рубашки, Шир. — Даже Корея не переделала тебя… Шир привез очень много конфет и всяких сладких штук, половину из которых Хёнджин сразу же засунул в шкаф (чтобы не мозолило глаза, и дочери тоже должно достаться). Насколько Сынмину известно, второй брат живёт куда дальше, но именно с Раисом Хван общается больше всего: созваниваются, пишут друг другу и прочее. Несмотря на акцент, с братом репетитора можно очень хорошо поговорить. Мин чувствует себя так, будто ведёт беседу с папой или дядей — все ли Хваны такие? Вечером Хёнджин должен забрать дочь из детского сада, чтобы она и дядя встретились. Хван говорит, что последний раз Анора видела его в два года и, скорее всего, уже и не вспомнит, но это ничего страшного. Шир приехал-то, чтобы отдать подарки к Рождеству (племянница получит их все равно только в день праздника), ведь билеты к зиме уже почти разобрали и цены на них бешенные. И вроде бы все идет лучше некуда, но одно бросается Сынмину в глаза совершенно точно: Хёнджин чем-то обеспокоен. — Бум-с! Камень приземляется в глубокую на вид лужу, и Чонин едва ли не подпрыгивает от радости на месте. Ну, круто же попал. Бабушка обещала помолиться за него, когда отправлялась на утреннюю службу. Наверное, она делала это очень усердно, ведь настроение замечательное, да и чувствует Ян какую-то внутреннюю радугу, иначе не объяснить. День очень хороший, несмотря на пасмурную погоду, и легкую простуду друга. К Сынмину нужно наведаться, только предварительно позвонив, а еще лучше написать сообщение, вдруг уснул. Без Сынмина в колледже очень скучно, но часы проходят не так медленно. В принципе, сегодня было даже интересно. Чонин собирается перепрыгнуть лужу, в которую кинул щебень, но вовремя останавливается, оборачиваясь. Неожиданно, но рад видеть. С ним было здорово разговаривать, идя за Минхо и Сынмином. — Привет. — Привет, — улыбается Чан. В правой руке у него дорожная сумка, а в левой телефон. Младший чешет затылок, а после спрашивает, почему Чан не учится или работает. Чонин подозревает, что хён собирается куда-то ехать. Ну, быть может, он тоже будет скучать (еще не разобрался, но люди всегда скучают по друзьям и семье). — Уезжаю по делам в Коян на четыре дня. Пиши, звони. Потому что от Минхо этого вообще не дождёшься. — Ну, хорошо, — пожимает плечами Ян. — Хочешь, пойдем со мной на перрон. Я куплю тебе что-нибудь, а ты посидишь со мной до четырех. Кстати, осталось еще всего полчаса. Или ты куда-то спешишь? Чонина немного смущает то, что после одного очень хорошего разговора, Чан ведет себя так, будто знакомы очень давно. Не то что бы Ян против, просто это непривычно. Младший отвечает, что времени свободного у него много, а потому проводить его не составит труда (все равно дом совсем рядом как раз). Бан, по крайней мере, не такой надменный как Минхо. Чонину непонятно, как друг может хорошо общаться с Ли, потому что тот едва ли располагает к себе, но с Мином ведет себя иначе. Нельзя было так же не заметить, что подобному отношению удивился даже Чан, с которым, кажется, они дружат еще с первого курса. Слухи распространяются быстро, если дело касается Хёнджина — в разы. Просто Минхо репетитора не очень любит, этого не заметить нельзя, и теперь Чонин много чего знает. Изначально, придя на первое занятие, он не ждал вообще ничего, кроме высшего балла по истории. Но после катания на горках, когда Ли готов был выдрать то ни в чем неповинное дерево руками, Чан разоткровенничался. Наверное, все дело в том, что у Минхо сейчас одна забота — Мин. — Значит, Хёнджин был твоим учителем. — Ага, — добродушно подтверждает старший. Чонин уже пьет свой клубничный коктейль. — Наши девчонки совсем потеряли голову, когда пришел «такой красавчик». Я был в выпускном классе тогда, да и Хван, насколько мне известно, в школе долго не проработал. Если закрыть глаза на жесточайшие методы обучения, то он неплохой. Иногда даже травил шутки про Великобританию и постоянно говорил: «Отправить бы тебя на неделю в Нигерию, тупой ты болван». Надо отдать должное, потому что никто на него жалобу на написал. Чонин хихикает, вспоминая, как Хёнджин постоянно жаловался на долбанутых детишек, которые теперь угрожают преподавателям жалобой или чем-то таким. Он говорил, что детей любит, но не когда их воспитали как плаксиво-дерзких придурков. Младший дожидается, пока Чан сядет в поезд. Знать чуточку больше о Хёнджине, несомненно, здорово. Минхо чуть ли не начинает кричать, но всё-таки сдерживается, и причина охереть какая весомая: нужно переться к Хвану домой. Вообще, это Сынмин оставил свою тетрадь в хёнджиновском учебнике, и ему она нужна сегодня же, потому что завтра времени не будет (биологическая мама собирается устроить с сыном шоппинг, хотя ведь знает, что Мин это не любит от слова совсем), а про остальные дни он говорит: «Учеба же». Разумеется, Ли вообще никто не заставляет тащиться после пар домой к тому, кого он чисто физически не может переваривать. Причин особых нет, но старший заставляет каждый раз напрягаться в его присутствии, поджидая что-нибудь этакое. Сынмин такой милый и хороший, что отнекивается, говоря, что вполне может справиться сам и беспокоиться не нужно. Подумаешь, всего шестой час. Сдерживая рвущуюся наружу злость, Минхо заказывает такси. На автобусе было бы дешевле, но даже сам путь выматывает, будто пробежал супер марафон. Он держит Кима за руку всю дорогу и, ничуть не смущаясь, так же и проходит к Хвану в квартиру. — Шир уехал уже? — удивленно спрашивает Сынмин, засовывая тетрадь в рюкзак. — Сегодня утром полетел обратно. Аноре русские шоколадки понравились, но теперь самое главное, чтобы Ынджи не надрала мне зад из-за того, что я разрешил съесть половину плитки. Будем надеяться, что моя дочурка не как ты. В противном случае, мне реально пиздец. Это плохо, но Минхо злорадствует. Хёнджин, кажется, замечает его ухмылку и в отместку выдает: — Какая-то мадам этажом выше решила, что ебаться с двумя мужиками сразу круто. Сынмин давится водой, выплескивая почти все на скатерть. Хёнджин брезгливо кидает ему салфетки, продолжая ковырять вилкой разваренную лапшу. Он, наверное, насмотрелся программ по тому самому телеканалу, где показывают людей, занимающихся экстремальной экономией на всем. Спасибо, что нет купонов, потому что в холодильнике у него настолько дешевые продукты, что даже Ким может назвать свой мини-шведским столом. Влюбленный Минхо терпеливо реагирует на мокрые пятна у себя на футболке (немного попало на него), но хёна хочет заставить сожрать собственный язык. Мин и его дружок правильные до трясучки, еще не хватает таблички «невинности своей лишусь только после свадьбы». Своими словами Хван отбивает малейший лучик света для Ли, как битой бейсбольный мяч. — Мне-то плевать, может хоть десять осилить. Но всякий вытекающий пиздец слышал я, — продолжает жаловаться он. — Надеюсь, что теперь ей хватит надолго. — Боже, — только и выдыхает Сынмин, округлив глаза. У него из соседей старики и малоимущие семьи, но довольно приличные, улыбчивые люди. Дети послушные, всегда здороваются. Младший не был готов услышать такое, хотя ничего необычного особо-то и нет, даже смешно. — Сынмин, ты-то хоть будешь сверху? Минхо, тысячу раз пожалевший о знакомстве с Хёнджином, мысленно проклинает того. Бисквитно-кремовый период в их случае, конечно, очень романтично и приятно, и всему своё время, но не хотеть свою вторую половинку — это уже крайняя степень маразма. Когда почва под ногами станет твердой как чертов вольфрам, тогда нужно будет постепенно исключать из сынминовской жизни вот таких вот кадров. Ли поднимается, кладя ладонь на плечо Мина и чуть сжимая. — Пора прикрывать лавочку, идем домой. Я тебя провожу. Хёнджину, видишь, нужно выспаться. А называть Хвана хёном Ли не будет никогда. Терпит его ради Мина — уже пусть и не сложное, но достижение. Очень хорошо, что Сынмин соглашается, перед уходом пожелав Хёнджину крепкого сна и терпения. Минхо бы кто дал все это, сил никаких нет.