Я видел тебя завтра

Я давно хотела узнать о жизни разведчиков получше. Их положение в государстве вызывало кучу вопросов. Целесообразно ли держать военную группу, ежемесячно теряющую порядка трети своих солдат на вылазках, не приносящих видимой пользы? Этот вопрос волновал души и умы не только правящей верхушки, но и простых жителей. Многие потеряли своих родных и близких в кампании против титанов и яростно обвиняли главнокомандующего. Мне иногда приходило в голову, что помимо существующего Культа Стен, (ряды приверженцев которого заметно поредели после падения Сигансии) людям не помешало бы изобрести другую религию. Что может быть проще, чем обвинить некое божество во всех грехах и промахах рода людского? Без сомнения, это удобно — свалить всю вину на одного. Проблема заключалась в том, что для людей, запертых в каменной клетке, богом стал командир Разведкорпуса. Он являлся символом свободы для отчаявшихся, примером крепости для слабых и олицетворением власти. Ему приносили жертвы — лучших из лучших бойцов, ему поклонялись, на него молились. Но, в то же время, ненавидели и боялись. Люди всегда страшатся неизвестного, а Эрвин Смит в окружении сонма разведчиков воплощал собой эту неизвестность. Его правая рука — капитан Леви, одолевший в одиночку десятки титанов — получил прозвище «сильнейший воин человечества». Словно архангел Гавриил при Господе — он всегда был рядом со Смитом. И популярность его была настолько велика, что все от мала до велика знали его имя. Но любили ли они его? Ни капли. Поговаривали, что командир откопал его где-то в трущобах подземного города и завербовал в свои ряды. Я слышала также, что в прошлом капитан промышлял разбоем и убийствами. И хотя я не придавала значения и половине слухов, его первое появление в моём доме было слишком свежо в памяти, чтобы я могла запросто от них отмахнуться. Все мои размышления, в сущности, сводились к тому, что на разведчиков возлагалась ноша не просто тяжёлая, а непосильная. Возведённые в ранг неких сверхъестественных существ, эти люди — которые, как и все, ошибались, испытывали страх и умирали — не могли оправдать надежд общественности и потому навлекали на себя незаслуженную волну презрения и ненависти. Рядовые граждане сами загнали свой разум в ловушку, заимев высокие ожидания от себе подобных, но не оказав им должной поддержки. Поэтому разведчикам приходилось бороться не только с внешним, но и внутренним врагом, что, разумеется, никак не способствовало успеху их миссий. Если бы меня спросили, каким я вижу своё будущее в рядах «крыльев свободы», я бы ответила, что оно, без сомнения, будет бурным и опасным. Возможно, даже болезненным, но к этому я была готова. Единственное, чего я боялась до дрожи — перспективы снова оказаться в схватке с титаном. Одного раза достаточно: спасибо, что осталась жива. Но Эрвин не дал мне никаких гарантий и даже честного слова. Поэтому, хоть я и утешала себя мыслью, что он не стал бы спасать меня, чтобы скормить уродам за стенами, легче на душе не становилось. Дурных предчувствий добавили ещё и странные события, произошедшие в последние дни до отъезда из города. Поскольку по рекомендации Эрвина я соблюдала постельный режим — мне не посчастливилось стать свидетелем скандала, разразившегося над штабом, как грозовая туча. Дело было так: солдаты разведки, сумели поймать двух титанов. С лёгкой руки Ханджи их сперва окрестили Сонни и Бином, а после подвергли процедурам различной степени тяжести, пока в одну тихую и безлунную ночь, кто-то не пробрался на охраняемую территорию и не прикончил подопытных, прекратив их мучения. Горю Ханджи не было предела, Моблит рвал и метал. И, хотя большая часть солдат испытала видимое облегчение, разведка лишилась ценных экземпляров, что приравнивалось к катастрофе. В срочном порядке были проверены устройства всех, находившихся в пределах штаба, не исключая бывших кадетов и даже меня, провалявшейся в эти дни в кровати. И вот, что странно — ни один, судя по их состоянию, не использовался со дня битвы. Меня это сразу насторожило. Потому что предположениям о том, что нападавший руководствовался чувством страха и ненависти к титанам, я не верила. Кто, будучи в здравом уме, уничтожит ключ к изучению врага? Возможно, действовал человек с неуравновешенной психикой. Но, учитывая точно выбранное время и чёткость исполнения, этот вариант отпадал сам собой. Отсутствие улик также указывало на продуманность плана. Я предположила, что напавший использовал чужое УПМ, возможно, добытое во время сражения, а потом благополучно избавился от него. Кроме того, меня не покидало чувство, что убийство совершил кто-то из молодняка. Скорее всего, мой ровесник или младше. К этому выводу я пришла, исключив тех, кто служил в штабе многие годы и заслужил доверие командира. Дерзость, с которой было проведено нападение, говорила о большой уверенности в себе, свойственной обычно молодому поколению. Конечно, не стоило забывать о солдатах Гарнизона и Военпола, но их, как мне казалось, больше волновал человеко-титан Эрен. Вот если бы покушение совершили на парня, они бы стали первыми в списке подозреваемых. А пока я почти уверилась в том, что убийца находился рядом. Размышляя над его психологическим портретом (ибо заняться мне было нечем, и приходилось любым способом развлекать себя), я предположила, что он — человек умный и осторожный, довольно хладнокровный и храбрый, к тому же, сильный и неплохо владеющий оружием. Либо кто-то из опытных, но, что вероятнее, юнец с неплохим уровнем подготовки. К сожалению такими эпитетами можно было описать минимум половину солдат в штабе. Но больше всего в этой ситуации меня удивило абсолютное спокойствие Эрвина и даже, как мне почудилось, попытка с его стороны замять дело. Никаких комментариев, минимум давления, ни малейшего намёка на допрос или более тщательную проверку. Я не решилась высказать ему свои догадки, пребывая в уверенности, что он пришёл к таким же выводам, если не больше. В таком случае, его молчание объяснялось только тем, что у него уже имелся какой-то план. Из всего этого я вынесла парочку мыслей для размышления на досуге, что знатно развлекали меня в пути к штабу, но не способствовали укреплению душевного спокойствия. И теперь, когда наш маленький отряд, возглавляемый Микке, въезжал на территорию разведчиков, у меня сосало под ложечкой так, будто впереди ждал не замок и тёплый ужин, а гильотина и корзина для отрубленных голов. Мы довольно резво проскочили мимо ворот, так, что я толком не разглядела местность вокруг, и натянули поводья только у самого входа в замок. Зрелище, открывшееся нашим глазам несказанно удивило меня: разбросанные на траве стулья и скамьи, повсюду вёдра с водой, отдельно сложенные кучи хвороста и гора белых повязок, которая, впрочем, стремительно уменьшалась, из-за того, что к ней ежесекундно подбегали солдаты, и, смачивая свежую ткань в воде, повязывали её вокруг рта. Такие же повязки украшали головы многих ребят, мешая волосам упасть на лоб. — Неужто начался пожар? — осведомился Конни с тревогой. Микке почему-то хохотнул: — Нет, просто очень грязно. — Охренеть, — Саша, задрав голову, наблюдала, как из окна второго этажа высунулась, будто язык, старая скатерть и извивалась, выпуская в воздух облака пыли. — Это мы что же, убираться сейчас будем? А как же обед? Микке пожал плечами: — Обед после. Саша разочарованно промычала что-то невразумительное и сползла с седла. Остальные последовали её примеру. По приказу Микке мы поспешили отвести животных в конюшню, дабы те могли отдохнуть и перекусить. Самих нас отдых, судя по окружающей обстановке, ждал не скоро. Ребята довольно быстро расседлали лошадей, а вот я замешкалась. Упрямая подпруга никак не хотела ослабляться, испытывая моё терпение. Лавра тоскливо поглядывала на своих товарищей, уже приступивших к трапезе и, казалось, тяжко вздыхала. — Идите, я вас догоню, — обратилась я к остальным. Они не стали спорить. Полумрак сарая мешал как следует разглядеть пряжки ремней, поэтому приходилось действовать наощупь. И вот, когда я, психанув, решила было вывести лошадь обратно на свет, подпруга наконец ослабилась, а Лавра получила долгожданную свободу. Со вздохом облегчения приземляясь на гору сена в углу, я привычным движением заправила длинные волосы под куртку. Стоило спешить, но искушение поваляться в этом шуршащем ароматном пуфе из травы было слишком велико. — Ты же не выдашь меня? — заговорщески подмигнула я Лавре. — Я задержусь здесь буквально на минутку, не больше. И вообще, мы должны быть заодно: кто знает, что нас ждёт тут. Почему ты так смотришь на меня? Возмущаешься, что сижу на твоей еде? — я нехотя поднялась и отряхнула форму. — Не сердись, ладно? Тебе же всё равно. Вот, видишь, оно по-прежнему вкусное, — с этими словами я протянула ей пучок сена, который Лавра приняла с превеликим достоинством, аккуратно касаясь мягкими губами моей шершавой ладони. Я тихонько засмеялась. Внезапно за спиной раздались чьи-то размеренные шаги и чуть хрипловатый голос произнёс: — Наконец-то. Ты заставила меня ждать. Я вздрогнула и затрепетала. Сердце быстро-быстро забилось, почему-то стало трудно дышать. На глазах выступили слёзы радости и смущения — он помнил обо мне, ждал меня! Прерывисто вздохнув, я повернулась на звуки знакомого голоса, жадно впиваясь взглядом в фигуру напротив. Ничуть не изменился. Та же крепкая осанка, слегка встрёпанные волосы и невозмутимый вид. Было приятно вдруг осознать, что хоть кто-то в этом безумном мире остаётся прежним. Мысленно вернувшись в нашу первую встречу в Брюсселе, я на секунду оцепенела, борясь с желанием заплакать от умиления, поспешно улыбнулась и кинулась ему навстречу. Однако капитан — а это был он — повёл себя очень странно. Вместо того, чтобы поприветствовать старую знакомую, он нахмурился, отступил на шаг, деланно игнорируя мою протянутую руку. Его взгляд мигом пробежался по мне, остановился на лице, затем скользнул по волосам, заправленным под куртку с эмблемой разведчиков. Он нахмурился ещё сильнее и произнёс с явным неудовольствием: — Прошу прощения. Я перепутал вас с другой. Мне будто влепили пощёчину. О, это был величайший облом! Сколько раз я прокручивала в голове нашу встречу, после долгой разлуки? И вот пожалуйста — мало того, что капитан был явно раздосадован своей ошибкой, так ещё и, по-видимому, даже не узнал меня! Сердясь на саму себя за пустые мечтания и стыдясь столь явного проявления эмоций, я всё же нашла в себе силы не выказать неудовольствия и ответила вполне спокойно: — И это вся сердечность, на которую ты способен, Леви? Право, после стольких лет разлуки, можно хотя бы изобразить радость от первой встречи. Мне показалось, будто он слегка вздрогнул. Острый взгляд серых глаз впился в моё лицо. — Что ж, — размеренно произнёс он, — не вижу смысла притворяться закадычными друзьями. Да, я узнал тебя, Софи. Что дальше? — Дальше? — переспросила я, закипая подобно медной кастрюльке. — Ты можешь пожать руку, которую я уже целую минуту протягиваю тебе. Он оглядел мою пыльную ладонь и поморщился. Этого чванства я уже не могла стерпеть. В два скачка одолев расстояние, разделявшее нас, порывисто обняла его, оставляя грязные следы на безукоризненно белоснежной рубашке.  — Получай, чистюля хренов! — буркнула я, и, напоследок, молниеносным движением промокнула лоб его шейным платком. Мне удалось отскочить раньше, чем карающая длань обрушилась на мои плечи. Глаза опомнившегося капитана метали молнии, а на скулах заходили желваки. Меня затрясло от беззвучного хохота — очень уж обозлённым он выглядел. — Свинья! — только и смог выдавить Леви, всё ещё находясь в ступоре от внезапного вторжения в его личное пространство. Словно подтверждая его слова, я случайно хрюкнула от смеха. Капитаном же, по-видимому, это было расценено, как очередное издевательство. — Думаешь, — процедил он сквозь зубы, — заделалась инструкторишкой и можешь теперь творить, что в голову взбредёт? Я панибратства не терплю, запомни это. — Прошу прощения, больше такого не повторится. Мне действительно хотелось замять, разгоревшийся на пустом месте, конфликт. Маленькая месть в виде испачканной одежды Леви пролила целительный бальзам на моё уязвлённое самолюбие, но последствия грозили неприятностями. И потом, мне всего лишь хотелось слегка проучить его, но никак не наживать себе врага в лице сильнейшего солдата разведкорпуса. Лоб капитана разгладился, взгляд прояснился, по-видимому, он так же решил взять себя в руки. Тяжело вздохнув, Леви сухо кивнул мне, поправил чуть съехавшую на ухо повязку и уже было приготовился покинуть конюшню, но в эту секунду в проходе возникло новое лицо марлезонского балета. Это была юная девушка, одетая, как и все здесь, в форму разведчиков. Широкий крой подчёркивал угловатость и хрупкость её фигурки, приветливое лицо вмиг озарилось улыбкой, стоило ей увидеть капитана. Не узнать её было трудно — черты остались прежними, разве что вместо длинных кос она теперь носила стрижку чуть ниже подбородка, придававшую ей более взрослый вид. Заметив меня, она в нерешительности замерла на пороге, поправила мягким движением упавшую на лицо прядь волос и прерывисто выдохнула. Леви смерил её недовольным взглядом: — Почему я вынужден ждать тебя, Петра? Подвальные помещения сами себя не уберут. Я еле удержалась от того, чтобы фыркнуть. Она густо покраснела, промямлила что-то вроде: «прошу прощения, капитан», на что он не обратил ни малейшего внимания, развернулся, сохраняя постную мину, и вышел вон, чуть не задев её плечом. Бросив на меня ещё один беспокойный взгляд, девушка поспешила за ним. Сие действо порядком позабавило меня, и я даже позволила себе надеяться, что пребывание в штабе окажется не лишено разного рода интересностей. Разумеется, совать свой нос в чужие амурные дела я не собиралась, но трагикомедия влюбленной в ледышку-капитана Петры представлялась довольно занимательной и нехило отвлекала от переживаний. В чувствах девицы сомневаться не приходилось. За те пару секунд, что я наблюдала их вместе, стало очевидно, что Петра влипла по самое не балуйся. Сердце капитана таило в себе больше тайны, и я поклялась себе раскусить его. Да кому я вру? Разумеется, я собиралась сунуть нос в чужие дела. Но планировала провернуть это тихо, со всею тактичностью, дабы не спугнуть чувства юной голубки. А пока, довольно улыбаясь и предвкушая какое-никакое развлечение, поспешила присоединиться к новоиспечённым солдатам, заселявшимся в комнаты. Очень скоро, правда, выяснилось, что даже такое рутинное действо, как расположение скудных пожитков, не может обойтись без проблем — на меня не нашлось места. Точнее, свободного пространства в замке было полно, однако никто не знал, куда пристроить мою скромную персону, не нарушив при этом устав. В крыле, выделенном для «бывалых» и верхушки командования, мне было нечего делать, на этаже девушек не хватало свободных комнат и кроватей, этаж парней, разумеется, даже не рассматривался. По итогу было решено водворить меня в каморку рядом со столовой. Данный факт имел массу преимуществ: я стала единоличной обладательницей апартаментов, близость кухни обеспечивала тепло и приятный аромат, а также быстрый доступ к еде. Саша чуть не захлебнулась слюной от зависти, когда узнала о моём везении. После этого нам были вручены тряпки и вёдра с водой, даны чёткие инструкции: «чтоб ни одной пылинки!», и следующие несколько часов мы драили свои комнаты и общую столовую. Не таким я представляла первый день в штабе. Помимо уютной каморки, отданной в моё распоряжение по чистой случайности, никаких привилегий более не полагалось: работала я наравне со своими бывшими подопечными, и мне сразу дали понять, что никто здесь не намерен считаться с моими прежними заслугами. Меня это не слишком задело: глупо было ожидать, что особые отношения с руководством как-то повлияют на качество жизни. Скорее, я порадовалась, что никто из разведчиков особо не вникал в обстоятельства моего появления в штабе. Кроме отдельных лиц меня почти никто и не запомнил: во-первых, за годы состав легиона сильно обновился, во-вторых, я сама очень изменилась. Даже прежние знакомцы с трудом узнавали во мне растерянную девчонку с нелепой стрижкой, покинувшую их пять лет назад, чтобы никогда не возвращаться. После утомительной уборки последовал заслуженный отдых и довольно вкусный ужин. Я пристроилась рядышком с Армином, с которым мы почти не общались после битвы за Трост, и теперь рьяно навёрстывали упущенное. Мне ужасно хотелось расспросить его насчёт расследования убийства Сонни и Бина, но это следовало отложить до лучших времён. А пока мы строили догадки относительно того, чем будем заниматься при штабе. — Держу пари, нам скоро предстоит вылазка за стены, — Армин с задумчивым видом отхлебнул чай. — С чего ты взял? — удивилась я. — Мне говорили, будто не раньше, чем через полгода. Парнишка покачал головой: — Слишком долго. Теперь, когда у них есть Эрен, они тянуть не станут. — Путь до Марии не близкий и очень опасный. Неужели ты думаешь, что они сумеют быстро подготовить экспедицию? — А кто сказал, что мы пойдём к Марии? — тихонько спросил Армин, оглядываясь вокруг. Я опешила: — Да все вокруг только об этом и говорят! Командир сам объявил… Армин покачал головой. Я притихла и вцепилась зубами в свежеиспечённый хлеб. Несколько крошек посыпались вниз, мои пальцы невольно нащупали их и принялись по привычке катать по столу. Я наклонилась к собеседнику поближе. — У тебя есть причины не доверять словам Эрвина Смита? — Ни малейших, — осторожно ответил мой друг. — Но, думаю, дело вообще не в нём. Я вздохнула: иногда Армин ставил меня в тупик, озвучивая лишь финальное умозаключение, минуя объяснения. Чаще всего это происходило, когда у него не было достаточного количества фактов. В таких случаях было необходимо дать ему время разложить всё по полочкам, поэтому я благоразумно замолчала, тем более, что в эту самую секунду поймала напряжённый взгляд капитана Леви, устремлённый на мою ладонь. Пальцы слепили уже довольно приличный хлебный шарик, и мужчина, не отрываясь, следил за его передвижением по столу. Повинуясь какому-то внезапному порыву, я сплющила посеревший мякиш и отправила в рот. Капитан чуть поморщился, отвернулся, и до конца обеда больше не взглянул в мою сторону. Зато за мной неусыпно наблюдала другая пара глаз, обладательница которых сидела неподалёку от Леви, и время от времени бросала на него и меня обеспокоенные взгляды. Ей не о чем было тревожиться. Я не собиралась сплетничать или вынюхивать подробности их отношений, не собиралась цепляться к ним. Напротив: мне хотелось привлекать как можно меньше внимания и спокойно выполнять поручения, покуда они не грозили потерей жизни. Отужинав, мы, вопреки ожиданиям, оказались предоставлены самим себе — никаких тренировок или поручений. Армин поспешил воссоединиться с друзьями, а я временно удалилась в свою каморку, не сомневаясь, что скоро буду приглашена к командиру. Комнатка, в которой мне отныне предстояло ютиться, была очень светлой — широкое окно выходило на восток, и я предвкушала, как буду просыпаться с первыми лучами солнца. Холодный каменный пол заботливо покрывал плетёный половичок, подобранный в тон лоскутному одеялу на кровати. Миниатюрный письменный стол, грубая табуретка и платяной шкаф, занявший собой треть пространства, — вот и вся обстановка. По моей просьбе сюда перенесли найденные в одной из кладовок льняные занавески, и теперь они, очищенные от пыли и грязи, красиво обрамляли чуть мутноватое стекло, заключённое в деревянную раму. С расположенными тут и там безделушками — собранным перед ужином букетом полевых цветов, парой книг, тяжёлым канделябром и одеждой в шкафу — комната стала выглядеть обжитой и уютной. Мне даже не верилось, что она расположена в недрах угрюмого замка. Распластавшись на кровати, я предалась размышлениям о том, как избежать грозившей опасности. Эрвин сказал, что тетрадь с некими секретными данными пропала сразу после полицейской проверки. Конечно, содержащаяся в ней информация была написана почерком главнокомандующего, и моё имя там не фигурировало, но я была уверена, что, начав усиленно ворошить прошлое, полицейские добьются своего и выйдут на след. Хорошо, если полицейские, а не кто-то из вышестоящих… Внезапно мне пришло в голову, что тетрадь может находиться у самого короля или же у кого-то из его ближайших подчинённых. Действительно, что может быть логичнее, чем передать такую ценную реликвию в руки государю? Я на секунду представила, что, возможно, именно Роду Райссу выпала честь ознакомиться с важным документом и попыталась предугадать его реакцию. Как бы мне хотелось обратиться к нему лично! Короткая фраза, записанная на блокноте, купленном в Брюсселе, не давала мне покоя вот уже шестой год, но господин Райсс и его семья были отрезаны от меня — ни единого шанса попасть за Сину! Я, грешным делом, было подумала, что, может, арест — это не такой уж и плохой выход, если, хотя и закованная в кандалы, я приближусь к кругу знати. Но тут же отогнала эти бредовые мысли прочь. Разумеется, Эрвин Смит берёг тетрадь, как зеницу ока и, несмотря на это, она исчезла. Значит, тот, кто её забрал, знал, что искать, и в каком месте — наткнуться на неё чисто случайно не представлялось возможным. Глупо было предполагать, что тот, кто это провернул, желал таким образом помочь мне. Мои тягостные размышления прервал стук в дверь. Я подорвалась и в нетерпении распахнула её. На пороге стоял незнакомый паренёк. — Тебя зовут Софи, верно? — Точно, — я улыбнулась ему. — Капитан просил передать, чтобы ты шла… — На собрание? — я потёрла ладони. — Наконец-то! Я уж думала, меня никогда не позовут. — Кхм… — мальчишка закашлялся. — Не совсем. Точнее, совсем нет — А куда же? — застыла я в недоумении. — В прачечную. И велел вручить… В общем, вот, — и он, смущаясь и краснея, протянул мне какую-то тряпку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась мужской рубашкой. — Как это понимать? — резко спросила я. — Капитан велел выстирать её. — Она ведь даже не грязная, — я с трудом удерживалась от того, чтобы выплеснуть нарастающее раздражение на невиновного посланника. Он устало вздохнул: — Капитан сказал, это приказ. Если не выполнишь — останешься без ужина на неделю. Я вспыхнула. — Давай сюда, — с этими словами вырвала из рук парня рубашку и, грохотом захлопнув за собой дверь, метнулась по коридору, оставив его позади. — Постой! — крикнул он мне вдогонку. — Ты же новенькая, не знаешь, куда идти! — Разберусь! — отрезала я, гремя каблуками по каменному полу. «Захотели весёлой жизни, капитан Леви? Что ж, я вам её устрою».