Я видел тебя завтра

Рубашка, зажатая во вспотевшем кулаке, вилась за мной, подобно знамени, раздражение нарастало с каждой секундой. С губ то и дело срывался нервный смешок — расчувствовалась, дура, кинулась к нему с радостью, а он и бровью не повёл. Даже желание проучить его обернулось против меня — завтра весь штаб будет смаковать новости: капитан Леви обзавёлся личной прачкой. Худшего унижения нельзя и придумать. Вредный, мстительный гном! Ужасно хотелось врезать ему как следует или, скажем, ухреначить весь кабинет грязной водой. Но это было бы слишком по-детски. Не для того я отстрадала пять лет в военном училище, чтобы теперь маяться всякой ерундой. Или, всё же… Коварная усмешка непроизвольно выступила на губах, и тут же скрылась — из-за поворота вырулил Эрен. Заметив меня, он кивнул и, по привычке, посторонился, уступая дорогу. Я бросила взгляд на его лицо, и поразилась тому, насколько бодрым и свежим он выглядел. Где же следы сомнений или страха? Теперь он казался ещё более самоуверенным и деловитым — осанка ровная, горящий прямой взгляд… Я покачала головой, останавливаясь: — Как ты, дружище? Он поджал губы. — Сойдёт. — Выглядишь неплохо. — Да, наверное…так и есть. Я помолчала пару секунд и, внезапно для самой себя, выпалила: — Знаешь, кто бы что ни говорил, но я в тебя верю. И в твои способности тоже. Думаю это…круто. То есть, я имею в виду, ты теперь избранный, и всё такое… Настоящий герой. Эрен удивлённо уставился на меня, очевидно прикидывая, как следует воспринимать услышанное. — Спасибо, — неуверенно улыбнулся он. — Приходи, если хочешь, завтра на полигон. Полюбуешься, — последние слова сопровождались тяжёлым вздохом. — Приду, — пообещала я, даже не подумав о том, что мне могут не позволить. — Тогда, до скорого, мммм… — Софи, — поспешно кивнула я. — Теперь просто Софи. Можешь даже по фамилии — Дюран. — Нет, перебор. — Как хочешь, Йегер, — шутливо бросила я. — Со вчерашнего дня мы с тобой в равном положении. Но, хоть и заключили перемирие, шпынять тебя не перестану. Не могу отказать себе в этом удовольствии, прости. Эрен криво усмехнулся и, кивнув, удалился. В моей голове созрел план. Максимально идиотский, правда. Это я поняла сразу, но искушение лицезреть реакцию капитана пересилило всякое чувство самосохранения. Я вернулась в свою комнату и, порывшись, в ящике, выудила ножницы. Гладкие, острые — блеск! С наслаждением втянув воздух, сделала лёгкий надрез. Сомкнулись металлические челюсти — чуть пискнула под ними ткань. Я любовно оглядела результат, как маньяк, приступивший к пыткам. Снова сдвинула пальцы, на этот раз линия получилась длиннее — почти до груди. Представляя лицо Леви, который завтра утром будет вынужден надеть это, я рассмеялась от удовольствия. Выстригая один за другим грязные участки, не забыла и про низ, придав ему вид бахромы. — И пусть только попробует доказать, что рубаха заляпана, — выдохнула я, отпарывая напоследок пару малышей-пуговиц. — Господи, как же давно я не веселилась! Знаю, что творю сейчас полную дичь, но, чёрт возьми, как же приятно! Любопытно, какое наказание он придумает в отместку? Если заставит внеурочно дежурить на кухне, я ему ещё и соли в чай сыпану. За дверью послышались шаги, а через секунду мои оптимистичные размышления накрыла тёмная аура мрачного капитана, который ни с того ни с сего возник на пороге комнаты. — Собирайся, — коротко бросил он. — Лёгок чёрт на помине, — прокряхтела я, поднимаясь с колен. — Куда пойдём? Он не ответил, бросив многозначительный взгляд на ножницы: — Это что? — Вы о чём? Леви прикрыл дверь, и приблизился вплотную ко мне: — Вот это, — он поднял с пола поспешно отшвырнутую мной рубашку. — Что-то подсказывает мне, что ещё полчаса назад это рваньё было моей одеждой. Я с трудом подавила смешок: — Зато теперь на ней ни единого пятнышка. — Да ты, сука, погляжу, совсем оборзела, — произнёс он. — Думаешь, я буду играть в твои детские игры? Продолжишь в том же духе — выпорю так, что мало не покажется. — Не сука, а Софи, — поправила я ласково. — Вот уж не думала, что вы столь безграмотны, что путаете буквы. Читайте по губам: со — фи. Леви на секунду прикрыл глаза, резко выдохнул и сплюнул: — Две недели внеурочной уборки в конюшнях. И считай, что легко отделалась. — А вы в своём репертуаре. Уборка, уборка, уборка! Ничего поинтереснее придумать не могли? Не знаю, на что я рассчитывала, насмехаясь над ним после того, как испортила его вещь. Я была вне себя и ужасно хотела извести его. Любым способом. Как-будто какая-то часть меня мечтала оказаться в карцере на несколько дней, рвать и метать, кляня их всех и эту дерьмовую жизнь. Я никому не была нужна. И меньше всех — ему — человеку, которому я когда-то помогла от всей души. И, видит бог, как мне хотелось видеть его растерянным, негодующим, чтобы он устроил мне выволочку, дав повод не любить себя ещё больше. К моему сожалению, капитан не оправдал возложенных надежд. — Читай по губам, — он был спокоен, как удав, даже веки прикрыты, — я не намерен водиться с тобой или терпеть твои закидоны. И срать я хотел на твою якобы дружбу с Эрвином. Для меня ты будешь либо хорошим солдатом, либо никем. Очень советую выбрать первый вариант, потому что, сказать честно, у меня нет ни малейшего желания возиться с тобой. Мне казалось, что он вот-вот зевнёт — настолько скучающим и равнодушным было выражение его лица. Козёл. Завершив свою отповедь, Леви развернулся и вышел, так и не объяснив, зачем приходил, оставив меня в гордом одиночестве. — Как же ты бесишь меня! — в сердцах воскликнула я, едва капитан удалился на порядочное расстояние. — «Будешь либо солдатом, либо никем». Знаю я это! Но, чёрт возьми, как же я устала! Ненавижу это место, эту комнату, тебя ненавижу. Что тебе стоит разочек разозлиться, а? Надо было придушить тебя ещё в Брюсселе. Господи, как же вы все меня бесите! Вся эта долбанная ситуация! — остатки рубашки затрещали в моих руках, разрываясь на куски. Я скомкала их, подлетела к окну, распахнула створки и вышвырнула вон. — Достали! Ненавижу! Пара разведчиков, проходивших мимо, недоумённо воззрились на меня. — Чего вылупились?! — рявкнула я. – Представление кончилось! — и с треском захлопнула створки. Если бы Леви остался поглядеть, что я буду делать дальше, у него бы волосы встали дыбом, потому что в следующую секунду я упала на кровать, пачкая сапогами идеально чистые простыни, и зарылась лицом в подушку, щедро поливая её слезами. Прошло много времени, прежде, чем я очнулась и с изумлением обнаружила, что за окном уже брезжит рассвет. Выходит, меня незаметно сморило. Одеваться не пришлось — я с отвращением разглядывала складки на рубашке. Закатав рукава, чтобы хоть немного скрыть замятости, встала и побрела в кухню, чтобы одолжить горячей воды для умывания. В замке ещё спали. Стояла глубокая тишина — ни единого шороха. Только на продовольственном складе копошились дежурные, да ещё несколько человек разводили огонь в печах. Я прищурилась, потирая слипавшиеся веки — пятеро старожил, семеро новеньких с восточного корпуса, трое с западного, и Армин с Кристой. Отлично! Я мигом очутилась рядом с другом. — Как дела, дружище? Хорошо спалось? Армин поднял на меня сонную моську. — Мало. А ты как после вчерашнего? — Неплохо, — несмотря на мои усилия, голос прозвучал напряжённо. Армин это заметил. — Постарайся сегодня держаться в тени. Люди будут смаковать подробности твоей выходки. — А что, все уже в курсе? — Такие новости здесь быстро расходятся. Я вздохнула. — Не знаю, что на меня нашло. Будто умом тронулась. Паренёк чуть улыбнулся, будто силился сдержать смешок. — И самое противное, — заметила я уныло, — что ещё и на капитана набросилась, будто бешеная кошка. Что он мне сделал? Да ничего. Просто попал под раздачу. Но я жестоко поплатилась — две недели уборки в конюшнях. Я, Лавра, и её дрянцо — мммм, романтика! Армин сочувственно погладил меня по плечу и отошёл на минуту, чтобы помочь Кристе дотащить чан с водой. — Поверить не могу, что ты решилась на это, — продолжил он по возвращении. — Всем известна репутация капитана Леви. Многим он внушает страх. Я, конечно, знаю — ты с подобным не считаешься, но не ожидал, что вы сцепитесь так скоро. — Мы с капитаном сцепились уже очень давно, — бросила я, и тут же в смятении прикусила язык. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Но было поздно. Лицо Армина озарилось удивлением, в глазах зажглось любопытство. — Насколько давно? — поинтересовался он. — Армин, детка, не одолжишь мне горячей воды? — как можно ласковей проворковала я, состроив страшную гримасу. Намёк был понят. — Всегда пожалуйста, — он мило улыбнулся. — Отложим разговор до обеда. — Ага, — буркнула я, прихватывая кувшин с водой. Вернувшись в комнату, махом вылила содержимое в тазик, и сполоснула лицо чуть дрожащими руками. Что теперь делать я не представляла. Разумеется, Армин, как и все, знал мою легенду: родилась в округе стены Мария, родителей не помнила — они умерли от холеры. Жила с тёткой на удалённой от других поселений ферме. В ночь падения Сигансии была эвакуирована в район Троста, потеряв связь с родственницей и, дабы выжить, пошла в кадеты. Моему другу будет больно узнать, что я и его обманывала. И потом, как бы я сумела объяснить тот факт, что родилась вообще в другой реальности? Хотя, тут шансы, пусть и крохотные, но имелись: Армин был весьма начитан и обладал богатым воображением. А, как известно, человеку широкого кругозора намного легче допустить, что существует нечто, выходящее за рамки его понимания. Однако, всего рассказывать тоже не следовало. Ни о планах на будущее, ни о потаённой тревоге в настоящем. Вернувшись мыслями к последнему разговору с Эрвином, я решила непременно выяснить его планы на мою персону и, по возможности, добиться разрешения не покидать пределы стен. Правда теперь эта миссия осложнялась ссорой с Леви, который, я была уверена, всенепременно просветит командора относительно того, какая я психичка и истеричка, присовокупив к этому рекомендацию держать меня на поводке и каждый час делать уколы от бешенства. Я горько усмехнулась и взглянула на себя через латунное зеркальце. — Что ж мы с тобой такие глупые? Пять лет выбивали из себя всю дурь, учились сдержанности и серьёзности. И нам хватило какой-то идиотской тряпки, чтобы нажить себе неприятеля в виде самого капитана. Гребаный характер! Отражение сочувственно вздохнуло и пожало плечами. Завтрак прошёл относительно спокойно. К моей вящей радости в столовой не было ни Леви, ни Армина. Первый ещё не спускался вниз, второй сбился с ног, перемывая посуду в кухне. После нас ожидали тренировки. Признаться, я была почти уверена, что проводить их будет капитан. Просто потому что согласно всем канонам прочитанных мной книг, где судьба–злодейка непременно сводила, скрещивала и перекрещивала главных героев, они то сталкивались, то разлетались, как бильярдные шары и, в конце-концов, от безвыходности влюблялись друг в друга. Правда, последнее мне точно не грозило, но разыгравшееся воображение то и дело рисовало угрожающие картины: вот я прихожу на тренировку и первое, что встречает меня — холодный взгляд серых глаз. От него у меня непременно пробегут по коже мурашки. Затем, мы приступим к упражнениям, и он не упустит ни одной возможности всласть проехаться насчёт моей силы, ловкости и меткости. Апогеем всего станет внезапный вызов на поединок, в котором этот козёл уделает меня под орех, в назидание остальным. После чего я, униженная сверх всякой меры, уползу в свою каморку зализывать раны, а ночью сопру особенно сильный яд и, в порыве жгучей ненависти травану обидчика. Его бездыханное тело найдут на следующий день, облачённое в испорченную мной рубашку и чернильной надписью на лбу — «Гори в аду, чистоплюй!» Поскольку судмедэкспертов в этом мире не существует, никто не сможет доказать мою причастность. Никто, кроме Эрвина, который, вспомнив, что видел мой почерк и сопоставив его с имеющимся на трупе, конечно же обо всём догадается. По его приказу меня упекут в тюрьму, будут морить голодом месяц, пока идёт заполнение всех необходимых документов, после чего вызовут пред военный трибунал, где обвинят в государственной измене и антикоролевской деятельности, вынесут окончательный приговор и казнят на месте. Так кончится бесславная жизнь Софи Дюран, единственным достижением которой является способность надевать крепления УПМ за сорок две секунды. Впрочем, мало кто запомнит даже это, поскольку в скором времени, в виду отсутствия сильнейшего воина, их уже не спасут даже безотказные планы Эрвина, и этому миру настанет трындец. На этой мысли мой мозг поумерил свой пыл, вспомнив, что юная Петра ещё не успела познать прелести капитанской любви и хоронить его пока рано. От первоначального варианта развития событий пришлось отказаться. Впрочем, как выяснилось в скором времени, я зря рисовала себе всяческие страсти, потому что тренировку нам в итоге проводил какой-то незнакомый майор Рик — сухопарый мужичок преклонного возраста, голос которого постоянно срывался до сопрано, что знатно веселило Конни и Сашу до тех пор, пока майор, очевидно устав от их придушенного хохота, не назначил всем нам десять штрафных кругов. Тут же воцарилась полнейшая тишина, обусловленная нехваткой дыхания и общей ненавистью к нарушителям дисциплины. Я не сомневалась, что вечером весельчаков ожидает «тёмная» — их внезапно накроют одеялами и от души отдубасят. Не сильно, но крепко — пара синяков останется. Ибо нефиг. Нарезать круги по огромной площадке — та ещё нудятина. Поэтому я развлекалась, наблюдая за майором. Было довольно неожиданно встретить столь зрелого мужчину среди, преимущественно, молодых людей. Мне было интересно, сколько лет своей жизни он посвятил службе в Разведкорпусе. Наверняка, повидал многое и не раз бывал в самом пекле. Пробегая мимо, я обратила внимание на странной формы рубец, протянувшийся поперёк его горла. Возможно, в нём крылась разгадка неестественно высокого, почти женского голоса майора. Мне стало неловко. Говорят, шрамы украшают мужчину, но майор Рик явно стеснялся белой грубой полосы на своей шее и постоянно задирал воротник рубашки повыше. Забегая вперёд, скажу, что это был единственный раз, когда я видела его без шейного платка. Видимо, день выдался для него слишком жарким или же все платки оказались в прачечной — не знаю. Не раз и не два за всю тренировку я ловила его грустный взгляд. Сначала мне показалось, что он пребывает в своих мыслях, печалится о чём-то личном, сокровенном, но по тому, как пристально майор наблюдал наши действия, помогая советом, исправляя ошибки, стало очевидно, что он отнюдь не витает в облаках. Оставалось предположить, что он жалеет нас. Это открытие никак не поспособствовало улучшению моего настроения. Ещё одной неприятной новостью стало всё более растущее панибратство со стороны моих бывших подчинённых. Разумеется, хорошо быть ближе к своим товарищам поневоле, коли уж свезло делить с ними кров, пищу и тренировки, но мне было сложно привыкнуть к новому статусу. Хотя, Эрвин предупреждал о том, что здесь со мной носиться не будут, я никак не ожидала столь резкой смены отношения со стороны тех, кто ещё буквально пару недель назад ходил передо мной по струнке. К моему безграничному удивлению, тренировка закончилась относительно быстро и была довольно скудной: никаких макетов, тросов и клинков. Только ты, твои мышцы да земля, то и дело жаждущая накормить тебя пылью, когда бежишь очередной круг или отжимаешься. Через пару часов нас согнали в столовую на обед. Армина опять припахали работать у тазика с мыльной водой, где он, засучив рукава, добросовестно перемывал посуду. Что ж, было бы кощунством не воспользоваться возможностью улизнуть пораньше, не попавшись ему на глаза. В глубине души я понимала, что не смогу прятаться вечно, но мне хотелось как следует подумать, прежде чем вываливать на беднягу ушат информации. Меж тем, существовал ещё один вопрос, требующий обмозговки, а именно — «как мне отныне держаться с капитаном?». Он зудел в голове, не давая покоя, будто комариный укус. Обида, порождённая обманом ожиданий и отношением самого Леви, никуда не делась, но теперь к ней примешивалось жгучее чувство стыда за собственное поведение. По сути, все, что я натворила, до скрипа в зубах претило мне, и я не могла взять в толк, откуда в двадцатипятилетней девушке, солдате, взялось столько придури, свойственной лишь детям или истеричкам из бульварных романчиков. Поев себя какое-то время за необдуманные поступки, я решила затолкать гордость и обиды в место, что пониже спины, и, при случае, извиниться перед Леви. Он был прав: военный штаб — не место для выпендрёжа в стиле «жрите мою уникальность». Мне пришлось напомнить себе о решении отныне не досадовать на Леви, когда во время ужина он внезапно очутился за моей спиной и мягко положил руку мне на плечо. Разговор за нашим столом мгновенно утих и окружающие явственно услышали спокойное: — Кажется, я предупреждал, что ты не будешь ужинать неделю, если ослушаешься приказа, — с этими словами он аккуратно приподнял за края мою миску с похлёбкой и удалился на своё место, бросив напоследок: — Касается каждого. Ответом ему стал тоскливый вздох Армина, сидевшего рядом. На мой вопросительный взгляд он покачал головой. — Я добавил в твою порцию побольше зелени. Вообще-то, нам не полагается, — тут его щёки чуть заалели, — но я знаю, как ты её любишь. Выходит, теперь она достанется капитану. — Расслабься, — мне почти удавалось сохранять равнодушный вид, — ставлю на то, что он даже не притронется к чужой пище. Скорее, выльет в яму для отходов. — Это ещё хуже, — промычала Саша с набитым ртом. — Я просто охреневаю с твоего терпения, — встрял Жан. — Неужто тебе всё равно? — Я получила по заслугам. На лице Жана читалось явное недоверие. — А по-моему, — нахмурился он, — у вас с ним какие-то личные счёты. Армин поперхнулся. — Ну что ты несёшь, дурачина, — усмехнулась я. — Просто слегка вскипела. — Слышал вчера, — усмехнулся Жан. — Ты верещала, как чайка. — Разговор окончен. Не желаю больше ничего слышать, — отрезала я, поднимаясь из-за стола. — Софи, постой! — Армин бросил ложку, — Подожди меня! Я ускорила шаг, не обращая на него внимания, и выскользнула наружу. Но через пару шагов он меня догнал и загородил дорогу, заставляя остановиться. — Армин, — я не смела взглянуть на него, — прошу, не надо. — Я же вижу, как ты избегаешь меня. Софи, я хочу, чтобы ты знала: не в моих намерениях вызывать тебя на откровенность. Но, ответь на единственный вопрос. Ты когда-нибудь видела море? Я в недоумении подняла на него взгляд. Откуда столь странный вопрос? С чего он решил, что… — Боже мой, ты понял? — волна холодного страха окатила меня. — Как? Когда? — На самом деле, давно. Ты всегда была особенной, Софи. Я не могу объяснить этого, но ты думаешь, чувствуешь, живёшь не так, как мы. Я долго ломал голову над тем, почему твои глаза так блестят, пока до меня однажды не дошло, что они отражают свет, который нам не видно из-за стен. — Но, всё же, как ты понял? Я храню эту тайну с тех пор, как… Мальчик вздохнул: — Я всегда был уверен, что за пределами границ есть что-то ещё. Не могу объяснить почему, но я просто знаю, что ты пришла оттуда. Назовём это интуицией. Помню, ты однажды обронила фразу: «Когда-нибудь я выберусь отсюда», и в твоём взгляде было столько тоски, что я мгновенно понял — ты скучаешь по дому, и дом твой не здесь. Но, знаешь, ты не обязана ничего объяснять. Обещаю, я больше никогда не заговорю об этом. — Армин, — я сглотнула ком в горле, — мне так жаль… Ты не можешь представить, как мне жаль, но… Это чистая правда — я никогда не видела моря. Я не смогу рассказать тебе, какое оно на самом деле. По щеке Армина тихонько скатилась слеза. Он вытер ее пыльным рукавом куртки и мужественно улыбнулся. — Видно, мне всё-таки суждено увидеть его самому. Я молча обняла его, чувствуя, как щемит в груди сердце. — Обязательно увидишь. Армин Арлерт сдержал своё слово и больше никогда не заговаривал со мной о мире за стенами. Очевидно, он не догадался обо всём, хоть и дошёл до сути. Иногда я ловила на себе его заинтересованный и чуть печальный взгляд, но больше мы эту тему не поднимали. Как-будто забыли об этом, стёрли из памяти. Иногда мне думалось, что стоило бы поделиться с ним или ещё кем-то своими переживаниями, возможно, тогда я бы острее ощущала связь с родным домом. Мысли, произнесённые вслух, всегда сильнее. Но мои мысли оставались внутри и потихоньку умирали, как тлеющие угли. Впрочем, может это действительно было к лучшему.