Я видел тебя завтра

Уборка конюшен — на редкость нудное занятие. Каждый вечер вместо ужина я шла прямиком в деревянные пристройки — разгребала накопившийся за день мусор, чистила до блеска шкуры уставших лошадей, меняла корм и подстилку. По утрам тоже нужно было ненадолго забегать туда — убедиться, что животные сыты, здоровы, хорошо отдохнули, а весь инвентарь чист и лежит на своих местах. Разумеется, я работала не одна, но некоторые разведчики безусловно должны были благословлять капитана за то, что из-за моего наказания у них выкроились свободные от дежурства часы. Сам же Леви никак не контролировал качество выполняемой работы, очевидно, положившись на мою совесть. Это стало для меня приятной неожиданностью и побудило трудиться усерднее. По прошествии нескольких дней я обратила внимание на то, что среди разведчиков в принципе не было принято надзирать за подчинёнными, а, меж тем, дисциплина стояла изумительная. Любое слово руководства было аксиомой, любой приказ немедленно исполнялся. Малейшее неповиновение пресекалось мгновенно, но к случайным промахам относились спокойно и терпеливо. Поэтому, в отличие от учебки с её тираническими нравами, здесь царила атмосфера взаимного уважения и доверия. Спустя почти две недели я обратила внимание, что куртка стала мне чутка великовата — сказалось отсутствие ужина. И, хотя Армин был готов подставить себя под удар, ежевечерне принося мне часть своей порции, я решительно этому воспротивилась. От голода я практически не страдала — не в первой было переносить ограничения — зато укрепилась сила воли. Да и, надо признать, не шибко-то сильно меня наказали — в завтрак и обед я вовсю отрывалась за вечерний пост, и по скорости поглощения пищи могла потягаться даже с Блаус. Единственным минусом, пожалуй, было то, что внеурочное дежурство не освобождало от других обязанностей и тренировок. И придерживаться расписанного буквально по секундам распорядка стоило мне большого труда. Шёл последний день моего срока, его я традиционно заканчивала, разливая в поилки свежую воду, которую натаскала из колодца, устроенном на заднем дворе. Лошади благодарно шлёпали губами, причмокивая и вели себя вполне цивилизованно, за исключением Бобби. Бобби — маленький вредный пони — ходил в любимчиках у майора Ханджи. По какой-то причине, эта скотина с вечной наглой лыбой на морде была ей весьма по душе, хотя остальные её восторгов не разделяли. Я лично слышала, как Моблит трижды порывался пустить его на суп, аргументируя тем, что пони принесёт намного больше пользы человечеству, если примет мученическую смерть. С капитаном Леви у Бобби и вовсе сложились враждебные отношения. Капитан не уставал фыркать, дескать, этому полурослику нечего делать в рядах штабных коней, на что всегда получал презрительный взгляд, в котором ясно читалось: «На себя посмотри, недомерок». Пони никогда не упускал случая укусить своего врага, если тот оказывался поблизости. Бобби не гнушался гадить всем и вся, задирать других лошадей и выкобениваться, когда его привлекали к исполнению обязанностей. Поэтому его не брали на вылазки, используя только, когда запрягали повозку, едущую в город. Теперь же он хлюпал мордой по дну поилки, поднимая рябь, разбрызгивая воду во все стороны, и знатно бесил этим Лавру. — Припухни, сволочь! — не выдержала я, когда очередная порция воды окатила рукав моей куртки. Бобби заржал, показывая крупные зубы и тут же поперхнулся, получив от меня крепкий подзатыльник. Он попытался укусить мою руку, но я ловко увернулась и погрозила ему пальцем. — Чувак, предупреждаю: ещё один такой финт — и ты ощутишь на себе всю ярость солдата легиона. Пони глумливо тряхнул головой, что следовало трактовать как: «Капитан обещал натянуть мне жопу на морду ещё неделю назад, но у него ничего не вышло. А твои угрозы мне и подавно не страшны». Я вздохнула, стащила влажную куртку, аккуратно повесила на коновязь, уповая на тёплые лучи вечернего солнца и, закатав рукава повыше локтя, принялась мести пол конюшни. Внезапно к мерному шуршанию опилок добавился стук подошв, и на пороге возникла та, кого я меньше всего ожидала увидеть в этом месте и в это время. — Хей! — раздался нежный девичий голосок, золотом блеснули пряди коротко стриженных волос. — Петра? — меня удивило её появление, но ещё больше — выражение миловидного лица. На нём читались смущение и решительность. Я пожала плечами. — Как прошёл ужин? — А? — переспросила она, будто смысл вопроса ускользнул от неё. — Ничего, нормально. Тебе тут ещё долго? — Почти закончила, — заверила я. — Хорошо, — удовлетворённо кивнула она и села прямо на землю, явно собираясь дождаться меня. — Ты что-то хотела? — спросила я, выглядывая из конюшни, вытирая грязной рукой пот со лба. — Нет, то есть, да… Ой, у тебя лицо такое чумазое! — она нервно хихикнула, будто стыдясь того, что ей было смешно. Я улыбнулась. — И впрямь. Представляю, в какое возмущение пришёл бы Леви, увидев меня сейчас, — и, сев на корточки, состроив презрительную гримасу, проговорила, пародируя тихий с присвистом голос капитана. — Рядовая Дюран, как вы посмели усвинячиться сами, когда я посылал вас творить чистоту и порядок? Какое кощунство! Своим безобразным поведением вы осквернили наш храм уборки, и за это я приговариваю вас к месячному заключению в душевой с содержанием на сух пайке из зубного порошка! Петра насупилась: — Капитан никогда не сказал бы так, — буркнула она, делая ударение на двух первых словах. Я еле удержалась от того, чтобы закатить глаза. Видимо, у Петры стоял какой-то тумблер, вырубавший напрочь чувство юмора, когда речь заходила о капитане. Но ссориться с ней на этой почве мне не хотелось, поэтому я миролюбиво согласилась: — Конечно, не сказал бы. Леви — очень умный и внимательный к окружающим человек. Разумеется, я всего лишь шутила. К моему удивлению, лицо Петры не только не разгладилось, но ещё и приняло пунцовый оттенок. — Почему ты зовёшь капитана по имени? Это так… по-панибратски! Неуважительно. Я вздохнула. Похоже, внутренний тумблер вырубал у неё не только чувство юмора. Подшучивать над капитаном нельзя, отзываться тепло — тоже. Лучше вообще поскорее закрыть тему. — Виновата, — коротко бросила я, всем видом показывая, что не намерена продолжать этот разговор. Девушка опустила глаза. — Он тебе нравится? — вдруг выпалила она стремительно. Моя рука, снимающая со столба куртку, замерла в воздухе. Мне стало отчётливо ясно, что именно ради этого вопроса Петра пришла сюда. К нему она готовилась, и он был причиной её смущения. Я медленно развернулась, повязала куртку вокруг пояса, приблизилась к девушке и тяжело опустилась на землю. — Кажется, мы как-то вели подобную беседу, — произнесла я, глядя вдаль. — Полагаешь, с тех пор что-то изменилось? Краем глаза я видела, как вздрогнула Петра. — Нет, но… — замешкалась она. — Ты стала другой — очень привлекательной, понимаешь? — торопливо пролепетала она, как-будто впервые озвучивая мысли, очевидно не раз посещавшие её в последнее время, словно стыдясь того, что она говорит их вслух, причём, лично мне. — К тому же, ты теперь солдат… Сильная и смелая. А ещё ты его ни капельки не боишься, вообще не пасуешь. Такие ему нравятся. Я в удивлении воззрилась на неё. — Да-да! — продолжала Петра, очевидно решив идти до конца. — Он терпеть не может, когда пресмыкаются. А ты его зацепила. Пусть это и было грубо, но… — казалось, она вот-вот заплачет. — Я же вижу, как он на тебя смотрит. Глаз не сводит. Когда мы в столовой, он постоянно тебя высматривает. Вот только не могу понять, почему? — она в волнении вцепилась в мой рукав. — Ты была ужасно непочтительна к нему! Этот твой скандал… А я такая робкая, знала бы ты, как часто я теряюсь, поймав его взгляд! Но он никогда не смотрел на меня так часто, как… Необходимо было срочно прекращать этот бессвязный поток мыслей. Для меня стало очевидно, что бедняжка Петра, мучаясь беспочвенным чувством ревности, навыдумывала бог знает что, и теперь страдала совершенно зазря. Не зная, куда деть глаза от всепоглощающего чувства неловкости, я уткнулась носом в колени и произнесла: — Уверяю, тебе кажется. Во-первых, Леви…то есть, капитан, вовсе не обращает на меня внимания. Если и поглядывает в мою сторону, то лишь для того, чтобы убедиться, что я веду себя прилично. Во-вторых, по его мнению я — трусиха и выскочка. Заметь, это его собственные слова. В-третьих, тебя, как давнюю подругу и члена его отряда, он ценит несравненно больше любой мимопроходилы вроде меня. И, наконец, в четвёртых, ты и сама очень хорошенькая. Петра слабо улыбнулась и всхлипнула. — Вот только не пойму, — я повернулась к ней, — неужто за пять лет ты так и не призналась ему? Девушка отрицательно покачала головой. Я присвистнула. — И на что же ты рассчитываешь, в таком случае? — Я пыталась, — торопливо бросила Петра, как-то странно дёрнувшись. — Много раз. И всё время что-то мешает. К тому же, я надеялась, что он сам догадается. — Уж он-то догадался, поверь. Капитану ума не занимать. — Вот и я так думаю. Но, если он не идёт мне навстречу, значит, не испытывает ответных чувств, — её плечи опустились вниз. — Не факт, — с апломбом заявила я, припоминая статьи из дамских журналов. — Возможно, он попросту неуверен. — Это капитан-то? — Поставь себя на его место: на его плечах огромная ответственность за ввереных людей. В частности, за тебя. Возможно, он боится признавать свои чувства, ведь это сделает его более уязвимым, а ему подобного допускать ну никак нельзя. К тому же, мало ли что может случиться… — я замялась. — Или он попросту считает себя недостойным твоей любви. — Но это же глупо! — воскликнула Петра, прижимая ладошки к румяным щекам. — Мне всё равно, что случится со мной завтра, пока я могу быть счастлива рядом с ним сегодня. Если любишь, надо наслаждаться каждой драгоценной минутой, а не тратить ее на пустые страхи! — Полностью согласна, — усмехнулась я. — А теперь иди и повтори всё это, глядя ему в глаза. — Не могу. — Эдак мы не сдвинемся с мёртвой точки. — Он как-будто избегает подобных разговоров. — Значит надо действовать не в лоб, а брать измором. — Это как? — удивлённо спросила девушка. — Женское искусство обольщения, — уверенно заявила я, поднимая указательный палец, — ещё никогда и никого не подводило. Воспользуйся моими советами, и я клянусь, что капитан уже через неделю будет валяться у тебя в ногах. Петра зарделась ещё больше. — Ты, должно быть, кучу раз так делала, да? — Хм, — я нахмурилась. — Вообще-то никогда. Не до того было, знаешь ли. — Тогда откуда ты знаешь, что это сработает? Я поднялась с земли и протянула ей руку, подмигнув: — Самое время проверить.

***

— Итак, шаг номер один. Мы сидели в пустой столовой. До завтрака оставалось несколько минут, но кроме дежурных на кухне поблизости не было ни души. Мягкий солнечный свет разливался по полу, будто топлёное молоко или растёкшееся масло. Сидящая передо мной Петра забавно щурилась, прямо как котёнок, и поминутно зевала, заражая этим и меня. Я вытянула вперёд руку и щёлкнула пальцами у её носа, заставляя сфокусировать взгляд на моём лице. — Ага, — протянула она и снова зевнула. — Как мы уже обсудили, для начала нужно его удивить, — я с трудом удерживалась от того, чтобы отзеркалить собеседницу. — Леви…то есть, капитан, привык, что ты всегда под боком и всегда мила. Теперь же, ты шокируешь его внезапной холодностью. Это подействует на него, как бодрящий душ. Пускай помучается. — Пускай, — добродушно согласилась Петра. Я нахмурилась: — Если ты не избавишься от взгляда преданной собачки, то весь план рухнет. Продемонстрируй-ка мне своё стервозное выражение лица. Петра вся подобралась, сдвинула брови, надула щёки и сжала губы так, что они стали напоминать куриную попку. — Безнадёжна, — выдала вердикт я, не зная, плакать или смеяться. — Это не стерва. Это жаба. Лицо девушки приняло обиженное выражение. — О, оставь, — я вскинула руку. — Вот так в самый раз. Только взгляд холоднее. Холоднее, а не тупее. И не щурься, ты не крот. Петра вздохнула: — Боюсь, ничего у меня не получится. — Хватит ныть. В любви — как на войне. Хочешь ждать, пока какая-нибудь смазливая девица уведёт твоего обожаемого капитана? Она покачала головой. Столовая начала постепенно наполняться людьми. Загремели отодвигаемые скамьи, зашумели голоса. — Слушай, — прошипела я, наклонившись ближе, — просто воспринимай это как игру. Теперь ты — актриса, ясно? Поменяйся ролями с Леви, хотя бы раз в жизни примерь на себя выражение его лица! — А как долго мне придётся играть? — прошептала она, доверительно наклоняясь. — Сколько потребуется. Нам нужно, чтобы он сам тебе признался, а для этого необходимо заставить его побегать. Пусть недоумевает, пусть строит догадки, пусть мысли о тебе не покидают его голову! — Ладно, — кивнула Петра и тут же сжалась: в проходе показалась тёмная макушка капитана. — Ох, Софи, — пролепетала она, — я не уверена, что справлюсь. — Иди, иди, — подтолкнула её я. — Поменьше думай о себе. Сосредоточься на плане. Она почти вылезла из-за стола, как вдруг её осенило: — А что мне ему говорить? — Ничего не говори. Молчи. А если и будешь что-то отвечать, то делай это неохотно. И смотри на него, как на Оруо. Я знаю, Оруо тебя раздражает. Петра не сдержала нервного смешка и быстро отошла к своему столу. На освободившееся место тут же плюхнулся Жан, приземляя перед собой миску. — Утречко! — прогремел он, потягиваясь и почёсывая затылок. — И вам того же, — машинально пробубнила я, не спуская глаз с капитана, усаживавшегося рядом с Петрой. Та не смела поднять глаз. Я покачала головой. — Эй, ты чего? — парень уставился на меня. — Да так… Хочешь чаю? Я принесу, — и я перекинула ноги через скамью, не обращая внимания на удивлённые взгляды окружающих и самого Жана. Очередь за едой и напитками двигалась медленно, что было мне на руку. Я встала в конец — недалеко от места, где сидела интересующая меня парочка — и продолжила наблюдение. Леви как раз принёс две миски, над которыми клубился пар, и опустил одну перед Петрой. Её лицо осветилось радостью. — Не смей! — тихонько процедила я. Она раскраснелась, открыла было рот, но запнулась, поморщилась и, коротко кивнув, отвернулась. Капитан вскинул бровь. Я хмыкнула. Змейка из людей ползла вперёд, и мне уже удавалось разобрать некоторые отрывки фраз. — Ни в жисть! — возражала Ханджи хмурому Эрвину. — Никогда и ни за что! Пусть с ними Леви разбирается. — Мои люди тоже устают, Зое, — возразил капитан. — Им нужен отдых. — Кому это нужен отдых? — тут же встрял Оруо, сидевший по правую руку от Петры. — Нам? Хорошая шутка. Слыхал, Эрд? — он толкнул локтем соседа и расхохотался. Эрд деланно проигнорировал его и продолжал методично уничтожать завтрак. — А ты что думаешь? — капитан повернулся к Петре. Она медленно подняла голову, аккуратным движением заправила за ухо прядь волос и, не глядя по сторонам, произнесла с расстановкой: — Вам виднее. Я подчинюсь приказу. — Что-то ты сегодня больно молчаливая, — Оруо оставил в покое соседа, и принялся за девушку. — Или, правильнее бы сказать, тормознутая. Заболела, что-ли? — Нет. — А, по-моему, да, — не унимался Оруо. — Будто пришибленная. Должно быть у тебя жар. Дай-ка мне… — и он шмякнул мясистую ладонь на лоб девушки, сбивая пряди. — Эй! — от неожиданности Петра дёрнулась назад и угодила головой прямиком мне в живот, ведь по закону подлости именно в этот момент я, получив питьё, намеревалась обойти их стол и притормозила на секундочку, дослушать беседу. — Ай-яй-яй! — заорала я, складываясь пополам, роняя чашки и с ужасом наблюдая, как они пикируют прямиком на Леви и Петру. Почти пронесло — крутой кипяток выплеснулся им на плечи, плотные куртки защитили от ожогов. Чего было нельзя сказать о моих бедных руках, когда я, пытаясь удержать чашки в равновесии, пролила добрую половину на себя и теперь выла от боли. Раздался треск стекла, сидящие за столом повскакивали. На секунду в столовой стало тише — растерянные солдаты тянули шеи, чтобы разглядеть происходящее. Мутными от выступивших слёз глазами я смотрела, как Петра пытается дуть на мои обожжённые ладони, но дрожащие губы плохо её слушались. Она всхлипывала. — Всё в порядке, — раздался голос капитана. Он обращался к присутствующим. — Продолжайте завтрак, — он повернулся, — а тебе нужно в медпункт. Я кивнула. Слёзы больше не текли, но кожа горела адски. Леви поднялся из-за стола: — Идём, — бросил он. — Скорее. Петра, прекрати дуть на её пальцы, ей от этого только хуже. — Простите, — пролепетала она. Я стиснула зубы: — Ты не виновата. И засеменила вслед за Леви, лавируя между столами. Он шёл довольно быстро, но так, чтобы я могла поспевать за ним. — Капитан! Он обернулся. — Простите меня. Клянусь, я не специально. Леви вздохнул: — Знаю. Он слегка притормозил, аккуратно взял меня за локоть и осмотрел руку. — Возможно, отстранят от тренировок. Но сперва перебинтуем тебя, а там посмотрим. — А вам не больно? — осторожно поинтересовалась я. — Нет. — Извините за испорченную одежду. — Переживу. Через пару секунд он распахнул одну из боковых дверей коридора. — Принимайте раненную. Я хмыкнула. Из-за стола поднялась крупная мужская фигура. Знакомый голос пробасил деловито: — Что тут у нас? — Производственная травма, — Леви кивком головы указал на мои руки. — Эта бедовая сожгла нахрен все ладони. — Ба, да это Софи! — фигура аккуратно сгребла меня в объятия. — Сколько лет, сколько зим! — Иван! — я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то кривой. — Рада видеть! Выручай, дружище. Он нахмурился. — Как тебя угораздило? Капитан покачал головой, глядя, как Иван возится с мазями и бинтами. — Живо суй сюда, — он грохнул передо мной тазик. Я с облегчением опустила пылающие руки в прохладную воду. — Возвращайтесь к завтраку, капитан. Я уж присмотрю за ней. Леви кивнул и скрылся за дверью. Я надеялась — для того, чтобы теперь пойти утешить Петру. Усмехнувшись про себя, какой ценой достигается обретение счастья, в то же время помолилась, чтобы в следующий раз платить пришлось не мне.

***

Прошло десять дней с момента злополучного происшествия, повлекшего за собой массу последствий. Первым и главным, конечно, было то, что меня отстранили от исполнения обязанностей, и теперь я подолгу засиживалась в лаборатории Ханджи. Данная локация имела ряд преимуществ, среди которых было окно, выходящее на полигон — излюбленное место для тренировок спецотряда, так что я имела возможность неусыпно наблюдать за Леви и Петрой. Вторым достижением стало нет-нет, да чудившееся мне удивление в глазах капитана. Его ярая поклонница оказалась примерной ученицей и так усердно выполняла мои инструкции, что спустя несколько дней абсолютно все заметили разительную перемену в её поведении. Глядя на то, как холодно Петра держится с предметом воздыхания, я потирала перебинтованные ладони и тихонько хихикала. Купидон века, не иначе! Я была хороша, ох как хороша. К тому же, мне хватило ума не перегибать палку и спокойно выждать, прежде чем натянуть тетиву своего лука, целясь прямо в сердце ничего не подозревающего Леви. Рассудив, что с него хватит измора, я просветила Петру относительно следующего шага. Соблазнение. Услышав это слово, бедняжка заалела, как мак и готова была делать ноги, но я успокоила её, заверив, что имела в виду лишь безобидный флирт и ужин при свечах. Не сказать, чтобы Петра сильно расслабилась, но эта новость оказала на неё благоприятное действие. Ещё бы. Боясь спугнуть её решимость, я взяла на себя организацию банкета и теперь дико жалела — охренительный амурный план непременно включал анонимное письмо с приглашением, но как доставить его капитану, я не знала. После некоторого совещания с мозгом, было решено просто пойти и подкинуть записку на стол, пока Леви не будет поблизости. Дождавшись, когда цель уйдёт по делам, я тихонько прокралась на этаж офицерского состава. Комната Леви — я невзначай выспросила заранее у Ханджи — шла третьей по счёту. Я решила не мяться и, приняв максимально деловой вид, летящей походкой проскользнула за нужную дверь. В помещении было тепло и уютно. К моему вящему удивлению, интерьер был подобран с отменным вкусом и даже мог претендовать на элегантность. В моём представлении комната капитана должна была напоминать келью, но здесь оказались шкафы, полные книг и бумаг, сервант, добротный стол, стул, кровать в алькове и даже пара изящных кресел. Подойдя к столу, я обратила внимание на миниатюрный набор письменных принадлежностей и… груду замаранной бумаги, скомканной и разбросанной не только по поверхности стола, но частично свалившейся на пол. Подивившись неслыханному для Леви беспорядку, я покачала головой, заметив при этом пару винных бутылок за полупрозрачной дверцей серванта и хихикнула: — Так вот, что вы скрываете от нас, капитан. Ну-ну. Мусор на столе, алкоголь заместо чая! Расскажешь другим — не поверят. Продолжая веселиться, я аккуратно примостила записку подальше от хлама и уже было собиралась уйти, как вдруг в коридоре послышались шаги. Я застыла, озираясь в панике, ища, где спрятаться. В шкафу? Заперт. Дёрнулась было под кровать, но там не оказалось места. Может, пронесёт? Нет, кто бы там ни шёл, но он направлялся именно сюда. Взгляд упал на растущее за окном дерево. Ну конечно! Я подскочила, рванула на себя ручку, вскарабкалась на подоконник, слыша, как открывается дверь позади. Миг — я прыгнула и повисла на ветке, словно макака. Но расслабляться было рано: зашедший в комнату, судя по звукам, направлялся к окну. Я разжала пальцы, рухнула на землю, тихо охая и причитая, отползла и вжалась в нишу в стене. Теперь, он ни за что бы не увидел меня, как бы ни вытягивал шею. Послышался звук затворяемого окна. Я перевела дыхание и только сейчас заметила, что бинты на ладонях съехали, кожа покраснела, несколько волдырей, только-только начавших заживать, лопнули. — Твою мать, — проворчала я, прижимая ссаднящие руки к груди, — не слишком ли дорого мне обходится их счастье? И потопала в медпункт слёзно молить Ивана сменить повязки. К вечеру наполнявшее меня волнение достигло своего пика. Согласно подкинутой записке, Леви должен был явиться на небольшую поляну неподалёку от замка, аккурат через час после ужина. Наскоро проглотив отменную гречку с душистой овощной заправкой, я рванула в указанное место, таща с собой корзину со всем необходимым. Прямо от штаба начиналась узенькая тропинка, приводившая путника на укромный пятачок зелени, усыпанный цветами и скрытый кустарником от случайных глаз. Прямо там я расстелила покрывало для пикника, снятое со своей постели, разместила на нем свечи, одолженные у ребят из корпуса и мясной пирог, купленный в городе заранее. Пирог успел слегка зачерстветь, но меня больше заботил не он, а уродливый котелок с чаем, который, невзирая на мои старания, портил весь вид. Напрасно я переставляла его туда-сюда, пристраивала меж цветов, прятала в траве — он упорно торчал отовсюду, как гриб, и даже не думал скрываться. Вместо него отлично бы вписался кофейник или изящный фарфоровый чайник, но таких, увы, в штабе не водилось. Плюнув на посудину (фигурально, разумеется) и рассудив, что наступающая прохлада так же не способствует разгоранию чувств, я наспех набрала хвороста и развела костерок. Вспыхнувший огонь резво и весело загудел, высунул красный язык, облизнул сучья и довольно затрещал. Я подтащила котелок поближе, чтобы не дать чаю остыть. Всё было готово. Всё ждало своего часа. Кроме Петры, которая почему-то опаздывала, хотя должна была давно быть здесь. Я нервничала. На секунду мелькнула мысль, что она струсила и решила не приходить. Затем я представила, что с ней приключилось что-то нехорошее. Часов у меня не было (да и откуда им взяться), но я точно знала, что Леви должен был явиться с минуты на минуту, а моя подопечная всё не появлялась. Из-за кустов послышался лёгкий шорох. — Кто там? — воскликнула я, с надеждой всматриваясь в сгущающиеся сумерки, силясь разглядеть платье Петры. В ответ — гробовая тишина. Нетерпеливо топнув ногой, я пустилась к замку. Пробег занял полминуты, не больше, но у самой кромки леса я с размаху налетела на Леви. — Какого хрена ты творишь? — осведомился он, явно не удивляясь моей персоне. — Гуляю. Воздухом свежим дышу, — не мигая, выпалила я, одновременно прикидывая, как удержать его здесь до прихода Петры. Впрочем, едва я успела об этом подумать, как из-за спины капитана выглянуло слегка виноватое личико. — Т-ты? — я перевела дыхание, невольно улыбаясь. — Я… Мы…тоже вот решили пройтись, — пробормотала девушка, стараясь не смотреть на меня. — Воздух и вправду…ничего такой. Сейчас ещё немного в лес — и обратно. Она явно боялась, что капитан догадается о нашем плане. А он так и зыркал на нас обеих. Мне стоило больших усилий, чтобы перестать улыбаться, как дура. — Ну-ну, не буду мешать, — отсалютовав, с лёгким сердцем двинулась прочь. — Должно быть, она столкнулась с ним по дороге, — немного отойдя, я принялась рассуждать вслух. — Немного не по плану, конечно, но ладно. Главное, что сегодня она особенно красива и глаза блестят. И он пришёл. А ведь сомнения были. Но теперь, наконец, всё идёт, как надо. И тут же, в опровержение моих радужных мыслей, раздался крик. Со стороны леса, как раз туда ушла парочка. — Чёрт вас дери, что теперь? — простонала я, мигом разворачиваясь обратно. Зрелище, представшее моим глазам спустя несколько мгновений, заставило меня вспыхнуть от негодования: костёр плясал с прежней силой, красные отблески освещали подрагивающие плечи Петры и каменное лицо Леви, не спускавшего взгляда с импровизированного стола, на котором творился сущий бедлам: покрывало было залито чаем и усыпано крошками. А посреди всего этого стояла застанная врасплох Блаус и благополучно дожирала остатки мясного пирога. — Ах ты, живоглот! — заорала я, бросаясь вперёд. — Твою мать, Саша! Выплюнь! Отдай, кому говорят! Саша выпучила глаза, завопила и бросилась наутёк, но запнулась о край покрывала, рухнула, уволакивая его прямо в костёр. Задорный огонёк не преминул воспользоваться возможностью и бешено заглотал край ткани. — Стой, сучара! — взревела я, теряя голову, мигом забывая про Блаус и кидаясь в огонь. — Это моё единственное одеяло! Я ж замёрзну без него нахрен!!! Сильные руки остановили меня, одновременно выдернув злосчастное полотно из костра и усадили на траву. — Тебе нужно поберечь ладони, — коротко заметил Леви. — Бельё можем и другое найти. Петра тут же успокаивала Сашу, подавившуюся проглоченным наспех куском. Я сумрачно оглядела её: — Этот ребёнок неисправим. — Как и ты, Софи, — саркастично возразил капитан. — Херовое я тебе наказание придумал, да? Надо было занять тебя минимум на месяц, глядишь, перестала бы творить дичь. Я не могла сдержать улыбку: — Так вы догадались? Он внимательно посмотрел мне в глаза и произнёс весьма ехидным тоном: — Я догадался сразу же. Петре бы и в голову не пришло вести себя так. Даром она столько возле тебя тёрлась. Я вздохнула и, слегка наклонившись вперёд, прошептала еле слышно: — Но вы дадите ей шанс? Он не успел ответить. — Могу я поинтересоваться, что здесь происходит? — раздался за моей спиной низкий голос. Мы обернулись: в двух шагах от нас, опершись о ствол и скрестив руки на груди возвышался Эрвин Смит. — Мракобесие, вот что, — подытожил Леви, окидывая взглядом наши растерянные лица. — Это я вижу, — глаза командира блеснули. — Мне хотелось бы понять, почему моя протеже носится с воплями вокруг костра, почему госпожа Блаус хрипит, будто наш Бобби, и, самое главное, кто и зачем пригласил меня на это светопреставление? — с этими словами он вытащил из грудного кармана мою записку и зачитал вслух: «Приходите сегодня в девять вечера на поляну у замка. Буду ждать вас с нетерпением». — Судя по почерку, это перлы Софи, — продолжил Эрвин, переводя взгляд на меня. — Не то, что бы я разочарован, но, признаюсь, ожидал несколько иного приёма. Жаль, от стыда нельзя умереть по-настоящему. — Записка не моя, — начала было я, но, поймав умоляющий взгляд Петры, осеклась. — То есть, писала я, да и подбросила тоже. Только я не знала, что это ваша комната. — До сегодняшнего утра она и не была моей, — пояснил Эрвин. — Мне пришлось поменяться с Леви, так как мой храп раздражает Ханджи, которая спит за стеной, — он усмехнулся. Я осела на землю, скрючившись, спрятав лицо в перебинтованных ладонях и простонала: — Убейте меня, прошу. С таким везением, я всё равно долго не протяну, так чего позориться понапрасну? Судя по звуку шагов, командир подошёл ко мне. — Полагаю, мне не стоит знать, что именно произошло сегодня? — лукаво спросил он, наклоняясь и аккуратно отнимая мои руки от лица. Я покачала головой. — Хорошо, — он погладил меня по голове. И снова, как и в первый раз, я ощутила странное стеснение и отвержение внутри. Судя по напряжённому взгляду капитана, устремлённому на нас, он понимал мои эмоции. — Идёмте, друзья, — Эрвин распрямился и помог мне встать. Леви залил костёр остатками чая на дне котелка и всучил мне грязное покрывало, брезгливо придерживая его кончиками пальцев. — Чтоб впредь без глупостей, — прошипел он мне на ухо. Я поёжилась. Подошедшая Саша виновато шмыгнула носом: — Извини, я не хотела. Оно само как-то вышло, — и она уткнулась холодным носом мне в плечо. Я слегка приобняла её. У замка мы расстались: Петра, смущённо улыбаясь, пожелала всем доброй ночи, глядя на меня с таким комическим отчаянием, что мне снова захотелось смеяться, и ушла к себе, сопровождаемая Сашей. Эрвин сунул мне в ладонь записку, напрасно силясь хмуриться и велел нам быстрее идти отдыхать. Мы остались наедине с Леви. Я чувствовала, что надо бы попросить у него прощения за причинённое беспокойство, но не знала, как начать. — Оставь, — бросил он, будто прочитав мои мысли. — И сводничество это тоже. Он взглянул на звёздное небо, и мне почудился еле слышный вздох. — Петра — чудесная девушка, но ей нужно научиться трезво смотреть на вещи. — Вы не любите её? Он перевёл взгляд на меня. — Люблю. Но не так, как вам обеим того хотелось бы, — с этими словами он нахмурился и пошёл прочь. Я развернула смятый клочок бумаги: «Приходите сегодня в девять вечера на поляну у замка. Буду ждать вас с нетерпением»…

***

На следующий день записка вместе с испорченным покрывалом была сожжена в помойной яме.