Середина марта, 1887 год. Лондон.
— Чёрт, до чего же противная страна, ей богу! По несчастливой случайности я дважды неудачно поскользнулась за сегодня. Дождь не прекращался уже вторую неделю. Сначала я радовалась ему, потом ехидничала, потом сочувствовала англичанам, а потом меня окончательно достала эта мерзкая погода и я просто начала злиться. Но сейчас есть проблема поважнее — я ничего не ела уже два с половиной дня. Смеркалось. Я наконец вышла на нужную улицу и поспешила вдоль убогих мокрых домов, выискивая тот самый переулок. — Чёрт бы побрал этих европейцев! — Внезапный порыв ветра чуть не унёс мою широкополую шляпу. — Понастроят — хрен отличишь «стрит» от «авеню» — все на одно лицо! То ли дело у нас… Свернув с главной улицы под почти незаметной деревянной табличкой, я в два шага преодолела хлипкие деревянные ступени и стряхнула холодные капли дождя с плаща и шляпы. Наконец-то! За дверью играла весёлая музыка и активно отдыхали простые работяги — гвалт стоял неимоверный. Натянув на глаза шляпу, я зашла внутрь и, оглядев помещение, протиснулась к дальней стене. Мне везло — пару столиков в дальнем углу были свободны, а значит, какое-то время я смогу спокойно поесть в одиночестве. К соседнему столу подбежала пышная официантка, хихикая и краснея расставив кружки с поилом группе изрядно выпивших мужиков. Ей явно нравились заигрывания со стороны этой весёлой компашки, дама даже позволяла лишнего особо напористым её членам. Забавно, но это — мать двоих детей и заботливая жена, что частенько прогуливается с семьёй по воскресеньям вдоль Темзы. Впрочем, по вечерам в подобные заведения ходят ради хорошей компании, а не только за выпивкой. Но меня всё это не касалось, так что я маякнула женщине и попросила принести чего-нибудь горячего, что найдётся на кухне. В пабе каждую секунду кто-то смеялся, проливал пиво или целовался под бурные крики одобрения и не останавливающуюся музыку. Запах алкоголя, приглушённый свет и монотонный шум сделали своё дело, и моя раздраженность потихоньку ушла. Я с интересом продолжила наблюдать за соседями неподалёку, нетерпеливо отстукивая пальцами «Лунную сонату» Бетховена. Они активно что-то обсуждали, нечто, лежащее в руке самого говорливого из них. Приглядевшись повнимательнее, я увидела книгу. «Хорошо, » — одобрительно подумала было я, но потом поняла: это вовсе не клуб чтения, а передо мной не самый интеллигентный слой общества. Рукопись называлась «London Labour and the London Poor», что значило «Рабочие и бедняки Лондона», в которой некий Генри М. (до конца надпись разобрать не удалось, так как мужчина слишком уж активно жестикулировал!) сравнивал благородных жителей Ист-Энда с дикарями-кочевниками из Лондонских трущоб. Можете себе представить, с какой иронией и сарказмом цитировал отрывки грязный пьяница! Уверена, он лишь зря мучил книгу: обложка изрядно потрепалась, а засаленные страницы выглядели так, будто их вытащили из места, которое так часто и усердно почёсывал горе-оратор. Готова поспорить на все свои деньги, что он даже не удосужился прочесть книгу целиком и обдумать всё как следует. Я с отвращением отвернулась. Где-то неподалёку завязалась драка, но тут же стихла. Видимо, неудачливый кавалер в попытках спрятаться от дождя завёл свою даму в столь неблагочестивое место, где её сомнительная красота сразу же стала достоянием общественности. Мне подали ужин: ломоть хлеба, подостывший варёный картофель и какая-то рыба. Безалкогольных напитков у них не было, а пить здешнюю воду я отказалась. Пошарившись по карманам, я вытащила полную флягу… нет, не воды, и даже не чая. — Я ухмыльнулась. — Компот! Да, сваренный собственноручно компот из сухофруктов, заготовленных ещё с прошлого лета! Проворно орудуя вилкой, я быстро заполнила рот до отказа и замерла. В гостях за одним из столиков я на миг увидела собственную семью. Я закрыла глаза ладонью, желая хоть на мгновение продлить мимолётную встречу. Моя жалкая попытка провалилась. Видение исчезло, а мои глаза стали влажными.«Как же я хочу домой…»
Я шмыгнула носом, не в силах проглотить. Прошло уже почти полтора года, как я мучаюсь здесь. Я устала быть сильной. Раньше мне казалось, что отношения с родными и друзьями это данность, и значили они не так много. Я чувствовала себя способной свернуть горы в одиночку. Новый мир открыл мне глаза: я сильно ошибалась. Семья — это та опора, потеряв связь с которой я перестала чувствовать себя всемогущей. С каждой трудной ситуацией всё тяжелее становилось принимать решение, страх за собственное будущее стал прокрадываться в мои мысли и поступки. Самоуверенность и азарт, проснувшиеся во мне в самом начале скоро исчезли, и мне пришлось признать: моя новая жизнь — не игра. Спустя столько времени я начала понимать взрослую жизнь. На собственной шкуре прочувствовала ситуации, о которых читала в умных книжках, наивно ухмыляясь: Почему эти люди так поступают? Всё же очевидно! В их поступках нет ни логики, ни смысла. Так что их останавливает на пути к изменениям и светлому будущему?… страх …
Их останавливает страх. Он затуманивает разум, заставляя людей останавливаться в шаге от финишной черты. Теперь понятно, почему люди боятся одиночества. Когда ты один, начинают говорить голоса в твоей голове. Но они не на твоей стороне. И заткнуть их не получится, они всегда будут с тобой… Вдруг стало душно, меня начало подташнивать. Вытряхнув из мешочка оставшиеся монеты на стол, я выскочила на улицу. Дождь прекратился, ночной морозец привёл меня в чувство. Я облокотилась на стену, тяжело дыша: желание выдохнуть отвратительные мысли привели к покалыванию в легких. — Чёрт… По небосводу медленно ползли тучи, гонимые ветром. Скрипя обшивкой, по соседней улице лениво проехал одинокий кэб. Я молча стояла в тени, обременённая угнетающими мыслями. Внезапно по внутреннему двору разнёсся детский крик. Из-за угла появилась пожилая женщина, которая тащила за руку легко одетую для середины марта девочку лет восьми. Они направлялись к одной из дверей, неподалёку от меня. Малышка плакала и сопротивлялась, крича что-то несвязное. Бабка грубо дёргала её за руку, то и дело поправляя поношенную шаль, так и норовя ударить по рыженькой головке тростью. Шумиха вывела меня из транса, но пока я с трудом догнала, что происходит, обе скрылись в здании. — Чё только что… Чё? Кто они? Какие отношения их связывают? Меня это не касается, но беспомощные крики малой всё ещё звенели в моей голове. Нащупала у ноги крепление для револьвера. На месте. Во дворике повисла тишина. Уйдя поглубже в тень, усиленно прислушивалась. Скорее всего, эту девочку я больше не увижу. Во мне снова появилось чувство тревоги и беспомощности, и, как следствие, злости на себя. «Скольким людям ты могла бы помочь, если бы поменьше думала!» — Я ударила кулаком стену. — «Задолбала уже!» — Чёёёёрт! Да что не так с этим грёбанным днём?!!! На втором этаже дома вдруг кто-то отчаянно взвыл. Через мгновение дверь с треском распахнулась и на улицу выбежала девчушка. Шлёпая голыми ножками по лужам, она в ужасе искала заплаканными глазами выход. Из дома донеслись свисты и ругательства, а за ними громкий топот по лестницам. — Come here! — Негромко крикнула я, жестами подзывая девочку. — Come! Come! Она растерянно бросилась ко мне. Я поставила девочку за собой, так чтобы она обхватила меня сзади за ноги (ребёнок был настолько маленьким, что еле-еле доставал до пупка) и одним движением спрятала под плащом. — Hold on to me, — только успела прошептать я, как из дверного пролёта выпали двое: та самая бабка и богато одетый жирный коротышка. Оба ринулись было к выходу со двора, как один из них заметил меня, облокотившуюся на стену паба. Через секунду они оказались рядом. Я окинула взглядом мужика. Его мерзотные, толстые как сардельки пальцы, увешанные золотыми кольцами, непрерывно совершали хватательное движение, а глазёнки жадно поблёскивали. «Какая мерзость» — подумала я, презрительно ТЦыкнув. Женщина же была в ярости. — Where is she? — Прилетел мне вопрос. — Who? I didn’t see anything. — Максимально низким и спокойным, но громким голосом произнесла я. — Are you sure? — баба прищурилась и недоверчиво заглянула мне за спину, но там оказалось пусто. — Ты тупая? Самое время. Я одним движением выхватила револьвер и, щёлкнув рычажком затвора, грубо приставила его ко лбу коротышки, за грудки подтянув поближе к себе. — Я же сказала, что не видела ничего! — Окончательно перейдя на русский, прорычала я. Побледневший от неожиданности и страха мужчинка просел под напором, ведь я была почти в два раза выше его. Но мою злость, копившуюся за столько времени, было не остановить: я покрывала трёхэтажным матом и его, и компаньонку, и всю ситуацию в целом. Казалось, ещё чуть-чуть и я продавлю ему череп металлическим дулом. От нескончаемого потока эмоций к лицу прихлынула кровь, а рука твёрдо сжала рукоять ствола. — ПОШЛИ НАХ*Й ОТСЮДА, И ЧТОБ ДУХУ ВАШЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО! — Срывая голос, подытожила я и пустила патрон им под ноги. — ВОН!!! Дополнительных объяснений не потребовалось — недоносков как ветром сдуло. Уже на выходе со двора бабка будто опомнилась и послала мне несколько ласковых, после чего оба, ругаясь, скрылись из виду. Только сейчас я почувствовала, что в моих лёгких кончился воздух. Я судорожно вдохнула и тут же закашлялась. На помощь пришёл не выпитый за ужином компот. Я смочила горло и отдышалась. — Ну охренеть… Как хорошо-то стало… Цепкие ручки, всё это время сильно державшиеся за меня, расцепились. Я немедленно взяла девочку на руки, всё также пряча её под плащом. — Сматываемся отсюда.Полуночное солнце выглянуло из-за туч, отблесками на мокром асфальте указывая мне дорогу. Ноги заплетались, но я упрямо шла к людному району, туда, где даже по ночам было светло и шумно…
Улица «красных фонарей» встретила меня музыкой и прелестными девушками, толпящимися у входов в «салоны красоты» и «массажные». Я опустила шляпу на глаза и прикрыла лицо высоким воротником. Свернув в один из более-менее освещённых двориков я опустила девочку на землю и присела на какой-то ящик. Пару минут мы провели в молчании. Когда мой мозг переварил всё, что произошло, я наконец рассмотрела девочку поближе. Рыжие спутанные волосы до лопаток, светло-карие глаза, недавно высохшие разводы слёз и грязи на лице, худощавые, но не тощие, руки и ноги, лёгкая рубашонка, накинутая на голое тело. Девочку до сих пор потрясывало, то ли от холода, то ли от адреналина в крови. Она переминалась с ноги на ногу, опустив взгляд в землю и не смея сказать ни слова. — Don't worry, it will be over soon. — Я постаралась говорить как можно мягче. — Where is your home? Do you have a family? Девочка кивнула. Я поднялась и подозвала её. Хоть на вид она была лёгкой, но от недоедания и слишком активных действий у меня почти не осталось сил тащить бедняжку. Надеюсь, она живёт недалеко. Я горько хмыкнула. По крайней мере, ей есть куда возвращаться… Снова закутав её в плащ и оставив выглядывать только голову, я отправилась на поиски. Благо, пассажирка знала эти места. Через четверть часа мы стояли под табличкой «Mara’s Massage». Из-за двери слышался женский смех и запах перегара. Я смутилась. — Серьёзно что-ли? Хах… Звон разбитого стекла и надвигающиеся шаги насторожили меня, так что я отошла подальше, утянув с собой малую и спрятав под плащом. «Нафиг, стой тут пока.» Двери отворилась и пара обкуренных мужчин вывалились на улицу. Что-то напевая и придерживаясь друг за друга они мееедленно удалились. — И что дальше? Ответ не заставил себя ждать. Дверь снова распахнулась, но в этот раз по ступенькам сбежала уже темноволосая женщина средних лет. Вслед за ней, ругаясь и кряхтя, выскочила дама среднего возраста и твёрдо схватила первую за руку. «Сразу видно, хозяйка заведения.» — Подумала я. Брюнетка рыдала и вырывалась, а старшая повелительным тоном пыталась ей что-то объяснить. Перебранка была недолгой, ведь хозяйка поставила ультиматум и ушла внутрь, хлопнув дверью. Молодая медленно осела на мокрый камень и взвыла. Моё сердце сжалось, и я поняла — это оно. Мелкая тоже закопошилась, по голосу опознав родную кровь. Обессиленно поднявшись, женщина поплелась к двери. Когда мы поравнялись, она бросила на меня случайный взгляд, полный горечи и отчаяния. Никогда не думала, что человек способен так красноречиво молчать. — Стой! — Вырвалось у меня. Я неуверенно подняла руку в сторону, отодвигая полы накидки. Глаза матери широко раскрылись. Она сделала пару шагов навстречу и, раскрыв руки, упала на колени, не в силах сдержать новый приступ рыданий. Девчушка тоже заплакала, ринувшись в объятия матери. Я неподвижно наблюдала за силуэтами, расплывающимися в пелене слёз. «Господи, — прошептали мои губы, — как же хорошо…»От тяжёлых мартовских туч не осталось и следа — уставший Лондон мирно дремал, окутанный мягким свечением месяца и мерцанием далёких звёзд...